Вот такие вот мечты

Pov Томо Джаред и Шеннон поругались. Они редко ругаются и ещё реже их ссоры наблюдают посторенние. Чаще всего это происходит на почве творчества. Иногда Джаред видит что-то так, а Шенн по-другому, и у них возникает спор. Иногда довольно сильный. Потом они мирятся, находят компромисс и все счастливы и довольны. Но иногда, они ссорятся на личные темы. В основном по поводу неосмотрительного поведения Джареда. Его вечные прыжки в толпу, любовь к высоте на открытых площадках. Шеннон только и может повторять: "Будь осторожней" или "Давай сегодня без прыжков", он прекрасно понимает, что Джаред никогда не откажется от всего этого, это, как если бы он оставил свои волосы в покое, предоставил им возможность расти как тем угодно. Поэтому Шенн просто просит брата быть чуть более осмотрительным, более внимательным. Джаред согласно кивает головой. Бедный Джей, ему фатально не везёт. То со сцены упадёт, то толпа фанатов затащит его в бушующие массы, из которой он выходит с поцарапанными боками. Вот и в St. Gallen'е ему не повезло. На "This is War" он так вошёл в раж и опасно близко подошёл к краю сцены, игнорируя ярко-салатовую разметку. Я на миг отвернулся, а его уже нет. Только по крику толпы я понял, что он там, внизу. Оказалось, что сцена после дождя, что шёл накануне, была мокрая, Джаред поскользнулся и скатился вниз. Не растерялся, сделал вид, что так и надо, допел песню уже стоя перед ограждениями, за которой фанаты прыгали и тянули к нему руки. В толпу, странное дело, он не полез. На рок-фестивалях сцена на возвышении чуть ли не с человеческий рост, поэтому он летел прилично. Остаток программы прошёл более - менее нормально, без сюрпризов. Буря разразилась позже, когда наш турбас остановился на автозаправке пополнить запас бензина. Мы вышли в магазинчик при ней, чтобы купить воды и любимый Джеевский попкорн. Джаред стоял у одного из прилавков, когда Шеннон подошел к нему, шутливо хлопнул по спине и спросил: - Выбрал? Джаред вздрогнул всем телом и зашипел. Шеннон моментально нахмурился и бесцеремонно задрал на Джараде рубашку. Так и есть – от копчика почти до самых лопаток тянется красный след, словно его наждачной натёрли. Джаред вывернулся из рук брата, одёрнул рубашку и направился к кассе. Шеннон догнал его. - Это что такое? – уже по одному тихому голосу можно понять, что Шеннон зол. Знаете, как звучит его голос, когда он в бешенстве? Тихо, почти на гране слышимости, настораживающее. Он не будет орать на вас, топать ногами, как делает Джаред, он просто будет смотреть на вас и говорить тихо, от чего у вас пойдут по спине мурашки и вам захочется быть где угодно, но не под его пристальным взглядом. И будь вы даже трижды не виноваты, он заставить почувствовать себя виноватым. - Ничего, - отвечает Джаред. Хотя уже прекрасно понимает, что попал. Знаете, не виню Шеннона. У Джа такой хрупкий вид, что кажется даже не значительная неприятность может причинить ему непоправимый вред. Однако Джаред всё таки мужик с вполне себе крепкими костями, а вот нервная система у него очень хрупкая, расшатанная. Он бы лучше молчал или выдал один из своих фирменных, щенячьих взглядов. Но нет. Увы. - Как это "ничего" – Шеннон опять делает попытки задрать на нём рубашку, чтобы оценить степень повреждений. Конечно, Джареду это неприятно. Тем более за происходящим наблюдают все. Я, наш водитель, кассир и охранник, пара случайных покупателей. Гроза в полном её объеме разгорается уже на улице, когда Шеннон выдаёт полный объём своих укоров. Джаред кричит в ответ ему: - Господи! Шеннон! Меня уже порядком достали твои нравоучения. Тебе-то самому не надоело? Сколько ещё можно? Ты. Меня. Достал!!! Шеннон хватает его за ворот и резко разворачивает к себе лицом. - А ну повтори! Джаред придвигается к брату и говорит тихо, чтобы ни кто не услышал: - Мне уже не пять лет, Шеннон, если ты не заметил, и ты можешь оставить меня в покое и заняться, наконец, своими делами! – однако я всё равно