Жрец и вампир

Четвертая луна сменялась пятой; час Вальпургиевой ночи наставал. Впрочем, уже многие годы в их доме эта ночь не значила ничего, кроме того, что завтра на рассвете жрец уйдет собирать жертвы с капищ, а его приемная мать продолжит читать книгу с момента, на котором прервалась перед сном. — Тебе стоит почитать откровения Хильдегарды, — говорила Джинн, играючи постукивая по тяжелой книге, лежащей на краю кровати. По просьбе Джинн Кэйя принес ей сей труд из церкви и сейчас немного жалел об этом. — Она очень подробно описывает странствие души в ожидании Суда. Как душа пребывает и видит, лишенная всех пяти чувств. Как она способна и оказаться в небесах, и плутать по земле, вольная отправиться куда угодно и оказаться за горизонтом по одному мановению. Разве не чудесно? Кэйя, который сидел на табурете напротив приемной матери и интенсивно разминал ее ноги, утер рукавом пот со лба. Со стороны не скажешь, но это непростое занятие. Нужно прилагать большие усилия, чтобы разогнать кровь в ногах и уменьшить отек. Кэйя так не уставал даже когда тягал мешки с подношениями по лесу. Все бы ничего, если бы от этого был толк: улучшения становились все менее заметными и отек почти не спадал. С каждым разом Кэйя прикладывал больше и больше силы, глупо надеялся, что рано или поздно он выдавит лишнюю жидкость из-под кожи Джинн, словно гнойник. — По мне, «О внутренней сущности различных природных созданий» значительно практичнее, — с одышкой сказал Кэйя, продолжая разминать ноги. — Знания о растениях и их исцеляющих свойствах помогут бóльшему количеству людей, чем откровения женщины, которая, как известно, страдала от мигреней. — Возможно, — неопределенно ответила Джинн. — И все же, галчонок, советую тебе почитать. Будет полезно для твоих церковных дел. Физическое здоровье – это еще не все. Равную ему роль играет здоровье духовное. Когда разлад внутри, разлад и снаружи. — А когда разлад снаружи – разлад и внутри. Поэтому важно равновесие. Сейчас у тебя перевес в другую сторону, так что надо это исправить, — с трудом сказал Кэйя, сжимая щиколотку Джинн в ладонях и с усилием ведя вдоль ее ноги к коленям. — Ай! — болезненно пискнула та. — Прости… Кэйя нежно потер голень приемной матери, где кожа опасно близко подступала к кости, пытаясь притупить болезненные ощущения. Обычно Джинн стоически терпела не иначе как истязания своих ног, но иногда Кэйя все же перебарщивал. Убедившись, что Джинн вновь расслабилась, он поднялся с табурета. Застоявшаяся от неудобного сидения кровь тут же устремилась к стопам, а колени отозвались облегчением. Жрец еще раз утер лоб от пота и после полуминутного отдыха объявил: — Ладно, давай дальше. Джинн в своей манере поколебалась и отвела стыдливый взгляд, но все же послушно развязала пояс юбки и отогнула полотнище с ног, открывая льняную сорочку, скрывающую бедра. По-деловому и без лишнего смущения, Кэйя принялся разгонять отек от колен к бедрам, по возможности – ради сохранения толики самоуважения приемной матери – массажируя через тонкую ткань сорочки. Ему было не до дурацких скромностей; если того требовало состояние здоровья Джинн, то он должен сделать все возможное. — Как дела у Джека и Сансы? — Нормально, — отвечал Кэйя, — семейная жизнь, все дела. — А кто у них…? — Девочка. — Джек, наверное, расстроился. — С чего бы? — Второй ребенок, и обе девочки. В то время как всякий мужчина мечтает о сыне. — Зато прозябать в таверне не будут, когда вырастут. — Ну, а у его сестры как жизнь? Кэйя устало выдохнул. Джинн все еще помнила, как Айлин несколько лет назад засматривалась на него, и с тех пор приемная мать не отпускала мысли, что когда-нибудь они смогут сойтись, обручиться и завести детей, прямо как Джек с Сансой. «Ох, а еще Джек был его близким другом! Их семьи будут отлично ладить!» – наверняка что-то такое было у Джинн в голове. Не то что бы Кэйя был против идеи завести семью, но точно не с Айлин. Она была скучна и проста. Стоило ему представить с ней жизнь до «пока смерть не разлучит нас», как ему хотелось удавиться от уныния. Даже Санса и та была интереснее, с ней хотя бы можно было обсудить поэзию. Он отдавал себе отчет, что с такими критериями ему вряд ли кто-то подойдет в этой забытой богами деревне. Что ж, так тому и быть. — Матушка, ты когда-нибудь договоришься, и я совру, что Айлин обручилась, лишь бы ты перестала у меня постоянно про нее спрашивать, — сквозь тяжелое дыхание усмехнулся Кэйя. — Глядишь, и врать не придется, возьмут и уведут под венец, — со вздохом сказала Джинн. — Просто… я не хочу, чтобы ты оставался один, галчонок. Одному тяжело. — Знаю. Не переживай, когда-нибудь твой галчонок совьет себе гнездо. — Хотелось бы увидеть, — с теплой улыбкой отозвалась на это Джинн. Вскоре с массажем бедер было покончено. Кэйя дал приемной матери время на отдых, пока сам поставил греться воду на печке и занялся подготовкой листьев толокнянки и матрикарии для настоя. Внезапный стук в дверь заставил его бросить это дело. Он вытер руки о полотенце, висевшее у него через плечо, и неуверенно подошел к двери. В столь поздний час и в столь особенную ночь это мог быть только… Кэйя оглянулся на Джинн. У той побледнело все лицо, и в каждой морщинке отчетливо прослеживалась тревога; она тоже понимала, кто стоял за дверью. — Не открывай, — едва слышно прошептала она. Но Кэйя не мог. Вероятно, что-то случилось в Вальпургиеву ночь, требующее участия жреца. Настолько важное, что Дилюк был вынужден явиться к дому Джинн, несмотря на собственные слова о невмешательстве в ее жизнь. — Это может быть срочно, — виноватым тоном ответил Кэйя и приоткрыл дверь, оставляя лишь узкую щелку, чтобы Джинн, в случае чего, не увидела незваного гостя. Удивительно, но гостем оказался вовсе не вампир. К еще большему изумлению – им оказалась Розария, прячущая голову под капюшоном. Она еще ни разу не появлялась на пороге его дома, а сейчас по каким-то причинам пришла сюда. Прочитать что-либо по ее лицу не представлялось возможным, поскольку та в своей обычной манере прохладно взирала на Кэйю, и только ее дернувшаяся вверх бровь намекала на толику раздражения, в чем не было ничего из ряда вон выходящего. Более не опасаясь, Кэйя шире раскрыл дверь, чтобы Джинн увидела их внезапного гостя и более не тревожилась. — Что-то случилось? — спросил жрец. — Могу я войти? — не ответив, задала встречный вопрос Розария. — Конечно. Кэйя отошел с прохода, пропуская ее внутрь. Она скинула капюшон и с налетом любопытства огляделась, пока ее взгляд не натолкнулся Джинн, которая успела накрыть ноги и принять сидящее положение. На его памяти это был первый раз, когда те встречались друг с другом почти один на один. Кэйя заметил в глазах своей приемной матери интерес, с коим она рассматривала Розарию. Внезапно ее лицо просветлело: ей в голову взбрела какая-то мысль, и она принялась приглаживать прическу и расправлять складки юбки. Принимая во внимание их предыдущий разговор, Кэйя догадался, о чем та сейчас думала, и смутился. Джинн наверняка знала, что связывало Кэйю и Розарию, и сейчас она, похоже, решила, что они двое будут получать ее благословление или еще какую подобную чушь. Даже тот факт, что Розария была распутной девушкой, никак не помешал заключениям Джинн. — Добрый вечер, мисс Розария, — с радушием и доброжелательностью произнесла его приемная мать. — Вы простите, но, боюсь, мои ноги не позволят мне сейчас подняться и поприветствовать вас как надлежит. Розария поморщилась на обращение к себе и уже открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь в духе «никакая я не мисс», но в последний момент передумала и избрала путь вежливости: — Добрый вечер, Джинн. Я к вам, — кивнула она в знак приветствия, а затем оглянулась на Кэйю. — Нам, девочкам, надо поговорить, иди подыши свежим воздухом. — Что случилось? — серьезнее повторил Кэйя, не совершив и движения в сторону выхода, напротив – подступил