Гарри Поттер и эффект бабочки

Лето перед третьим годом в Хогвартсе Драко провёл за тренировками в окклюменции и пытаясь вновь научиться вынимать мысли из собственного сознания. Навык на самом деле был нелёгким и доступный лишь зрелым волшебникам, но теоретически Малфой все ещё помнил из прошлой жизни, что именно нужно делать, и поэтому сосредоточенно работал. Чётко сконцентрироваться на мысли, сформулировать её в образы, при этом пытаясь заблокировать всё остальное, произнести заклинание. Как и со всем остальным, пришлось для начала глянуть в библиотеке и освежить нужные заклинания в памяти. Если общая идея по-прежнему была знакома, то чтобы претворить волшебство в жизнь, нужно было прочитать о нём. Для начала Драко избрал тренироваться на простых вещах. Что он ел на завтрак, что прочитал в очередной книге несколько часов назад. Разучивать подобное волшебство всегда следовало исключительно на мелочах и по времени самых близких событиях. Постепенно, Малфой перешел к более отдалённым эпизодам, впрочем, покамест только концентрируясь на происходящем в этой жизни. Если его поймают, Драко придумает оправдание, что просто решил освоить навык. А в доказательство покажет все эти образы. Вот только хорошенько обо всём подумав, он решил вытащить из головы ещё несколько недавних воспоминаний, предназначенных совершенно для другой цели: их Драко намеревался «невзначай позабыть» где-нибудь на видном месте, чтобы отец смог их обнаружить после отъезда сына в Хогвартс. Малфой избрал то самое воспоминание прошлого года о собственных взаимодействиях с Грейнджер и Поттером под оборотным. Серебряные нити воспоминаний об этих событиях Драко сперва слегка откорректировал в своём сознании, чтобы любой посторонний зритель слышал его собственные мысли, и эти комментарии должны были однозначно намекнуть Люциусу, насколько Грейнджер на самом деле талантлива. У любого, кто бы ни просматривал его воспоминания, не осталось бы ни малейших сомнений, что на самом деле Малфой узнал Гермиону в образе Паркинсон лишь по слишком изысканным манерам и умным речам. При этом Драко нарочно подчеркнул свои рассуждения, «откуда бы Паркинсон такое развить за полчаса». Потом следовало его заключение, что речь Панси по заумности могла соответствовать только одному человеку: Гермионе Грейнджер. Далее следовало его «озарение», что это не может быть ничем иным, кроме оборотного зелья, и логический вывод, а точнее заключение, к которому он хотел подтолкнуть отца и поэтому его озвучил: Грейнджер умудрилась сварить оборотное на втором курсе? Поскольку приобрести для парочки детишек, воспитанных магглами, подобное зелье было элементарно некому. На покупки оборотного существовало ограничение по возрасту, а знакомых им взрослых волшебников, которых Поттер и Грейнджер могли бы попросить, просто не существовало. Да и справедливости ради, любые взрослые волшебники, попроси их чадо прислать им оборотное зелье, не потянулись бы сходу за кошельками, пылая гордостью за отпрысков. Скорее, родители бы срочно бросились к камину для перемещения в Хогвартс, чтобы вытрясти из непутевых детишек, в кого именно те вдруг решили перевоплотиться. А потом Драко занялся подготовкой к своей основной задаче. Сперва он долгие дни, плавно перетекавшие в недели, целенаправленно концентрировался на том, чтобы максимально чётко вытащить из недр сознания воспоминания из прошлой жизни. Для начала это были те фрагменты, которые содержали в себе Грейнджер. Забавно, но самыми яркими были именно они. Первой сценой, которую Малфой смог в конечном итоге выудить из памяти в достаточно хорошем качестве, чтобы убедить в подлинности воспоминания Люциуса, оказались допрос и пытки его тёткой Беллатрикс Гермионы в гостиной менора. Воспоминания криков Гермионы, как и все детали того злосчастного дня по-прежнему оставались наиболее яркими в сознании Малфоя. И уже пересматривая образы, Драко про себя усмехнулся. Другие детали, которые он когда-то воспринимал лишь фоном основных событий, одновременно оказались тоже довольно отчётливыми картинами. И это были те самые детали, на которые мгновенно обратит внимание отец: образ самого Люциуса, измученного, помятого и небритого, такого, каким в этой жизни сын его никогда ещё не видел. Аналогично потерянная мать, хватающаяся за любую возможность, чтобы восстановить их ускользающее положение при