Там, на дне реки

      На смену дирижаблям приходят высокоскоростные самолёты, на смену почте — жужжащая улитка в ухе. Весь этот век — жужжащий. И всё несётся, несётся, и Диана снова меняет работу, потому что нельзя выглядеть так свежо, проработав на одном месте пятнадцать лет. Время обтекает пришелицу с Темискиры, не касаясь. Она словно дышит под водой, в то время как над головой в бурном водовороте проносятся человеческие жизни. Взгляд сбоку и наискосок, голову набок, внимательно прищурившись. Диана смотрит на мир, в котором теперь живёт, и наивный, когда-то восторженный взгляд светится тихой мудростью и участием. Минуя время, но и парадоксально вовлечённая в его бег, амазонка смотрит из-под толщи воды тёмными глазами.       Барри Аллен не привык плыть по течению. Он перебегает дорогу жизни в неположенном месте, и бежит дальше. Он двигается против времени. Распятый стрелками часов на кресте маятника, он должен обогнать время. Который год его отец томится в тюрьме. И сын никак не добежит до цели. Он может поймать капли дождя на бегу, но минуты утекают, и их не изловить. Ночь без сна, вузовский учебник по праву за два часа. Толку-то. Есть ли свет? Время — враг. Барри — в бег. Затормозить — проиграть. Споткнуться на бегу и свалиться оземь. Упереться коленями в землю и смотреть снизу вверх на женщину с тёмными глазами.       Диана мягко улыбается взъерошенному мальчику с золотистыми глазами, когда Брюс их знакомит. Золото глаз — это золото монет, которое положили бы ему на веки, опущенные навсегда, если бы он был её племени. Положили бы в тот момент, когда мальчик бы пробежал всю отмеренную ему дистанцию. Диана почти не замечает, как эти мысли проплывают где-то далеко в её голове. Если акцентировать внимание на таких рассуждениях, можно и разума лишиться от горечи. А мальчик тем временем отвечает: «Привет, Барри, я Диана», — когда она представляется ему по имени. Вспыхивает. Не знает, куда девать руки, мнётся, досадуя на свою оплошность.       «Привет, Барри, я Диана», — выдаёт он при знакомстве. Как глупо, Аллен. Кровь шумно приливает к голове. Барри мысленно пожимает плечами: если уж он обычных девушек боится, то что об амазонке говорить. Немудрено, что смешался. Несколько успокоенный и просветлевший лицом, Флэш поднимается на борт самолёта следом за Бэтменом и Чудо-Женщиной.       Идёт война. Где-то на периферии сознания существует золотистый мальчик, его образ качается на волнах разума. Не до него сейчас. Катастрофа, нависшая над миром, захлёстывает амазонку с головой, и ей совершенно не до Барри. Если Диана всегда одной ногой в мире людей, а другой — в своём, то сейчас она обеими ногами, нет, по горло в реальном мире. Время становится почти осязаемым, когда счёт идёт на секунды. За эти секунды надо сделать так много, чтобы спасти всё, что есть.       Как она хмурится, женщина вне времени! У неё волосы как ночь и меч, чёрный от крови врагов. Барри начинает казаться, что и он сам пронзён насквозь, и убежать от этой женщины ему уже не получится. Он радуется совсем по-детски, став частью команды, одолевшей иноземное вторжение. Наверное, весь светится, и на неё смотрит глазами мальчишки. Её бездонные глаза не предназначены для того, чтобы в них смотрели так, как смотрит он. И Аллен избегает её глубокого взгляда, прячется за улыбку и отворачивается. Чувствует в который раз, как кровь шумит в ушах. Тянется в мечтах подрагивающей от напряжения рукой, объятой молниями, и касается багряной брони кончиками пальцев. Быстро-быстро, так, что даже она не заметит, он мысленно дотрагивается до доспехов, нагретых её телом, и тут же отдёргивает руку, он… он никогда этого не сделает. Прикасаться можно к тем, кто находится с ним на одной беговой дорожке жизни. А Диана не здесь, Диана из другого времени, Диана живёт в Париже, Диана исчезает после собраний Лиги, точно растворившись в мутной воде, Диана, Диана, Диана, привет, Барри, я Диана, имя трётся об язык до тех пор, пока с него не сойдёт всякий смысл, как облупившаяся краска.       Диана смотрит на всех одинаково. На спасённых детей во время очередного подвига, на море, в сторону дома, на членов Лиги. С мягкой строгостью, из-за пелены прожитых веков. Мальчик в красном смотрит на неё не так, как смотрят обычно мужчины. Как минимум потому, что знает, кто она такая. Избегает взгляда, но когда глядит, то весь лучится восхищением и робкой нежностью. Чудо-Женщина вся — кровь и ночь, вооружённая, закованная в тёмный металл. Смертоносная. Флэш не убивает. Он, по собственному невинному выражению, толкает людей. Он мягкий, как солнечный свет, рассеянный в воде. Эта мягкость не значит, что Барри Аллен не герой. Он — лучшее, что есть в ней, и имя этому — бесконечное человеколюбие. Он — сама Диана сотни лет назад, на заре своей юности. Заря. Вот кто такой Барри. Ласковые солнечные лучи и много-много света. И Диана тянется к этой мягкости, к его теплу, и робкая улыбка мальчика с золотистыми глазами кажется ей почти призывной. Он видит её истинную природу, и она вызывает в нём не только стремление к ней, но и уважение. Барри смотрит издали, не зная, что он уже догнал её, что он равный ей — полубог, Гермес-провозвестник. Ему стоит ещё немного ускориться, чтобы обогнать её, ещё совсем немного. Скажем, лет десять, когда он повзрослеет и посмотрит на неё с восхищением и нежностью, к которым добавится сила и уверенность. Ему стоит сначала познать себя, и лишь затем — её. Нырнуть на дно реки, где его будут ждать. А Диана ждать умеет.