Лжец! Лжец. Лжец?

      — Разрешите войти, мистер Ким? Я летела в универ так, как не летала на первом курсе, безбожно опаздывая на первую пару. — Айонг опустилась перед Джином, который сидел в небольшой аудитории, за преподавательским столом, спиной к электронной доске как-то слишком болезненно напряженно, и даже внезапное появление подруги не изменило его состояние. — Что у тебя случилось? У меня есть пятнадцать минут, прежде чем я пойду каяться научному руководителю по поводу своих дедлайнов. Судя по тому, что ты мне писал, это не может ждать завтрашнего дня, и я…       — Мне кажется, Тэхен в меня влюблен. — Джин говорил тихо и был очень бледен. Непривычно бледен, если не сказать бесцветен, как будто испытываемые переживания успели слишком сильно его обескровить.       — Кажется? — Айонг в миг стала серьезнее и собраннее, в отличие от Джина, находясь в очень здравом и свободном от глубоких переживаний уме.       — Позавчера мы с ним разыгрывали мое интервью для фокус-группы, и он в ответ на один из вопросов сказал, что влюблен в меня. И, судя по всему, сказал правду. Если я не зря пять лет учился.       — А ты?       — Я… — Джин поднял на подругу полный растерянного смятения испуганный взгляд, и та тут же схватила его за руку в каком-то неосознанном порыве оказать хотя бы физическую поддержку. — Я не знаю.       — Гейская паника. — Айонг сказала это так серьезно и так уверенно, что Джин ничего не смог ей возразить, как будто озвученное было медицински подтвержденным диагнозом. — Он тоже тебе нравится, и именно поэтому ты теперь находишься при смерти. Но я не дам тебе умереть.       — Йони, я ночью не сомкнул глаз. Пытался саморефлексировать, но на самом деле только слушал, как бьется сердце в ушах. Я его обидел. Я перевел все в шутку, понимаешь? Ну, в смысле, сказал, что он очень хорошо сыграл свою роль, профессионально мне соврав. Мне так стыдно… Но я правда растерялся. Я ужасно растерялся. И растерял весь свой ум и сообразительность. Я не знаю, что делать. Завтра я должен ехать к нему, ну, чтобы позировать, и я ему сразу сказал, что я ему продолжу помогать, но… Я не знаю, как себя вести. Я ничего не знаю, кроме того, что еще одна такая бессонная ночь, и я с разбегу выйду в окно.       — Так. Посиди здесь пару минут смирно — я сейчас вернусь.       И вернулась Айонг с двумя дымящимися картонным стаканчиками, доверху наполненными черным кофе.       — Тебе с сахаром, взяла двойной крепости, чтобы привести тебя в чувства. Только не обожгись. Сейчас тетя Айонг всё уладит. — Девушка сцепила пальцы в замок, изобразив на своем хорошеньком и теперь смертельно сосредоточенном лице весь начавшийся внутри мыслительный процесс, в котором участвовало не только отчаянное желание облегчить участь своего друга, но и профессионализм в сфере психологии. — Отвечай мне честно, как священнику. Ладно, как врачу. В общем… Так. Что ты испытал в момент, когда он тебе признался? У тебя была агрессия или раздражение или же удивление типа «О боже, как такое возможно, что один мальчик влюбился в другого мальчика, уму не постижимо!»       — Я испугался. Ну, я очень разволновался. Не поверил своим ушам и глазам. Но у меня не было никаких негативных чувств, это точно. Я правда к нему привязался за это время и уже назвал другом. И действительно считаю его другом. — Джин, после пары осторожных горьких кофейных глотков, кажется, сумел немного собраться с мыслями, и теперь выглядел лучше, чем до этого, полностью уверившись, что Айонг сможет помочь ему разобраться в том, в чем он не мог разобраться сам. Или боялся.       — Это хорошо. — Девушка задумчиво кивала, взявшись теперь за свой кофе. — Ты когда-нибудь ловил себя на мысли, что тебе нравится его внешность? Испытывал волнение, когда смотрел на него, пока он ничего не говорил и не смотрел на тебя?       — Да. — Джин уже думал насчет этого, как раз тогда, когда не мог уснуть, ворочаясь и пытаясь разобраться в том, чего даже касаться боялся, и ответ был однозначен.       — Еще лучше. Ты фантазировал или представлял себе, как вы целуетесь или там еще что-то такое, с явным сексуальным подтекстом?       — Нет, но мне пару раз снились такие сны.       — Значит, фантазировал, но на подсознании. Потому что не принимаешь в себе гомосексуальность. Извини, что так прямо, но теперь либо прямо, либо никак.       — Йони, я бы не был так уверен… — На лице Джина отразилось сомнение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось обычной защитной реакцией.       — Почему ты не можешь спокойно принять тот факт, что тебе нравится мужчина как сексуальный объект... Я знаю, это очень сложный и личный вопрос, но ты ко мне обратился за помощью не просто так, и я продолжаю надеяться спасти тебя от сердечного приступа. И чтобы добавить тебе решимости раз и навсегда разрешить этот вопрос — представь, каково теперь Тэхену, который уже успел воспринять твою реакцию как отказ, при том, что ты сам не решил для себя, отказываешься ты или соглашаешься.       — Да… я понимаю. — Джин растерянно опустил взгляд, теперь пытаясь облечь в слова мысли и чувства, которые до сих пор были скрыты от него. — Потому что… С детства был уверен, что создам семью: с женой, детьми, семейным очагом и прочим.       — Чтобы быть как все и не выбиваться из статистики? Чтобы быть «нормальным»? Чтобы уважить родителей? Семью можно создать и с мужчиной, причем, на законных основаниях.       Джин задумался. Глубоко задумался, явно пытаясь найти себе оправдание.       — Ну, мне всегда нравились девочки. По крайней мере, до последнего времени я не замечал за собой тяги к… мужчинам. Поэтому…       — Но сейчас у тебя тяга к мужчине, который проявил к тебе свои чувства. И тебя что-то останавливает. Я знаю, вариантов слишком много, и мы теперь не будем все их перечислять, потому что очень ограничены во времени. Поговорим о другом: что будет, если ты теперь поддашься своим собственным страхам? Во-первых, ты будешь испытывать чувство вины, перед собой и перед ним. Перед собой — потому что в определенный момент позволил себе мысли о том, что мужчина нравится тебе как сексуальный объект. Перед ним — потому что ты разобьешь ему сердце. Во-вторых, подавление истинной сексуальности неизменно приводит к расстройству интимной сферы, и я говорю не только о сексе. Запретив себе связь с мужчиной, ты не сможешь нормально выстроить отношения с женщиной. Это я тебе гарантирую, потому что я немного специалист в этих вопросах и даже имею сертификат. В-третьих, ты рано или поздно начнешь испытывать сожаление, как раз после неудачных попыток вернуться к «нормальной» жизни. Сожаления по поводу того, что не использовал этот шанс.       — Черт, это слишком грустно и страшно. — Джин понимал, что она была права, и именно поэтому голос его сопротивляющегося сердцу разума, который продолжал накладывать ограничения на чувства, стал звучать чуть тише.       — Тогда стоит сказать о том, что будет, если ты дашь себе шанс. — Айонг постаралась максимально ободряюще улыбнуться. — Во-первых, ты попробуешь что-то новое, а это почти всегда полезно, если мы не говорим о веществах, меняющих сознание. Во-вторых, у тебя появится реальный шанс на то, что ты будешь полностью доволен своей сексуальной жизнью, испытывая настоящее влечение, которое сможешь реализовать в любое время. Уверяю, это ни с чем не сравнимо и стоит многого. Хотя бы того, чтобы попробовать. Есть еще не слишком приятный вариант — ты поймешь, что это не твое. Но! — Айонг подняла вверх указательный пальчик. — У тебя не будет в этом случае чувства вины. Может появиться сожаление, но не надолго. Впоследствие оно уйдет, когда ты осознаешь, что смог дать себе шанс и остался честен с собой.       Джин молчал. И думал. Он думал, думал, думал, невольно полагаясь теперь не только на здравый смысл и собственные предрассудки. Что произойдет, если он даст себе шанс?..       — Вернемся к началу. Представь себя яблоком. Кто берет тебя в руки и прикладывает к своим губам, чтобы откусить?       Ким Тэхен.       — Я знаю твой ответ. И Джин, некоторые люди могут не есть мед или оливки или еще что-то лишь потому, что однажды им внушили, что это невкусно. А ведь стоит просто попробовать самому. И самому решить, вкусно это или нет.       — Ты думаешь, что я… — Джин до сих пор не мог до конца решиться на самый отчаянный шаг в своей сексуальной жизни. Но он также не мог оставить Тэхена наедине с его переживаниями, делая вид, что ничего не произошло. Он был слишком добр и внимателен к нему, и хотя бы поэтому… Он был слишком добр и внимателен, и при этом… До трясущихся поджилок привлекательным.       — Позволь Тэхену приложиться губами к твоему румяному сладкому бочку.