ближе к Розарии, чтобы заглянуть в ее глаза. Она спокойно выдержала его взгляд, но рта не раскрыла. В ее защиту выступила Джинн: — Кэйя, ты же слышал. Нам нужно поговорить о женском. Пожалуйста, оставь нас. Жрец не без раздражения выдохнул, но не стал упорствовать. Скинув полотенце на стол, он подхватил плащ с перчатками и под скрип двери покинул избу. Уходить куда-либо он, однако не стал – пристроился на безопасном расстоянии у окна и краем глаза заглянул внутрь. К сожалению, Розария не мелочилась и деловито задернула занавески, так как прекрасно знала, что жрец порой любил совать нос не в свои дела. Что ж, де-юре это был и его дом, из которого его нагло выпроводили, он вправе знать, по какой причине, но вряд ли Розария приняла бы такие объяснения. Однако дело было вовсе не в этом. Были у жреца основания полагать, что с Розарией приключилось что-то серьезное. Она пропустила несколько занятий грамотности подряд, до этого момента Кэйя не находил это странным – она и раньше посещала далеко не все уроки – но теперь она внезапно появилась на пороге его дома, чего никогда не делала, поэтому зарождалось беспокойство. Учитывая, что она на постоянной основе курила горец, то… возможно, она что-то подцепила от своих клиентов и пришла к Джинн, надеясь избавиться от заразы. В таком случае ее ждало разочарование, потому что Джинн отказалась от занятий колдовством даже для благих целей. Вскоре Розария вышла наружу. Кэйя тут же оттолкнулся от стены и возник перед ней. Она бросила на него короткий взгляд, явно недовольная, что он встал на ее пути, и попыталась обойти его. Жрец не дал ей уйти. — Рози, позволь мне помочь, — мягко сказал он. — С чего ты решил, что мне нужна твоя помощь? — Потому что Джинн больше не занимается той единственной вещью, ради которой ты бы могла прийти к ней, — завуалировано сказал Кэйя, хоть и понимал, что едва ли их слышал кто-то посторонний. — Но я знаю тех, кто занимается. Розария вскинула на него голову, и в этот момент жрец увидел, как былая прохладность и отстраненность испарились с ее лица. И вместо них он увидел надежду и страх. Это поразило Кэйю до глубины души; он никогда не видел ее такой. — Точно? — спросила она. Его первым порывом, как и порывом всякого порядочного мужчины при виде растерянной женщины, было обнять ее, что он и сделал. В каком-то смысле. Стремительно, но осторожно он обхватил ее плечи и несколько раз провел по ним большими пальцами, чувствуя, как поддавалась кожа под нажатиями. Довольно быстро он осознал, что, наверное, ему не следовало так поступать и Розарии подобное вряд ли бы принесло хоть толику утешения. Ослабив хватку, но не опуская рук с ее плеч, жрец окончательно переключился на поиск решения проблемы. Первым делом он изучил взглядом склянки, которые передала Розарии Джинн. Ромашка, кипрей, сушеные ягоды шиповника. Ничего особенного – обычный набор трав, полезных к применению даже здоровым людям. Кэйя снова поднял взгляд на девушку. — Сегодня как раз подходящая ночь, я знаю, где можно найти нужного человека. — Я иду с тобой, — твердо заявила Розария. — Тебе туда нельзя. — А тебе, значит, можно? — Как жрецу, да. — Что нужно сделать, чтобы попасть туда? — Поверь, оно того не стоит. Тебе придется стать одной из них и взять на себя обязательства, которым ты должна будешь подчиняться. Неужели это проще, чем позволить мне все сделать самостоятельно? — Что за обязательства? — не отступала та. Кэйя недовольно поджал нижнюю губу. Ему хотелось помочь Розарии, но она в упор отказывалась от его протянутой руки, будучи согласной даже принять статус ведьмы. Он был не в праве ей препятствовать; более того, жреческая клятва приписывала ему помогать всякому дерзнувшему отвернуться от богов. Даже после продолжительного молчания со стороны Кэйи, Розария не сдавалась и продолжала пристально смотреть на него в ожидании ответа. Тогда он сдался и ответил на ее вопрос: — Не навреди себе, другим, детям, не призови нечисть, не твори дел без знания и готовься понести наказание за нарушение. Розария нервно усмехнулась и, сбросив с себя руки жреца, с грустью уставилась в окно, где за задернутой занавеской горел свет свечи. — Теперь понятно, о чем говорила твоя мать… Никто не станет мне помогать. Тогда до Кэйи дошло, что именно тревожило Розарию и чего она хотела от колдовства – избавиться от будущего дитя. Ожидаемый, но в то же время ошеломляющий исход. Розарии на протяжении пары десяток лет удавалось избегать беременности: она на постоянной основе курила горец и довольно щепетильно относилась к окончанию интимной близости. И все же судьба нагнала ее. — Горец не сработал? — глупо спросил Кэйя, хотя было очевидно, что не сработал. — Как видишь. — Давно? — Может, около двух лун. — Боюсь, они не согласятся помочь тебе, иначе согласившегося ждет смерть в наказание, — пусто произнес Кэйя, которому было больно сообщать об этом. — Ага, — так же пусто отозвалась она, затем опустила выданные ей склянки с травами на землю и, дрожащими пальцами вытерев губы, сказала: — Ладно, давай сделаем по старинке. Ударь меня. — Что? — Ударь меня в живот. И посильнее, что б наверняка. Розария расправила руки по бокам, придерживая накидку, чтобы Кэйя видел куда бить. — Нет, так не пойдет! — Кэйя, черт тебя дери! Ударь меня! — Не буду! — Ты понимаешь, что я помру, рожая, а? Как давно ты видел новоиспеченных мамок сорока лет отроду? Бей! — Не приукрашивай, тебе и сорока еще нет! Не буду я тебя бить и точка! Ты хоть понимаешь, что я могу повредить твой кишечник? По-моему лучше помереть при родах, чем от собственного дерьма в крови. Розария оставила ему звонкую пощечину, от которой кожа Кэйи мгновенно заалела. Сделала она это в попытке разозлить его, а не от оскорбленных чувств, что Кэйя прекрасно понимал, поэтому не поддался на провокацию. Он не хотел испытывать сомнительную удачу и выполнять просьбу Розарии. Она и вправду могла получить другие травмы да еще к тому же не избавиться от своей основной проблемы. — Слабак, — сплюнула Розария, все еще намереваясь разозлить его. — Как я и говорила, церковники промыли тебе голову. «Ууу, как же так, лишить нерожденное нечто жизни! Как нехорошо и грешно!» — нервно спародировала она. — А то, что я сдохну, никого не волнует! Не от родов, так от голода, потому что никто не захочет тра– — Хватит, остановитесь! — вмешалась Джинн, резко распахнув дверь, петли которой опасливо скрипнули, грозясь сорваться. — Что вы тут устроили? Вы оба! Кэйя стыдливо потупил взгляд, так ничего не ответив, собственно, как и Розария. Джинн выждала мгновение, убеждаясь, что никто не собирался ей ничего объяснять, и продолжила уже более спокойным тоном: — Извиняюсь, что подслушала ваш разговор, но вы так орали, что невозможно было не услышать. И поэтому, Розария, я заявляю, что Кэйя прав. Избиения не приведут ни к чему хорошему. Мало того, что высок риск повредить другие органы, так еще и не факт, что это умертвит дитя. Более того, иногда мертвый плод остается внутри, гниет и приводит к смерти. Так что давайте будем сохранять благоразумие. Розария, почему бы вам не пройти в мой дом? Я сделаю вам теплый настой, и мы еще раз побеседуем. Кэйя внутренне облегченно выдохнул. За Розарией сейчас нужен глаз да глаз. Только из-за вмешательства Джинн их спор подошел к концу, но Кэйя видел по глазам Розарии, что еще бы чуть-чуть и ее следующим действием было бы обратиться к кому-нибудь другому – менее сообразительному и деликатному – с просьбой избить ее в живот, и боги знают, чем бы это обернулось. Тем не менее одного приглашения недостаточно, чтобы Розария согласилась остаться. — Рози, правда, — поспешил вмешаться он, прежде чем она дала бы свой отказ, — посиди пока здесь. Может, моя матушка предложит тебе другие варианты. А я пока разузнаю, что я могу сделать со своей стороны. Последнее предложение, кажется, убедило ее. — Ладно. С этим она вновь вошла в дом. Джинн проводила ее