искусство прятать чувства

      «Это уже наглость! Да как он смеет запрещать мне посещение их тренировок! Сам тренер разрешил мне, и Ойкава думает, что я буду слушать его!» — в мыслях Мегуми уже тридцать раз прокляла Ойкаву, из-за которого вынуждена была идти в это дурацкое милое кафе, да еще и не опоздать, чтобы показать себя профессионалом, а не маленькой обижающейся на глупости девчонкой. Ойкава никогда с ней даже не общался, и поэтому их отношения можно было смело назвать нейтральными. Просто одноклассники, у которых есть пару совместных уроков. Но после этой вчерашней злополучной тренировки, его отношение к ней явно ухудшилось. Чего стоили эти ужимки, неуважительное обращение и то, как он буквально выдворил ее из коридора. Что она сделала, раз пришла в такую немилость у самого Ойкавы Тоору? Неужели его так разозлил посторонний человек на площадке. Мегуми быстро отмела эту мысль. Ойкава любил покрасоваться перед публикой, и весь его фан-клуб посещал открытые игры Аобаджосай, так что ее присутствие не должно было быть такой проблемой. На дисплее телефона высветилось время. Без двадцати пять. Хара спешно поправила свои светло-каштановые волосы, которые уже отросли практически до середины шеи с последней стрижки, схватила футляр с очками, телефон, и, кинув все это в маленькую сумочку, выбежала из квартиры. От школы до собственного дома было не больше квартала, поэтому путь до кафе занял бы минут десять максимум. Мегуми уверенно вышагивала по залитому уходящим солнцем тротуару, напевая мелодию, услышанную утром в школе, и повторяла заготовленный список вопросов. Почувствовав легкий порыв ветра, девушка поблагодарила саму себя за предусмотрительность — на ней был брючный костюм, современного свободного кроя, он отлично сидел и был довольно теплым. К тому же Мегуми чувствовала прилив необъяснимой уверенности. Сейчас интервью с Ойкавой казалось не сложнее посиделок с подругами. Она будет наблюдательна, раскована, остроумна и напишет отличную статью, которая обязательно разойдется по школе. А потом Ойкава сам упросит ее на еще парочку интервью, и она, конечно же, великодушно согласится. Но, к сожалению, Мегуми уже знала, что ожидания не всегда оправдываются. А значит, от этой встречи можно ожидать любого подвоха. Подвох, кстати, не заставил себя долго ждать. Для начала, Ойкава пришел раньше. Это уже неприятно смутило Мегуми, ведь та хотела прийти первой, чтобы выбрать подходящее место, заказать любимый латте, и чувствовать себя хозяйкой положения. Оказалось, она так думала не одна. Ойкава устроился за столиком у окна, помешивая чайной ложечкой латте, (ну конечно) и очаровательно улыбаясь, заметив ее появление. Кажется, хозяином положения оказался Ойкава. — Хэй, — он помахал ей, — Здравствуй, Хара-чан. Прекрасно выглядишь! Мегуми села напротив него, отточенным жестом положила сумочку на колени, и достала футляр и блокнот. Ойкава с увлечением (искренним ли?) наблюдал за ее действиями. — Здравствуй, Ойкава-сан. Итак- — Я в нетерпении услышать все твои вопросы! — перебил Ойкава, улыбаясь так невинно, что Мегуми ощутила иррационально чувство вины за то, что постоянно упрекает его в позерстве и фальши. Быть может, временами в Ойкаве просыпается его лучшая сторона? Он тоже бывает искренним? Ведь с товарищами по команде он выглядит довольно счастливым. — Хорошо- — Вот только, Хара-чан, позволь, у меня тоже есть парочка вопросов! «Кажется я переоценила его моральные качества» — подумала Мегуми, стараясь не показать раздражение, вызванное перебиванием капитана Аобаджосай. — Ладно, — вздохнула девушка, доставая из футляра очки и цепляя их на нос. Чистая страница и ручка уже были наготове. — Зачем тебе статья о волейбольной команде? — вопрос прозвучал медленно и тише на полтона, будто