Покровители

Анна сидела за книгой в своем гостиничном нумере, ожидала окончания операции, и с улыбкой вспоминала, как пожилой доктор небольшого уездного городка, Вересаев Григорий Сергеевич, позволил ей присутствовать при операции по удалению больного зуба барона. Попросил ее посидеть в кресле в дальнем углу комнаты. Владимиру же велел расположиться в кресле возле окна: ближе к свету. Затем лекарь извлек из старого саквояжа кусок белой ткани и несколько странных пугающих металлических предметов. Аккуратно разложил их на салфетке. В этот миг девушка почувствовала на себе умоляющий взгляд Владимира, и без слов поняла, что ей лучше удалиться… У Корфа, оказывается, тоже имеются свои страхи: он не любит лечить зубы и стесняется сказать ей, Анне, что у него что-то болит. А как трогательно он искал у нее утешения от боли! Девушке показалось, что во время этих объятий она еще сильнее прониклась чувствами к своему хозяину. *** — Владимир, можно? Корф, полностью одетый, лежал на кровати поверх покрывала, прижимая правую ладонь к больной щеке. — Болит? — тихо спросила Анна, несмело приблизившись. Она замерла в центре комнаты. — Угу, — мрачно проговорил Владимир. Но тотчас встрепенулся и сел. Указал на кресло рядом. — Присаживайтесь, Анна. — Благодарю, — прошептала девушка и подошла к барону. — Доктор, уходя, рекомендовал прикладывать к щеке лед. И я принесла его для вас, попросила у слуги. Ложитесь, Владимир. Корф послушно лег, и Анна присела на краешек ложа и приложила холодный компресс к его больной щеке. Владимир же взял ее свободную руку и поднес к губам. — Люблю, Анна, люблю, — шептал он между поцелуями. А девушка, чтобы скрыть смущение, охватившее ее, начала тихим голосом рассказывать барону только что прочитанную историю про одного богатого, но страшно ленивого графа, который, несмотря на свою влюбленность в прекрасную даму, по старой привычке продолжал валяться на диване и уплетать кухаркины пирожки. — И что же в итоге случилось с этим графом? — с улыбкой спросил Владимир, тем самым помешав Анне ровно держать лед на щеке. — Уж не умер ли он от обжорства? — Почти. Он умер от тоски и безделья… — Не дай Бог в такого превратиться! — Вам сие не грозит, Владимир Иванович… К вечеру они разошлись по своим спальням, но ночью Анна проснулась от холода (ее одеяло случайно оказалось на полу) и страшного сна. В поисках человеческого тепла и утешения она постучалась в комнату Владимира. Вошла. Тот не спал, а при свете свечи читал книгу, откинувшись на подушки и прикрывшись пледом. Анна, плача, лепетала про холод и жуткий сон. Тогда Корф перебрался в кресло, молча усадил девушку к себе на колени. И обняв ее, долго покачивал, как ребенка, и целовал в щечку, в висок, в шейку… Затем его нескромные руки прошлись по ножкам девушки, по складкам ее халата, а вскоре Владимир поднялся с кресла вместе с Анной и отнес драгоценную ношу в ее комнату: у них все обязательно случится, решил он, но лишь после их венчания в одном из православных храмов Франции… Он уложил Аню в постель, укутал в одеяло и затопил камин. Сел на кушетку рядом, зажег свечу и долго читал девушке все стихи, что помнил наизусть… Стихи те были не о любви, а в основном, патриотические, зато любовь горела в его сердце, слышалась в каждом звуке его бархатного мягкого голоса, читалась в сером взгляде его красивых глаз и таилась в уголках упрямых губ… Владимир подумал, как вовремя он увез Анну от отца: у них появилась счастливая возможность принадлежать лишь друг другу, а его papa не способен ею манипулировать. *** Анна, конечно же, догадалась о причине, побудившей Корфа впредь снимать гостиничные нумера, состоявшие из двух раздельных спален. Но в городке N, расположенном на северо-западе российско-польской границы, в одной из недорогих гостиниц таких свободных апартаментов не оказалось (остался лишь один нумер с двуспальной кроватью), и барон снял его. Проводив девушку в небогато обставленную, но чистую комнату, учтиво поцеловал ей руку и пожелал покойной ночи. Собрался уходить. — Почему, Владимир Иванович, вы уходите? Вы разве не будете отдыхать? — тихо спросила Платонова. Барон обернулся, но был не в силах поднять на красавицу глаза. — Благодарю вас… я переночую в карете… Приятных снов! — и направился к двери. — Владимир, мне будет… холодно. Здесь прохладно… Корф поджал губы, что-то прошептал, и Анне померещилось: «А мне жарко! Очень жарко!» Он, заложив руки за спину, прошелся по комнате, подумал. — Хорошо, ложитесь спать, Анна, а я растоплю камин и останусь ночевать здесь, в этом кресле, — Владимир нагнулся и потрогал рукою мягкое сиденье. — Но кровать широкая, Владимир Иванович, и мы могли бы как обычно… Анне показалось, что Корф побагровел, ноздри его затрепетали: еще немного, и он лишится самообладания. — Я сказал: нет… Мы не могли бы… — почти грубо отчеканил он. Теперь уже покраснела Анна, смешалась и замолчала. Отвернулась, присела на стул и стала делать вид, что что-то ищет в ридикюле. Она чувствовала, что ее саму сию минуту накрывает удушливая волна чувств и смутных желаний. У нее закружилась голова, и она вынуждена была прикрыть глаза рукой. — Вам нехорошо, Анна? Что с вами? — раздался над нею встревоженный мужской голос, и девушка почувствовала, как горячая ладонь легла ей на плечо. Анна мягкой ладошкой ласково погладила руку Владимира и осмелилась взглянуть на него. — Голова