взглядом, а потом перевела его на Кэйю. Последний подобрал забытые на земле склянки с травами и передал их приемной матери. — Пожалуйста, присмотри за ней, — прошептал он. — Конечно. Ей сейчас полезнее женское внимание, — так же шепотом ответила она, кивнув. — Когда ждать твоего возвращения? — Не знаю, ближе к утру. Я попробую найти повитуху или лекаря. — Это плохая идея, — горечь в ее голосе прослеживалась даже через шепот. — Всяко лучше тех, которые она пыталась провернуть. Не переживай, это лишь для ее успокоения, нежели для реального дела. Джинн не осталась довольна, но отговаривать не стала. Она знала, что хоть колдуны и ведьмы были служителями зла, среди них имелись хорошие и способные люди, которые умели справляться со сложными задачами и без применения чар. Обменявшись объятиями с приемной матерью, Кэйя схватил с крючка жреческую мантию и скрылся в лесу. *** Жреца много раз предупреждали избегать леса ночью. Особенно в такую ночь, когда нечисть была сильнее обычного и из своей самоуверенности могла дерзнуть вторгнуться в декарабианские горы. И все же жрец считал, что ему ничего не угрожало, покуда с ним были заточенный кинжал и его красноречие. Кэйя вышел на небольшую опушку, усеянную мерцающими во тьме светяшками. Ее упитанные бутоны приглушенно шипели при столкновении с соседствующими товарищами, шевелясь под подолами мантии жреца. Луна светила высоко, а небо устилали звезды. Свежий воздух был пропитан ароматами приближающегося лета – не зря этот день почитался как начало расцвета. Но в то же время лес оставался лесом. Бледные лучи луны не пробивались сквозь ветви, из тьмы исходили звуки, которые почти не тревожили днем, но в ночи они словно становились отчетливее и опаснее, будь то шорох грызунов под засохшей хвоей или скрип ветви под порывом ветра. Или… чьи-то шаги. — Эй! Постой! — Розария? — развернулся к ней Кэйя и не то удивленно, не то возмущенно спросил: — И как давно ты за мной крадешься? Я ведь говорил, что тебе нельзя на шабаш. — Плевать, — тяжело дыша, ответила она и приблизилась к Кэйе. — Я должна сама все увидеть. Кэйя устало выдохнул. Следовало ожидать, что Розария при первой возможности умыкнет от Джинн и из своей упертости предпочтет взять дело в свои руки. — Ладно, раз уж ты уже здесь. Но тебе все равно нельзя на шабаш, в противном случае тебе придется принять клятву, после которой ты уже точно не сможешь избавиться от ребенка никаким существующим способом, с магией или без. Ты постоишь в стороне, а я попробую найти колдуна или ведьму и приведу их к тебе, идет? — Идет. Пошли уже. Она обхватила его ладонь в перчатке, словно боялась потеряться или оступиться и в то же время призывала двигаться дальше. Кэйя про себя польстился данным жестом, ведомый дурацкой мыслью, что может быть – когда вся эта кутерьма закончится – они с Рози смогут хорошо провести время друг с другом. Но в то же время у него имелись серьезные причины полагать, что едва ли для Розарии эта ситуация разрешится желаемым для нее образом. Вероятнее всего ей придется вынашивать ребенка, хотела она того или нет. Кэйя, конечно, поможет ей деньгами, чтобы страхи о голодной смерти не тревожили ее, но в родах Кэйя совершенно не разбирался и был бессилен. Опасения Розарии ясны и обоснованы – как показывала практика, вероятность смерти от родов росла с возрастом. Так около пяти лун назад на сорок втором году жизни умерла жена Чарльза, хозяина таверны; а еще раньше, когда Кэйя еще только обучался на жреца, погибла жена кузнеца Вагнера. Касательно этого вопроса Кэйя тоже испытывал немалое беспокойство, поэтому повитуха или знахарка, о которых он упоминал Джинн, могли стать вовсе не средством успокоения, а вполне реальной основой для успешных родов и последующего восстановления. Как бы то ни было, говорить сейчас об этом было неуместно. Розария явно еще не оставила надежду избавиться от ребенка и обсуждение других вариантов только возобновит их предыдущий спор. Розария продолжала цепляться за его руку, ступая на полшага позади него. Ее грудь иногда касалась его спины или верхней части руки, чему Кэйя искренне старался не придавать излишнего значения. Скорее всего Розария никогда не заходила в лес так далеко, тем более ночью; всякий мог пугаться звуков ночной жизни леса, где в царившем мраке все казалось иным. Периодически он оглядывался вокруг, сверяясь с ориентирами, а также ища пару горящих алых глаз. Сегодня была особенная ночь, наверняка Дилюк и его глазастые звери патрулировали лес. Жрец хотел бы избежать с ними встречи (вампир точно не обрадовался бы ночным прогулкам Кэйи к шабашу в сопровождении непричастного человека), но знал, что неизбежно попадет в радиус его взгляда, так как вампир в своем обыкновении должен был присматривать за происходящим на шабаше. — Долго еще? — спросила Розария, когда они в очередной раз остановились для сверки пути. — Нет. Думаю, через четверть часа мы будем на месте, — задумчиво ответил Кэйя, пока разглядывал одно из деревьев, пытаясь найти на его коре оставленную ранее зазубрину. — Слушай… я хочу поблагодарить тебя. Вряд ли кто-либо еще оказал бы мне помощь. Я это ценю. — Ерунда. Я ведь говорил, Рози, ты всегда можешь обратиться ко мне, — с теплотой ответил жрец и, найдя искомую царапину на коре, наконец развернулся к Розарии лицом. — Прости, что накричал на тебя. Я не хотел причинять тебе боль или чтобы ты навредила себе. — Ерунда, — повторила она за ним. Затем она сократила разделявшее их расстояние, обхватила руками шею жреца и прильнула к нему губами. Приятно удивленный таким порывом, Кэйя поспешил тоже обнять ее и ответить на поцелуй. Розария на этом останавливаться не стала и спустила руку к штанам Кэйи. Рвано выдохнув, он мысленно прикинул, скольким временем они располагали. Немногим, что, впрочем, неважно – всегда можно управиться побыстрее. Не желая отказываться от такой возможности, он запустил руку под ее юбку. — Сегодня осторожности ни к чему, — прошептала Розария. Кэйю как горячим душем окатило. Теперь, когда Розария уже была беременна… в осторожностях действительно не было смысла. Но не успели они перейти к следующему этапу, как откуда-то сверху раздался громкий приближающийся хруст веток, словно что-то тяжелое падало вниз, а уже в следующее мгновение Розарию оттащили от него сильным рывком, тем самым поднимая небольшой ветерок, который сдул жар и принес с собой ароматы розы и винограда. — Как ты проник сюда? Отвечай! — гневно приказал Дилюк, с силой впечатывая Розарию к соседствующему дереву, отчего то угрожающе заскрипело, а по сторонам разлетелись кусочки коры. У Кэйи кровь застыла в жилах. От такого удара Розария могла сломать себе спину. — Стой! — подскочил он к вампиру и постарался оттащить его от нее. — Она со мной! — Это нечисть, а теперь уберись, — рявкнул ему Дилюк. Жрец одернул от него руки, как от раскаленного металла, и отскочил на несколько шагов назад. Нечисть? Но она выглядела в точности как Розария и ощущалась точно как Розария – тот же запах, то же послевкусие во рту – и вела себя в точности как она. Хотя… нет, не в точности. Едва бы Розария согласилась заняться с ним любовью забесплатно. Лицо Кэйи покрылось краской стыда. — Как ты проник сюда? — требовательно повторил Дилюк, потому что «Розария» продолжала отмалчиваться. — Сколько вас было? Нечисть не произнесла и слова. Вместо этого она поднесла ослабевшую ладонь к щеке Дилюка и под короткий смешок начала… меняться. Бледная кожа посмуглела; бордовые волосы сначала стали фиолетового, а затем синего оттенка; одежда подобно сброшенному вниз занавесу преобразовалась в одежды мужского фасона и… сама она стала мужчиной. Кэйя осознал, что смотрел на собственную копию. — Хочешь моей крови? — спросила нечисть голосом Кэйи, отчего у настоящего Кэйи закружилась голова: он будто смотрел в зеркало, отражение в котором обладало собственной волей. Вампир проигнорировал вопрос и, перехватив свою