I want a girl

Много ли времени прошло с того момента, как Вейлон Парк оказался здесь? В этом жутком, прогнившем месте. Запах тухлого мяса, внутренностей, дерьма и мочи, казалось, въелся в него, и как бы он не старался смыть его и забыть, он не мог. На каждом шагу Парк видел людей. Ну или по крайней мере то, что от них осталось, что кстати не всегда напоминало представителей его рода. Это могли быть кишки, мозги, гениталии или оставшаяся от кого-то лужа крови, все так же ужасно воняющая. Иногда, конечно, встречались и живые экземпляры, которых, однако, все еще тяжело было назвать людьми. Лица и конечности их были изуродованы, обрублены, сожжены или просто на просто отгрызены. Жуткое зрелище. Но так только сперва. Когда первый раз видишь такое, тебя, скорее всего, стошнит. Да и не один раз. Дело не только в запахе и во внешнем виде, но еще и в страхе. Вы не знали, что от страха тоже тошнит? Как бы вы отреагировали, если бы вам пришлось буквально бежать от своей смерти? Смерть эта же могла представать в обличии разных лиц. Это мог быть сумасшедший каннибал или, например, громила, ростом под три метра. Ну что ж, в любом случае, история не о Вариантах, а о нашем горе программисте — Вейлоне Парке. Сказать, что он вляпался, значит ничего не сказать. Он погряз в говне, крови и, может быть даже сперме, по самую шею и стремительно тонул глубже. Если бы сейчас его спросили: «что произошло?»-скорее всего, наш бедолага и слова бы вымолвить не смог. В голове просто не могло уложиться то, что ему пришлось пережить. А пережить пришлось многое. Начиная с того, как он отправил несчастное письмо журналистам, рассказывая обо всем ужасе, творившемся в Маунт Мессив, заканчивая тем, что все заключенные, включавшие в себя маньяков и психопатов, сбежали. Было страшно? Да. Было обидно? Да. Но больше всего Вейлон испытывал ужасную, колющую злость и ненависть ко всей компании Меркоф. Он мечтал, желал, трепетал от мысли, что может свернуть шею хотя бы одному из этих ублюдков. Но, будучи честным самим с собой, парк понимал, что шансы его хотя бы просто выбраться из лечебницы, приравнивались к нулю. Когда он попал на этаж к Эдди Глускину, силы его почти покинули. Желания бежать, спасаться, убегать больше не было. Остались лишь животные инстинкты, не позволяющие просто лечь и ждать своей участи. Поэтому Парк шел. Шел дальше, глубже, готовясь встретить очередного ненормального, который мог стать последним вариантом, который Вейлон увидит в своей жизни. Что ж, его не сильно беспокоило, кто это будет. Он лишь надеялся, молился, умолял вселенную, чтобы та даровала ему безболезненную, ну или хотя бы быструю смерть. Он уже успел намучиться. Но, к сожалению, судьба совершенно отказалась проявить хоть немного сочувствия к Парку. Возможно, посчитала, что тех страданий, что он уже пережил, ему недостаточно. Она решила сыграть с ним последнюю злую шутку, соединив судьбы парка и жителя нижнего этажа так крепко, словно пчелиный мед, прилипший ко всему телу, и вырваться из этой ловушки было абсолютно невозможно. Вейлон шел по узким, одинаковым коридорам, периодически выходя в такие же однотипные комнаты, в каждой из которых красовалось белое свадебное платье, сшитое, видимо, из старый одежд пациентов. Парк отметил про себя, что Глускину стоит отдать должное, шил он довольно профессионально. Может раньше он был портным? Интересно, для кого он это шьет? Женщин давно переселили в другое здание, в Маунт Мессив их нет. Ну, не сказать, что Парка это так уж и сильно волновало, но он все равно продолжал думать о том, что несмотря на кровь, ужасный запах и человеческие останки, этот этаж оказался одним из самых занимательных. Чувствовалось, с каким трепетом Глускин выполнял свое дело. Нет, Вейлон точно свихнулся. Ему надо забыть об этом, а еще постараться не шуметь. Но, к сожалению, как бы он не пытался сосредоточиться на собственном выживании, силы давно его покинули. Не было желания ни бегать, ни прятаться. Он решил просто положиться на судьбу. Будь что будет. Поймают- ладно, не поймают — ну и хорошо. В итоге так Парк прошел около трех таких комнат, после чего услышал шаги. Аккуратные, но тяжелые, медленные, но уверенные. К горлу подступил ком, табун мурашек пробежал по всему телу, холодный пот сразу выступил на лбу, лопатках и руках. Страх. Животный, дикий, непреодолимый страх. Убеждения себя в