***
Работа шла размеренно, и в кабинете стояло почти благоговейное молчание, которое озвучивалось лишь шелестом бумажных документов, стуком пальцев о компьютерные клавиатуры и отчаянное зевание. — Юнги, тебя дежурный зовет. Пришел какой-то красавчик, с повинной. — Чонгук, только вернувшись в кабинет после рабочего совещания в отделе Чон Хосока, к которому он успел прикипеть не только душой, но и всем своим относительно свободным от обязанностей в отделе Юнги временем, сразу уселся за свой стол. — С повинной? В смысле? — Следователь Мин с недоумением и неохотой оторвался от экрана компьютера, используя возможность чуть размять уставшие от клавиатуры и жизни пальцы. — Почему именно я? — Иди сам посмотри, пока за тобой не пришли. Его пока регистрируют по всей строгости. Похож, судя по костюму, на обычного мажора, которому захотелось острых ощущений. — Всё как я люблю. Надеюсь, он не только мажор, но и Робин Гуд и хочет дать мне денег, найдя очень оригинальный предлог. — Юнги, успев закрыть все открытые до этого вкладки, нехотя поднялся из-за стола и в следующее мгновение вышел в коридор. Чтобы вернуться буквально через пару минут. — Джин, это твой пациент. Спокойный как слон, а сам говорит о том, что в любой момент может угодить за решетку. Врет, как пить дать. И ты его теперь рассекретишь. Хотя… — Юнги остановился, скрестив руки на груди. — Надо было не регистрировать его, потому что теперь это обращение нужно будет как-то закрывать, а как закрывать, если он обычных хулиган... По статье хулиганство. Юнги хитро улыбнулся, пока Джин послушно поднялся, взяв рабочий блокнот. — А ты чего так быстро? Его пока опрашивают, анкетируют и прочее такое всякое. Хотя, мы можем подождать его в допросной, куда его доставят сразу после заполнения всех бумажек. Вдруг нам придется его арестовать… — Юнги пожал плечами, затем обратившись к Чонгуку. — Пока нас не будет, доделаешь протокол по вчерашнему изъятию. Это будет твоим практическим заданием. Чонгук хоть и обреченно, но послушно кивнул, а Юнги взял Джина под руку и повел в уже хорошо знакомую им комнату для допросов, слишком быстро миновав пространство, через которое можно было бы разглядеть дежурный пункт, где теперь происходила регистрация поступившего обращения и, главным образом, того, кто с этим обращением пришел. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — Юнги осторожно заглянул в глаза Джину, который по традиции устроился по правую руку от него, ближе к углу стола, закинув ногу на ногу и откинувшись в кресле, иногда позволяя себе, пока они находились одни, с аппетитом зевнуть. — Спасибо, что переживаешь. — Джин улыбнулся. — Все отлично. Просто недосып. Знаешь, с одной стороны, профессиональная востребованность — это очень хорошо и приятно, а с другой — выматывает. — А как же… — Юнги все еще помнил про кишечный грипп или что-то похожее, что надолго связывает воедино с фарфороворым другом, но он не успел задать вопрос, потому что в дверь постучал дежурный. — Да, заводи. В комнату неспешно вошел молодой человек, в классическом темно-синем костюме, в белой рубашке и при узком галстуке. При этом он выглядел расслабленно, держался естественно и вообще оглядывался с довольно скучающим, пусть и с легким налетом любопытства видом. Юнги сразу, еще при первом взгляде на него на дежурном посту подумал, что он либо модель, либо актер, потому что так выглядели и держались обычно люди в себе уверенные. С особой уверенностью, отточенной возможностью зарабатывать своим красивым лицом. А потом оказалось, что он художник. Что, собственно, тоже вполне вписывалось в тот образ, что теперь можно было наблюдать. Правда, непонятно, к чему был деловой костюм… — Доброе утро, господа. Джин, который до этого, делал в своем блокноте какие-то только ему понятные пометки, замер, смотря перед собой и, кажется, не решаясь посмотреть на того, кто теперь подвинул стул и вместо того, чтобы сесть напротив следователя, сел напротив него, свободно откинувшись на черную пластмассовую спинку и положив на стол ладони. Джин слишком хорошо знал эти ладони и эти пальцы. — Мистер Ким, это пока не допрос, потому запись вестись не будет, но я оформлю протокол. Вы выскажете цель своего обращения в правоохранительные органы, которую затем закрепите письменными показаниями, а мы подумаем, что