добычу одной рукой, продемонстрировал то, что сжимал между пальцев освободившейся руки. Пучок полыни – распознал Кэйя. — Не ответишь – засуну это тебе в глотку. Как ты проник сюда? Сколько вас было? Нечисть, кажется, никак не испугалась полыни и продолжила свои попытки смягчить нрав Дилюка – рука соскользнула с его щеки на грудь, и нечисть грустно произнесла: — Не стучит, совсем не стучи– Вампир потерял терпение. Он насильно раскрыл челюсти «Кэйи» и поднес пучок полыни к чужому рту. На этот раз нечисть испугалась. — Убери! Убери! Убери, проклятый вурдалак! — завопила и забрыкалась она. — Я скажу! Скажу! — Тогда говори. — Запад. Где озеро. Один кирпич плотины съехал. Там я и прошел. Нас было четверо. Но я не знаю, где остальные. Я набрел на него, — нечисть кивнула на Кэйю, — и точь-в-точь ступал по его следу, пока не явился ты, жалкое ничтожество. А теперь убери от меня свои грязные руки! Дилюк ничего не ответил той и, конечно же, не выпустил ее. Нечисть поняла, что ей не дадут уйти, и вскинула руки, пытаясь остановить ладонь вампира, в которой находилась смертельная для нее полынь. На мгновения они замерли – почти недвижимые – каждый пытался перебороть сопротивление другого, но в конечном итоге Дилюк победил. Дрожащей от напряжения рукой он засунул растение в рот нечисти и прижал его к нёбу. Полный боли дикий вопль пронзил лес мрачным гимном. Жрец невольно зажмурился и закрыл уши ладонями. Нечисть, дергаясь в припадках, сползла по стволу дерева к земле, пока Дилюк продолжал придерживать теперь дымящуюся полынь. Облик нечисти менялся как калейдоскоп из всех возможных обликов, которые она когда-либо принимала за свою вечную жизнь. Но затем, словно исчерпав до дна свои силы, она перестала перебирать свои личины и замолкла; и в ту же секунду ее тело осыпалось червями, которые стремительно обращались в пепел, стоило им соприкоснуться с землей. На этом все закончилось. Под бешеный стук сердца в ушах жрец сделал осторожный шаг к вампиру, но не успел он и рта раскрыть, как Дилюк предсказуемо отчитал его: — Сколько раз я говорил тебе не ходить в лес ночью, тем более в полнолуние? — он выпрямился во весь рост и развернулся к Кэйе, встретив того выражением раздражения на лице. — Почему ты всегда пропускаешь мои слова мимо ушей? Если бы я не увидел тебя или увидел позже, ты– ты бы– Он не нашел в себе сил завершить мысль. — Прости… Борьба сердитости и облегчения была выиграна последней, и Дилюк порывисто обнял Кэйю, благодарный случаю, что все сложилось так, как сложилось, а не так, как он пытался передать в словах. Кэйя обнял его в ответ, чувствуя, как испуг от встречи с нечистью начал отступать. И когда ему удалось привести свои мысли в порядок, он резко отстранился от вампира и спросил: — Розария! Она ведь в порядке? Дилюк на мгновение замешкался, потому что, вероятно, не знал, кто такая Розария, но быстро сообразил что к чему. — Да, с ней все хорошо. Суккуб лишь принимает чужой облик, ничего с владельцем он не делает. — Суккубы, они…? — Они питаются интимной близостью с людьми, забирая себе их силы. Однажды установив связь, уже сложно разорвать ее, так как суккуб начинает прятаться во снах своей жертвы и его становится трудно поймать, — сдержано объяснил Дилюк, но внезапно его снова захлестнула волна разочарования. — Кэйя, это был лишь обычный суккуб… Они не в состоянии получить память владельца облика. Неужели ты не заметил странное поведение лже-Розарии? Кэйя виновато отвел взгляд. — Розария не очень многословна, а суккуб почти не разговаривал, поэтому я не заметил странности, — ответил он, кривя душой. Наверное, если бы это была настоящая Розария, она бы не стала брать его руки и, как уже говорилось, соглашаться на бесплатную любовь. Но в тот момент ему хотелось надеяться, что Розария оценила его стремление помочь ей и таким образом хотела отблагодарить. Но вряд ли Дилюку стоило слышать эти объяснения. — Очень надеюсь, что с этих пор ты будешь серьезнее относиться к моим словам «не гулять ночью по лесу». — Конечно, — искренне заверил его Кэйя. — Получил урок на всю жизнь, не иначе. Это успокоило Дилюка и черты его лица расслабились. — Так что ты тут делал? До твоего дома далеко. — Я, эм… шел на шабаш, — не стал лукавить Кэйя, так как вряд ли смог бы придумать достойную причину. Дилюк нахмурился. — Зачем? — Та девушка, Розария, хочет воспользоваться услугами ведьм или колдунов, — сказал жрец и поспешил продолжить: — Вообще я, скорее, ищу хорошую повитуху или лекаря. В моей деревне хоть и есть таковая, но бывали случаи, когда под ее ответственностью девушки погибали. Я хочу избежать подобной участи для Розарии. — Это… твой ребенок? — Не знаю, вряд ли, — почти беспечно сказал Кэйя, желая подчеркнуть, что это не играло никакой роли. — Но Розария мой близкий друг, я не хочу, чтобы с ней случилась беда. Она уже не в том возрасте, когда нормально рожать детей, ее тело может не справиться. — Я не позволю убить дитя, — холодно сказал Дилюк. — Я знаю, я и не говорил об этом. — Но я вижу, что хотел. — Что ж, признаюсь, Розария действительно не желает этого ребенка, но я ей сразу сказал, что ничего у нее не получится. Следовательно, нужно подготовиться к тому, что ей придется рожать. Поэтому я отправился сюда в надежде, что смогу найти кого-нибудь компетентного. Так что? Ты присмотришь за мной, пока я не доберусь до шабаша? Однако вампир был совсем недоволен этой затеей. — Чем плоха сестра Виктория? — с прищуром спросил он. — Я ведь сказал. На ее руках уже умирали другие девушки. К тому же сомневаюсь, что она даже кровотечение в состоянии остановить, если что-то пойдет не так. — Сколько успешных родов она провела? На это у жреца не было ответа. По крайней мере такого, который бы убедил Дилюка пропустить его на шабаш. — Я отправлю тебя домой, — в итоге сказал Дилюк, взяв жреца за ладонь. Кэйя тут же выдернул руку из его пальцев. — Кэйя, — предупреждающе сказал вампир. — Я ведь делаю это не для себя! Розария сама меня попросила. Она боится. Буквально перед приходом сюда она умоляла меня избить ее, чтобы спровоцировать смерть ребенка. Нам с Джинн едва удалось ее успокоить, и если я не приведу кого-нибудь для ее успокоения, черт знает, что она вытворит дальше. Может, пойдет и вздернется где-нибудь на дереве. Прошу, Дилюк, дай мне пройти! — Я только и вижу, что ты делаешь это для себя. «Я хочу», «мне надо» – все, что ты говоришь, — вампир порывисто рассек рукой воздух. — Ты поклялся мне, что не обернешься к колдовству, и все же хочешь найти в нем спасение, пусть и с чужой помощью. Так ли ты уверен в том, что это Розария тебя попросила, а не ты сам предложил ей этот вариант? Готов ли ты поклясться мне в этом? Сомневаюсь. Вместо того, что бы искать способ замарать чарами свою возлюбленную и ее дитя, ты бы лучше сейчас находился рядом с ней, утешал ее и молился богам о ее защите. — Она не моя возлюбленная, — поправил Кэйя. — Как знаешь, — отстраненно сказал вампир. — Если хочешь идти на шабаш – иди, но я рассужу, что нашей клятвы никогда не существовало, поскольку ты не в состоянии отказаться от запретных путей и лучше прекратить нашу связь, пока не поздно. Дилюк замолчал и отступил на шаг назад; его очертания размылись в тени, оставляя Кэйю один на один с необходимостью решения. — Дилюк, постой, — выпалил Кэйя, прежде чем тот окончательно пропал в глубине леса. — Мне ведь необязательно нужно колдовство, только умелые руки. Помнишь, как ты обработал мои раны после того золотого орла? Никакого колдовства не потребовалось, лишь знания и навыки. И сейчас мне нужно то же самое. Может, ты бы мог принять роды или знаешь, кто бы мог их принять? Пожалуйста… Ты прав, это нужно мне, я не хочу терять Рози. Помоги, прошу. Дилюк все-таки остановился и не без разочарования взглянул на Кэйю. — В тебе нет веры. Научись доверять богам. Эти слова почти вывели жреца из себя, и ему захотелось задеть за живое Дилюка: — И