***
— Извини, пожалуйста, что я опоздал — стоял в пробке, а до этого не рассчитал время… В общем, виноват и каюсь. — Джин буквально ворвался в студию, на ходу снимая джинсовую куртку. — Ничего страшного. Отдышись. — Тэхен сидел за мольбертом, в паре шагов от уже подготовленного к позированию стула, очевидно, делая какие-то наброски. — Я теперь смогу задержать тебя подольше. — И это справедливо. У меня как раз свободный вечер. — Джин улыбнулся. — Что мы рисуем сегодня? Что сегодня мне нужно... оголить? — То же, что в прошлый раз, правда, сегодня тебе придется позировать стоя. Справишься? — В голосе Тэхена не было сарказма или подначивания — только искренняя забота. — Постараюсь. — Джин развернулся к художнику спиной, быстро стянув, а затем накинув футболку поверх расположившейся на спинке джинсовки. — Так? — Тебе нужно приспустить штаны. — Тэхен говорил спокойно, но вот Джин был взволнованнее и сразу обернулся, используя весь гибкий потенциал своей шеи. — В смысле? — На теле есть так называемые поясничные ямки. Это важная деталь, если планируешь изображать голое или мало прикрытое тело. — Тэхен поднялся, уже предвидя то, что необходимо будет продемонстрировать, что именно ему теперь нужно от смущенного натурщика. — Аааа… Честно сказать, я не знаю, где именно это находится. — Джину оставалось надеяться, что намного выше ягодиц, которые он оголять не планировал. — Я могу показать на тебе? — Тэхен сделал уверенный шаг ему навстречу, и Джин неуверенно кивнул. Тогда длинные пальцы проникли за пояс его голубых джинсов, потянув его вниз. И тут Джин понял, что там виднеется белье, и, скорее всего, покраснел. Особенно в тот момент, когда Тэхен аккуратно подцепил резинку, также приспустив её вниз. — Этого будет достаточно. Джин с облегчением выдохнул, расстегнув пуговицу на поясе, чтобы непривычная и в принципе не предназначенная для этого положения на теле посадка стала комфортнее. — Вот они. Теплые пальцы мягко коснулись кожи на пояснице в двух местах, запустив вдоль позвоночника мурашки, и Джин ничего не мог с этим поделать, даже если бы очень хотел проигнорировать это чувствительное прикосновение. — Они у тебя… выраженные. — Тэхен смотрел теперь туда, где находились его пальцы. Смотрел чуть дольше, чем должен был, против воли, разумеется, совершенно неосознанно заглянув туда, где пояс джинсов немного отходил от кожи, открывая вид на… Он заглянул на мгновение, очень короткое. И не успел ничего заметить, успев лишь пару раз моргнуть. Ничего... — Это плохо? — Джин посмотрел на художника через плечо с беспокойством во взгляде, и Тэхен, пытаясь тем самым справиться с чувством вины за свое подглядывание, которое Джин даже не заметил, поспешил широко улыбнуться. — Ни в коем случае. Это очень красивая и чувственная часть человеческой анатомии, причем и мужской, и женской. У женщин есть аналогичные. — Хм, никогда не замечал… вроде бы. — Джин начал вспоминать, но всего его немногочисленные девушки как-то не очень красиво слились в одно, неопределенное, расплывчатое воспоминание. — Ну… Теперь при случае будет возможность обратить внимание. — Тэхен поспешил вернуться за свой мольберт. — Сведи, пожалуйста, лопатки, руки свободно по швам. Как только не сможешь сохранять эту позу — сразу говори. Мы прервемся. Джин просто кивнул, а Тэхен взялся за карандаши. А затем вновь вернул взгляд на принявшего нужную позу Джина. Вернул взгляд не как художник, потому поспешил этот самый взгляд перенести на мольберт. Потому что он художник, а не мужчина. И эта мысль, а точнее профессиональное почти кредо позволило сразу, не отвлекаясь, приняться за работу. — Я не воспринимаю всерьез слова по поводу моего таланта. — Тэхен водил карандашом по закрепленному на мольберте плотному ватману, уже успев попросить Джина пару раз сменить позу, сделав быстрые зарисовки, решив, что с подобным положением рук у него не