***
Хельга сидит и смотрит на кольцо на безымянном пальце. Оно выглядит дорогим: драгоценный камень переливается на свету всеми цветами радуги. Девушка даже представить не может, сколько стоит такая вещь. Она оборачивается на хлопок двери. Салазар разгневан: его кулаки сжаты, ноздри широко раздуты, а взгляд цепляется за душу Хельги. — Хаффлпафф, — он произносит ровно, строго, но его глаза искрятся. Она ни капли не боится. Почему-то всегда видит в Слизерине только хорошее, когда все другие зовут его воплощением зла. Глупые люди. Не знают, что темными магами не рождаются. — Сал, — Хельга легко улыбается, поднимаясь из-за стола, и подходит к жениху. Она обхватывает его кисть и отвечает на ненависть — нежностью. Слизерин не понимает, почему она такая. Почему не боится его. Почему после всех его выходок продолжает видеть в нем хорошее. Она и сама этого не понимает, но после ее прикосновения взгляд Салазара смягчается, а мышцы — расслабляются. — Отец против помолвки, — с досадой произносит он, свободной рукой дотрагиваясь до ее щеки. — Но мы его переубедим, Хел. Она улыбается и кивает. Разве может быть иначе? Они ведь предначертаны друг другу. — Почему он против? — Слизерин прикрывает глаза, заводит руки за спину и отходит к окну, смотря вдаль. Его мысли где-то там, за горизонтом, но точно не здесь. — Он оскорбил тебя, — бросает мужчина спустя время, с вызовом. — Посягнул на твою честь, чего я никогда не прощу, — оборачивается к Хельге. Та медленно подходит к нему и заглядывает в глаза. Такие черные глаза… — Не стоит ссорится с ним из-за меня, — улыбнулась, как всегда, нежно, сводя с ума своей искренностью. — Ты не понимаешь, — он резко качает головой. — Отец назвал тебя… — тяжело это сказать, он делает паузу и с отвращением выдыхает: — «грязнокровка».***
Она распахивает свои большие голубые глаза. И смотрит на Тома с недоверием. — Я… — медленно касается своих губ, на которых ещё остался привкус его поцелуя. — Я вспомнила.***
Впервые он смотрит на нее, как на добычу. На жертву. На врага. Впервые он хочет толкнуть ее, сжать ее шею, видеть страх, а не всепоглощающую любовь в ее глазах. — Салазар, — она всхлипывает, как всегда, не боясь его. Глупая дура. Сейчас он готов убить ее, несмотря на все, что между ними было. — Не смей, — он запинается, совершенно не зная, что сказать. Почему она не призналась раньше? Почему он раньше не проверил ее родословную на подлинность? Почему позволил себе влюбиться в грязнокровку? — Ты хуже домовика, — выплёвывает он, стараясь не думать про ее слезы. Она заслуживает всей боли мира только за свое происхождение. — Не говори так, — по ее алым щекам стекают слезы. Пухлые губы дрожат. Почему она даже сейчас, черт побери, красивая?! — Я расторгаю помолвку, — отрезает он, но никогда не признает, с каким трудом и болью. Хельга касается его руки, и в эту секунду он напрягается. Желваки отчетливо играют на его скулах — настолько сильно он сжал челюсть, чтобы не накинуться на Хаффлпафф здесь и сейчас. — Я все понимаю, — сквозь слезы она улыбается. Слишком искренне. Слишком нежно. Слишком невинно. Он пытается взять себя в руки, пытается не видеть в ее глазах любви, как и игнорировать разрывающую душу страсть. А потом посылает все к черту и резко прислоняет ее к стене, впиваясь в соленые от слез губы.***
Сейчас у нее губы тоже соленые. Как и тысячу лет назад. Ничего не изменилось. — Ты изменился, — она наконец улыбается, знакомой и незабываемой улыбкой. — И нашел меня. Он медленно кивает и, принуждая ее взглянуть ему в глаза, твердым прикосновением руки приподнимает ее подбородок. — Конечно нашел, Хаффлпафф. Ты ведь моя судьба.***
— Она ведь твоя судьба, дурная башка! И ты отверг ее из-за происхождения?! — Гриффиндор опустошает очередной бокал и машет рукой разносчице. — Эй, ещё рому! Они сидят в пропахнувшем табаком пабе, где однажды познакомились. Салазар никогда не забудет тот день, в который встретил рыжеволосого отважного воина, ставшего ему лучшим другом, братом по крови и по оружию. — Ты ведь знал, Годрик? — Слизерин оставляет бокал нетронутым, пристально наблюдая за собеседником. — Знал, что Хаффлпафф — грязно… — Знал, — уверенно перебивает мужчина в красной мантии. — Она моя подруга, Салазар. — И моя чертова… — Слизерин запинается на слове, так и не решившись сказать «невеста». — Ты обязан был сказать мне. Некоторое время Годрик молчит, водя пальцем по стенкам бокала. И лишь потом ловит взгляд друга. — Но что изменилось, Салазар? Что? — он делает акцент. — Хельга стала другой? Изменилась? — и качает головой, когда Слизерин пытается его перебить. — Она по-прежнему твоя. Бесполезно. Основатель лишь больше хмурится, думая явно не о чувствах. Годрик хотел бы понять, но не мог. А Слизерин знал, что друг не примет его выбор — другое воспитание, нрав и моральные ценности создавали невидимый барьер между ними. — Я не потерплю грязную кровь в своей родословной. Гриффиндор опустошает очередной бокал и щурится. — Ты сам себе придумываешь проблемы, — он окидывает взглядом зал и жмёт плечами. — В чем проблема найти чистокровную аристократку и жениться? Вон сколько их кругом. «Они не Хельга», — Слизерин хочет произнести, но вместо этого говорит: — Я женюсь. На твоей сестре. Глухой стук. Годрик роняет кубок. — Только не она, — он сжимает кулаки и наклоняется к Салазару. — Ты разобьёшь ей сердце. Растопчешь его. Уничтожишь все невинное, что в ней есть! На это мужчина в зелёной мантии лишь усмехается, прикладывая ладонь к подбородку. — Вот, какого ты обо мне мнения, дружище? — он даже смеётся. — Уничтожу? Годрик качает головой, не в силах ответить. И обессиленно опускается обратно на стул. — Ты сам это понимаешь. Она влюблена в тебя, ты же — не умеешь любить. «Не умеешь любить»… О, он умел. Но его любовь была особенной.***
— Я скучала, — наконец она обнимает его, добровольно, позволяя теплу в груди растечься по телу. Утыкается носом ему в плечо, цепляясь руками за шею. Даже спустя век она любит его. А он так скучал по ее любви. — Скажи это, — он обхватывает её лицо ладонями, смотрит на пухлые губы и синие глаза. Его губы. Его глаза. Она знает, что он хочет услышать. И скажет это. Хаффлпафф не может противостоять Слизерину. — Я люблю тебя, — ее голос дрожит, но она все равно поцелует его. Мягко прильнет к его губам и простит всё. Всё что было и что будет. — Ты моя, — шепчет Том.