все? Ты просто хочешь научить меня очередному уроку, ставя на кон жизнь человека? Знаешь что? Это очень высокомерно с твоей стороны. О, а может, ты просто ревнуешь и захотел воспользоваться случаем, чтобы избавиться от нее? Его слова явно оскорбили Дилюка. В одно мгновение он оказался рядом с ним и резко схватил его за плечи, чуть ли не до боли сжимая их. — Я не ставил ее жизнь на кон, она сама поставила ее в результате череды своих выборов! Единственное, что я ставлю на кон, это нашу клятву, иначе ты рано или поздно ее нарушишь, если не изменишь своих взглядов. Как ты не поймешь, что ты все больше засматриваешься на темную часть мироздания? Ты перестал верить тем, кто обращен к свету. Почему ты считаешь, что ковен лучше сестры Виктории? Ты даже не знаешь, сколько успешных родов кто-либо из них принял без использования колдовства, но уже веришь, что у них все получится. А все потому, что в твоем представлении они могут в любой момент прошептать запретные слова и изменить судьбу, и ты совсем не веришь, что такой же и даже бóльшей властью обладают боги и их последователи. Так что да, это очередной урок тебе, от которого зависит, станешь ты мне противен или нет. Голова Кэйи обессиленно поникла. Он не понимал, не понимал и все тут. Вампир убеждал поверить его в богов в этом богами забытом месте. И что вообще значило поверить в богов? Отказаться действовать и ждать чуда по случайной прихоти всевышних? Так не бывает. Не в его жизни. Но в то же время он не хотел разрывать клятву с Дилюком. Вероятность смерти при родах существовала, да, но она не была не неизбежной, ведь действительно существовали положительные исходы. Он лишь хотел, чтобы положительный исход был гарантирован. Его начало потрясывать. Возможно, от гнева; возможно, от беспомощности. Дилюк не мог не заметить его внутренние терзания. Его хватка ослабла, став почти нежной, и он прижал к себе жреца, опустив его голову на свое плечо. — Я не понимаю, как поверить тому, чьей помощи никогда не видел, — рвано прошептал Кэйя. — Столько людей молится и столько не получают милости. И почему ты просишь меня поверить, когда мой друг может умереть? Почему именно сейчас? — Потому что если выбор дастся легко, то ты не обретешь веру, — с грустью ответил Дилюк. — Этой ночью я узрел, что ты заходишь дальше приемлемого. Нужно остановиться. Ты ведь видел, на что пошла Эола, возвысив силу колдовства, и сейчас ты незаметно для себя подбираешься к этой грани. — И что, мне просто сидеть и бездействовать в надежде на благоприятный исход? Это мерзко. — Прошу, доверься мне. Дай богам проявить себя. И ты поверишь. Кэйя знал, что ему не хватало веры. Он не считал это ни недостатком, ни достоинством, это просто факт. Он никогда не чувствовал, что боги поддерживали его или присматривали за ним; все свои проблемы он решал сам или вместе с другими людьми и не чувствовал нужды в богах. Поэтому он никогда не молился им по-настоящему. Быть может… ему стоило попробовать? Кэйя слабо усмехнулся и отстранился. — Звучишь, как какой-нибудь проповедник, а не нечисть, — вздох. — Ладно, я дам им шанс. Но за этот урок ты будешь должен сделать для меня кое-что особенное. В спальне. Дилюк улыбнулся с характерной для него сдержанностью, но последующий поцелуй дал лучше понять, насколько благодарен он был Кэйе за сделанный выбор. Жрец решился, не чувствуя, однако, никакого удовлетворения от своего решения. Но так и быть, он попробует довериться богам, но лишь потому, что верил вампиру. *** Когда вампир доставил его обратно в деревню, первый спешно ушел, так как ему следовало разобраться с упомянутым нечистью местом, через которое она проникла в декарабианские горы. Попрощавшись, Кэйя вошел в дом, где еще горел огонь – Джинн ждала его возвращения. К его удивлению, Розария тоже была здесь; она сидела за обеденным столом, распластавшись на нем грудью и руками, и мирно спала. — Я дала ей отвар пассифлоры, — прошептала Джинн. — Не самый лучший вариант в ее положении, но я боялась, что она может принести себе больший вред, если будет бодрствовать. Утро вечера мудренее. — Умничка, знал, что ты догадаешься, — с улыбкой ответил Кэйя. — Не против, если она останется на ночь? — Конечно, нет. Кэйя благодарно кивнул и осторожно, стараясь не разбудить, взял Розарию на руки. Уложив ее на свою кровать, он снял с нее башмаки и накидку, которой она скрывала себя, когда только объявилась на пороге их дома. С приятным удивлением он обнаружил в ушах Розарии подаренные золотые серьги в виде цветка розы. Даже несмотря на то, что она предпочитала серебро, она все равно носила его подарок. — Что тебе удалось узнать? — спросила Джинн, когда Кэйя укрыл Розарию одеялом и вернулся в общую комнату, чтобы сложить ее принадлежности на тумбе. — Ничего стоящего. Вряд ли стоит ждать оттуда помощи. Джинн с плохо скрываемым облегчением выдохнула. Определенно, будь она сегодня на месте Кэйи, решение ей бы далось куда проще. — Матушка, не помолишься ли за Розарию? — Само собой. Но прежде… могу ли я кое-что спросить? — М? — Стоит ли мне ждать внука или внучку? — не без смущения прошептала она. — Ты ведь знаешь, что это вероятно не мой ребенок. — Кому как не тебе знать, что родство крови не так важно. Эти слова заставили Кэйю задуматься. Стать отцом? Звучало смешно, учитывая его жизнь, в которой он под покровом ночи встречается с мужчиной, к тому же с нечистью. Но, быть может, если Розария захочет, он бы забрал ее дитя на свое попечение, в чем Кэйя, откровенно говоря, сильно сомневался. — Зависит от желаний Розарии, — уклончиво ответил он. — Да, но, если захочешь, можешь сам предложить ей этот вариант. Кто знает, может она примет его. Она доверяет тебе. — Этого не всегда достаточно, матушка. А теперь прости меня, мне нужно в церковь. Джинн понимающе кивнула. Кэйя подумал, что наверное она сочла, что он хотел помолиться в одиночестве перед распятием, но у него была другая идея. Он должен сделать хоть что-то. Как говорилось: когда разлад внутри, разлад и снаружи, а у Розарии сейчас был разлад внутри, и он обязан утешить ее. *** Через несколько часов жрец покинул подвалы церкви для исполнения своих обязанностей. Вальпургиева ночь принесла много подношений, ожидающих часа своего вознесения. Кэйя торопился, как мог, он хотел вернуться обратно до пробуждения Розарии, чтобы лично передать ей новости и удостовериться, что она спокойно их примет. Поэтому, как только он заполнил мешки, он оставил их в склепе, использующимся жрецами в качестве кладовки, и поспешил обратно домой – второй половиной жреческих мероприятий он займется позже. Розария уже не спала, но, кажется, ждала его возвращения, тоже заинтересованная как можно быстрее получить информацию. — …К сожалению, никто не отозвался, — подвел итог Кэйя, переврав в истории все, что только можно, и чувствуя от этого, как переворачивалось его нутро. Розария никак не прокомментировала его слова и лишь со скучающим взглядом рассматривала содержимое кружки морса. «Она не поверила» — осознал Кэйя. У Розарии чертовски хорошо получалось различать его ложь. — Зато я поднял церковные архивы, чтобы понять, каковы шансы на успешное течение беременности, — сменил он тему и достал из внутреннего кармана жилетки исписанные им до рассвета бумаги. — Я достал все записи о родах за последний век среди женщин от тридцати пяти и старше и пришел к выводу, что смертность не такая высокая, как изначально казалось. Одна женщина вовсе успешно родила в сорок восемь лет и после еще прожила с десяток лет, скончавшись по естественным причинам. Если посмотреть чуть у́же, среди женщин от тридцати пяти до сорока лет, то около семидесяти процентов родов проходят успешно, что очень даже неплохо! — Переведи на нормальный язык, ни черта не поняла, — недовольно высказалась Розария, подтянув к себе один из листков. — Все потому, что ты пропускала мои уроки грамотности, — усмехнулся Кэйя, а затем поднял обе