возникнет проблем в дальнейшем. — Почему? Скромничаешь? — Джин стоял спиной, теперь держа сцепленные руки перед собой, вновь сведя лопатки. Если верить Тэхену, эта поза была универсальной для удерживания любого предмета на уровне груди. — Нет, просто когда тебя признают талантливым, тебя тут же расслабляют. Появляется ощущение, что этот самый талант — это какая-то суперсила, которая сделает всё за тебя. Но и талант нужно сопровождать упорным трудом. Потому я предпочитаю, чтобы делали комплименты лишь моим работам. И вот тогда я могу свободно гордиться собой. — Я никогда до этого не говорил с человеком, находясь к нему спиной. — Джин сказал это спустя пару мгновений, как будто определившись с этими некомфортными для него ощущениями, когда во время разговора нет возможности смотреть на собеседника и наблюдать за его реакцией. — Видишь, я обогащаю твой жизненный опыт. — Тэхен улыбнулся, теперь совершая главные штрихи в своем наброске, то и дело возвращая все внимание на Джина, который теперь качественно сохранял заданное ему положение тела. — Честно сказать, это не слишком положительный опыт. Я, возможно, потому, что слишком давно практикуюсь в психологии, привык смотреть человеку в лицо. Так можно впитывать не только вербальный посыл, но и невербальный, разглядывая эмоции. Я, к сожалению, не слишком преуспел в физиогномике, но какие-то общие черты улавливать могу. — Мы можем поужинать, после того, как я закончу. Кажется, ты говорил, что у тебя свободный вечер. Джин не задумывался, потому что, во-первых, успел проголодаться и устать, а во-вторых, ему было интересно узнать Тэхена лучше. — Я знаю отличное место. — И он ненадолго взял паузу. — Теперь мне будет проще стоически терпеть неудобное положение. Стоя. — Тебе неудобно? Мы можем сделать перерыв. Мне будет чем заняться. Он был слишком внимателен. И «слишком» в данном контексте не несло никакой негативной окраски — скорее, наоборот. Не скорее, а определенно.***
— Уверен, у тебя много друзей. — Джин с энтузиазмом занимался теперь зеленым салатом, который должен был стать здоровым апперитивом к очень сытному и не здоровому основному блюду, представляющему собой прекрасную смесь лапши, морепродуктов, грибов, ростков и главной звезды — насыщенного сладко-острого бульона, смягченного сыром и… Джин прекрасно представлял себе ожидающий его вкус и только от этого у него начинали течь слюнки. — Хочешь стать одним из них? — Тэхен ковырялся в своем салате без должного энтузиазма, потому что весь энтузиазм был во взгляде, обращенном на Джина, который, кажется, совершенно не стеснялся того, что теперь жевал, вместо ответа на вопрос просто прикрыв глаза и улыбнувшись. — Я легко схожусь с людьми, это правда. Не знаю, правда, почему. — Ты очень непосредственный. В хорошем смысле. — Джин освободил свой рот от овощей и зеленых листьев, взявшись теперь за гранатовый сидр. — Не пытаешься казаться тем, кем не являешься, не строишь из себя кого-то другого и вообще… Ты легкий и забавный и загадочный одновременно, с какой-то утягивающей глубиной. Ну или как это объяснить… Ну в общем, что-то я разговорился. Джин немного смутился накатившему на него приступу откровенности, к которой он никогда особо не был склонен, если только не находился в обществе близких и комфортных ему людей, из чего теперь логично можно было сделать вывод о том, что с Тэхеном ему было комфортно. По крайней мере в том, что касалось общения. — Спасибо. — Он улыбнулся, опустив голову, а затем заговорил серьезно. — Я почти всегда бодр и свеж, улыбчив и игрив, но иногда наступают времена, когда я… ухожу под камень. Как червяк. Или ящерица, которая устала греться под солнцем. И вот тогда я уже не такой легкий. — И это совершенно нормально. — Джин ободряюще улыбнулся. — У нас у всех есть светлые и темные стороны, потому что под солнцем всё отбрасывает тени. У нас есть хорошие и