слышу его слова. И вижу, как вспыхивают глаза Шенна. - О, я займусь своими делами, - отвечает он, отталкивая брата, и быстрым шагом направляется обратно в автобус. Если бы он обернулся, то увидел обескураженный взгляд Джареда. Джаред, как обычно, сначала говорит, и только потом думает, если, конечно, вообще задумывается о сказанном. Знаете, когда братья ругаются, все почему-то автоматически переходят на сторону Джареда. Ведь только на вид он несгибаемый, а на самом деле умеет плакать. Только слёзы у него другие. Это его песни. Все переживают за Джареда, все хотят, чтобы у Джареда всё было хорошо. Его в какой-то степени это бесит, я знаю. Так уж завидено. Старший брад должен быть сильным, а с младшим все носятся и заботятся. Когда мы вошли внутрь, Шенн уже сидел перед телевизором, и я слышал, как он открывал банку с пивом, а это уже финиш. Джаред направился совершенно в противоположную сторону, на ходу доставая ноутбук. Я остался стоять посредине, не зная, в какую сторону мне идти. Разумно решив, что Шенн сейчас не в духе и находиться с ним опасно, я выбрал меньшее из двух зол, направился в сторону Джареда. И вот мы сейчас сидим в тишине, которая давит невидимыми ладонями на плечи. Шеннон в гостиной, если это можно так назвать. Самый первый отсек нашего автобуса. Там же маленькая кухонька, угловой диван и телевизор под потолком. Он смотрит телевизор. Со своего места я могу видеть только его ноги. Я и Джаред во втором отсеке, где полки-кровати и маленький стол для работы. Джаред сидит за ноутом и корректирует новости на оф. сайте, сверяясь с записями со своего телефона. А мне неуютно. От того, что я был свидетелем их ссоры. От того, что надо что-то сказать, а я не могу найти слов. Мне неловко. Мне жаль Джея. Я же вижу, как он переживает из-за ссоры, хоть и виду не подаёт. Стучит по клавишам, ещё чуть-чуть и они полетят в разные стороны, челюсти плотно сжаты. Мне кажется он настолько в себе, что даже забыл о моём присутствии. Сейчас мне больше всего хочется уйти. Сесть рядом с Шенноном и послушать его тихое бухтение или просто посмотреть какой-нибудь глупый фильм. Но я продолжаю сидеть. Мне нравится смотреть на Джареда, когда тот поглощён работой. Как его пальцы ловко перебирают клавиши, как он недовольно дёргается, когда что-то не получается, ругается. Я не могу точно вспомнить, когда это началось со мной. Поэтому мне кажется, что так было всегда. Я всегда любил его. Поначалу это было что-то сродни восхищению, потом перешло в обожание, а за тем и в любовь. Его не возможно не любить. Каждый делает это по-разному, но все одинокого сильно. Ловя на себе влюбленные взгляды, замешанные на обожании и слепом поклонении, он только улыбается, снисходительно иногда с жалостью. Только Шенн смотрит на него по-другому, и только Шеннону он улыбается по особенному. Ловя такие вот взгляды братьев, мня что-то колит в груди. Как бы мне не хотелось мне никогда не стать частью их маленького мирка. Группы да, но не мира. Только понятные им жесты, фразы. Сейчас из-за светлых волос его кожа не кажется такой бледной, но зато глаза выделяются ещё сильнее. Они такие большие, такие завораживающие. Такие глаза надо запретить, объявить вне закона. Я накрываю его руку своей ладонью, от чего он отвлекается от работы и удивлённо смотрит. Сначала на свою руку, потом на меня. Я редко позволяю себе подобные жесты. Касаться его слишком больно для меня. Я боюсь забыться и сделать что-то непозволительное то, о чём я буду жалеть. Хотя мне кажется, на мой счёт Джей уже давно всё знает. - Всё будет хорошо, – говорю я ему. Мне кажется, он хочет услышать эти слова. Мне бы очень хотелось подойти и обнять его за плечи, но такие люди, как Джаред, не любят проявления жалости к себе, хоть и дружеской, от всего сердца. Я бы мог уткнуться в его плечо, вдохнуть запах его парфюмерной воды и где-то на грани почувствовать его собственной запах. И запредельное желание – отогнуть ворот его рубашки и коснуться губами его