Vizioso

Не то, чтобы Реборн был таким уж верующим, но он был истинным итальянцем, а еще католиком. И это подразумевало под собой то, каждое воскресенье он посещал церковь для отпущения грехов своих. А с его-то работой и внешностью — он давно уже заработал себе отдельный котёл в Преисподней. Никакие очистительные молитвы не помогут. И, тем не менее, киллер исправно ходил в последний день недели в церковь. Отсиживал полную службу, а после шёл на исповедь, каждый раз выбирая другой храм Господа. Вот и сейчас Реборн сидел в тесной комнатушке, разбирая пистолет и ожидая, когда откроется окошечко и заунывный голос священника задаст свой неизменный вопрос. В голове вертелся список грехов, в которых ему следует покаяться, заставляя мужчину выбирать, с чего начать. Убийство он всегда оставлял на последок. Ширкнуло открывающееся окошечко меж кабинками, и по движению через решетку мужчина понял, что собеседник устраивается. — Простите, святой отец, ибо я согрешил, — начал он, не дожидаясь традиционных слов. — В чём грех твой, дитя моё? — по ту сторону перегородки раздался приятный мелодичный голос, кажущийся по-странному знакомым, хотя рассмотреть его обладателя не получалось. Священнослужитель словно промурлыкал свой вопрос — слишком мягко и сладко, будто они и не в исповедальне вовсе, а на сеансе виртуального секса, в котором тот выступает явным искусителем. Мафиози с интересом приподнял бровь, но принял эту своеобразную игру, продолжая разговор с усмешкой: — В прошлую пятницу я переспал с мужчиной. — И не перезвонил, — с прежним спокойствием раздалось с обратной стороны. — Что? — убийца на мгновение опешил, вглядываясь в плотно зарешётченную перегородку. — Что? — беззаботно поинтересовался священник по ту сторону. Он выровнялся и сел лицом к решётке, чтоб его можно было разглядеть хотя бы в искажении: тёмные одежды с фиолетовой окантовкой и неестественно светлые волосы. — У меня хорошая память даже на случайные встречи, господин киллер. И я точно помню, что оставлял Вам номер. Реборн повторил действия священника, садясь лицом к окошку. Сняв шляпу, положил её на колени, поверх пистолета в руке. — Никогда не звоню тем, с кем спал, каким бы шикарным ни был секс, — протянул мужчина, внезапно находя ситуацию довольно смешной. Он пришёл каяться в грехах, а вышло так, что встретил того, с кем пал в пучину страсти. Ещё более забавным было то, что случайный любовник — священник. — Мой грех возрос, — наигранно огорчённо выдохнул. — Как и котёл в аду. Святой отец, составите мне компанию в нём? Против воли в голосе прорезались игривые нотки. Вся ситуация была сюрреалистичной. На миг киллер даже задумался над тем, чтобы после исповеди пристрелить священника, — тот видел его лицо и может пойти в полицию — но тут же хмыкнул. С другой стороны, вряд ли служитель церкви захочет обнажать свои грехи пред народом. А ведь придётся, если возникнет вопрос о том, где они пересекались помимо дома Бога. — Компанию? Я достоин как минимум отдельного котла, — служитель церкви — церкви ли? — горделиво вскинул голову. — И уж точно не хочу делить его с тем, кто с наступлением утра предпочёл меня забыть, господин киллер. Он разговаривал всё тем же мурлыкающим тоном, сладким, как патока, будто стремился залить все органы своей «жертвы» изнутри жидким сахаром. — Можете не прятать свой пистолет, для меня не секрет то, чем Вы занимаетесь. Но, признаю, Вы удивили меня дважды: не признали информатора своей же организации и не оценили мой жест милосердия, не перезвонив в субботу. Я глубоко разочарован Вашими поступками. Сожалеете ли Вы о деяниях своих? Реборн не видел, как выглядит собеседник, но один только тон заставлял скрежетать зубами. Он не любил юнцов, что мнят себя выше него. А то, что собеседник был моложе, киллер ясно помнил. Новая информация заставила его чуть нахмуриться и откинуться на стенку тесной кабинки. Шляпа вновь вернулась туда, где ей и положено быть, прикрывая своими полями глаза мужчины. — Одно из моих личных правил гласит: не сожалеть. Ни о чём, — откликается, нарушая затягивающуюся до неприличия тишину. И это действительно так. — Хотя, пожалуй, одно сожаление есть, — усмехается, и в голосе появляется насмешка. — И о чём же оно? — собеседник тихо смеётся в ответ, явно позабыв обо всех своих служебных обязанностях. Его и самого, похоже, искупление грехов мало интересовало, а вот личное оскорбление, что нанёс принципиальный киллер — вполне. Никто ещё не смел так нагло отказываться от него после оказанной милости, а этот не только не сожалеет, но ещё и смеётся. Киллер ставит пистолет на предохранитель и прячет его в кобуру под пиджаком. Подаётся вперёд, практически упираясь краем поля федоры в решётку, что разделяет две клетушки. И мягким, практически интимным, баритоном выдохнул: — О, я сожалею лишь о том, что ночь была слишком короткой, чтобы я успел вытрахать из тебя все связные мысли и оставить немым, от сорванных в крике наслаждения связок. — Что ж, тогда у Вас будет шанс это исправить, — в крохотное окошко под решёткой просунулась рука священника с такой же неестественно светлой кожей, протягивая две карточки. — Только в этот раз уж поторопитесь, чтобы всё успеть. На одной из них был тот самый злосчастный номер, а на второй — витиеватая надпись «Не искуплено» и набор цифр — информация о следующей жертве. Похоже, некоторые принципы придётся пересмотреть.