руки в перчатках, растопыривая пальцы. — Смотри, допустим, у нас есть десять рожающих женщин тридцати пяти-сорока лет. Из них семеро останутся живы, — он загнул три пальца, символизирующие умерших женщин. — То есть, я могу стать одной из этих трех? — вздернула бровью Розария, указывая на загнутые пальцы. — Или одной из этих семи, а их в два раза больше. — К тому же, — добавила Джинн, — можно повысить свои шансы, если правильно питаться, избегать перенапряжения и следить за своим самочувствием. Ромашка хорошо подходит для крепкого сна, — она выдвинула вперед склянку с сушеной травой, которую вчера давала Розарии. — Кипрей улучшит аппетит и настроение. Шиповник выведет желчь и укрепит тело. — И когда мне нельзя перенапрягаться? Уже прямо сейчас нельзя? Потому что я чувствую себя как обычно. Могу я заниматься своими делами? Джинн поджала губы, не осознавая, что уже ответила на вопрос Розарии, но все-таки сказала другое: — Думаю, когда живот начнет округляться, лучше взять перерыв. — Ясно. Глаза Розарии заметались из стороны в сторону; она пыталась придумать способ, как ей продержаться семь лун в отсутствии дохода. Наверняка у нее были какие-то сбережения – она была предусмотрительной – но вряд ли ее средств хватило бы на очень долгий срок. Быть может, прямо сейчас она оценивала риски того, что случится, если она не последует совету Джинн и продолжит заниматься работой. — Я помогу тебе деньгами, — сказал Кэйя. — Это не проблема. — Нет. Нет уж, — она мгновенно отвергла этот вариант. — Тогда церковь может помочь. Последовал нервозный смешок с ее стороны. — Тем более нет. — Почему? Почему ты просто не можешь взять и принять помощь? Розария промолчала, и повисла тяжелая тишина. Тактичная Джинн, уловив изменения в настроении, начала тяжело подниматься с места со словами: — Мне нужно покормить кур. Розария перехватила ее руку и усадила на место. — В этом нет необходимости. Вопрос решен. — Нет, не решен, — теперь из-за стола вышел Кэйя и, схватив Розарию за локоть, принудил ее последовать его примеру. — Кур все еще надо покормить. Розария не стала сопротивляться, что хорошо. Вдвоем они вышли наружу и, что ж, действительно направились к курятнику, где Кэйя достал с верхней полки мешок с зерном и начал неторопливо разбрасывать корм. Розария угрюмо стояла у стены, скрестив руки на груди, и шугала кур, которые осмеливались клевать ее башмаки. — Ты все еще думаешь, как избавиться от него? — первым решился прервать молчание жрец, желая направить разговор по другому руслу. — Нет, — после секундного раздумья, ответила она. — Признаюсь, ваша на пару с Джинн речь меня немного взбодрила. — В таком случае ты ведь понимаешь, что сейчас твоя самая главная задача – выжить? — Я не дура. — Раз не дура, то угадай, какой вопрос я задам следующим, — Кэйя стряхнул зерновую пыль с ладони, завершая кормежку, и выжидающе посмотрел на Розарию. Та шуганула очередную куру, топнув ногой. Птица шумно захлопала крыльями, поднимая в воздух пыль и пух. Розария поймала одно из пушистых перышек и с заинтересованностью покрутила его меж пальцев. — Знаешь, — наконец, заговорила она, — сколько себя помню, я всегда ненавидела, когда я зависима от других или другие зависят от меня. Отец, церковь, муж, деньги,… дети. Ненавижу все это, они портят жизнь. Сколько себя помню, я отталкивалась от этих двух правил – не встать в зависимость, не поставить в зависимость. А сейчас они привели меня в тупик. — Невозможно жить, избавившись от всех ответственностей. — Да, знаю. Я старалась обходиться малыми обязательствами, и меня это устраивало. Теперь же от меня зависит это нечто, причем настолько сильно, что даже не запротестует, реши я его удавить. Кэйя нахмурился, заподозрив тень догадки того, к чему подводила Розария. — Ты… не знаешь, что делать после? Розария кивнула. — Вдруг оно мне понравится? Вдруг я захочу изменить свою жизнь и избавиться от своих двух правил ради него? Но что тогда? Мать из меня как от сырых дров проку. Я ничего не умею, у меня мало, что есть. А водить к себе мужчин в присутствии мелкого... я так не смогу. И как– — Эй, — мягко прервал ее Кэйя и осторожно взял ее ладонь, — ты еще даже не знаешь, понравится ли он тебе. — Ты не понимаешь. — Да, — выдохнул он. — Не будучи женщиной, едва ли я способен понять твои переживания. Однако как мужчина я хочу дать тебе средство к успокоению. Когда придет момент, и ты поймешь, понравится он тебе или нет, я сделаю все так, как ты захочешь. Исполню твое желание. Захочешь избавиться от него? Я найду, кому понадобится пара рабочих рук. Захочешь, оставить его себе? Я помогу деньгами. Захочешь убраться отсюда? Я знаю, несколько хороших мест. Поэтому не беспокойся о том, что случится после, — Кэйя слабо улыбнулся. — Прими это в качестве моих извинений. — Извинений? — За то, что пообещал, но не смог помочь тебе ночью. — Так что там все-таки произошло? — спросила Розария, поняв, что Кэйя говорил о шабаше. — В качестве платы с меня потребовали отказаться от того, от чего я не захотел отказываться. Прости, я не выполнил своего обещания помочь тебе. У меня была возможность разом лишить тебя всех твоих проблем, но... Розария как-то странно на него посмотрела, словно оценщик в ломбарде. Вряд ли свободолюбивой Розарии понравилось его признание – чужое чувство вины не то, с чем она хотела иметь дела. Однако в то же время, как согласилась она, невозможно жить без ответственностей то тут, то там, а сейчас основной приоритет – ее выживание, и для этого пусть забирает его деньги и находит утешение в одном желание, что разрешит ее проблемы. И покуда это желание не будет стоить ему чего-то действительно важного, как, например, случилось этой ночью, он поможет ей. — Хорошо, одно желание в обмен на прощение, — в итоге согласилась Розария. Минуло лето, минула осень. На двенадцатую луну от рождества богов, сестра Виктория заявила, что знаки указывали на то, что срок Розарии близок. Заранее подготовленный к этому моменту, Кэйя договорился с Сансой, Свэном и Альбертом (парнем, который по своей юношеской глупости был по уши влюблен в Розарию) о дежурстве у дверей ее дома, чтобы при первых сигналах тут же побежать за сестрой Викторией. Однако как только Розария прослышала об этих мерах, не без возмущения она позволила Кэйе на время расположиться под ее крышей. Несмотря на то, что вся деревня и так знала, что она была на сносях (слухи быстро расходятся…), Розария старалась не привлекать сим фактом лишнего внимания и не допускать к своим делам тех, без чьего вмешательства можно было обойтись. Беременность давалась ей нелегко, она то и дело грязно ругалась, когда активное дите пинало ее изнутри и из-за чего порой случались конфузы, или когда ее набухшая грудь болела пуще обычного, мешая спать. Но в то же время она старалась придерживаться правилам Джинн: больше отдыхала и постоянно глотала всевозможные отвары, заменив ими излюбленный эль. А еще она стала капризнее… что Кэйя в полной мере ощутил на своей шкуре, когда временно поселился в ее доме. То ли эта была ее месть за то, что он нарочито вынудил ее пустить его на свой порог, то ли с приближением родов ей становилось сложнее контролировать себя, но спуску ему не давали. Ее начала раздражать каждая пылинка, из-за чего Кэйя по несколько раз на дню подметал полы, а верхнюю одежду оставлял снаружи, чтобы избежать луж оттаявшего снега. Обычным делом для него стали внезапные пробуждения, когда Розария, пихая его в бок, просила то питья с едой, то разжечь камин, то наоборот приоткрыть окно, чтобы впустить немного холода. Сложнее всего было подстроиться под ее настроение. Преимущественно она либо вела себя как обычно, игнорируя, либо раздражалась, ругая за всякую мелочь, но порой ей в голову ударяла какая-то мысль, которую она накручивала, пока та не становилась ураганом, сопровождаемым слезами, руганью и нежностью. Так она убедила себя, что она уродлива, после