можем с этим сделать. Это консультант следствия, Ким Сокджин, он будет присутствовать при нашем разговоре. Мистер Ким собирался что-то сказать, но Джин неожиданно решительно поднялся и вышел из допросной, не интеллигентно хлопнув дверью. — Кажется, консультант не будет присутствовать при разговоре. — Мистер Ким поджал губы, изобразив на своем красивом лице почти детское разочарование. — Минуту. — Юнги поднялся. — Конечно, я никуда не тороплюсь. — Молодой человек теперь чуть больше придвинулся к столу, и мягко тарабаня по столешнице кончиками длинных, как будто выточенных пальцев, стал взволнованно оглядываться по сторонам. — Джин, что случилось? — Юнги смотрел на Джина, который стоял скрестив руки на груди, наблюдая за допросной через специально предназначающееся для этого окно. — Я не буду присутствовать. Веди допрос сам. — В его голосе был лёд, и Юнги невольно начал соображать, что смогло так изменить его изначально миролюбивый настрой. — А причина? — Юнги интересовался осторожно, неосознанно опасаясь попасть под очевидно теперь горячую руку, потому что ему не доводилось видеть Джина таким. — Причина? Причина… Что ж, это мой бывший, с которым я не виделся без малого… Дохера. И теперь видеться не хочу. Это достаточно весомая… причина? — Джин не смотрел на Юнги, теперь наблюдая лишь за находящимся в допросной молодым человеком, который вновь откинулся на стуле, и, кажется, смотрел прямо на Джина, хотя никак не мог его видеть. — Вы расстались, потому что… — Для Юнги на самом деле новостью было то, что Джин, оказывается, проявлял романтический интерес к мужчинам и даже состоял в отношениях с… мужчиной, но теперь было не время этому удивляться. — Потому что он сел. Да, Юнги, он уже привлекался за мошенничество и у него был как минимум один привод. Тот, о котором я знаю и в скором времени, после служебной проверки, узнаешь ты. И если теперь он так свободно вновь пришел в полицию, значит, его выпустили. Видать, не досидел, если обратно просится. — В голосе Джина теперь не было ничего, кроме отчуждения, осуждения и явно агрессивной тоски, но Юнги казалось, что он просто слишком хорошо держал себя в руках, на самом деле испытывая более широкий спектр чувств. — Так, ладно. Мне тем более нужно твое присутствие, если этот хлыщ с подвохом. — Юнги положил руку на плечо Джину, пытаясь перевести его внимание на себя. — Правда, понаблюдай, а потом скажешь мне свой вердикт. Я доверяю тебе в этом как никому другому. — Я вряд ли смогу тебе помочь. Юнги, я встречался с ним полгода, а может и больше — я вычеркнул эти воспоминания, и за это время… Я делился с ним своими профессиональными секретами, демонстрировал возможности той науки, которую проповедую. И он, очевидно, хорошо усвоил мои уроки, потому что так умело скрывал от меня все это время способ своего заработка. Успешно скрывал. Странно, что его привлекли только по одному эпизоду. До сих пор не могу поверить, что был так наивен... — Ладно. Ладно, я понял, не продолжай. Но ты все равно должен пойти со мной. Зачем показывать ему, что ты до сих пор не пережил это предательство? Пусть думает, что он лох и поймет, что потерял. — Юнги, мне приятна твоя забота, но ты говоришь со мной как со своей младшей сестрой, которую бросил ее двенадцати летний ухажер. — Джин снисходительно, беззлобно улыбнулся, затем вновь став серьезнее. — Я не собираюсь ничего ему доказывать. И… Я пережил. — Отлично. Значит, пойдем. — Юнги, не дожидаясь ответа, схватил Джина за руку и потянул его к двери, которую во время успел распахнуть. — Говорить буду я, а ты будешь только наблюдать. Юнги проследил, чтобы Джин уселся на свое место, затем заняв свой стул. — Прошу прощения за задержку. — Юнги поправил и без того аккуратно лежащие листы бумаги и ручку, просто чтобы унять волнение и настроиться на рабочий лад. — Понимаю. Джин рассказывал о том, как я его предал, и теперь у вас в отношении меня сложилось предубеждение, которое не позволит вам объективно оценить мою проблему. — Низкий бархатный тембр звучал невозмутимо, движения молодого человека были спокойными, и ничто в нем теперь не могло выдать волнение. — А вы его успокоили, верно? Я знал, что он сможет найти утешителя и не станет ждать мое триумфальное возвращение. — Я и не обещал, что буду ждать, просто не думая о том, что