плохие времена, абсолютно у всех. И иногда нужно побыть наедине с собой. И хорошо, если вокруг люди, которые все это понимают и адекватно к этому относятся. — Понимают, как ты. — Тэхен прямо посмотрел на Джина, а затем, встретившись с ним взглядом, улыбнулся и опустил глаза. — У тебя тоже наверное много друзей. — Знакомых или приятелей да, а вот друзей мало. Я закрытый человек. Я могу быть веселым и даже казаться общительным, но я редко кого подпускаю достаточно близко. Я даже в глаза людям научился смотреть лишь потому, что этого требует мое предназначение, связанное с психологией. А так обычно смущаюсь. И в отличие от многих, не вижу в этом ничего предосудительного. — Джин невольно вспомнил свою лучшую подругу. — Я тоже. — Тэхен улыбнулся, заметив на себе слегка удивленный, но более любопытный взгляд. — Все люди разные, и… В общем, в этом что-то есть. Уверен, это как-то характеризует человека — стеснение, потому что это достаточно очевидная черта, которую не скрыть и которая определяет поведение. Но я никогда не задумывался об этом. Мне просто… комфортно, если человек рядом со мной стесняется. — Комфортно? — Это была очень оригинальная мысль, и Джин захотел услышать ее обоснование. — Да, комфортно. Я не воспринимаю это на свой счет и не пытаюсь судить об этом по себе, как делают многие. Мне комфортно, и человеку который рядом тоже должно быть комфортно. — Потому что когда комфортно, нет повода для стеснения. — Джин еще не испытывал подобного, но в теории звучало очень хорошо, и Тэхен утвердительно кивнул. — Из чего логично следует, что тебя никто не стесняется. Да? — Кроме тебя, наверное. — Тэхен спокойно улыбнулся. — Я не буду лукавить и скажу, что ты первый натурщик, который настолько смущается своего идеального тела, и не буду лукавить, если добавлю, что мне это даже нравится. — В каком смысле? — С одной стороны, Джин как будто напрягся, заподозрив в этом ненужный ему подтекст, а с другой — ему до сих пор было очень любопытно. — Не знаю. А даже если знаю, тебе не скажу. Это… секретная информация, да. — Тэхен пристально и очень многозначительно смотрел на Джина, также многозначительно дернув бровями, а увидев, как Джин неосознанно поджал губы и при этом надул щеки, как капризный ребенок, которому отказали в чем-то, рассмеялся. — И что смешного? — Джин с недоумением смотрел на Тэхена, веселое выражение лица которого теперь сменилось на взрослое спокойствие, которое опустило уголки его до этого улыбающегося рта, придав взгляду невозмутимости. — Просто ты был очарователен в этот момент, ничего ужасного. Похоже, ты такой же непосредственный, как и я. — Еще одно сходство, да? — Джин озвучил это без возможности сосредоточиться на смысле и посыле, потому что перед ним, наконец-то, опустилась глубокая, поражающая объемом чаша, хотя точнее было бы назвать ее миской, доверху заполненная аппетитными ароматами и ожиданиями божественного вкуса на языке. Теперь было не время для разговоров.***
Проведенный с Тэхеном ужин оставил после себя приятные впечатления. Приятные и вместе с тем неоднозначные. Джин невольно ловил себя на мысли, что ему было не только интересно слушать Тэхена, потому что он действительно рассказывал очень занимательные вещи, касательно искусства, о которых Джин не имел совершенно никакого понятия, но и наблюдать за ним. Интересно не в профессиональном плане, как если бы он изучал его поведение относительно всех созданных в психологии поведения теорий, а интересно в плане… Личном? Да, это были личные наблюдения. У Тэхена была богатая мимика, которая живо реагировала на все то, что он слышал и что произносил вслух. У него было красивое лицо, которое при этом оставалось красивым даже тогда, когда он удивлялся или говорил о чем-то неприятном. Джину нравилось, когда Тэхен улыбался, широко, квадратно, обнажая зубы и при этом почти стирая с лица глаза, которые приминались