чего Кэйе пришлось доказывать ей обратное; так она убедила себя, что ребенок родится карликом или еще каким чудовищем, после чего Кэйя перечислял ей десятки и десятки рожденных нормальных детей; так она убедила себя, что никто ей не поможет, реши она оставить ребенка себе, после чего Кэйя прямым текстом заявил, что согласен в таком случае обручится с ней. В общем, это выдались долгие три недели для жреца; одним из утешений стало то, что, вероятно, Розария слишком долго держала в себе все эти мысли, пока пребывала в одиночестве своего дома, и компания в виде Кэйи помогла ей выговориться. И вот однажды: — Ааа, Кэйя… — прохрипела Розария, без разборчиво стуча по его спине. — Началось, Кэйя. Жрец не успел раскрыть глаз, а уже подскочил с кровати и слепо шарил рукой в поисках рубашки. — Уверена? — Да боги его знают! Достань Викторию! — резко ответила она и болезненно скорчилась от очередных спазмов. Более Кэйя медлить не стал. Бросив попытки застегнуть все пуговицы рубашки, он спешно заправил ее в штаны и выбежал на улицу. Морозный воздух иглами пронзил его тело, еще разгоряченное после сна под мехами. Скользнув ногами в сапоги, он схватил утепленную накидку, которую немного припорошил снег, и ринулся в церковь. В это время ночи сестра Виктория уже спала, но, услышав сквозь сон зов Кэйи, проснулась. Она быстро оделась, невзирая на присутствие мужчины, и велела тому взять принадлежности с ее стола. Виктория заранее подготовилась, собрав вместе различные тазы, кувшины и чистые тряпки. И когда все были готовы, они поспешили в дом Розарии. — Благодарю, — сказала сестра, принимая из рук Кэйи свои инструменты. — А теперь ступай отдохни, остальное – дело женское. — Но–! — Приведи свою мать, — пресекла дальнейшие пререкания Виктория и захлопнула перед носом Кэйи дверь. В этот короткий миг уединения со своими мыслями жрец почувствовал, как внутри поднималась огромная лавина, что накроет его с головой. Нет, сначала надо разбудить Джинн. Отсрочив зачинавшийся приступ тревоги, он поспешил к себе домой, где сейчас мирно спала его приемная мать. Проснувшись от слов Кэйи, она похватала с полок различные склянки с сушеными травами, которые бы могли помочь при кровотечениях и заражениях крови, и не без помощи Кэйи поспешила к сестре Виктории. Еще несколько лет назад Кэйя бы немало удивился доверию сестры Виктории к Джинн. Последняя считалась ведьмой, и подпускать таковую к чуть ли не священному событию, как рождение ребенка, было непозволительно. Но многое произошло за последние годы. Джинн стала религиозной, поклялась не пользоваться колдовством и, вероятно, исповедовалась сестре или пасторам. В период подготовок к родам между Джинн и Викторией возникло странное взаимопонимание, когда они узнали, что обе разбирались в базовых принципах женского здоровья. И хоть Джинн никогда не принимала чьи-либо роды, помощница, знающая как обращаться с пациенткой, пришлась бы кстати. Видимо поэтому Виктория решилась призвать к себе Джинн. Когда перед Кэйей во второй раз захлопнули двери, он потерял покой. Чувство беспомощности проникло в каждый его нерв и побуждало действовать здесь и сейчас. Он понимал, что ничего более не мог сделать и, скорее, вовсе помешает, если попробует взять инициативу в свои руки – только эта мысль удерживала его от того, чтобы ворваться в дом Розарии. Наворачивая беспокойные круги перед дверью, он старался придумать больше причин, почему ему нужно было просто ждать и ничего не делать. Это помогало, но не настолько, чтобы он мог окончательно успокоиться и пойти отдохнуть, как то посоветовала ему сестра Виктория. Отягощенный своим состоянием, он надкусил подушечку пальца, пока на той не проступила кровь, и прижал палец к лазуритовой серьге в левом ухе. После нескольких минут ожидания, он услышал за своей спиной карканье. На скамье, погрузив лапки по самые цевки в снег, стоял ворон и в любопытстве рассматривал Кэйю алыми глазами. Кэйя нисколько не обиделся, что вампир явил себя через посредничество одного из своих «глаз»; в конце концов они находились сейчас отнюдь не на окраине деревни, и риски были ни к чему. Возможно, они бы могли уйти подальше, но жрец пока не хотел отходить от дома Розарии, опасаясь пропустить важные вести. — Здравствуй. Это ведь ты? — прошептал Кэйя. Ворон один раз опустил клюв в снег, стукнув по дереву. Вероятно, это значило «да». Кэйя выдохнул и уселся на скамью рядом с птицей. — Сегодня все разрешится. Необходимости пояснять не было. Во время второй жатвы они посвятили изрядное количество времени разговорам о беспокойствах Кэйи. Дилюк не изменил своей позиции и продолжал настаивать, чтобы жрец ждал помощи от богов, впрочем, с той ночи Кэйя и не пытался переубедить его. Он и вправду доверился Дилюку и дал шанс толике веры проскользнуть в его сердце. — Мне ведь лучше не заходить туда, да? — с надеждой спросил жрец, желая задушить свою неуемность беспристрастным мнением со стороны. «Да», — был дан ответ одиночным стуком. — Хорошо, — тягостно выдохнул Кэйя. — Знаешь, я сказал ей, что если она захочет, мы можем обручиться. Ты ведь не против? Ворон дважды стукнул клювом, что видимо было эквивалентно «нет». — Хотя, если честно, я немного побаиваюсь ее. Она столько соков из меня выжила, пока я присматривал за ней... Просто ужас. Боюсь представить, что будет после. Ворон ничего не ответил. Вместо этого он запрыгнул на колени Кэйи, подхватил клювом края шерстяной накидки и попытался натянуть их на ноги жреца. Несмотря на то, что Кэйя не чувствовал холода, он все же завершил начатое Дилюком и плотнее укутался в одежды, заодно застегнув, наконец, до конца рубашку. Засим удовлетворенный ворон расположился в ладонях Кэйи, грея их своим тельцем, что было немного странно, поскольку жрец привык, что тело вампира всегда было хладным; очевидно, к его управляемым зверушкам это не относилось. Кэйя осторожно начал гладить ворона большими пальцами вдоль роста перьев. И так они сидели некоторое время, пока жрец не возобновил их односторонний диалог: — Муж из меня выйдет такой себе. Было бы лучше перебраться с ней в другую деревню или вообще куда-нибудь далеко-далеко, чтобы дитя лишний раз не донимали ненужные сплетни. Но я не могу оставить Джинн, к тому же я жрец переселенцев шестой эры, я не вправе уходить отсюда слишком далеко. Ворон клюнул его в один из пальцев, отчего Кэйя ойкнул – скорее от неожиданности, нежели от боли. — И как это понимать? — с нарочито напускным раздражением прошептал он, чуть крепче сжимая в руках птицу. — Эх… но возможно, ты прав, и задумываться над этим пока нет смысла. Все зависит от решения Розарии, что меня, честно, немного бесит, ведь– Он резко замолчал, потому что из дома донесся приглушенный выкрик. Жрец подскочил с места и замер в сомнениях, пронизывая взглядом закрытую дверь. До этого сидевший в его руках ворон был вынужден слететь с насиженного места и, шумно хлопая крыльями, приземлился на левое плечо Кэйи. Долгие секунды они ждали, что случится дальше – выйдет ли кто из дома или не повторятся ли крики – но к счастью, все было спокойно. Тогда ворон еще раз клюнул жреца, но на этот раз уже в ушную раковину. — Что? Я не понимаю, — повернул к нему голову Кэйя. Добившись внимания Кэйи, ворон невнятно мотнул клювом, что Кэйя затруднялся интерпретировать. Ворон предпринял вторую попытку, но это не особо помогло, затем он оттолкнулся от чужого плеча и полетел в сторону торговой площади деревни, но, не пролетев и нескольких метров, вернулся обратно на плечо жреца. — Ты хочешь, чтобы я пошел туда? — спросил Кэйя. «Да». — Это действительно важно? «Да». Жрец оглянулся на дверь, в последний раз раздумывая, стоило ли ему оставаться здесь или нет, но в итоге принял приглашения вампира. — Что ты хотел? — спросил Кэйя, выйдя на укрытую притоптанным снегом площадку. Ворон еще раз мотнул клювом. Сейчас Кэйя распознал этот жест – он указывал направление – туда жрец и