смогу тебя потерять. В отличие от тебя, который обещал всегда быть со мной честным. Но я тогда не догадывался о том, что человек, у которого нет чести, честным быть не может. — Джин цедил слова с трудом, через зубы, и Юнги поймал себя на мысли, что он не знал такого Джина. И, честно признаться, узнавать не хотел. Потому что помимо мнимого металлического безразличия в голосе, все его обычно мягкие и очаровательные черты лица опасно заострились, из-за явно испытываемого теперь напряжения. — Ты можешь говорить всё, что угодно, но я знаю, что ты пытался навестить меня. Следователь со мной поделился об этом, по дружбе. Жаль, что в этих местах очень строгие порядки, а мы не успели пожениться, чтобы у тебя было право навещать меня по часу раз в неделю. Тогда бы мне сиделось намного проще. Джин взял паузу, теперь как-то слишком сосредоточенно изучая свои руки, а затем… — Скажи, ты с первого раза не понял, что я не хочу с тобой видеться, когда я настойчиво сбрасывал твои звонки и не отвечал на сообщения? Пришел сюда под каким-то наверняка очень жидким предлогом действовать мне на нервы? Будь в тебе хоть капля уважения, ты бы не сунулся ко мне. Но… — Джин злобно усмехнулся. — Какое к черту уважение. — А ты всё равно до сих пор любишь меня, правда? — Ким Тэхен ближе придвинулся к столу, и его теперь тяжелый, немигающий взгляд был устремлен Джину прямо в глаза, бесстыдно, нагло, и Джин не отвел свой взгляд, и Юнги стало казаться, что если теперь поставить перед ними лампочку, она сама собой засветиться, от летавших туда-сюда электрических искр. — Я не надеялся, что ты сможешь сохранить в себе чувства. Хотя… Я не надеялся — я знал. Первый опыт никогда не проходит бесследно. И сексуальный, и романтический. Юнги теперь смотрел только на Джина, который продолжал прямо и при этом молча смотреть на Тэхена, и не нужно было быть специалистом, чтобы понять, что этим взглядом можно было бы убить и при этом, не оставить никаких улик. Убить или по крайней мере едва совместимо с жизнью покалечить. — Да. Я совершил ошибку. И уже успел за нее расплатиться. И если ты не исчезнешь из моей жизни, я заставлю расплатиться и тебя. Ким Тэхен широко улыбнулся, ненадолго запрокинув голову, а затем как-то очень серьезно посмотрев на Джина, без надменного вызова или неуместной самоуверенности. Он смотрел так, будто собирался в чем-то Джина убедить. — Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить. И… Ты совсем не изменился за это время. Только стал еще красивее. И здесь ты никогда не сможешь уличить меня во лжи. — Я не собираюсь ни в чем тебя уличать. Достаточно того, что знаю я. Ты лжец. Ты лгал мне обо всём, и я теперь не верю твоим признаниям. Но ты можешь мне поверить, я смогу справиться со своими чувствами, потому что, как известно, от любви и до ненависти один шаг, который ты теперь помог мне сделать. И… — Джин запнулся, до этого слишком отчетливо и агрессивно выделяя каждое ТЫ, что попадалось на пусти его мыслей. — Ты мое самое большое разочарование в жизни. — Я бы на твоем месте не стал кидаться такими заявлениями, потому что потом, возможно придется пожалеть… — В голосе Ким Тэхена стало слышаться умело сдерживаемое раздражение, и Юнги, который невольно заслушался и засмотрелся, наблюдая за то и дело проскакивающими между молодыми людьми молниями, наконец, смог взять себя в руки. — Вам стоит говорить теперь только о своей проблеме, а выяснение личного оставить до лучших времен и не этого кабинета. Напоминаю, что вы обратились в правоохранительные органы, и если цель вашего обращения носит исключительно личный характер, я привлеку вас к ответственности за… хулиганство. — Юнги мельком взглянул на Джина, который теперь опустил взгляд в свой блокнот, как-то слишком болезненно сжимая в руках ручку. — Да. Да, вы правы. Прошу прощения. — Молодой человек быстро оправился, сел, выпрямив спину и вновь положив перед собой руки, на этот раз обратив все свое внимание на следователя. — Меня завтра обвинят в краже картины. Человек, который мошенническим путем будет пытаться ее продать, выдавая за оригинал. — Человек, который будет продавать подделку, обвинит вас в том, что вы… — Юнги пытался тщательнее уяснить запутанный смысл, что было непросто после того, что ему довелось наблюдать. — Обвинит меня в том, что я украл у него