поднявшимися в искреннем радостном порыве улыбки щеками. Но особенно нравились Джину те моменты, когда Тэхен был серьезен, ожидая ответ на свой вопрос или же просто внимательно вслушиваясь в то, что говорил Джин по какому-нибудь серьезному поводу. Уголки его губ опускались, а взгляд, обрамленный длинными ресницами, всегда придающими ему бархатности, становился особенно прямым, как будто пытающимся проникнуть глубже того, что могли зафиксировать зрительные анализаторы. Иногда он прищуривался, иногда открывал глаза чуть шире, быстро чему-то удивившись, а в один момент, который Джину почему-то особенно запомнился, он чуть приподнял подбородок, от чего его взгляд как будто направлялся сверху вниз. Вызывая внутри волнение, которое выходило наружу разбегающимися вдоль позвоночника мурашками. Джин не понимал такую свою реакцию организма на обычное, как и все остальные, проявление, которое являлось лишь очередным способом выразить свои эмоции, не более. Но он отчетливо испытывал волнение, которое как будто на мгновение останавливало сердце, затем вновь пустив его в обычном ритме. Он не понимал, что это было, но мог понять, если бы заглянул туда, куда до этого заглядывать не решался. Это было пока слишком сложно, потому, для начала, Джин решил, что не будет осуждать себя за какие-то расходящиеся с его уже принятой жизненной позицией мысли, не будет пытаться бороться со своими ощущениями и эмоциями, просто наблюдая за ними, как обычно делал. Как будто со стороны. Включенное наблюдение, как могли бы охарактеризовать это, с натяжкой, разумеется, опытные социологи. В конце концов, это было интересно и достаточно увлекательно. И легко, потому что рядом с художником было очень легко. — Привет, Джин. — Тэхен встретил его в холле. — Нам придется немного подождать, потому что в студии сейчас идет отработка у второго курса, которая должна закончится буквально через двадцать минут. — А если затянется? — Джин не испытывал недовольство, потому что пока у него было достаточно свободного времени, чтобы позволить себе подобные издержки. Тэхен хитро улыбнулся. — Не затянется, потому что преподы слишком ревностно относятся к своему времени, выделяя его на подобные мероприятия из последних сил и исключительно из альтруистических побуждений. Я угощу тебя… Что ты предпочитаешь: кофе, чай или сок? — Тэхен, чтобы лишь направить плохо ориентирующегося в стенах Академии Джина в нужную сторону, вежливо прихватил его за талию, которая в этот раз была скрыта лишь за очень приятной на ощупь светло-розовой рубашкой, которая была заправлена в традиционные для него голубые джинсы. — Ммм… Кофе. Если можно, капучино. Хотя я могу пить всё. — Джин улыбнулся, кажется, не придав никакого значения остановившейся на нем руке, потому Тэхен позволил себе немного задержаться на волнительном изгибе, который мог лицезреть до этого без какого-либо прикрытия. Можно было бы сказать, что Тэхен был теперь вдохновлен. Да, пожалуй, в свете их общения с Джином, а точнее, повода их встреч, это было именно вдохновение. Ему не терпелось каждый раз вновь приняться за рисование. И не по тому, что он мог вполне легально разглядывать полуобнаженное тело, разумеется, нет. Он художник, а не мужчина. — Конечно. У нас стоит волшебный аппарат, который, судя по отзывам моих сокурсников и людей просто неравнодушных к кофе, варит его на славу. — Тэхен усадил Джина за свободный столик в самом углу, до этого успев поздороваться с огромным количеством людей. — Но у меня с ним плохие отношения, потому что однажды он взял с меня деньги, но не дал стакан. В итоге, я смотрел, как кофе утекал в поддон. Я вовремя остановил себя от мысли подставить руки, чтобы хотя бы попытаться сохранить… Тэхен грустно задумался, в то время как Джин рассмеялся. — Давай я сам? Укажи мне только направление. — Джин собирался подняться, но Тэхен уверенно остановил