Тёмным Лорде. Люциус просто не мог не заметить подобных вещей. А потом сделать соответствующие выводы, на что Драко очень надеялся. Положительный опыт и внезапно обнаруженные на заднем плане памяти «бриллианты» подтолкнули Малфоя на соответствующие мысли. Следующим особенно ярким воспоминанием из прошлой жизни по-прежнему шла та трапеза, во время которой Тёмный Лорд скормил Нагини их профессора маггловедения, Черити Бербидж. Драко не нужно было даже концентрироваться на этом воспоминании. На самом деле, он слишком много времени потратил, пытаясь сделать его менее ярким, заставить себя не переживать его каждую ночь во сне, непременно просыпаясь от собственных криков. Конечно, ужасная судьба несчастной женщины не растрогает отца, в этом Малфой был совершенно уверен. Но вот потом в этом же самом воспоминании Тёмный Лорд отобрал и сломал палочку Люциуса. А ещё, в памяти сына навсегда запечатлелось, в каком плачевном состоянии тогда был отец, насколько жалким он выглядел. Впрочем, как и мать. Нарцисса тоже к этому моменту была лишь жалкой тенью той блистательной женщины, которой сын всегда её знал. Люциусу из этого времени будет интересно взглянуть на подобные детали, а самое главное, что они будут восприниматься именно, как детали. Несколько воспоминаний Малфой выудил из собственного сознания исключительно для себя. Ему очень хотелось сохранить их, пока сцены не потеряли своей яркости, не померкли, покрываясь туманом, но пересмотрев их вновь, внезапно осознал: там тоже были небольшие жемчужинки, которые помогут убедить отца. Но основной целью все-таки было сохранить дорогой ему момент из прошлой жизни. Именно таким воспоминанием остался навсегда в его памяти новогодний бал в Министерстве Магии, который Драко посетил, уже будучи вдовцом. На Астории Гринграсс Драко женился, чтобы выполнить условия наследования. Для того, чтобы полностью взять на себя обязанности главы рода, по настоянию отца требовалась чистокровная жена. Малфой тогда не спорил, Грейнджер в то время серьезно встречалась с Рональдом Уизли, да и не было ни одного шанса ни в этом мире, ни в любом альтернативном, чтобы на тот момент Гермиона стала его девушкой. Годы брака с Асторией так и не увенчались появлением на свет наследника. Мать начинала волноваться, даже отец умудрился присылать возмущенные пергаменты из тюрьмы. Через несколько лет они обратились за помощью к колдомедикам, даже посещали маггловских врачей по бесплодию, но старания не увенчались успехом. Традиционная колдомедицина была бессильна, а родители Астории как-то странно отводили взгляд. А потом появилось то самое зелье… Астория нашла это зелье в семейной библиотеке. Рецепт был разработан её предками и подразумевал именно такие ситуации. Тщательно уверив мужа, что зелье решит все их проблемы, Астория самостоятельно, как согласно инструкциям это следовало делать, его приготовила и выпила. Астория успешно забеременела в тот же цикл, хотя все последующие месяцы были для неё очень тяжелыми. Супруга буквально угасала на глазах у мужа, и вновь никто не мог бы с точностью сказать, что произошло. Мистер и миссис Гринграсс хранили мрачное молчание, а Дафны, которую Драко в теории мог бы расспросить, и которая, вполне возможно, была бы с ним честна, на тот момент в Англии не было. Астория умерла при родах, настолько преждевременных и тяжелых, что никакое волшебство в мире не смогло спасти ни её, ни младенца. Лишь намного позже, когда она вновь вернулась в страну, Дафна со слезами рассказала, что на их семье лежит проклятие крови, и каким-то образом оно активировалась именно на её младшей сестрёнке. Астория о проклятии знала. Малфой не испытывал к своей жене романтических чувств, он не был в неё влюблён, и брак с Гринграсс был изначально построен лишь на взаимовыгодном соглашении и уважении. Максимум, что он испытывал к супруге, была симпатия. Красивая, идеально воспитанная, сдержанная Астория представляла из себя образец чистокровной жены, хотя настроена была довольно либерально. Драко подозревал, что если бы не эта трагедия, супруга бы настояла на диаметрально противоположном их собственному воспитании наследника. Но сбыться этому было не суждено, и выдержав необходимый период траура, Малфой в тот год посетил Рождественский бал в Министерстве. Гермиона Грейнджер на вечер прибыла под руку с Поттером. Начальник Аврората