шеи. Джаред не одобрит такую фамильярность. Он не любит когда его трогают, именно по тому, что этих прикосновений слишком много. Будь то толпа на концерте, поклонники около гостиниц, просто случайные люди, все хотят дотронуться до него, словно через это прикосновение можно получить часть его гениальности и невероятности. Я знаю, что это такое. Иногда он берёт меня за руку, и ладонь тут же пронзают миллионы маленьких иголочек, так, словно, он передаёт электрический разряд. Это невероятно приятно. Джаред медленно убирает свои руку из-под моей и смотрит всё так же удивлённо. Да, не часто я позволяю себе что-то подобное. Он пожимает плечами, давая понять, что ни так уж это и важно для него. Лгун. Он тянется свободной рукой к бутылке воды, откручивает крышечку и делает несколько глотков, чуть откинув голову назад. Я наблюдаю, как острая косточка кадыка при каждом глотке опускается и поднимается, не произвольно сглатываю сам. Чтобы как-то так нагло не пялиться на него, начинаю теребить кольцо на своём пальце. Оно только недавно там появилось, и я ещё не привык к его холодному блеску. Поначалу мне было страшно. Именно из-за Джареда, а не из Вики. Мне было страшно увидеть его реакцию – ведь ещё свежа была в памяти помолвка и свадьба Мэтта. Но ему было, кажется, всё равно. Он ничего конкретного не сказал, а просто положим мне руку на плечо, сжал, улыбнулся рассеяно и ушёл. А я остался в недоумении стоять и смотреть на его прямую удаляющуюся спину. Моя мама сказала, что уже не прилично – восемь лет вместе, пора делать предложение. И я подумал, что так оно действительно правильно. Мне кажется всё это время я чего-то ждал. Может когда Джаред посмотрит в мою сторону по-другому? Не знаю. А будь так, осмелился ли я пойти на это? Я на столько привык, что моя любовь к нему эфемерна, что испугался бы возможности получить физическую? Только такую. Я был бы идиотом, если б надеялся на что-то большее, чем просто секс. Боже! Но до чего, же хочется! В окно я вижу нашего водителя, который расплатился в кассе за покупки и теперь направляется в водительскую кабину. Автобус чуть заметно вздрагивает, когда начинает работать мотор. Из гостиной доноситься слабые звуки подрагивающих чашек от вибрации двигателя. Я так привык слышать столь характерные звуки, что просто представляю их, чем слышу реально. От колебаний на поверхности воды в бутылке Джареда образуются круги, с маленьким пульсирующим центром. Я наблюдаю за ними. Мне по-прежнему хочется уйти и, по-прежнему, я хочу остаться. Может вопреки всему Джаред откроет мне хоть один из своих секретов? Смотрю на его запястья. Они опутаны множеством нитей с бусинами, что напоминают мне чётки с 99-тью именами пророка. Это выглядит почти так же. Иногда это меня пугает. Наши поклонники слепо копируют любую особенность. Будь-то многочисленные браслеты или цвет волос. Поначалу Джареда это забавляло. Он говорил, что это позволяет чувствовать их более приближенными к группе. Однако, когда в зале все больше и больше стали преобладать гранатовые цвета, он перестал говорить об этом. Ему не нравилось чувствовать себя одним из многих, а это именно так и получалось. Пока он не осветлил волосы окончательно. У меня есть один из браслетов Джареда, о котором он думает, что потерял. Мне нравится перебирать бусинки и представлять, как они впитывали тепло его руки, оно навсегда осталось в их пластмассовой глубине. - Скажи мне, Томо, почему ты решил обручиться? Первые несколько секунд я тупо смотрю на него, не понимая вопроса. Джаред уже закрыл свой ноут и сложил руки перед собой, как хороший ученик. Смотрит на меня и ждёт ответа. И на вид ему даже интересно. - Просто я… - я даже не знаю, что ему ответить. Кто бы мне самому подсказал ответ. - Ты просто чувствуешь, что это твоё, да? Или что-то другое? - Я люблю её, - отвечаю и краснею. И мне стыдно от того, что я краснею. Он делает вид, что не замечает этого. - Это именно та женщина, с которой ты хочешь просыпаться по утрам до