его, положив руку на плечо. — Ты у меня в гостях, и я не могу позволить своему гостю самому угощать себя кофе. Минуту. Тэхен скрылся в неизвестном направлении, но до аппарата не добрался, потому что был остановлен каким-то молодым человеком, с которым они очень оживленно и очень быстро поговорили, закончив быстрыми объятиями. Возможно, он с чем-то поздравлял своего товарища. Интересно, каково это — обниматься с таким дружелюбным и открытым человеком? Да, объятия тоже могут многое сказать о взаимоотношениях и о том, что испытывает человек, эти объятия инициирующий и человек, их принимающий. Исследовательский интерес. Разумеется. Но просить о таком эксперименте Джин не будет. Это неудобно, и как минимум странно. С чего бы им обниматься? Они даже не успели стать друзьями, и… — Надеюсь, ты не успел заскучать. — Сначала Джин, который не смог слишком сильно погрузиться в мысли, увидел ароматно благоухающий картонный стакан, а затем опустившегося напротив Тэхена, на лице которого была очень довольная улыбка. — А себе? Сколько я должен? — Джин потянулся к своей сумке, но заметив очень возмущенный, вновь нечаянно взволновавший его взгляд Тэхена, остановился. — Что? — Ты серьезно думаешь, что я не могу угостить тебя кофе? — Ты вчера угостил меня ужином. Помнится, что под предлогом, что это вычтется из моего гонорара, но я все-таки получил перевод на карту. И… — Джин вновь потянулся к своему кошельку. — В этом есть какая-то проблема? — Тэхен говорил и выглядел так, как будто эти слова успели его сильно задеть, и Джина такая реакция немало удивила. — Я пригласил тебя — я оплатил ужин. — Формально, это я тебя пригласил, потому что мы пошли в мое место. — Джин наблюдал за тем, что настроение Тэхена до сих пор не менялось, а выражение его лица… Жаль, что Джин не умел рисовать, потому что именно теперь, затянутое непримиримой серьезностью, оно было слишком красиво и мужественно. И Джин не мог запретить себе эту мысль. — Значит, в следующий раз приглашаю я, а платишь ты. — И вновь Тэхен смотрел на него как будто свысока, задрав подбородок и откинувшись на спинку стула, своими длинными пальцами отбивая по поверхности стола какой-то ритм. Это было почти неприлично и даже как будто вызывающе, но… Это вызывало в Джине что-то, что не было похоже на возмущение. — Идет. — Ему оставалось только согласиться. Вообще, мысль об очередном совместном ужине перекрывала все те странные эмоции, что Джин испытывал, потому что с Тэхеном было интересно. И Тэхен, наконец, улыбнулся. — А мог просто не возникать. Теперь должен мне ужин. — Ну, я не возникал, а высказывал справедливое недовольство. — Теперь пришла очередь Джина проявлять свой характер, придав интонации немного заостренного на краях льда. — И я ничего не должен. Мне проще теперь просто вернуть тебе перевод. — Да, ты можешь. — Тэхен спокойно улыбнулся, про себя думая о том, что сердитое красивое лицо, с поджатыми губами и всеми заострившимися чертами разом, было также живописно, как смущенное. — Но мы пойдем ужинать. — Потому что чек за наш ужин перевалил отметку в семьдесят пять долларов. — Джин недовольно хмыкнул, решив всерьез заняться кофе. — И только. — И только. — Тэхен с легкой улыбкой наблюдал за тем, с каким сердитым усердием Джин планомерно осушал свой картонный стакан. — Как скажешь. Джин поднял на него свой недовольный взгляд, затем сразу отведя его куда-то в сторону. Один-один.***