они были в шпионском боевике и ей сейчас сообщали детали новой миссии под видом обычной светской беседы. Мегуми встретилась взглядом с Ойкавой. Карие глаза опасно поблескивали. — Потому что волейбол — классный вид спорта. И востребован. И я давно хотела написать подобную статью, — размеренно проговорила Хара, не отводя глаз. Капитан явно остался не удовлетворён таким ответом. — Как насчет баскетбола? Балета? Тенниса? — Не так интересно. — Хорошо, как насчет драмкружка? — Это даже не вид спорта. — Бейсбол? — У нас нет поля для него. — Фигурное катание? — Нет. — Единоборства? Футбол? — Хватит. — Мегуми ощутила, как готова придушить Ойкаву, хотя еще минуту назад находилась в не самом худшем расположении духа, — Как можно быть таким… Она замолчала, опомнившись, что такое поведение точно нельзя назвать профессиональным. Но, Ойкава, кажется, только этого и ждал. — Давай, Хара-чан, скажи, что ты хотела. Не стесняйся меня. Мегуми подавила сильно возросшее желание послать Ойкаву куда подальше. Она должна быть выше этого, она должна перетерпеть заносчивого капитана, она должна задать каверзные и интригующие вопросы. Глубокий вдох. Медленный и плавный выдох. Ручка привычно жгла руку, желая наконец соприкоснуться с мягкими страницами. — Ойкава-сан, насколько для тебя важен волейбол? — голос звучал ровно и расслабленно. Мегуми поправила очки, и устремила взор на Ойкаву в ожидании ответа. Парень был раздосадован, скорее всего тем, что она не повелась на провокации, однако, во время ответа снова натянул на лицо привычную улыбку. — Волейбол — одна из основ моей жизни. Необходимость. Потребность, если угодно. Такая же естественная как еда или сон. Я влюблен в эту игру с самого детства, я пронес эту любовь сквозь всю среднюю и старшую школу, и, если ты хочешь знать, Хара-чан, — он чуть привстал из-за стола, заговорщицки приблизив свое лицо к девушке, будто желая поведать секрет, — с каждым днем эта любовь продолжает крепнуть. В глазах Ойкавы было что-то, похожее на помешательство. Обычно такие глаза принадлежат гениям и безумцам. Хотя зачастую это одно и тоже. — Никто не сможет разорвать мою связь с волейболом, — продолжил Ойкава, — а если попытается, то я самолично оторву ему, — секундная пауза, — или ей, голову. Потому что волейбол — это то, чем я живу. И никто не отнимет его у меня. По спине Мегуми пробежал холодок, Ойкава Тоору продолжал еще больше пугать ее. И, кажется, говорил он совсем не о волейболе. — Хорошо, я поняла тебя, — Хара немного отодвинула корпус назад, и парень, точно опомнившись, вернулся в прежнее положение. — Отлично, — на тонких губах заиграла улыбка. Правда она больше походила на улыбку сумасшедшего, настолько истерично подрагивали уголки его рта. — Хорошо, — Мегуми замялась, — Кто, по твоему мнению, заслуживает награду лучшего связующего в префектуре? Я наслышана о твоих успехах как сеттера. Но я также ознакомилась с информацией о связующих из других школ, — Хара окончательно вошла в деловое русло, и теперь взгляд переключался от блокнота к Ойкаве и обратно, — Многие заявляют, что сейчас в Старшей Карасуно появился гений-первогодка. Связующий Кагеяма Тобио. Что ты думаешь на этот счет? Ойкава побелел. Улыбка исчезла с лица. После довольно продолжительного молчания, парень заговорил безэмоциональным тоном, будто был роботом, а не человеком с огромным спектром интонаций. — Я уже получал эту награду в средней школе. Думаю, будет справедливо, если Тобио-чан получит ее. — Тобио-чан? — Мегуми заинтересованно приподняла брови, — У вас хорошие отношения? — Скорее наоборот. Он — мой кохай, мы знакомы со средней школы. — Вы поддерживаете связь? Ты, как семпай, наверняка заботишься о нем? Ойкава нахмурился. — Я уже сказал, что мы не в самых лучших отношениях. — То есть ты не