к тому моменту тоже очень многие годы уже был разведён, и мало кто в обществе не обсосал факт, что с Джинни их «избранному» явно оказалось не по пути. Распад отношений Поттера и Уизли не обсудил только ленивый, но истинной причины в корне проблемы Малфой не знал. Драко подозревал, что всегда стремившемуся к приватной жизни Поттеру не улыбалось светиться на бесконечных светских раутах, присутствовать на которых, казалось, стало целью жизни рыжей. В любом случае, Малфой на тот момент прекрасно знал, что Гермиона и Поттер не были «парой», но на министерских да и любых других мероприятиях обычно появлялись вместе. Вот и в тот вечер Гермиона, облачённая в шикарное изумрудное платье в пол, достаточно закрытое, чтобы соответствовать всем правилам волшебного мира, и настолько сексуальное, чтобы оборачивать все мужские головы, появилась в зале под руку с Избранным. Давно прошли те времена, когда Грейнджер не обращала внимание на свою внешность. Министр магии теперь выглядела всегда идеально, одеваясь с тем самым вкусом и элегантностью, свидетелями коих они все стали когда-то во время Рождественского бала на четвёртом курсе. Словно тогда это был взгляд в далёкое будущее. Грейнджер уже доказала практически всем, насколько она умна и талантлива, и теперь обращала внимание на другие нюансы, например, безукоризненный внешний вид. Впрочем, одна из таких деталей заставила Драко тяжело сглотнуть: как обычно, предплечья Гермионы были надёжно скрыты плотным кружевом. Министр магии практически не танцевала. Кажется, один танец она всё-таки исполнила с Поттером, и Малфой очень сильно подозревал, что тем самым оба поставили галочку в планах на вечер под названием «обязательное участие в развлекательный программе». После чего Грейнджер большую часть времени проводила, общаясь с чиновниками, и поэтому неожиданное приглашение Малфоя встретила с нескрываемым изумлением. А вот сам Драко перед тем, как осмелиться подойти к мадам министру, основательно накачался «жидкой смелостью», как почему-то со смехом называли алкоголь буквально все магглорождённые волшебники и многие полукровки. – Позволишь пригласить тебя на танец? – Драко усмехнулся, склоняясь в поклоне и протягивая Грейнджер руку. – Малфой? – Гермиона приподняла бровь. – Ты меня ни с кем не путаешь? – Самая красивая женщина в этой комнате, самая яркая ведьма нашего поколения, лучшая ученица Хогвартса за Мерлин знает, сколько лет, – Малфой сосредоточенно поддерживал самое серьезное выражение лица, на которое был способен. – И наш нынешний министр магии. Нет, мисс Грейнджер, я вас ни с кем не путаю. – Просто хотела удостовериться, – пробормотала Гермиона на самой грани слуха и пожала плечами. Меж тем пауза задерживалась, на них уже начали обращать внимание, и поэтому Грейнджер решительно вложила свои пальцы в его протянутую ладонь. – Что ж, сочту за честь, мистер Малфой. Танцуя, Драко держал Гермиону на довольно почтительном расстоянии, хотя больше всего на свете ему хотелось прижать её к себе. Но Грейнджер весьма недвусмысленно выдерживала определённую дистанцию между ними, нарочито напрягая руку. Первым разговор завёл именно Малфой. – Я обратил внимание, что ты практически не танцуешь, - умело прокрутив партнершу под рукой и вернув обратно, проговорил Драко. - Один обязательный танец с Поттером и всё. – Серьезно? – Грейнджер подняла на него взгляд и равнодушно пожала плечами. – Признаться, не обращала внимания. Наверное, никто не приглашал. – Или все получили твоё негласное предупреждение не приближаться, когда только ещё думали направиться в твою сторону, – Малфой усмехнулся. – Я же видел, каким взглядом ты наградила пару-тройку потенциальных кавалеров. – Хочешь сказать, что они все в испуге разбежались? – бровь Гермионы насмешливо поползла вверх. – А ты у нас не из пугливых? – Не вопрос и не утверждение, – Драко демонстративно прищурился, словно серьезно обдумывал её слова. – Зато сарказм и насмешка сквозят из каждого звука. Я просто подошел с такого угла, что ты не могла меня на расстоянии «предупредить». – Или мне просто в мысли не приходило, что ты можешь пригласить меня танцевать, – вновь пробормотала Грейнджер на самой грани слуха. – Но танцуешь ты отменно. – Благодарю, – Малфой вновь одарил её театральным поклоном. – К слову, ты тоже. И да, я выпил достаточно «жидкой смелости», как вы говорите. Кстати, всегда