оригинал. Потому что я знаю, где он этот оригинал держит. И потому что я с ним сегодня встречался, дав понять, что в курсе всех его махинаций. И именно поэтому я пришел к вам. Если учитывать уже имеющийся у меня срок, второй раз я сяду уже не на полтора года, а намного больше, а мне бы очень не хотелось, при том, что я совершенно ни в чем не виноват. — Вы сказали, что этот человек будет пытаться продать картину. Вам известно… — Юнги делал какие-то пометки. — Да, мне известно время и место этой встречи. И я знаю, как это будет происходить. Если покупатель, которому будет продаваться подделка, заподозрит, что это не оригинал, человек скажет, что оригинал был у него украден и заменен на обычную живописную репродукцию. И заявит в полицию. — Откуда вам всё это известно? — Юнги быстро начертил схему, теперь прикидывая, насколько вообще такое было реально. — У меня очень надежные источники. — Тэхен откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу самым непринужденным образом, при этом как будто нарочно избегая вновь направившийся на него испытующий взгляд Джина. — Он врет, Юнги. Я не знаю, зачем ему это, но все, что он тебе рассказал, не более чем заранее выдуманная история, потому что он теперь не чувствует опасности. Возможно, он всё это придумал на ходу лишь только для того, чтобы только подействовать мне на нервы. Понятия не имею, как он узнал, что я работаю здесь, но... Извини, что тебе приходится терять из-за этого свое время. — Джин смотрел только на Юнги, игнорируя обращенные на него глубокие ореховые глаза, которые вновь смотрели свысока, заставляя сомневаться в том, кто на самом деле теперь был хозяином положения. — И что ты предлагаешь? — Юнги кажется, забыл что они были не одни. — Запри его до завтрашнего дня. Если он не врет, в чем я сомневаюсь, и действительно поступит вызов по поводу кражи — ему же лучше, у него будет железобетонное алиби. Если же никто не обратится — привлечешь его по какой-нибудь статье типа хулиганства и закроешь это обращение, которое тебе в любом случае надо будет обработать. Ты же можешь его задержать до выяснения обстоятельств? Ну, хотя бы чисто теоретически? — Только теоретически, потому что для этого нужны серьезные основания, и если он вдруг решит подать жалобу… — По сосредоточенному выражению лица Юнги было понятно, что он испытывает теперь серьезные сомнения. — Подождите, вы собираетесь меня закрыть здесь? — Тэхен удивленно вскинул брови, затем правда на глазах успокоившись. — Я не собираюсь жаловаться. У меня моральная травма после проведенных за решеткой полутора лет, и я теперь с полицией не ссорюсь. Юнги до сих пор колебался, затем, правда, после, наверняка, очень вдумчивого внутреннего диалога, к которому теперь, всё же, помимо его воли были примешаны чувства и эмоции, пришел к консенсусу. — Вот бумага — пишите всё, что вам известно по поводу этого дела, особенно, если у вас есть конкретная информация насчет времени, места и прочего. — Юнги протянул Тэхену бумагу и ручку, и молодой человек в готовности принял их. — Я заключу вас под стражу до выяснения обстоятельств. Завтра по обозначенному вам месту отправиться оперативная группа, и если этот выезд окажется ложным, вас будет ждать более серьезный срок. Теперь у вас есть еще шанс передумать, пока я не поставил свою подпись под составленным протоколом. — Нет. Я всё понимаю. — Тэхен, после непродолжительного раздумья, послушно кивал, уже взявшись за ручку. — Написанное оставьте на столе. За вами придут и проводят в следственный изолятор. — Юнги поднялся, взглядом приглашая Джина последовать его примеру.***
— До него я встречался только с девушками. — Джин сидел за рабочим столом в кабинете Юнги, который сидел напротив на стуле, с картонным стаканом в руке и закинув ноги на угол своего рабочего стола. — Это была первая любовь. Я сам от себя не ожидал, что смогу влюбиться в мужчину, но смог. И, как видно, зря. — Честно сказать, я очень удивился, когда ты сказал, что это твой бывший. Но я не осуждаю и в любом случае на твоей стороне. — Юнги с сочувствием и каким-то безотчетным сожалением смотрел на Джина, который теперь, кажется, был совершенно спокоен, по крайней мере, внешне, благодарно и все-равно тоскливо улыбаясь Юнги. — Спасибо, друг. Извини, что я не сдержался сегодня — наверное, Йони