справляешься об успехах своего кохая? — Мегуми любила задавать вопросы, на которые люди не очень хотели отвечать. Именно в такие моменты о них можно узнать намного больше, чем они хотели бы рассказать. — Должен признать, я не самый лучший семпай в мире. — безразлично пожал плечами Ойкава. — Но ты уверен, что Кагеяма заслуживает награду? Ойкава усмехнулся. — Я не против получить ее еще раз, но это кажется нечестным. Мегуми поджала губы, понимая, что капитан успешно сошел с неудобной для него темы. Она могла попытаться еще раз, но у нее все еще было достаточно интересных вопросов. — Хорошо, тогда что ты скажешь об Ушиджиме Вакатоши? Он — лучший ас во всей префектуре, один из лучших в стране. Кажется, она попала в точку. Прекрасные черты лица Ойкавы некрасиво скривились, обнажив морщинку на лбу. — Я знаю аса получше. — заявил Ойкава с серьезным видом после недолгого молчания. — И кто же это? — Это важно? — Конечно, Ойкава-сан. — губы Мегуми сами собой сложились в ироничной улыбке, — Это же интервью. — Иваизуми Хаджиме. — спокойно произнес парень, а Хара ощутила, как что-то внутри сжалось от упоминания этого имени. Эти слова Ойкавы она бы не за что не поставила под сомнение, потому что сама видела игру Иваизуми и его силу. «Хаджиме. Ему подходит это имя» — Мегуми позволила отвлечься себе на жалкое мгновение, но, казалось, она витала в облаках целую вечность, потому что в глазах Ойкавы снова стоял тот холод, что и в момент, когда он заметил ее на трибунах. — Иваизуми Хаджиме, — Хара рефлекторно повторила это, что явно было ошибкой. Ойкава отвел от нее взгляд, дав вздохнуть, но уже в следующее мгновение она ощутила, что страницы блокнота, лежащего на столе, намокают. Чашечка латте лежала опрокинутой, а Ойкава безразлично смотрел в окно, пока горячий напиток разливался по столу. Его руки подрагивали, а указательный и средний палец немного ошпарило, и они жутко покраснели, контрастируя с белой кожей. Мегуми ощутила, что еще секунда, и кофе выйдет за грань стола — а значит, достанется и ее костюму. Она резко вскочила, но Ойкава застыл каменным изваянием. — Ойкава-сан, Ойкава, — она подошла к нему, и легонько дотронулась до плеча. Тот вздрогнул, скорчив недовольное лицо и медленно поднялся из-за стола, повернувшись к ней. — Мы можем продолжить интервью на свежем воздухе, — если это и был вопрос, то он прозвучал как утверждение. Мегуми порывалась кинуться вытирать стол, но Ойкава остановил ее и подозвал официантку. Хара как раз успела схватить немного промокнувший блокнот, прежде чем капитан, состроив извиняющийся вид, попросил официантку убрать за ними. Он направил Мегуми к выходу, а сам еще несколько раз извинился. Прежде чем покинуть кафе, девушка заметила, что он протянул официантке деньги. — Чаевые! Надеюсь, этого хватит, чтобы вы простили мне мою неуклюжесть. Мегуми была уверена, что Ойкава состроил свое самое милое личико из всех возможных, произнося это.       Они вышли из кафе и прошли перекресток, чтобы свернуть в парк. Природа была волшебна, как и всегда, и девушка лишь вздохнула полной грудью, запоминая, как отливает листва в закатном солнце и как сияют незабудки, посаженные вдоль всей дорожки. — Ты довольно неловок для того, кто отдает такие точные пасы. — наконец заговорила Хара, когда они дошли до первой попавшейся лавочки, на которую Ойкава тотчас уселся, закинув ногу на ногу. — Может быть, — усмехнулся парень, услышав это. Они вновь замолчали. Инцидент с кофе немного смешал мысли Мегуми. К тому же, она растерялась из-за упоминания Иваизуми, что было жутко неловко и непрофессионально, да и реакция Ойкавы была не лучше. Мегуми хотела, чтобы Ойкава рассказал про своего друга как можно больше. Она хотела знать все — когда его день рождения, какую еду он больше всего