хотел спросить, почему вы так называете алкоголь? – Это из маггловской сказки, - Грейнджер усмехнулась. - Настоятельно рекомендую. – Книгу или алкоголь? - Драко вопросительно приподнял бровь. – Оба, если нужно… Какое-то время они танцевали молча, а потом тяжело сглотнув, Грейнджер вновь подняла на него серьёзный взгляд. – К слову, мои соболезнования по поводу твоей жены. Мне приходилось несколько раз общаться с Асторией, она была замечательным человеком. – Благодарю, – на этот раз голос Драко звучал в точности так, как и полагалось в подобных ситуациях. – Уверен, что если бы у неё была возможность, мой сын не вырос бы таким маленьким, заносчивым засранцем, которым в детстве являлся я сам. – Что ж, тогда мне вдвойне жаль, – самым удивительным было то, что голос Гермионы на самом деле был искренним. Как и её сожаление. – Этому миру так не хватает толерантности. Дальнейшие детали их разговора не несли особой смысловой нагрузки, но для себя Драко хотел сохранить воспоминания о тепле её стройной фигуры в своих руках, о том, как по мере танца Гермиона всё-таки позволила ему сократить разделявшие их расстояние. Наверное, это был их единственный танец за всю жизнь, в довольно скором времени после бала наступило то, что в волшебном мире было принято называть «началом конца». А через несколько месяцев они все втроем переместились в прошлое. Впрочем, вслед за этой серебристой нитью из сознания выскользнула ещё одна. И на этот раз Драко самодовольно и весьма удовлетворённо усмехнулся: а вот это отцу не помешает увидеть. Дело было в том, что заключённым в Азкабан газеты, естественно, не доставляли. О всех важных событиях окружающего мира они обычно узнавали от своих родственников. Но поделиться с бывшим Пожирателем Смерти и пресловутой «правой рукой Волан-де-Морта», Люциусом Малфоем, замечательной новостью, что его сын танцевал на рождественском балу в Министерстве с Гермионой Грейнджер, далеко не один охранник посчитал просто гениальной идеей. Более того, они даже подарили ему далеко не одну копию «Ежедневного Пророка» с соответствующей статьей и сопровождающими колдографиями. Естественно, ни один из охранников не удосужился предоставить Люциусу перо и пергамент, чтобы вызвать «на ковёр» непутёвого сына. Впрочем, Малфой-старший тогда всех хорошенько удивил, включая и собственного отпрыска. Драко посещал отца приблизительно раз в месяц, и для следующего запланированного свидания Люциус появился в соответствующей комнате с целой стопкой газет, на первой странице каждой из которых в разных позах и с разной степенью томности в выражении лиц кружились его сын и магглорождённая волшебница и нынешний министр магии, Гермиона Грейнджер. – Я не знал, что в Азкабан доставляет газеты, – сходу хмыкнул Драко. – Но смею напомнить, что больше мне твое одобрение не требуется. – Я ещё не страдаю проблемами с памятью, – Люциус задумчиво постучала пальцами по стопке газет. – Ты женился на Астории, тем самым выполнив требования для передачи наследства. Я нахожусь в заключении без права на амнистию, ты полноправный глава рода. Все так, все точно. И нет, газеты нам не доставляют. А счастливым обладателем этой стопки я оказался милостью охранников, которые наверняка посчитали, что будет довольно забавно наблюдать за моей реакцией на подобные новости. Всё-таки, они намного более предусмотрительные, чем дементоры. Уж поверь мне на слово, я помню. – И что дальше? – Драко прищурился, скрестив руки на груди. – Будешь читать мне морали, проклянешь меня, как отец, даже если и не глава рода? Позволь напомнить, это всё пустые звуки. Выжечь меня с семейного гобелена ты не сможешь. И даже не потому, что больше не являешься главой рода... Продолжение этой фразы повисло между ними в воздухе: Люциус не сможет выжечь сына с семейного гобелена даже не потому, что он не глава рода. Даже не потому, что Драко официально последний в роду Малфоев и другого наследника у Люциуса не будет. Люциус элементарно не сможет выжечь своего сына с семейного гобелена по той технической причине, что, приговорённый к пожизненному заключению в Азкабане, никогда в жизни к этому семейному гобелену подойти не сможет. На мгновение вопрос, если он всё-таки перегнул палку, мелькнул в мозгу ожидавшего ответа отца Драко. Возмущённые тирады, проклятия, долгие и поучительные речи о том, как сын вновь не