***
Иногда люди жалуются на свою боль. Иногда они ненавидят эту боль. Иногда они кричат от боли. А иногда им так больно, что у них нет сил ни жаловаться, ни ненавидеть, ни кричать. (Майкл Джексон)
***
Они преследовали его. Каждую ночь, каждый раз, когда он засыпал, оставался один или впадал в отчаяние. И не важно, был ли перед этим сеанс с психотерапевтом или его не было. Они просто появлялись регулярно, каждый раз открывая в его памяти всё больше и больше событий из его «прошлой» жизни. Каждый раз, как только для этого была возможность, к нему возвращались фантомные ощущения ласковых материнских касаний, дававших раньше такую сильную поддержку, тёплых ласковых слов, особенно «Мидори» значит «Зелёный», раньше поднимающих его самооценку, даруя уверенность в себе. Сейчас эти слова и ощущения навевают лишь боль, боль душевную, такую страшную и горькую, что порою хочется выть. Выть оттого, что всё уже никогда не будет как раньше, что мамы больше нет, что ему просто-напросто больно, но никто не поддержит и не поможет. Только раз в неделю с ним встречается Хошисора, который наверное единственный искренне пытается помочь Мидории. Эти тени, воспоминания из прошлой жизни сводят его с ума, даже кажется, что это была совершенно другая жизнь, совершенно другая реальность, из которой его так бесцеремонно выпихнули. Поэтому он стал называть тот период своей «прошлой» жизнью. Ведь в «нынешней», по его ощущениям, он прожил уже так долго, а матери будто бы и не было. Доказательством её существования был лишь только тот самый диск с фильмом, который оказался в кармане шорт Изуку. Вот только его вид навевает ещё больше фантомных ощущений. Они приходят мерзкой чёрной массой, медленно обволакивая его всего и всё, что его окружает, покрывают пеленой страха и душевной боли всю подвластную им территорию. Их невозможно терпеть, как только они появляются, сразу же возникает противное давящее ощущение где-то в районе солнечного сплетения, немного левее, появляется отдышка, начинает болеть голова. Их приход невозможно нормально пережить. Они бьют по больному, хотя, казалось бы, почему он всё ещё не оправился, ведь прошло уже несколько месяцев с момента его переселения в детский дом? Он как будто наяву ощущает касания матери, её объятия и тихие слова поддержки. Её голос как всегда мягкий, а касания нежные и приятные. Но стоит ему вспомнить, где он находится и что произошло в его седьмой день рождения, как вся картина преображается. Теперь её голос слишком фальшивый, он отчаянно пытается ему не верить, а её касания слишком мёртвые и давящие, чтобы снова поверить в себя. Он не хочет доверять своей больной фантазии, свихнувшейся после её смерти. Терпеть их очередной приход с каждым разом всё тяжелее и тяжелее, но он упёрто не рассказывает о приступах не то что воспитателям, а даже Хошисоре, который всегда с пониманием его выслушивает и помогает. Наверное, он не хочет, чтобы его назвали психом, раз он ощущает и видит то, чего нет. Поэтому он продолжает мучиться в одиночестве, моля всех богов, чтобы очередной «приступ» не произошёл на приёме у психотерапевта. И злодейка-судьба некоторое время прислушивается к его мольбам, но всё же не может отступить от задуманного. Линия «везения» для Мидории заканчивается. Очередной приём у психотерапевта, очередной вторник в его жизни. Как бы не пытались Мидорию вернуть в прежнее состояние, до конца он так и не оправился. Теперь жизнь для него приняла какое-то бледно-серое, размытое течение, с редкими проблесками цвета. Очередные, уже привычные, мысленные мольбы, чтобы Хошисора не оказался невольным свидетелем «приступа». Но в этот раз судьба уже не слушает бедного ребёнка. — Добрый день, Хошисора-сан, — уже такой привычный, слегка хрипловатый тон мальчика приветствует Дэйки. — Изуку, — кивает