— Сегодня я буду рисовать тебя в анфас. — Тэхен, направившись за мольберт, сразу присел, взяв свой профессиональный набор художника и начав доставать из него все необходимое, забыв о том, что ему нужен был ватман. — Лицо? — Джин оставил свою сумку на одном из стульев, затем встав у того, у которого он обычно позировал. — Нет. Шею и плечи, вместе с ключицами. Верхнюю часть твоего прекрасного туловища. — Закончив с пластиковым пеналом, Тэхен поднялся, чтобы взять из стеллажа чистую бумагу, которую уже в следующее мгновение аккуратно крепил к мольберту. — То есть, мне нужно раздеться… — В голосе Джина слышалось волнение, к которому Тэхен уже был готов. — Да, снять рубашку. И тебе лучше освободить стул, потому что сегодня ты будешь сидеть. — Закончив с ватманом, Тэхен подошел к Джину, который не решался пока совершить какое-нибудь действие. Потому Тэхен решил проявить инициативу, и самостоятельно переложил его сумку со стула на стоящий невдалеке стол. — Сложно, да? — Он вновь расположился перед Джином, и его голос был таким же мягким и даже ласковым, как и выражение лица. Как будто он до этого не был недоволен или сердит или еще что-то, не слишком обнадеживающее по своему эмоциональному посылу. — Нет. Ну… — Джин смотрел куда-то Тэхену за спину, затем опустив взгляд. — Минуту. — Смотри. И Джин с широко раскрытыми от удивления глазами наблюдал за тем, как Тэхен одним движением стянул, до этого вызволив из-за пояса брюк, свою футболку. Оставшись голым. По пояс. Он стоял по пояс голый, с футболкой в руках и был очень невозмутим. Пока Джин пытался сообразить, что вообще теперь произошло и как ему реагировать, а, главное, куда ему теперь смотреть, потому что взгляд то и дело тянулся к оголившейся фигуре, но здравый смысл его оттуда одергивал. — А я спереди выгляжу хуже, чем ты. — Тэхен улыбнулся. — Не прибедняйся. — Джин чувствовал, как начинает краснеть. Он до этого не так часто видел перед собой полуобнаженные мужские тела, особенно, один на один, и теперь чувствовал как у него разогрелись уши. — Сравним? — Тэхен так спокойно улыбнулся, как будто не заметив то смущение, которое вопреки здравому смыслу завладело Джином. Потому что здравый смысл и чувство самосохранения Джина ненадолго покинули, и он в один момент не смог проконтролировать свой взгляд, который теперь вопреки его воле скользил по медовой, отдающей золотом коже. Возможно, Тэхен был не настолько спортивным как он, но это отнюдь не делало его менее привлекательным. Он был подтянут, мужественно широк… Джин остановил свои мысли, которые теперь рисковали увести его слишком далеко от реальности, всё внимание и сознание отдав собственным пуговицам, быстро вытащив рубашку из-за пояса. Это просто мужское тело. Такое же по задумке как у него, но отличающееся лишь конфигурацией. Как и ожидалось, эта отговорка плохо работала. Слишком много волнения на ровном месте, и закончив с последней пуговицей, Джин быстро справился с манжетами и очень уверенно распахнул рубашку, спустив ее с плеч. При этом смотря в пол, а затем — на стул, точнее, на спинку стула, на которой он аккуратно рубашку развесил. И он просто сел, немного напряженно положив руки на колени. — Смело. Я восхищаюсь. В голосе Тэхена не было даже намека на сарказм или шутку, правда, и подсказки на то, чем именно он восхищался теперь, тоже не было. Он просто занял свое место за мольбертом, забыв надеть футболку, хотя, похоже, этого изначально не было в его плане по созданию более непринужденной обстановки. Неясно было только то, действительно ли это помогло, или же наоборот… — Опусти, пожалуйста, руки свободно. И чуть больше расправь плечи. Хотя… Нет, всё итак идеально. Джин продолжал сохранять молчание, а Тэхен решил окунуться в работу, теперь быстро и очень вдохновенно водя по бумаге карандашом, который оставлял не требующий никаких правок набросок. Как будто рука сама рисовала, руководствуясь не командами, исходящими от мозга к нервным окончаниям, а чем-то другим. — Кажется, это не так страшно, как я думал. Голос Джина прозвучал не очень громко, но достаточно уверенно для того, чтобы потом на его лице появилось подобие улыбки. — Надеюсь, в этом есть моя заслуга. — Тэхен быстро рисовал, то и дело бросая на Джина тяжелый, изучающий и подмечающий каждую малейшую деталь, как под лупой, взгляд. — Да. — Джин взял паузу. — И ты все-таки