том, что умереть здесь-не так уж и страшно, прошли абсолютно напрасно. Вейлон попытался ускорить темп, но ноги стали будто совсем ватные и не слушались своего хозяина. Он не мог заставить себя переставлять их быстрее, только тратил последние силы. Шаги все приближались, так же неспешно, но разница между жертвой и хищником стремительно уменьшалась. Через пару секунд парк уже мог слышать тяжелое дыхание за свой спиной. Горячее, обжигающее, но в то же время холодное. Еще пара шагов, и на талию Вейлона легли большие руки, обвивая его живот и притягивая его к огромному телу. — Здравствуй, дорогая — послышался за спиной низкий, но в то же время бархатный голос — я ждал тебя, любовь моя. Парк не успел во всей красе уловить смысл слов, сказанных фигурой сзади. Он просто стоял, пытаясь не задохнуться от душащих объятий маньяка. — Милая, ты даже не поздороваешься со мной? — продолжал Глускин, будто мурлыкая. Вейлон попытался что-то ответить, но изо рта вырвался только тонкий, хриплый стон. — Ты, наверное, потеряла дар речи от счастья — прошептал Эдвард -Да, да, любовь моя, я тоже безумно рад тебя видеть. Пойманный парень горько усмехнулся. Это было иронично. В какой-то степени Вейлон был рад, что его убьет такой вежливый и учтивый маньяк. Он, хотя бы, не называл его куском мяса или поросенком, в одно время с интересом Вейлон почувствовал завуалированную под красивые слова опасность. Так и простояли они, обнимаясь, около минуты. Стояла гробовая тишина, и только пару раз слышались крики. Где-то далеко, на других этажах. Здесь же можно было уловить лишь быстрое и прерывистое дыхание парка и тяжелое, равномерное дыхание Глускина. Казалось, их сердца бились в унисон. У Вейлона — от страха, у Эдди — от возбуждения. — Дорогая, пойдем со мной, я покажу тебе то прекрасное платье, что сшил для тебя — неожиданно раздался голос убийцы. Парк вздрогнул от неожиданности, но не хватило сил, чтобы ответить, и решив, что будь он покорным, ему даруют быструю смерть, медленно и неуверенно кивнул, на что получил смешок за спиной и легкий поцелуй в макушку. Эдди разжал свои руки, позволив Вейлону глубоко вдохнуть воздух, которого катастрофически стало не хватать. Маньяк встал перед парком и протянул тому согнутую в локте руку, предлагая взять ее. Вейлон вздохнул и аккуратно положил свою ладонь на предплечье. Так шли они около трех минут, виляя по разным коридорам. Вейлон был искренне удивлен, как Эдди может тут ориентироваться, хотя, будь он честным, страх только нарастал. За все то время, пока они шли, Глускин молчал, только посвистывая какую-то мелодию. Парку она показалась до боли знакомой, но он не мог вспомнить, где ее слышал. В голове у него был ураган мыслей, которые было невозможно рассортировать по полочкам. Он даже пытался придумать план побега, но стоило ему вспомнить, что пробежать он и пары метров не сможет, все эти мысли быстро исчезали. Он успокаивал себя тем, что, если он будет послушным, маньяк смилуется, хотя шансов на такой исход почти не было, парк прекрасно это понимал. Они зашли в какую-то комнату, освещенную слабым теплым светом, в центре которой стоял манекен, на котором висело изящно сшитое, правда с небольшими заплатками, белое платье. Оно было настолько красивое, на сколько позволял случай. Вейлон даже начал представлять, пошло бы ли Лизе это платье, но вспоминать о жене было больно. Он понимал, что никогда ее больше не увидит, от чего в груди жгло и тянуло. В уголках глаз начали появляться слезы, но Парк постарался прогнать гнетущие мысли и постараться думать о чем-то более реальном, например о крепком мужчине, который последние пару секунд пристально смотрел на свою жертву, ожидая, кажется, реакции. — Дорогая, тебе нравится? — в его глазах сверкала детская надежда на одобрение своего творения. Вейлон постарался из последних сил выдавить улыбку и тихим, хриплым голосом прошептал: — Да, оно очень красивое. Сказать, что Эдвард обрадовался, значит ничего не сказать. Он буквально просиял. Широкая улыбка, а скорее даже оскал, растянулся на его изуродованном лице. Кстати, говоря о его лице. На правой половине красовались химические ожоги, глаза были залиты кровью, от лопнувших капилляров. На нем был старомодный наряд из черных брюк, белой рубашки и черной жилетки. Прическа его напоминала хохолок попугая, только более опрятная. Волосы по бокам были сбриты, а