кружится… я устала. Но это пройдет. — Как ни странно, но их нежные взаимные прикосновения успокоили Анну, и она, почувствовав себя лучше, встрепенулась и встала. — А что, если нам заказать вкусный ужин, Владимир? И немного вина? Кофра удивила Анина смелость и то, как она ловко взяла ситуацию в свои руки и даже сумела отвлечь его. Он с облегчением вздохнул, чувствуя, как сердце и душа наполняются светлой радостию и покоем. И улыбнулся: — Ради вкусного ужина в вашем обществе, Анна… я согласен остаться! Молодые люди проговорили за обильной трапезой, состоящей из пяти разнообразных блюд, часа три, периодически попивая вино. Анна даже исполнила по ролям мини-пьесу на французском языке. Владимир, не заботясь о приличиях, сидел в кресле в позе «нога на ногу». Он, чуть прищурившись, любовался Анной и слушал ее чудный голос, не вникая в суть пьесы. Гораздо приятнее разговаривать, чем, ворочаясь, пытаться заснуть на неудобном ложе, мучиться бессонницей, страдать от вожделения и нелепых мыслей. Часы пробили два ночи, барон заметил, что девушка устала, у нее слипаются глаза. Он встал. — Вам пора спать, Анна. Знали бы они, что минул их последний счастливый вечер… *** Корф посмотрел в окно тарантаса: — Отлично! Двенадцать часов пополудни… Приближаемся к германской границе. Прежде чем мы с вами пересядем в новый экипаж, Анна, я хотел бы в ресторане отметить месяц нашего путешествия. Но им не суждено было ни отметить месяц путешествия, ни добраться до Франции: их тарантас внезапно остановили люди графа Бенкендорфа, которым сам граф по наказу старого барона велел нагнать беглецов. Само собой разумеется, финансовая выгода сыграла здесь немалую роль. Владимира и Анну разлучили и под стражей в разных экипажах доставили в Двугорское, в поместье Корфов. Владимир лишь успел крикнуть Анне, что он зарегистрировал ей вольную, она теперь свободная женщина и никто не имеет права так бесцеремонно с нею обращаться. Требовал отпустить ее. Но стражи порядка заявили, что действуют по распоряжению Ивана Ивановича Корфа и Бенкендорфа. В поместье старый барон встретил беглецов отнюдь не ласково. Приказал Анну запереть и не выпускать из комнаты, а сыну заявил, что аннулировал в суде вольную Платоновой, и она по-прежнему его, Ивана Ивановича, крепостная. Владимира же по вмешательству отца лишили годового отпуска и через пару дней отправили на три года на Кавказ: авось за это время сын образумится. *** Перед отбытием на Кавказ у Владимира произошел тяжелый разговор с отцом. Сын заявил papa, что женится лишь на Анне или навсегда останется холостым. Это более всего возмутило старого барона и он утвердился в мысли, что необходимо разлучить сладкую парочку и отправить сына служить. Не хватало, чтоб Владимир из-за женитьбы на крепостной лишился воинского чина… Кроме того, Иван Иванович был страшно зол на сына, считая, что тот его обманул, фактически украл у него Анну, его мечту и лучшую актрису его театра. — Анна — моя крепостная, и она останется в поместье, — отчеканил старый барон, сверкая гневным взглядом. Иван Иванович очень заботился о чести семьи Корфов и тешил свое самолюбие: сын в чине и звании, будет воевать на Кавказе… Все в «порядке», все, как у людей… А не женится на крепостной актерке, что для него, для отца, было бы позором, срамом перед высшим обществом. К Анне же старый барон относился лишь как к крепостной, которую воспитал дворянкою. Он считал, что она должна быть всю жизнь ему благодарна и исполнять его прихоти. Прошел месяц… Анна по-прежнему лучшая крепостная актриса в театре Ивана Ивановича, иногда она удостаивается чести петь на балах перед высшим петербургским обществом. Старый барон не раз намекал Михаилу Репнину, что тот может в любое время сожительствовать с его крепостной барышней и просил сопровождать ее на все балы. Но Анна всегда демонстрировала столь явную холодность к молодому князю, что Михаил не знал, как к ней подступиться. Вскоре он женился на княжне Елизавете Долгорукой и ему стало не до крепостной недотроги барона Корфа. А со Сергеем Степановичем Оболенским Иван Иванович находился в ссоре, поскольку старый князь советовал ему отпустить Анну и Владимира и пожелать детям счастья или хотя бы освободить Анну. Старый Корф заупрямился и порвал все отношения со старинным приятелем, и тот перестал помогать ему протежировать Платонову. Зато этим с радостью занялся Шишкин, и благодаря ему Анна выступает перед знатью на балах. Кирилл Матвеевич однажды пытался овладеть крепостной в гримерной театра, но внезапно некий человек подкрался к наглецу сзади и со всей силы ударил его чем-то тяжелым по голове. А девушке удалось быстро выйти через черный ход. Как в следующий раз она сможет избежать преследований этого ужасного человека, господина Шишкина, Анна не знала. Как не подозревала она и о том, что за нею в Петербурге всюду следует верный друг Владимира Корфа, Кирилл Воронов, который был тяжело ранен на Кавказе и теперь не подлежал воинской службе. А в поместье ее оберегал, как мог, Никита. Анна же вспоминает время, проведенное в пути с Владимиром, как самое отрадное в своей жизни. Она таит в сердце бесконечную любовь и благодарность к своему молодому хозяину. Иван Иванович держит под контролем всю переписку. Но ему неведомо, что Анна и Владимир время от времени пишут друг другу длинные трогательные письма, передавая их через верного Никиту.