конца своей жизни? - Я не понимаю, - честно признался я, - зачем ты спрашиваешь об этом? Он глубоко вздыхает и бросает взгляд в пролёт, туда, где сидит Шеннон. Когда я первый раз узнал о них, мне стало не по себе. У меня не укладывалось в голове, я просто не мог понять, как такое возможно. Всё случилось слишком банально для такой ситуации. Их не запертая дверь и моя забывчивость стучать. Это выглядело как в красивом порно фильме. Большая кровать, красное покрывало и они, братья Лето. Всего несколько секунд я стоил и смотрел на них, а они смотрели на меня. Мне казалось, я чувствовал жар, что исходит от них, запах их разгоряченных тел, пота и сигарет. Джаред выглядел встрепанным, что не удивительно, если учесть за чем я их застал, его глаза грозили занять всё лицо – так широко они были раскрыты. Шеннон же наоборот смотрел в мою сторону, сузив свои кошачьи глаза, так, как хищник смотрит на потенциального претендента на вою добычу. Казалось ещё чуть-чуть он оскалиться и зарычит. Всего несколько секунд, пока я не вылетел из их номера с красными щеками, но и этого мне хватило, чтобы запомнить каждую деталь, вплоть до золотых, массивных кистей на балдахине кровати. То, как они мерно раскачивались, поддаваясь толчкам. Помню ладонь Шенна на лице Джареда, она заглушала его стоны, помню ноги Джареда, что обвили талию Шенна. Это было почти пять лет назад, но я, закрыв глаза, могу вспомнить каждую мелочь. Позже они нашли меня в моём номере, сели по обе стороны и говорили. Я только и мог слушать, да кивать и ничего не понимать из сказанного. Той ночью я понял только одно – все мои попытки обратить внимание Джареда на себя, обречены на провал. Не то чтобы я делал что-то специально, просто старался быть ближе, старался доказать ему, что мне можно доверять, что я достоин. До меня слишком поздно дошло, что Джаред воспринимал всё это как должное. Вся жизнь братьев была перед моими глазами. Я старался не слишком утруждать их своим присутствием, довольствуясь редкими моментами, когда я мог общаться с Джеем наедине. Каждый из них встречался с кем-то ещё, но они всегда возвращались к друг другу. А потом Джаред всё больше стал запираться в студии, чем ходить на свидания. Хотя вполне возможно, что мне это просто показалось. Или Джаред решил для себя, что всё равно он каждый раз возвращается к Шенну, так в чём же тогда смысл уходить? На фоне прошедших новостей роман Шеннона с этой Аленой выбил из колеи не только Джа, казалось, весь наш механизм остановился, как если бы в одну из шестерёнок попал инородный предмет. Поначалу от Джареда исходили шутки, потом молчание и игнорирование. Сейчас же, когда всё это затянулось, от Джа исходит неуверенность, настороженность, ревность. Но Шеннон это не тот человек, к которому ты можешь подойти и что-то предъявить. Даже если у вас в паспорте написано Джаред Джозеф Лето. Может они и говорили на эту тему, я не знаю. Не могу себе даже представить это. - Мне просто интересно, – голос Джареда вернул меня обратно в здесь и сейчас, - как это происходит. - Разве у тебя такого не было? – настороженно отвечаю я. Джаред очень ревностно относиться к своей личной жизни, - С Камерон. - Сейчас я думаю, это было что-то другое. - Ты тоже когда-нибудь почувствуешь это. Он улыбается. Печально. Кому я вру? Себе? Ему? Как я вообще могу говорить такое, ведь я видел слишком много. Джаред поправляет воротник рубашки, словно тот натирает шею, и мои фантазии опять стучаться в гости. Я никогда не смогу избавиться от этого. Непроизвольно его рука тянется к спине, и его красивое лицо кривиться. - Больно? Ему, скорее всего, хочется побыть одному один на один со своими мыслями, поэтому он смотрит чуть сердито. - Давай посмотрим, что там у тебя? – предлагаю я. Мне хочется хоть чем-то помочь ему… Я не дожидаюсь его ответа, его может и не быть. Поднимаюсь, первый и иду в самый конец нашего автобуса, там располагается "душ". На самом деле это просто маленькая коморка, где есть вода, им мы