посмотрел. Церковь. Вампир хотел, чтобы он вошел в церковь и прошел урок веры. Что ж… Кэйя опустил свой взгляд с распятия на вершине крыши и, тяжело выдохнув, пошел к церковным дверям, чувствуя себя не собой – словно никогда и не ходил этим путем каждый день. Ворон не стал дожидаться, пока жрец приблизился бы к дверям, и, случайно растрепав крыльями волосы Кэйи, улетел прочь, ведь таким, как он, не было места на освященной земле. Оставшись в одиночестве, Кэйя вошел в церковь. Внутри было пусто и темно за исключением нескольких горящих свечей у статуи распятой Веннессы и на кануне, где оставлялись свечи за упокой. Чувствуя себя не собой, Кэйя приблизился к распятию и, сняв перчатку, взял одну из свежих, нетронутых свечей. Свет огней завораживал. Источаемый маслами запах обволакивал, погружал его в далекие воспоминания. Когда-то, когда он еще жил с отцом, последний водил его в церковь. Кэйя помнил, как смотрел на свечи с такой же высоты (видимо, отец взял его на руки) и разглядывал, как те синхронно колыхались от малейшего дуновения. Эта мысль тогда его особо заинтересовала, и он дунул на свечи, из-за чего несколько из них потухло. Он не помнил, чем закончился этот случай, наверняка отец и пастор отругали его и зажгли обратно последствия его хулиганства. Забавно, он почти не помнил этот фрагмент и сейчас эти вернувшиеся образы чувствовались совсем не своими. Жрец осторожно поджег свечу, что держал в руках, и с ее помощью зажег другие погасшие свечи в подсвечнике. Большинству из них не суждено было прогореть и четверти часа: лишь короткие пеньки – все, что они собой представляли; но пара-тройка прогорят дольше, а, значит, дольше сохранят в себе желания своих владельцев. Чувствуя себя не собой, он расположил среди прочих свечей и свою; ту, которая по его мнению должна была символизировать Розарию, но, честно говоря, он не думал ни о ком конкретном в этот момент, только о погасших свечах. И это тоже чувствовалось чужеродно. Отступив на шаг от распятия, Кэйя скрестил перед грудью пальцы, готовый приступить к молитве. Однако в последний момент в нем что-то дрогнуло, и он расцепил руки. Он взглянул на статую дамы Веннессы. Дилюк хотел, чтобы он поверил в богов. Но как поверить тем, чьей помощи никогда не видел? Если воля богов – это кажущиеся людям случайности и совпадения, то Кэйя, лишив себя выбора и действия, уже сделал все, чтобы случай дал проявить себя в эту ночь. Пусть боги покажут ему свою волю, и если исход удовлетворит его, то так и быть – в следующий раз он не будет чувствовать себя не собой, когда настанет час мольбы. — Ваш ход, — произнес жрец в почтительном поклоне и, на миг задумавшись, также поклонился и статуе, что удерживала в руке подвесной канун со свечами по умершим. Покойный жрец и вампир говорили ему, что молитва приносила с собой утешение. И хоть молитва не была осуществлена, Кэйя покидал церковь со спокойствием на душе. *** — Жрец Кэйя, — его аккуратно потрясли за плечо. — Жрец Кэйя, просыпайтесь. Кэйя с огромным трудом разлепил глаза и обнаружил себя лежащим на уличной скамье. Стояло позднее утро, и, несмотря на то, что он задремал в зиму снаружи, ему не было так холодно, как следовало бы быть, а все благодаря чужому теплому плащу из плотной черной шерсти с приличных размеров песцовым воротником. Ах, точно…! С пробуждением воспоминания начали возвращаться, и… — Розария. Как она? — спешно поднялся Кэйя, чувствуя, как мороз быстро забрался под одежды. — Все хорошо, — с теплой улыбкой ответила сестра Виктория. — Если желаешь, можешь войти. Кэйя, конечно, желал. Он старался вести себя тихо на случай, если Розария спала после утомительных родов, и казалось, что так и было, но когда он стянул с себя плащ, та уже глядела на него из-под полуприкрытых век. Джинн тоже была здесь – мирно спала на кушетке, никак не разбуженная его приходом. — Как ты? — спросил он, приблизившись к кровати Розарии. — Как после ночи с десятью за раз, — пожаловалась она, сдавленно прокряхтев. — Но, думаю, скоро будет лучше. — Тебе что-нибудь подать? Или принести одеял? — Не нужно. Я в порядке. Только спать хочу, но сперва нужно провести крещение. Виктория как раз ушла за Свэном, — кивнула куда-то ему за спину Розария. Кэйя оглянулся и заметил подвешенную на потолочной балке колыбель. — Могу я…? — Как хочешь. Он поднялся и приблизился к люльке. За тонким тюлем лежал сверток со спящим дитем. Кэйя мягко, чтобы не разбудить, провел пальцем по пухлой щеке. Странное ощущение пребывало в нем: он словно не чувствовал, что этот ребенок был ребенком Розарии, он совершенно не был на нее похож, собственно как и на него, но последнее было ожидаемым. Редкие светлые волосинки на лбу выглядывали из-под слоя пеленок. Наверное, и глаза были не цвета глаз Розарии. И все же ребенок выглядел здоровым и удовлетворенным, и теперь у него появилась возможность чувствовать, жить и познавать этот мир. — Уже придумала имя? — не отрывая взгляда от ребенка, спросил Кэйя. — Барбара. «О, так это девочка» — с удивлением узнал Кэйя. — Звучит красиво. — Это твоя мать придумала. — Вот как. Он поправил края пеленок, которые случайно задел во время осмотра, задернул тюль и вернулся обратно к Розарии. Ее лицо было бледно, хотя не то что бы это было ненормальное для нее состояние; губы потресканы и обкусаны, но ранки уже не кровоточили; волосы слиплись от пота, однако сейчас почти высохли, благодаря протопленному дому. Вероятно, как и сказала сестра Виктория, все было хорошо. — Хватит на меня так смотреть, — фыркнула Розария. — Как? — Как на свою пациентку. Насмотрелась я этих взглядов. — Прости, я просто переживал. Я успел привыкнуть к твоему обществу, а сейчас мы не виделись почти полсуток. — Небось отсыпался, довольствуясь, что тебя никто не будил, пока я тут орала как резанная. — Не без этого. — Что ж, теперь это закончилось. И наше сожительство тоже закончилось. Кэйя нервно облизнул внезапно ставшие сухими губы. — Ты– ты готова озвучить желание? — Да, — слабо кивнула Розария и посмотрела на колыбель взглядом, который Кэйя затруднялся интерпретировать. — Нужно вернуть все на круги своя. Я шлюха, ты церковник. Шлюхам не положены дети, церковникам не положены жены-шлюхи. Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня как на пациента или жену, я хочу, чтобы ты смотрел на меня как обычно. — А Барбара? — Барбара… — Розария устало вздохнула. — Почему-то я думала, что когда она появится на свет, я почувствую к ней что-то очень сильное, что бы заставило меня изменить своим правилам. Но этого не случилось. Может, оно и к лучшему. Я отдам ее на попечительство церкви, как только ее можно будет кормить без моего участия. Поэтому вот мое желание – стань ее крестным отцом. Глаз жреца изумленно округлился. Он… крестным отцом? — Ты хочешь, чтобы я стал ее духовным наставником? — на всякий случай переспросил он. — Твои уроки грамотности были очень хороши. Думаю, Барбаре они пойдут на пользу. Жаль лишь, что я такая безалаберная ученица. Но, надеюсь, как только встану на ноги, смогу продолжить их посещать. Кэйя не без смущения улыбнулся. Он не мог отрицать, что такое признание его навыков в виде доверия статуса крестного отца льстило ему. Еще никто не предлагал ему подобного, даже Джек с его двумя детьми. Он с гордостью примет эту роль. — Можешь на меня рассчитывать, — кивнул Кэйя и легонько сжал ладонь Розарии. Та слабо ответила на его жест, но ничего не произнесла, что немудрено – она изнеможена и едва находила силы для разговора. Поэтому, когда она задремала, Кэйя тихо оставил ее и расположился в кресле напротив Джинн, чтобы дождаться возвращения сестры Виктории и пастора Свэна для крещения, после которого он станет крестным отцом. Несмотря на отказ Розарии стать его женой, на сердце у него было легко и светло. Исход удовлетворил его, боги проявили себя, поэтому в следующий раз, когда он окажется на перепутье, он не будет колебаться.