права, и мне не следовало все это время держать переживания в себе, иногда хотя бы выпуская их погулять. На самом деле, он всегда казался мне хорошим человеком, честным, порядочным, пока однажды… Джин мерил свою собственную гостиную шагами, как будто не знал наизусть, сколько в ней метров. Он знал, сколько метров, но не знал, сколько нервных шагов. Тэхен не объявлялся уже два дня, до этого не явившись на встречу. Два дня он не брал телефон и не отвечал на сообщения, которые по началу до него доходили, а затем и вовсе стали подвисать без уведомления о доставке. Джин был у него на квартире, и там тоже Тэхена не было. И теперь Джин отчаянно жалел, что не успел познакомиться с его родителями. Однако, теперь все же оставался человек, который мог быть в курсе его передвижений, особенно в свете того, что через две недели была запланировала защита. Джин вошел в здание Национальной художественной академии, зарегистрировавшись у охранника и вежливо поинтересовавшись, где он может найти декана Сато. Приветливый мужчина в форме дал ему направление, и через несколько минут и пару закрытых дверей он оказался в нужной ему приемной. — Прошу прощения, я могу поговорить с мистером Сато? Я… по поводу одного из его студентов. — Джин пытался выглядеть спокойным, но его выдавал сбивающийся из-за бешеных сердечных сокращений голос. — Да, одну минуту. — Девушка-секретарь поднялась. — Как вас представить? — Ким Сокджин, по вопросу о Ким Тэхене. — Если его имя декан вряд ли знал, то уж имя своего лучшего студента должен был вспомнить. Девушка кивнула и скрылась за дверью, появившись в ней снова через минуту. — Проходите. — Она оставила дверь открытой для Джина, и тот, нервно, но благодарно кивнув, вошел внутрь просторного кабинета, сразу заметив напротив окна высокую фигуру декана. Очевидно, это был декан, потому что это был его кабинет. И Джин успокаивал себя этой мыслью, так как до этого о декане Сато ему приходилось только слышать. — Добрый день, мистер Сато. Прошу прощения за беспокойство, но я просто не знал, к кому еще обратиться. Мужчина обернулся, и Джин сразу оценил, насколько красив и привлекателен для своего немолодого возраста был этот господин. И его не портила даже диспропорциональность его фигуры. И Джин не успел развить эту мысль, так как мужчина очень быстро оказался напротив него, протягивая изящную руку. — Добрый день. Полагаю, ты натурщик Тэхена? Он говорил о тебе, и я рад, что мне посчастливилось в живую лицезреть такие плечи. — Мужчина с восхищением оглядывал Джина, который теперь не в силах был смущаться, потому что все силы ушли на подавление всё нарастающего в нем беспокойства. — Но для этого не время. Ты по поводу Тэхена? У меня плохие новости. Это было самое страшное, и Джин, услышав это, замер, забыв как дышать, смотреть, говорить, и вообще хоть как-то функционировать. В голове бешеным табуном пронеслись все самые плохие мысли сразу, и Джин почувствовал необходимость облокотиться о твердую опору. — Ты побледнел. Все в порядке, мой мальчик? Присядь. — Хэчиро Сато учтиво взял Джина под локоть и подвел к дивану, затем направившись к графину с водой. — Я был не прав, так напугав тебя. Тэхен жив, и его здоровью совершенно ничего не угрожает. — А что произошло? — Джин взял стеклянный стакан, наполненный прохладной водой, успев удивиться тому, насколько учтивым и внимательным был декан, даже несмотря на свое высокое положение. Относительно Джина. Который осушил стакан почти за один глоток, буквально физически почувствовав, как живительная влага смогла немного остудить его в момент оголившиеся нервы. — Тэхен в тюрьме. — Это прозвучало очень серьезно и даже невозмутимо, но у Джина после осознания смысла сказанного заложило уши. От собственного сердца, которое теперь отчаянно пыталось найти выход от ставшей в один миг слишком тесной грудной клетки. — Что? — Выпустить из себя звук получилось только со второй попытки, когда Джин откашлялся. — Его поймали с поличным во время продажи картины, которую он выдавал за оригинал. Он заранее договорился о сделке, но его клиент заподозрил неладное, и… В общем, их ждала полиция, и Тэхен сразу признался, что у него при себе была подделка. — Но… — Джин отчетливо помнил о том, что Тэхен говорил о какой-то встрече, не вдаваясь в подробности, и теперь… Кровь