любит, какие фильмы смотрит и на каких предметах ему хочется зевать от скуки. Ойкава знал все это; он мог каждый день быть рядом с Иваизуми, касаться его в любое время, спрашивать о чем-то в самый неподходящий момент, смущать, заставлять смеяться и хмуриться. Она хотела быть на месте Ойкавы. Снова. — Ойкава, — Мегуми не заметила, как отбросила уважительный суффикс, но не обратила внимания, собрав всю смелость для следующего вопроса. Парень посмотрел на нее; он выглядел довольно расслабленно, но Мегуми была уверена, что внутри него бушует настоящий ураган из непонятных чувств, переживаний и сокровенных мечтаний, которые никогда не будут доступны обычным людям, вроде нее. Для серой массы у Ойкавы есть широкие улыбки, пропитанные медом и наигранная радость. Для Иваизуми у Ойкавы, наверное, есть целый мир. — Расскажи мне об Иваизуми. — Что? — Пожалуйста. Мегуми пожалела, что смотрела прямо в глаза Ойкаве. Лучше бы она отвела взгляд или остановила на уровне его шеи, или бросила в другую сторону. Лучше бы она не видела эту боль, отпечатавшуюся в каждом кристаллике его радужки. — Об Ива-чане? — голос парня дрогнул. — Прости, — Мегуми замахала руками, понимая, что сделала что-то ужасное. Сломала что-то в Ойкаве Тоору. Разрушила что-то невероятно важное, и теперь не знала, как это исправить, — Прости, прости, я не должна была лезть. Но слова нельзя забрать назад одним «прости». Мегуми не знала, стояли ли слезы в глазах Ойкавы, или это ей уже казалось в опускающихся на город сумерках. Пальцы, обожженные горячим кофе, подрагивали, и он спрятал их в рукава джинсовой куртки. Но свои глаза он спрятать не мог. А они говорили красноречивее любых слов. — Я расскажу тебе, — робкая улыбка расцвела на бледной коже. Изломанная, вымученная — она была живее чем все самые очаровательные улыбки капитана. Потерянный и неуверенный — вот кем был Ойкава Тоору под слоем толстой маски беззаботного идола, приросшей к нему. — Не нужно, я понимаю, что лезу не в свое дело. Ойкава лишь равнодушно махнул рукой, будто устав разом от всего. — Ива-чан — самый замечательный человек из всех, что я знаю- — Не нужно, правда. — мягко перебила Мегуми, подавляя желание утешить парня. — Он отличный друг, любит старые глупые фильмы про Годзиллу, забивать с моих пасов и гулять под звездами. Ива-чан, правда, бывает жесток, ну, знаешь, постоянно раздает мне подзатыльники, но это так, не со зла. Просто странный способ заботы обо мне. Ойкава все еще улыбается, говоря немного дрожащим голосом. — Ива-чан заслуживает счастья. Больше всех. Мегуми опускает голову вниз, уставившись на свою обувь. — Прости, Ойкава. — Не извиняйся, — Ойкава легким движением поднимается со скамьи, и девушка чувствует, как ледяные пальца дотрагиваются до подбородка, мягко приподнимая его. Их взгляды встречаются, — Я понимаю, почему тебе понравился Ива-чан. Недоумение отразилось на лице Мегуми. Она ощутила, как к щекам приливает тепло. — Не смущайся. — Ойкава продолжает смотреть прямо на нее. И пусть глаза капитана все еще полны арктического холода, в этот раз взгляд не устрашающий. Скорее уставший и немного разочарованный, — Я понимаю, в Хаджиме невозможно не влюбиться. Я сам облажался с этим. Мегуми вздрогнула. — Прости, Ойкава. Парень аккуратно убрал руку и отошел на шаг. Теперь взгляд его был направлен куда-то сквозь Мегуми, будто она была невидимкой, или чем-то наподобие. — Думаю, на сегодня вопросов хватит, да, Мегуми-чан? — девушке показалось, что Ойкава задыхался. Но нет. Он смотрел вдаль аллеи, задумчиво теребя рукав джинсовой куртки. Его «Мегуми-чан» отдавало горечью и разбитыми надеждами, и теперь Хара поняла, что их связывает намного больше, чем совместные уроки математики или интервью. Он доверил свое признание ей. — Мы можем встретиться завтра