***

      Тэхен старался не думать о своем признании и о реакции Джина на него, но не мог. А еще он не мог усадить себя за мольберт. Он просто физически не мог взять в руку кисть и окунуть её в краску. Возможно, виной всему было разочарование. Не в Джине, потому что каждый человек имеет право на самостоятельный выбор сексуальных предпочтений. Это было разочарование в судьбе, которая подсунула ему в качестве первой влюбленности недосягаемую величину. Он не мог заставить Джина полюбить себя. И Джин не мог заставить себя полюбить его. Это было ясно, понятно и однозначно. И нисколько его не обнадеживало и не успокаивало.       Они успели списаться с Джином, впервые за два дня, и Джин сказал, что будет вовремя. Тэхену придется делать вид, что ничего не произошло. Делать вид, что тогда он соврал, а не решился выпустить наружу чувства, которые до этого приятно волновали воображение, отдаваясь соловьиной трелью в сердце. А теперь они мертвым грузом лежали на плечах, с отвратительным привкусом железа на языке. Кровь. Возможно, из разбитого сердца или из напряженно искусанных губ, когда тяжелую, безысходную задумчивость невозможно было контролировать.       Джин приехал действительно вовремя. Тэхен открыл ему дверь, сказал сухое «Привет» и сразу отправился за свой мольберт. Быстрее начнут — быстрее закончат.       — Тэ, нам нужно поговорить.       Утешение. Это должно было бы быть утешение для несбывшихся романтических надежд, которые нельзя утешить ничем, кроме долгожданных ответных чувств. И Джин должен был это знать.       — О чем? — Тэхен теперь занимался штриховкой, чтобы максимально истончить кончик грифеля карандаша и хоть как-то отвлечь себя от тягостных мыслей.       — О нас.       Нет, мы не будем говорить о нас. Потому что мы друзья, и друзьям не нужно, если они не в ссоре, говорить о своей дружбе.       — Я не хочу говорить о нас. Джин, я все понимаю, не маленький. И я сам со всем справлюсь. Я знаю, что ты не хочешь меня обижать и хочешь помочь, но я могу сам. Правда. Не волнуйся. — Тэхен до сих пор не поднимал глаза, просто зная, что Джин теперь стоял напротив, двумя руками опираясь на кухонный стол позади себя.       — А я не смогу сам. — Его тон стал требовательнее, но лишь от достигшего своего предела волнения, и Тэхен поднял свой взгляд. — Поцелуй меня.       — Что? — На мгновение ему показалось, что это слуховая галлюцинация или игра воображения, которое пыталось немного скрасить его незавидную романтическую участь.       — Поцелуй меня. Как бы ты хотел… — Джин нервно сглотнул. — Поцеловать того, в кого влюблен.       — Ты не хочешь этого, а мне не нужно такое утешение. — Сказанное таким тоном вполне можно было бы счесть за грубость, даже несмотря на вполне себе безобидный посыл, а Тэхен вновь с большим, почти болезненным энтузиазмом стал стачивать свои карандаши о белый ватман. — Займи, пожалуйста, свое место.       Джин снял пиджак, бросив его на стул, и через голову стянул рубашку, забыв о необходимости расстегнуть манжеты, с которыми ему теперь пришлось возиться, и он, не имея возможности проявлять терпение из-за закипающего в крови волнения, просто выдернул из них руки, вполне возможно, пожертвовав пуговицами. Тэхен невольно наблюдал за ним, и Джин, заметив наконец на себе его взгляд, направился к нему. Он явно успел на что-то решиться, потому что в следующее мгновение он схватил Тэхена за предплечье и потянул, побуждая встать.       — Что. Ты. Творишь.       