в центре росли черные волосы, красиво уложенные назад. И если не учитывать все его ожоги, расплывшиеся на безумно улыбающемся лице, Эдди выглядел привлекательно. — Дорогая, примерь его — прошептал Глускин. В его глазах читалась мольба, будто парк и вправду был его юной невесткой. Вейлон не знал, что ответить. Его тошнило от этих странных слов мужчины в своей адрес. Он хотел послать Эдди с его странными замашками, оттолкнуть, убежать, выбраться отсюда, но вместо этого лишь неестественно улыбнулся. — Конечно, все для тебя, дорогой — ответил парк с таким отчаянием, такой болью и унижением, но Глускин, кажется, этого не заметил. Вейлон вяло отвернулся и снова поднял голову на платье. Его пугала перспектива раздеваться перед маньяком, но больше всего на свете он не хотел получить удар за непослушание, ведь руки Эдварда выглядели так, будто могли разломить тебя пополам. Да, может быть, парк и был трусом, но зато он не пытался лезть в драку, когда явно не смог бы выйти победителем. Но, к сожалению, сообразительным его тоже нельзя было назвать. Он совсем не умел придумывать планы побега, так что до сего момента дожил просто из-за удачи. Парк медленно подошел к платью, не желая оборачиваться. Он знал, что Глускин сейчас мерзко улыбается, радуясь, что так быстро добился своего. Вейлон знал, но не хотел в этом убеждаться. Аккуратно сняв с себя форму заключенного, Парк остался в одних трусах. Он всегда был довольно тощим, а из-за стресса в последнее время, вероятно, еще больше похудел. Ключицы, таз, ребра очень сильно выпирали, что делало его похожим на обтянутый кожей скелет. Сглотнув, мужчина взял в руки платье, и, медленно надел его, стараясь не порвать. На удивление оно оказалось в точности по размеру, будто сшили специально на него. Может быть, так и было, но мужчина не хотел об этом думать. Выпрямившись, он медленно повернулся к Глускину и непроизвольно сморщился, увидев на себе оценивающий взгляд, полный голода. Эдди начал медленно подходить к парку, смотря прямо ему в глаза. Он накрыл своими руками талию парня и начал неспешно с ним танцевать, напевая: — When i was a boy, my mother often said to me, get married son and see how happy you will be. I looked all over, but no girlie could i find, who happens to be just like the little girl i have in mind. — голос его был исполнен нежности и любви, хотя казалось, что думал он о чем-то своем, витая в облаках. Парк устало повис на руках Глускина, медленно переставляя ноги, чтобы не упасть. Казалось, он вот-вот уснет, может даже навсегда. Последние пару мгновений, легкий поцелуй в лоб. — Отдыхай, любовь моя. Вейлон отключился. Парк очнулся, но не спешил открывать глаза. Осознание всего, что с ним произошло, пришло чуть позже, но мужчина был действительно рад, что вообще остался жив. Вроде как, конечности тоже были на месте, по крайней мере болела только голова. Вейлон лениво открыл глаза, в комнате горел все тот же теплый и тусклый свет. Парк огорченно вздохнул, не увидев перед собой потолок собственной комнаты. Ну что ж, он все-таки не в сказке. Парень медленно поднялся на локти, и постарался осмотреть помещение. Около стены стоял старый, облезлый диван, рядом с ним стол, на котором были разбросаны какие-то бумаги и зеркало, прямо напротив Парка. Вейлон поднялся на ноги, его все еще немного шатало, но сил хватало на то, чтобы хотя бы стоять. Посмотрев на свое отражение, он обнаружил, что так же находился в свадебном платье, которое он недавно надел. Подойдя ближе к зеркалу, мужчина посмотрел на свое лицо. На лбу остались кровяные подтеки, на щеке синяк. Его когда-то красивые, шелковые русые волосы сейчас напоминали сосульки. Они были грязные, жесткие и чуть ли не черные. Кожа, когда-то тоже белоснежная и мягкая, была в крови и еще каком-то дерьме. Парк не особо хотел думать, в чем именно он был испачкан, но надеялся, что не в прямом смысле в дерьме. Подойдя к столу, он увидел, что все лежащие на нем бумаги были ни чем иным как чертежами, а точнее набросками платьев, которые он видел раньше, и одно из которых было надето на нем. Парк немного порылся в бумаге, пытаясь найти что-то более стоящее, но ничего не обнаружил. Он тяжело вздохнул и обернулся. Увидев перед собой дверь, в голове на секунду появилась мысль, что вот оно — его спасение. Но, конечно, стоило ему дернуть за ручку, та не поддалась. Закрыто. А