пользуемся очень редко. Он больше похож на кладовку и поместиться здесь может только один человек комплекцией очень близкой в Джеевской. Вдвоём здесь не развернуться. Зато здесь есть вода, есть аптечка – всё, что сейчас надо. Я уже достал перекись и ватку, а Джареда всё не было. Я только сделал шаг, чтобы посмотреть, где он там, и столкнулся с ним на пороге. Близко, даже слишком. И он без рубашки. Заходит в ванную и поворачивается спиной, облокотившись о маленькую раковинку. - Ну? Я тупо смотрю на его спину и молчу. Мой взгляд скользит по его угловатым плечам, по выступающим лопаткам, по широкому красному следу почти посредине спины, потом мой взгляд скользит ещё ниже, на пояс его штанов, на выступающую тонкую белую полоску его трусов. - Как тебя так угораздило? – всё-таки говорю я, - Обо что? - Не знаю, - раздраженно, он пытается выгнуться, чтобы самому посмотреть что там, но у него не получается. - На вид не очень, - добавляю я. - Ничего. Пройдёт. Что там у тебя? – он указывает на ватку и бутылочку с перекисью в моих руках, а я даже забыл для чего мы здесь. Он опять облокачивается о раковину и чуть выгибает спину, чтобы мне было удобней. На негнущихся ногах подхожу ближе. Смачиваю ватную подушечку антисептиком, при этом замечая, как трясется моя рука, мысленно ругаю себя и осторожно прикладываю её к его коже. Он дергается и шумно выдыхает. Моё тело пронзает дрожь. При ближайшем рассмотрении его спина кажется ещё в более плачевном состоянии. Длинные царапины, местами кожа содрана до крови, от неё ватная подушечка стала розового цвета. Джаред дергается и скулит, прикусив нижнюю губу, наверное, сильно щиплет. Когда вы много проводите времени с кем-то, то рано или поздно у вас не остаётся секретов. С того случая, да я именно так называю тот злосчастный день, когда увидел братьев, они не особо стали скрываться от меня. Или может это моё воображение рисовало то, чего нет. Чуть заметные касания, переглядывания, слова с тайным смыслом. Всё это можно было стерпеть. И я терпел. Тогда моё одиночество хоть как-то разбавлял Мэтт. Он отвлекал меня от мыслей, чем же там могут братики заниматься наедине – а они всегда снимали один номер на двоих. А потом Мэтт ушел, и я остался один. Теперь мы снимали три отдельных номера, хотя я более чем уверен, номер Джареда большую часть времени пустовал. Однажды мне достался номер смежный с номером Шенна. Стена и дверь, которую я сразу запер со своей стороны. Ночью слышимость оказалось не такой сильной, как мне казалось, но приглушенные стоны Джареда я слышал очень отчётливо, слышал хриплый голос Шенна, звук падающих предметов. На секунду мне показалось, что или стена стала прозрачной или я научился видеть сквозь стены – но я увидел то, что там происходило. Моё воображение подчас очень сильно пугает меня. Шеннон: сильный, доминирующий, жёсткость на грани с жестокостью. Крепко держит в своих руках, не даёт вырваться, сминает всё сопротивление. Джаред: податливый и покорный, каким он никогда не бывает в реальной жизни, полностью отдаёт себя напору брата и издаёт эти восхитительные звуки, как сейчас, когда я мажу его спину. На утро я вижу сытость в глазах Шенна и искусанные губы Джареда и у обоих довольные улыбки. Я честно пытаюсь быть радостным за них, но всё мы эгоисты, все мы хотим что-то для себя. Так и я, провожая их взглядом, ловя на себе понимающую улыбку Джареда. Ничего не могу с собой поделать, наклоняюсь к спине Джея, из-за тесноты почти соприкасаюсь с ним. Дую на его царапины, как мама делала, когда я разбивал свои коленки или локти. Сопротивляться нет сил. Осторожно прикасаюсь губами к его коже. Она горячая, словно горит и на вкус чуть солоновата с примесью горечи от лекарства. Спускаюсь ниже, прислушиваясь к его частому и слишком громкому дыханию, пока взгляд не останавливается на белой полоске, что торчит из-под штанов. Она словно обещание большей наготы, и уже от этого мне становиться не хорошо. Осторожно пальцем провожу по границе