на этом же месте? — попросила Мегуми. Ойкава пожал плечами. — Я хочу пойти к Ива-чану после школы. Ты, — он помедлил, прежде чем договорить, — можешь присоединиться. Лицо девушки вытянулось в неподдельном удивлении. — Но- — Быть может, я не самый лучший семпай, но я все еще хороший друг. И Хаджиме заслуживает счастья. Даже если с ним буду не я. Мегуми подавилась воздухом; в грудь будто воткнули нож и провернули несколько раз, чтобы наверняка. «Он уступает» — пронеслось в голове девушки, прежде, чем она ответила: — Я не хочу мешать вам. — О нет, — Ойкава хмыкнул, — Ты не помешаешь. Я видел, как Ива-чан смотрел на тебя. — добавил он с горечью в голосе. Мегуми вспыхнула. — Смотрел? — вырвалось у нее, но девушка тут же прикусила язык. Это было нечестно по отношению к Ойкаве. — Увидимся завтра, Мегуми-чан. — Увидимся, Ойкава.       Домой Хара вернулась погруженной в невеселые раздумья, так что даже младший братик решил не испытывать ее терпение, а родители лишь посоветовали отдохнуть. Мегуми с разбегу упала на кровать, кинув сумочку рядом. Она ощущала себя ужасным человеком. Будто она что-то крала у Ойкавы. Кого-то. «Ну почему, каждый чертов раз, когда мне нравится парень, все заканчивается Ойкавой!» — мысленно простонала девушка, потягиваясь. Это не было тем, о чем она хотела бы поведать каждому встречному, а именно — грустную историю своей первой любви на первом году обучения в Сейджо. Если кратко — ей нравился один второгодка, невероятно милый и чем-то похожий на любимого актера из одной дорамы, который играл в баскетбол, и был капитаном в соответствующем клубе. В начале старшей школы она была не особо общительной и дружелюбной, но зато достаточно инициативной — именно поэтому вызвалась писать статью о внеклассной деятельности школьников. И конечно, хотела взять несколько комментариев у капитана баскетбольной команды — того самого парня, сразившего ее юное неокрепшее сердечко. Она глупо фантазировала об их первом свидании, первом поцелуе и возможных отношениях. Ей казалось, что это будет похоже на волшебную сказку с непременно счастливым концом и любовью до гроба. По ночам снилось, как его губы касаются ее, и он, словно по щелчку, понимает, что влюблен в Мегуми. Оказалось, что целуется этот парень действительно неплохо. Правда Мегуми узнала это не на личном опыте. Это была пятница, и она допоздна задержалась в клубе, так что в соседних домах уже горел свет. В школе было тихо и спокойно, в отличие от раннего утра. Девушка неторопливо спускалась на первый этаж, как услышала голоса, доносящиеся из спортзала. Любопытство разыгралось в самый ненужный момент, и Мегуми пошла на звук. Сцена, представшая перед ней — изрядно шокировала. По залу были разбросаны волейбольные мячи, несколько матов раскиданы по полу, а в центре этого безобразия — стояла ее «первая любовь» и целовалась с первогодкой Ойкавой Тоору. Маленький сказочный мирок разрушился на глазах Мегуми. Она никогда не будет с тем, кто ей нравится, пока есть идеальный Ойкава Тоору, влюбивший в себя всех на свете с приходом в Сейджо. Она хотела быть на месте Ойкавы. Девушка выбежала из школы, не помня себя, так и не узнав, что мгновением позже Тоору со слезами на глазах оттолкнул этого парня, разрывая поцелуй. Мегуми не знала, как еще долго после этого Тоору винил себя за то, что «предал» Ива-чана. Она не знала, как Тоору наказывал себя тренировками, оттачивая знаменитую силовую подачу, и как целую неделю не мог нормально разговаривать с Иваизуми, не понимающим, в чем дело.       В конце концов, Мегуми не была ясновидящей, и не могла знать многих вещей. Как и того, что именно этот вечер Ойкава провел в слезах, съедаемый жалостью к самому себе, мучаясь от своих благородных порывов и шепча имя Иваизуми перед тем, как уснуть.