Джин просто взял его лицо в свои ладони и притянул к губам. У него не было времени на нежность, потому что его решимость безвольно болталась на то и дело рискующем оборваться волоске здравого смысла. Но он поцеловал Тэхена. Он поцеловал мужчину, и вопреки представлениям и ожиданиям, это было просто знакомое ощущение на губах. Знакомое и... приятное. Он отстранил от себя Тэхена, теперь внимательно смотря ему в глаза, теперь казавшиеся почти черными. Мужчина. Он действительно поцеловал мужчину. Хотя… Нет, это не просто мужчина.       — Джин, что ты делаешь? — Тэхен очень серьезно, без тени улыбки или удивления смотрел на него, и у Джина даже на мгновение закралось сомнение в том, что он не врал тогда, когда говорил, что влюблен.       — Ты же сам говорил, что влюблен. Я, возможно, тоже, и теперь пытаюсь это проверить. Просто у меня никогда не было влечения к мужчинам, а теперь я… Нужно удостовериться. — Джин рассуждал сосредоточенно, без малейшего желания просто разрядить атмосферу, и при этом достаточно растеряно, чтобы можно было понять весь его внутренний конфликт.       — Ты серьезно? — Тэхен до сих пор не мог позволить себе никакую эмоциональную реакцию, просто боясь поверить своим ушам.       — Разумеется, серьезно! Я ночи не спал — думал, вынудил свою лучшую подругу прийти ко мне на работу, и вот она, спасибо ей, сумела меня убедить в том, что я буду очень несчастлив, если… тебя не поцелую. Да, наверное, так. — Джин убрал свои пальцы с шеи Тэхена, положив руки теперь ему на плечи.       — В таком случае, тебе стоит расслабиться, потому что ты настолько сильно сжал свои губы, что мне показалось, что я целую твой портрет. — После этих слов Джин дернулся, ощутив деликатные руки, до этого напряженно опущенные, на своей спине.       Он дернулся от неожиданности, тем самым больше прильнув к Тэхену, который теперь мягкими большими ладонями медленно скользил по его коже. И черт подери, это было как будто правильно, волнительно и даже до мурашек.       И Джин совершенно замер, пока одна рука Тэхена опустилась на его голую талию, а другая по груди скользнула к шее, пальцами почти полностью закрыв все расстояние от нижней челюсти и до линии плеч. Теплые, мягкие руки. И удивительно красивые. И Джин ощутил себя пойманным в ловушку кроликом, смотря в темные, с самого начала завораживающие его глаза, которые теперь явно улыбались из-под длинных ресниц, возможно, потому что Тэхен успел почувствовал, что Джин успел сдаться. Полная капитуляция.       Но Тэхен не торопился его целовать, как будто наслаждаясь тем волнением, которое теперь испытывал Джин. Он приблизился настолько, что Джин уже инстинктивно прикрыл глаза, но на его губах, вопреки ожиданию, которое теперь подогревало кровь, наряду с эйфорией от первого опыта и все еще не успевшей отпустить его тревогой, остановились не другие губы, а лишь горячее дыхание, как будто дразня итак балансирующего на грани сердечного приступа Джина.       Но Тэхен переоценил свое собственное терпение и выдержку, и уже в следующее мгновение торопливо, со всей страстью и, наконец, нашедшими выход эмоциями от испытанной на себе за пару дней любовной драмы, приложился к пухлым, успевшим покорно приоткрыться губам, которые только теперь можно было попробовать на вкус. И Тэхен, утолив свое первое хищное стремление, теперь неторопливо, по очереди смаковал в чувственных поцелуях взволнованные лаской беспощадно пухлые губы.       — Ну, как ощущения? — Тэхен улыбнулся, заметив, отстранившись, что Джин продолжал стоять с закрытыми глазами, как-то неосознанно и очень волнующе закусив нижнюю губу.       — Не успел распробовать. — Он открыл глаза, в которых появился особый блеск, невиданный до этого, обнадеживающий и вдохновляющий.       И Джин вновь ощутил губы, которые теперь смелее приникли к его губам, в то время как пальцы на затылке чуть сжались, настойчиво побуждая Джина активнее поучаствовать в поцелуе, к которому решительно присоединился язык. В этот момент нерешителен был лишь Джин, но незаметно для него самого его собственный язык стал с энтузиазмом отвечать на жадную ласку. И все сомнения отпали сами собой. Это было именно то, что нужно. Без сожалений, опасений, предрассудков и стереотипов. Только волнение, которое обуславливалось лишь несознаваемо долгожданной близостью того, кто до этого занимал тревожные, наполненные сомнениями мысли. А теперь никаких сомнений. Только ставший чувственно неторопливым поцелуй, сопровождаемый изучающими друг друга языками, каждое горячее и мягкое соприкосновение которых отдавалось замиранием в сердце и чувствительно скользящей по коже теплой ладонью.       Джин не знал, на чем теперь акцентировать свое внимание, потому что все это было слишком хорошо.       — Скажи, что тебе нравится. — Тэхен отстранился, и по его чуть дрожащему бархатному баритону было понятно, что ему уж точно нравилось. — Скажи, что хочешь, чтобы этот поцелуй стал повторяться. И что ты хочешь со мной встречаться. Я жду.       Джин улыбнулся, услышав такое смелое требование, но в этой улыбке было лишь смущение, без какого-либо намека на желание отпираться.       — Я хочу с тобой встречаться. Знаешь… Теперь я уверен, что сделал правильный выбор и принял верное решение, дав себе шанс. Может, я наивен, но мне кажется, что так и должно было быть. А может я себя просто успокаиваю, потому что до сих пор до черта волнуюсь.       — Джин... — Тэхен улыбнулся, теперь двумя руками бережно обрамляя находящуюся в его ладонях голую спину. — Самое страшное позади, и впереди только самое приятное и увлекательное.       Это был все тот же Ким Тэхен, но только Джин теперь мог позволить себе смотреть на него по-другому. Воспринимать его взгляды и касания по-другому, не испытывая где-то глубоко внутри себя стыд или неприятное волнение от того, что все это неправильно и ему не подходит. И на этой мысли, вдруг осознав, какой по тяжести груз только что упал с его… с их плеч, Джин крепко обнял Тэхена, болезненно хорошо сжимая руками его плечи, носом уткнувшись в теплую, мужественную шею. Он пах солнцем, сахарной ватой и влажной древесиной. Джин даже улыбнулся столь точному определению аромата вдыхаемого парфюма, для закрепления медленно проведя носом по голой коже. Именно таким он запомнит этот первый поцелуй.       — Извини, что я тогда так себя повел. Я не хотел тебя обидеть — просто напугался. — Джин говорил теперь Тэхену практически на ухо, не желая отстраняться и смущаясь смотреть ему в глаза. И мысль об этом смущении лишь вновь явила на его лицу счастливую улыбку.       — Я знаю. Я не планировал говорить это вслух именно в тот момент, но потом решил, что лучшего момента может и не быть. — Пальцы Тэхена оказались в волосах Джина, который теперь подавался за каждым ласковым движением. — Мы сегодня будем рисовать?       — Будем. Если ты скажешь. — Джин быстро поцеловал Тэхена в шею, затем, отстранившись, посмотрел ему в глаза.       — Я не мог заставить себя сесть за мольберт эти два дня. — Он улыбался, но услышав это, Джин стал серьезнее, и на его лице как будто появилось чувство вины, неосознанное, некритичное, как будто сожаление по поводу того, что он не смог договориться с собой раньше.       — А теперь? — Джин мягко убрал с теперь особенного красивого и милого сердцу лица челку, чтобы еще чуть больше открыть полный теплоты карий взгляд. Это была магия, которой Джин, возможно, никогда не устанет удивляться: взгляд, который волновал и заставлял колени подкашиваться, и одновременно с этим, мог стать самым большим утешением и самой надежной поддержкой в жизни. Его поддержкой.       — А теперь я готов творить. Тем более, ты уже разделся. Хотя теперь этот факт можно использовать и по другому назначению. — Услышав это, Джин заметно смутился, и Тэхен, который ни в коем случае теперь не собирался торопить события и чувства, поспешил улыбнуться. — Просто любоваться и целовать. Целовать, любоваться и наслаждаться тобой.       — Тобой. — Джин хитро улыбнулся, пытаясь за этой забавной игрой скрыть свое волнение от услышанных слов.       — А давай теперь договоримся кое о чем? — Тэхен стал вдруг очень серьезным.       — Давай, а о чем? — Джин успел немного внутренне напрячься, но под деликатными пальцами, которые теперь вновь заскользили по его спине, напряжение стало стремительно растворяться.       — Ты не будешь меня стесняться. Вообще. Ни при каких условиях. Даже если в какой-то момент тебе захочется смутиться, ты не будешь этого делать. — Бархатно низкий голос не просил, не предлагал соглашение, а буквально ставил условие, и Джин поймал себя на мысли, что он не может сопротивляться.       — Я согласен. Но…       — Без но. Со мной без но. Только со мной. Никаких условностей, никакого стеснения. Потому что ты должен знать, что я ни за что и никогда себе не позволю сделать тебе плохо или неприятно.       — Ты уже готовишь меня к тому, что рано или поздно мне придется позировать обнаженным, я правильно понимаю? — Джин смотрел теперь куда-то мимо Тэхена, всерьез задумавшись над прозвучавшими словами.       — От тебя ничего не скроется. — Тэхен засмеялся, больше прижав Джина и уткнувшись губами его в плечо. — Но это лишь малая часть.       — Я доверяю тебе. И раз уж до этого смог свободно оголяться перед тобой, то теперь, когда мы решили быть вместе, и подавно. Нет, по началу может быть немного сложно, но если ты будешь оголяться вместе со мной, как тогда… — Спокойный и при этом очень серьезный тон Джина заставил Тэхена поднять голову.       — Это часть плана. Разумеется. И я вот точно не буду тебя стесняться. Хотя, повторюсь, очень уступаю тебе в физической форме и не так красив... — Увидев, как после сказанного Джин нахмурился, Тэхен поспешил вновь уткнуться в широкое плечо, чтобы слишком красноречиво выдающей его настроение улыбкой не выдать свою провокацию.       — Еще хотя бы попытка озвучить что-то подобное, и я тебя ударю. Я не шучу. В зале я частенько боксирую с грушей в качестве кардиоразминки, и у меня уже получается отличный удар с правой. Я пацифист, но ты уже второй раз в моем присутствии говоришь эту чушь, и здесь даже такой терпеливый и лояльный человек как я не сможет…       Тэхен не дал Джину закончить вслух, заглушив справедливое негодование решительным и уверенным поцелуем. И Джин, как будто успев уже привыкнуть к своему новому статусу, тут же сцепил пальцы на затылке Тэхена, уже как будто по-хозяйски завладев его языком. А ведь это было только начало. Самое начало. И теперь особенно хотелось думать, что дальше будет только лучше. Больше. До того, как время само расставит всё на свои места.