прибеднялся. — Спасибо, что пытаешься меня утешить. — Тэхен улыбнулся, посмотрев Джину в глаза, затем взглядом скользнув к его плечам и вновь приведя в движение по ватману карандаш. — Я это ценю. — Это не лесть, а констатация факта — у тебя не менее привлекательно тело, чем у меня. — Джин сначала сказал, причем, достаточно уверенно и как будто с легким раздражением от того, что ему нужно было теперь говорить очевидные вещи, а потом только подумал, и подумав, решил дальше молчать, потому что, наверняка, все что он скажет, будет использовано против него. Им же самим. И Тэхен также решил не продолжать и не вдаваться в подробности, потому что атмосфера теперь была слишком «принужденной» для того, чтобы поддавать ей еще больше напряжения. Он сконцентрировался лишь на своем карандаше, обращая внимание на находящуюся перед ним часть обнаженного тела лишь как на набор линий и объемов, которые теперь необходимо было отразить на бумаге. И помимо своего первоначального плана, он решил зацепить взглядом нижнюю челюсть и губы Джина, чувственные, теперь немного раскрасневшиеся и явно невольно поджатые. Он был напряжен, и возможно поэтому его тело теперь казалось таким жестким. — Джин, подними, пожалуйста, голову. Точнее, приподними и поверни на три четверти. Немного выше подбородок. Все, замри. Идеально. Идеально. Это было действительно идеально. Длинная, при этом изящная шея, с тонкой бледной кожей, чуть выпирающим кадыком, который (и здесь Тэхену вновь пришлось вернуться к своей первой ассоциацией по поводу античного юноши) намекал на то, что этот молодой человек уже далеко не мальчик, но еще не успел достаточно огрубеть и заостриться во всех своих чертах и нюансах от сложной, наполненный борьбой жизнью. И волосы, мягко вьющиеся на концах, опускающиеся каскадом чуть ниже линии нижней челюсти в самой длиной своей части, спокойно обрамляющие красивое лицо и выгодно оттеняющие цвет кожи, лишь усугубляли это впечатление. — Ты чувствуешь себя теперь свободнее? — Тэхен заметил, что Джин как будто немного ослабил внутренне сдерживающее его напряжение, смягчив тем самым свой мышечный рельеф. — Да. — Он ответил быстро, и Тэхен вновь заметил, как дернулся его кадык, когда он в очередной раз сглотнул. Он раньше не акцентировал на этом внимание или же просто забыл, насколько это эстетично и при этом немного волнительно. Короткое движение, почти незаметное, невидное, если не заострить свое внимание или случайно не наткнуться взглядом, но мгновение оживляющее застывшие мышцы. Интересно, как бы это ощущалось под пальцами? Хотя, пальцы в этом случае будут передавать почти тоже, что и глаза. Под губами. Губы на напряженно выгнутой шее, на кадыке, который с трудом, как будто преодолевая сопротивление, опускается в момент… Тэхен убрал с ватмана карандаш, прикрыв глаза, и он невольно сжал зубы, как будто с чем-то ожесточенно справляясь. С фантазией, которая увела его куда-то слишком далеко от его дипломной работы и от позирующего Джина. И он быстро вернулся к рисунку. — А можно немного передохнуть? У меня шея затекла. — Несмотря на испытываемый дискомфорт, Джин все же продолжал сохранять свою позу, дожидаясь разрешения художника. — Да. Да, конечно. — Тэхен делал штриховку, которую затем аккуратно подмазывал пальцами, в то время как Джин опустил голову с очень довольным и при этом изможденным звуком, потирая шею. — Все в порядке? — Затекло. — Джин настойчиво растирал ладонью свою успевшие окаменеть мышцы. — У меня всегда с ней проблемы. — А почему не сказал? — Тэхен теперь быстро вытирал пальцы, чтобы затем подняться. — Ты сможешь продолжать? Мы можем закончить. Видя искреннее беспокойство на лице художника, Джин не мог не заметить и то, что он продолжал находиться без футболки, а Джин продолжал украдкой смотреть на его шею, плечи и ключицы. Он думал, что смотрит лишь потому, что Тэхен в плане