как еще могло быть? Какой маньяк в здравом уме, если можно так сказать, не запрет жертву? Пытаться выбить дверь мужчина даже пробовать не хотел, только потратит оставшиеся силы, так что Парк спокойно подошел к дивану и аккуратно сел на него, боясь, что тут вдруг окажется слишком старым и сломается. Предполагая, что это могло быть своего рода убежищем маньяка, ему совсем не хотелось что-то портить. Мало ли, что с ним могли за это сделать. Вейлон поджал ноги под себя и снова закрыл глаза, желая отдохнуть еще немного, но в чуть более комфортных условиях. Однако, не прошло и минуты, за дверью послышались шаги. Мужчина вздрогнул и, открыв глаза, попытался еще сильнее вжаться в диван. Его опять захлестнул ужас, и Парк просто хотел просто провалиться под землю. Пусть даже и в могилу. Шаги все приближались, становились все более ясными и отчетливыми. Парка забила мелкая дрожь, на лбу стали появляться капельки холодного пота. Мужчина крепче обхватил свои ноги и зажмурил глаза, будто это могло его защитить. Щелчок. Поворот. Еще один. Мерзкий скрип. Дверь открыта. Вейлон приоткрыл глаза. В проеме стоял все тот же высокий мужчина. Он не спешил заходить внутрь, будто наслаждаясь предвкушением. Как кот, который уже поймал мышь, но пока не съел. Мгновение, которое, казалось, тянулось целую вечность, причем для обоих, и вот первый шаг, за ним второй. Глускин легко одолел расстояние в пару метров за секунду. Он стоял вплотную к дивану, тяжело, глубоко дыша. Парк боялся поднять голову, посмотреть своей смерти в лицо. Он просто не мог себя заставить. Эдвард аккуратно присел на корточки, тем самым сократив расстояние между их лиц до пары миллиметров. От Эдди воняло кровью. Мерзость. Парк с трудом сдержал рвоту, подступившую к горлу. Глускин аккуратно прикоснулся своим лбом ко лбу Вейлона. — Дорогая, прости, что так долго. У меня было много работы — казалось, с реальным сожалением произнес мужчина — Но не волнуйся, теперь я весь твой, нам никто не помешает. Парка как током ударило. Вот он. Вот тот момент, когда его убьют. А он даже не успел попросить у господа прощение за все его грехи. Не то, чтобы он был верующим, но перед смертью всегда пытаешься обратиться к потусторонним силам, даже если всю жизнь ты был агностиком. Но на удивление, удара ножом в живот не последовало. Ничего не случилось. Они продолжали сидеть в том же положении. Казалось, не осталось никаких звуков, только их тяжелое дыхание. Эдвард аккуратно поднял руку и положил на щеку мужчины. Мгновение, они целуются. Хотя, это и поцелуем назвать тяжело. Парк даже и не думал отвечать. Он был ошарашен, напуган, его тошнило. Мерзкий запах крови еще сильнее ударил в нос, от чего начала кружится голова. Глускин водил языком по губам парка, пытаясь проникнуть в рот, но зубы Вейлона были сжаты со всей силы. Сейчас он пытался не дышать, иначе бы его попросту бы стошнило на маньяка. А это даже звучит смертельно опасно. Глускин отстранился. — Любимая, что случилось? — взволнованно пролепетал Эдвард — Ты сама не своя. А своя-это какая? Каким должен быть Парк вообще? Что вообще этот ненормальный себе нафантазировал? Парк начал закипать от злости. Лучше бы он просто убил его, а не изводил подобными едкими фразочками. — Я тебе никакая не любимая — прошипел Вейлон. Он уже успел сто раз пожалеть, что вообще открыл свой рот, но что сделано, то сделано. Глускин вздохнул. В воздухе чувствовалась напряжённая атмосфера. — Любовь моя, прости мою вульгарность. Я понимаю, тебе нужно немного привыкнуть к твоему новому дому — ответил Эдвард с ноткой то ли раздражения, то ли печали. Понять было сложно. Маньяк медленно встал, еще раз вздохнув. На долю секунды Парку даже стало стыдно, за то, что он так грубо ответил, но быстро вспомнив, в каком положении он вообще находится, сочувствие к Глускину мигом испарилось, будто его и не было вовсе. Эдди потрепал Вейлона по макушке, заставив того съёжиться, и подошел к столу. — Милая, тебе понравились мои рисунки? — спросил мужчина — Я очень долго не мог придумать, какое платье тебе сшить, но думаю, результат превзошел все ожидания, ты согласна? Фактически, Парку было унизительно носить платье, он ведь не женщина, но пытаться что-то объяснить этому психу было бы не только бесполезно, но и опасно. — Да, оно неплохое — сухо ответил мужчина. — Я рад, что тебе понравилось — пролепетал Эдвард.