кожи и одежды, встаю на колени и уже обоими руками тяну его штаны вниз. Моё сердце зашлось в таком бешеном ритме, что мне кажется, я умру… - Эй! – голос Джареда выводит меня из моих фантазий, - Ты уснул там что ли? - Нет. Я ещё раз смазываю его спину и отхожу в сторону. Джаред выпрямился и теперь смотрит на меня отражением из зеркала. Чуть наклонив голову на бок, с любопытством. Я делаю вид, что занят. Выбрасываю ватку в корзину для мусора, закручиваю баночку с перекисью. Отворачиваюсь, чтобы убрать её обратно в шкаф. Повернувшись, опять натыкаюсь на его этот взгляд. - Что-то не так? – спрашиваю я. - Ничего такого, - отвечает, - Спасибо. Он выходит, и только тогда я выдыхаю. Чёрт. Смотрю в зеркало и вижу, что мои глаза горят каким-то безумием. Никогда не наблюдал за собой такого. Мы все устали, это видно, чтобы там Джаред не говорил. Тур тянется как жевательная резинка, с каждым новым городом истончая нас. Постоянные новые лица вокруг, места, площадки. На какое-то время забываешь, что может быть по-другому и когда наступают короткие мгновения отдыха, чувствуешь себя неуютно. Так странно просто сидеть, зная, что ни куда не надо бежать, что-то решать, ни куда не опаздывать. Ощущать под ногами мерный ход большой машины и мечтать о запредельном. Ополаскиваю лицо прохладной водой и возвращаюсь обратно, там, где Джаред уже переоделся ко сну. На нём старые спортивные штаны и растянутая футболка. Он задумчиво смотрит перед собой. Чуть слышное бубнение телевизора разбавляет тишину. Я не ошибусь, если предположу, что Шенн, скорее всего, задремал. Джаред тяжело вздыхает, смотрит в мою сторону таким взглядом, который я не могу понять, и ложиться спать. Он не любит откладывать проблемы на завтра, но он уже ничего не может сделать. Мне сейчас хочется крикнуть на весь автобус "Эй парни! Не будьте такими идиотами и немедленно помиритесь! Потому что я не могу смотреть на вас! Я чувствую себя неуютно!" Схватить Джареда за ворот его футболки, возможно, порвать её ещё больше, и вытолкнуть к Шенну в кухню. Шеннон уставиться на нас недоумённо, а потом просто похлопает ладонью по дивану рядом с собой и Джаред, неуверенно улыбнувшись, сделает шаг вперёд. Тогда я смогу пойти спать, зная, что у нас всё хорошо, зная, что всё как всегда. Страхи Джареда написаны у него на лице, как бы он не пытался не показывать этого. Чуть больше отстранённости в глазах, чуть больше опущены плечи, чуть больше боли в голосе на концертах. Неужели он думает, что Шеннон променяет его на кого-то? Боже, мне самому эта мысль кажется дикой. Я, всё-таки, ложусь спать. Звуки телевизора, шум работающего двигателя, и даже мерное дыхание Джареда, всё это сливается в своеобразную колыбельную, которая убаюкивает моментально. *** Я не знаю, что меня разбудило. Словно что-то вырвало из сладкой дрёмы. Мы по-прежнему едим, и внутри темно. Только несколько дежурных лампочек в самом конце отсека. Когда глаза привыкают к темноте, смотрю на кровать Джареда. Она пуста. Перевожу взгляд на кровать Шеннона, она тоже. Чуть свешавшись с полки, смотрю в пролёт, в сторону кухни, я уже более – менее представляю, что я там увижу. Это даже не из-за того, как жалко скрипит стол, не из-за приглушенных тяжелых вздохов, я просто знаю. И это самое логичное завершение их ссоры. Это то, что Джаред может предложить в знак примирения и это единственное за что Шеннон может простить, как бы дико это не звучало. А за чем слова? Когда ты с человеком с самого рождения все слова, я полагаю, они уже все сказаны. От чего-то спокойствие тёплой волной заполняет моё тело. Чувствую себя ребёнком, чьи родители померились и теперь, я знаю, всё будет хорошо. Что касается Джареда то… Некоторые мечты так и должны оставаться мечтами. Ведь, если, все мечты сбывались было бы не интересно. Я счастлив уже от того, что могу находиться рядом с ним, говорить с ним, и я тоже для него что-то значу, в каком-то роде. Достаю из-под подушки плеер и включаю музыку. Засыпаю снова.