перечисленных частей тела отличался от него. У него была более мощная шея, мощная в хорошем плане, не придающая ему тяжести или отнимающая эстетику, а лишь подчеркивающая его силу и мужественность, на контрасте с выдающимися ключицами, по которым очень хотелось провести пальцем. Джин сам удивился промелькнувшей в голове мысли. Как будто он ключицы никогда не видел и не трогал, пф... Но ведь такие не трогал. А ведь если немного надавить на кожу под ключицей, можно ощутить пульс. Биение сердца в крупной артерии. Почему раньше он не думал ни о чем подобном?.. — Джин? — Раздавшийся голос заставил его поднять свой взгляд на вопросительно уставившееся на него лицо Тэхена, и от осознания того, что все это время он пялился на мужское тело, при этом, явно витая в облаках, Джин густо покраснел. Он не видел себя в этот момент, но отчетливо это чувствовал. — Я знаю, что может помочь. И Тэхен без всякого разрешения, а точнее — спрашивания разрешения, зашел Джину за спину, и спустя долю мгновения он смог почувствовать на своих плечах крепкую хватку длинных пальцев. И теперь в нем боролось два стремления: прервать Тэхена, который теперь без спроса и почти бесстыдно касался его, нарушив личное пространство и все остальное, а второе — закрыть глаза, расслабиться и в голос застонать от ощущения вновь разливающейся по мышцам крови. И он выбрал второе, отдавших так необходимому для дальнейшей работы удовольствию. Тэхен как будто знал, как это делать, потому что его поглаживания, нажимания, сжатия и расжатия приходились именно на те месте, которые теперь больше всего беспокоили Джина. — Откуда ты знаешь, как это делать? — Джин опустил голову вперед, предоставив больше места для массажного маневра вошедшему во вкус Тэхену, который теперь руководствовался лишь желанием помочь. Волнительные ощущения под пальцами чужой кожи было лишь побочным эффектом. — Честно сказать, я не знаю, как это делается. Но жизненный опыт и минимальные знания анатомии подсказывают, что именно у тебя может болеть. — Тэхен теперь закончил яростные сминания мышц, остановившись на мягком и спокойном сжимании лишь пальцами кожи. — Помогло? — Да, спасибо. Большое... — Джин, почувствовав, что руки просто теперь лежали на его плечах, поднял голову. — Рад помочь. — Тэхен с чувством выполненного долга и другим каким-то чувством направился к мольберту. И после этого все изменилось. Нет, не в романтическую сторону. Просто такие смелые касания, если они не встречают никакого сопротивления, всегда провоцируют быстрое сближение людей. Разумеется, при условии, что они изначально были друг другу приятны. Теперь прикосновений было больше. Они все почти были незначительные, и воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Джин в определенный момент времени просто перестал что либо думать по поводу своей сексуальности и прочего всякого, просто получая удовольствие от общения с Тэхеном. Кажется, они медленно, но верно становились друзьями. Это было практически очевидно, хотя с момента их знакомства прошло всего четыре встречи с позированием и один совместный ужин. Джин теперь часто вспоминал о Тэхене. Совершенно случайно он каждый раз становился первым, кто приходил ему на ум. В любом контексте. Это было похоже на детство, когда у тебя появлялся новый друг, который полностью занимал все твое время и мысли. Вот и Джин думал так. Правда, иногда ему приходили в голову мысли о том, что Тэхен был красив и, наверняка, очень приятен на ощупь. Однажды увиденная и запечатленная в памяти золотистого цвета бархатная кожа не давала ему покоя, не настойчиво донимая сознание, а лишь мягко и незаметно щекоча бессознательное. Не настолько очевидно, чтобы Джин мог заволноваться, но достаточно для того, чтобы к этому первому и достаточно глухому звоночку, постепенно стали присоединяться другие, рискующие однажды оглушить Джина своим переливчатым звоном.