отхлынула от рук и от ног, и Джин начал ощущать холод. — С нами связались, так как он числиться нашим студентом. Поэтому я в курсе. У него сразу забрали все личные вещи. На первом же допросе он во всем сознался, не став отпираться и затягивать следствие, особенно после того, как его уверили, что чистосердечное признание поможет сократить срок. На днях будет суд. — Так скоро? — Джин настолько искренне удивился, выпучив глаза, что присевший рядом декан Сато мягко взял его за плечо, чтобы немного успокоить его разбушевавшиеся нервы. — Там всё ясно. Заседание будет закрытым. По сути, это чистая формальность. Я разговаривал со следователем. Скорее всего, ему грозит от года до двух, в колонии общего режима, где он будет сидеть с такими же мошенниками и ворами. Об этом я поинтересовался специально, потому что… Сам понимаешь, какие люди могут сидеть в тюрьмах, но следователь меня уверил, что в этом плане все строго, и Тэхен не будет поддаваться плохому влиянию. По крайней мере, со стороны более отъявленных преступников. Джин явственно ощущал, что его одним ударом прибило к полу, размозжив все надежды, мечты и так сложно распустившиеся чувства. Он врал ему. Тэхен врал ему, говоря, что продает лишь копии. За копии не платят такие деньги, какие получал он, судя по тому, какую жизнь мог себе позволить. И Джину стоило бы подумать об этом раньше, но… Он был влюблен. Беспечно и головокружительно, хотя это не является оправданием его наивности. Это было похоже на болевой шок — теперь Джин не чувствовал какого-то сносящего крышу огорчения, но это было обманчиво, и все самые плохие мысли, чувства и эмоции посетят его позже. Когда он останется наедине с собой. — Теперь с ним может видеться только государственный защитник, но когда его переведут на место постоянно заключения, ты можешь попробовать встретиться с ним. Посещения разрешены только для близких родственников, но, возможно, тебе удастся снискать снисхождение. Все-таки, он не убийца… Хотя, конечно, жаль. Такой блестящий талант. Такие воодушевляющие перспективы, и такой бесславный конец. Вряд ли серьезные галерии и коллекционеры захотят иметь с ними какие-то дела после этого. Правда, зарабатывать он наверняка сможет — есть в мире люди, готовые платить дополнительно за историю к прилагаемой картине. Тюремная романтика, необычная и непривычная, особенно для среднестатистического законопослушного гражданина. Джин не слушал. Потому что он утонул в собственных мыслях, беспомощно хватая ртом воздух, пытаясь уцепиться за здравый рассудок. Ну почему именно теперь… — Мне удалось поговорить тогда со следователем, который уверил меня в том, что в содеянном преступлении все было предельно прозрачно. Все улики, показания и, главное, признание Тэхена. Он даже не пытался оправдаться. Мне хотелось просто посмотреть ему в глаза и послушать, что он сможет сказать мне, но следователь ясно дал мне понять, что тюрьма — это режимное предприятие, а не зал свиданий, и что я вполне смогу подождать пару лет, потому что мой «дружок» уж явно никуда не денется. — Джин горько улыбнулся. — Это было немного унизительно, но мне тогда было не до задетой чести. В общем, это вся история. Если без сопливых подробностей. — Джин, мне… — Юнги не умел утешать и успокаивать людей, но ему теперь отчаянно хотелось. — Мне жаль. Давай сегодня выпьем после работы? Закончим пораньше, я оставлю Гука наедине с его любимой бумажной работой, позовем Айонг… Как тебе идея? — Соскучился по Йони? — Джин улыбнулся с легким налетом ностальгической трагедии. — Ты соскучился. Она точно сможет поднять твой боевой дух. Ну и… Мой. — последнее Юнги буркнул себе под нос, и Джин понял, что не может отказаться. — Я согласен. В конце концов, я уже все пережил. И даже если вы приметесь меня утешать… Я напьюсь. — Мне нравится твой настрой, но завтра на работу. — Юнги изобразил на лице очень правдоподобную, граничащую с приличным грусть по этому поводу. — Закончим пить до десяти вечера — завтра будешь как огурец. — Не знаю, стоит ли полагаться на твой опыт... — Юнги с сомнением смотрел на воодушевленного Джина. — Ладно, теперь постараюсь выбить нам освобождение до шести часов вечера. Ничего не утешает лучше, чем посиделки с алкоголем и жизненными историями в кругу близких людей. Но только в том случае, если есть что утешать.