в ответном приветствии мужчина. — Проходи, садись. Ничего не изменилось? Как проходят твои дни? — Спасибо, — натянуто улыбается Мидория. — Всё как всегда. Учусь. Ни с кем не общаюсь. Эти односложные ответы такие безэмоциальные, что пробирает дрожь. Ну не может ребёнок быть таким, не должен! Дети должны играть, болтать о пустяка, радоваться солнцу и жаловаться на школу. Но не должно быть так, чтобы дети смотрели с безэмоциональной серьезностью в глазах, чтобы их тон был таким тихим и безжизненным, чтобы им было всё равно на то, кто их окружает и что эти окружающие делают. От этого Хошисоре становится больно. Но его размышления о том, какими должны быть дети и чем отличается от них Мидория Изуку прерывает отчаянный стон со стороны мальчика. Тот со всей силы вжимался в кресло, на котором сидел, поджав к себе ноги и обняв колени руками, а его плечи вздрагивали. Губы парня неистово повторяли шепотом одно и то же: «Нет-нет-нет-нет!». Перепуганный Дэйки подбежал к ребёнку и начал его успокаивать. Чужие касания перекрыли очередные фантомные ощущения лёгких, но мёртвых касаний матери, сводя «приступ» на нет. И тогда Изуку уже наткнулся на строгий взгляд доктора, который был недоволен тем, что подопечный скрывал от него такие серьёзные вещи. Далее последовал разговор, в ходе которого постепенно выяснялись все детали происходящих событий, в том числе появление фантомных ощущений и ложь пациента. Оказалось, что началось это где-то спустя месяц после смерти Инко Мидории, когда Изуку окончательно осознал то, что произошло. Тогда слишком много воспоминаний нахлынуло на него. В первое время они были его поддержкой и опорой, он просто боялся, что если скажет, то его лишат единственного счастья в мире. Но потом с каждым разом становилось всё хуже. Из раза в раз эти касания он осознавал как мёртвые и давящие, не дающие ему должной свободы. «Приступы» участились, становясь уже не поддержкой, а обузой. Но он не мог ничего с собой поделать. А говорить просто побоялся, ведь его могли посчитать психом. — Ты же понимаешь, что поступал в корне неправильно? — строго, но с лаской спрашивает Хошисора. — Да, я уже всё осознал, Хошисора-сан. — робко отвечает мальчишка. Они сидели в одном кресле: Дэйки занял в нем удобную позу, посадив Изуку себе на колени и прижав его к своей груди, и гладил зелёные кудри Мидории, мягким, но строгим голосом давая наставления. Тёплый баритон Хошисоры успокаивал Изуку, даря тот долгожданный и практически уже не ожидаемый покой, который обволакивает своей мягкой пеленой душу и разум ребёнка. Ещё не скоро вернутся фантомы, возможно, их даже вообще больше не будет. Но если они опять придут, то он знает, куда идти. Мягкий голос его личного психотерапевта без проблем отгонит навязчивые воспоминания, влекущие за собою боль. Дэйки гладит зелёную макушку, думая, что никогда и ни за что не сможет предать эти наивные глаза, в которых сейчас столько боли и страха. А, казалось бы, что такого сделал этот ребёнок, чтобы он так привязался к Мидории? Но роковые слова сами рвутся из глубины души. — Запомни, малыш, — начинает Дэйки. — Я никогда тебя не предам, все твои секреты навечно останутся со мной. Ты дорог мне, я готов ради тебя на всё. Ты можешь довериться мне и рассказывать мне все свои проблемы, тайны и мысли. Я понимаю, что изначально это будет сложно для тебя. Но поверь, я никогда не дам тебя в обиду, не буду осуждать, всегда буду твоей поддержкой и опорой. Доверься мне, и я смогу тебе помочь. Пожалеет ли он о сказанных слова, вырвавшихся из самого сердца, идущих от самой души? Проклянёт ли он когда-нибудь себя за то, что даёт подобное обещание? Он не знает. Он лишь понимает, что никогда не сможет его нарушить. — Хорошо, — слышит он тихие слова ребёнка, которому он безвозвратно отдал свою верность и душу.