оправдал его надежд… Малфой и сам не мог бы сказать, чего именно он ожидал, но дождался Драко совершенно обратного. Горько усмехнувшись и качнув головой, Люциус прямо взглянул в идентичные своим глаза сына. – А ведь она тебе всегда нравилась, – в прошлом один из самых преданных последователей теории чистоты крови усмехнулся. – Гермиона Грейнджер. Ты обратил на неё внимание ещё на первом курсе, быть может, даже в Хогвартс-экспрессе. Твое первое письмо после распределения уже включало информацию о ней. «Отец, меня распределили на Слизерин! А вот Поттер оказался на Гриффиндоре вместе с одной магглорождённой девчонкой, Грейнджер. Представляешь, она ещё в поезде починила ему очки! А потом без умолку рассказывала о каждой детали Хогвартса, словно экскурсию вела. И откуда она это знает?» Драко затаил дыхание, вслушиваясь в насмешливый голос отца. Люциус продолжал цитировать его письма, которые, как оказалось, помнил наизусть. Кто бы мог подумать? Младший Малфой, если уж совсем быть честным с самим собой, даже никогда не был уверен, что отец их читал, а не поверхностно проглядывал. Например, он был уверен, что кроме «меня распределили на Слизерин», отец вообще ни на что не обратит внимание. Или равнодушно пожмет плечами: «Конечно, на Слизерин! Куда же ещё? Мог бы не писать подобной чепухи, Драко». Меж тем, Люциус продолжил. – «Отец, сегодня мы учились заставлять перо подниматься в воздух. Чары невесомости, конечно же. Я освоил их одним из первых, но эта выскочка-Грейнджер вновь опередила всех. А главное, она даже не старалась: просто придурок Уизли вообще размахивал волшебной палочкой, словно это ложка. И поверь мне, отец, именно так он ложкой за столом и размахивает, а Грейнджер его остановила. И тогда этот олух, а ведь он чистокровный, отец, возьми и скажи: «Раз ты такая умная, вот и покажи!» И она показала! Отец, она просто играючи взяла и подняла перо в воздух одним взмахом волшебной палочки. А вот Финниган, с отцом которого ты когда-то работал, свое первое перо вообще взорвал», - Люциус усмехнулся и покачал головой. - Мне продолжать? Потому что подобное было в каждом твоем письме. – Думаю, не стоит. Я никогда не осознавал, что утруждал тебя столькими деталями относительно своей жизни и Гермионы. И прошу прощения, что заставил когда-то читать о стольких абсолютно неинтересных тебе вещах. И теперь реально понимаю намного лучше, почему так ощутимо и поучительно получил по рукам перед своим вторым курсом. – Поучительно, но бесполезно. Урок ты явно выучил не до конца, – махнув рукой, проговорил отец. Он задумчиво вгляделся в теперь уже разложенные перед ним на столе колдографии. – А вы смотритесь довольно гармонично, ты и мисс Грейнджер. К слову, – Люциус насмешливо хмыкнул. – Удивительно, что она по-прежнему «мисс». Впрочем, если учесть её романтический интерес к шестому из Уизли, то это становится понятно. Вкус на мужчин у самой яркой ведьмы явно оставляет желать лучшего. А ведь сама она всегда нравилась довольно достойным волшебникам, например, Виктор Крам. Любая другая на её месте больше бы и не охотилась, такой-то улов! – Что ты пытаешься всем этим сказать, отец? Чего добиваешься? – Драко приподнял бровь. Люциус явно намеревался передать определённый месседж. – Неужели, даешь мне свое благословение на отношения с магглорождённой? – Министром магии и самой яркой волшебницей нашего времени? – Малфой-старший откинулся на спинку стула, вновь встречая взгляд сына. – Что ж, теперь давай мы с тобой все обсудим. После этого они с отцом встречались ещё не раз. Как оказалось, до Люциуса всё-таки дошли слухи о развитии событий в волшебном мире и предстоящих переменах. Именно так недальновидные бывшие Пожиратели, брат и сестра Кэрроу, называли свою глупость, которая и оказалось самой большой угрозой для их мира, и которая практически привела к его концу. Именно Люциус в конечном итоге сформулировал их план и дал сыну все детали к его исполнением. И именно эти воспоминания Драко удалось извлечь из собственного сознания в достаточно яркой для «проверки отцом на достоверность» форме. Потому что они были одними из последних из той жизни до перемещения. И потому, что в его сознании они были логически прикреплены к незабываемому для сердца младшего Малфоя единственному в его жизни танцу с Гермионой Грейнджер во время Рождественского бала в министерстве магии.