Behind My Smile

Музыка: (говорят, если слушать в хронологическом порядке, перед глазами может появиться картинка😅):

Jaymes Young - Stone

Sir Sly - Astronaut

Bruno Mars - Talking To The Moon (Sickick remix)

Lo Moon - For me, It’s You

— Я не стану это есть, - отшатывается Коуши, переводя взгляд с Киёко на внушительных размеров нечто, предназначавшееся явно ему. – Уговор был на такояки, а не на «Объятия Кондратия». — Такояки закончились, - настойчиво впихивает ему в руки еду Шимизу. – А продавец недавно вернулся из Турции и практикует дюрум. Вкусная, говорит, штука. Сказал, в качестве эксперимента берет пока половину стоимости – я просто не смогла пройти мимо. — А можно как-то все эти эксперименты не на мне… - начинает канючить Коуши, но его реплика тонет в строгом и безоговорочном «ешь!!» сразу с двух сторон. И если перед Киёко ещё можно было как-то повыкобениваться и надавить на жалость, то с Дайчи этот фокус не срабатывал: последние недели три тот, видимо, поставил себе целью номер один откормить его во что бы то ни стало. А дурной пример, как известно, заразителен. С Киёко они помирились сразу на следующий день после того, как мама Коуши очнулась. Блондин тогда долго мялся перед дверью в класс, не решаясь заглянуть, пока за спиной не раздался знакомый голос, заставивший его подпрыгнуть: — Заходи: меня там пока нет… Что тогда он ей наплёл, как извинялся – Коуши смутно помнил. Одних только «прости» и «я идиот» он сказал столько раз, что у Киёко под конец задергался глаз и пришлось срочно сворачивать шарманку. Впрочем, всех его извинений хватило – ну или Киёко просто пожалела «идиота» - пока, болезный, челом не начал бить, а что – с него станется! — Если я сейчас это съем, - в последний раз пытается воззвать к благоразумию товарищей Коуши. – То на поле меня можно будет перевозить в тележке для мячей: такое я буду полдня переваривать – и не факт, что… — Сколько съешь – столько съешь, - смягчается Дайчи. – И потом, до матча ещё полтора часа: переваришь. — Хорошо, - вздыхает Коуши, осторожно откусывая кусочек от своего дюрума. – Но на вашем месте я таки начал бы подыскивать тележку… — Как будто ты станешь отсиживаться во время матча. - Отмахивается Киёко. – Больше всех ведь тренировался! — Ну да, только с тех пор, как меня снова допустили до волейбола, - хмурится Коуши. – А это всего лишь последние несколько дней, и… — Мы победим, - твёрдо произносит Дайчи, и уверенность, с которой он произносит эти слова, заставляет сердце Коуши забиться в два раза сильнее. *** — Вы пришли! — Ну, пришёл, - закатывает глаза Укай-сан, все же потрепав по макушке склонившегося перед ним в почтительном поклоне Коуши. – Увидел. И что я могу сказать… Несмотря на всю уверенность Дайчи в победе, матч с очередной школой-соперником они проиграли. На протяжении всей игры Коуши казалось, что противники предугадывали каждую их атаку, и сейчас он отчаянно жалел, что не имел возможности полноценно тренироваться вместе со своей командой весь последний месяц. И он правда считал, что какие-то жалкие несколько дней заполнят все те пробелы, что неизбежно образовались, пока его не было? Пожалуй, можно было бы что-то придумать, но все события сложились так, что возможности тренироваться с командой у него не было от слова совсем . Все его свободное время почти весь последний месяц было забито под завязку дополнительными занятиями, беседами с психологом и визитами в больницу – ведь маму выписали не сразу. Конечно, он не успел прийти в форму – если она вообще когда-то была, но кого в этом винить, кроме как не себя? Особенно стыдно было перед Дайчи: у него ведь и подработки, и за младшими нужно присматривать, однако тот никогда не пропускал тренировки, не жалел себя, какими бы ни были обстоятельства. Поэтому, все что Коуши, как ему кажется, делает – это ищет себе оправдания. И если ему так паршиво, то что же чувствует сейчас Дайчи?.. — Приятно видеть тебя снова - хотелось бы сказать «в добром здравии», но язык не поворачивается. Все такая же немочь, как и в тот раз. – Вырывает его из раздумий голос Укай-сана. — Не «немочь», а зимний тип внешности, - терпеливо поправляет Коуши. – И вы совершенно зря: с тех пор я набрал целых три кило. — «Зимний тип», ишь ты, - качает головой Укай-сан. – «Целых три кило набрал» - слышите, целых три! Ладно уж, тебе виднее. В обморок точно не упадёшь? — Нет же… — Чудесно. Тогда потрудись объяснить мне вашу паршивую игру: за почти семьдесят лет своей жизни такую халтуру я вижу впервые. Противники же вас считывали, как открытую книгу!.. Остальные члены команды осторожно подходят к Коуши и отчитывающему его старику, почтительно замерев неподалёку. Капитан бросает растерянный взгляд на Дайчи – мол, ты в курсе вообще, что происходит? Но тот лишь качает головой, внимательно слушая наставления Укай-сана, который как раз уцепил лопочущего что-то Сугавару за ухо. — Я, конечно, понимаю, что вы расстроены – я тоже расстроен, но может отпустите уже мое ухо: их у меня всего два… — Руки у тебя тоже – две, однако это не помешало изображать на поле чайное ситечко, - ругается Укай-сан, - хотя нет, ты, как и многие в твоей команде, скорее, как решето, и вот сейчас я спрошу одну вещь: хоть раз кто-то из вас видел решето с ушами? — Пощадите, - складывает руки в молитвенном жесте Коуши. Каждое слово, сказанное тренером, задевает его за живое, но эта их небольшая потасовка, кажется, слегка веселит изрядно опечаленных проигрышем сокомандников. – Обещаем прокачаться к следующей игре настолько, чтобы больше не быть… решетом с ушами. — Свежо предание, - скептически фыркает вредный дед и переводит грозный взгляд на понурившихся членов команды. – Это и остальных касается: сила есть – ума не надо! А думать за вас кто будет? — Ну, у нас же нет тренера, кто ж нас научит? – Ловко высвобождает своё порядком распухшее ухо Коуши. — Суга… - делает страшные глаза Дайчи, но Коуши, чувствуя необъяснимый прилив вдохновения, продолжает: — Вообще, кое-какая мысль у меня была: нужно было вместо того неудачного паса во втором сете попробовать провести «синхронную» атаку – или не сработало бы? — «Попробовать»? – Переспрашивает Укай-сан. – Тут уметь нужно, а не пробовать, или ты считаешь, что, раз увидев такое, у вас сразу же получится повторить? Как разбирающийся в этом человек, скажу прямо: «синхронную» вам пока лучше даже не пытаться проводить. А вот, что я бы сделал на вашем месте, так это… Что ты делаешь? Коуши поспешно мотает головой, кидаясь к лежавшей на скамейке сумке и вытаскивая из неё блокнот с ручкой: — Записываю. Вы же не против? — Да нет там ничего сложного: просто немного логики… — Для человека с вашим опытом это, может, и просто, а для нас… Вы видели. — Видел, - поджимает губы Укай-сан. – Работы, конечно – непочатый край. То, что у вас нет тренера – беспредел какой-то, честное слово, а этот ещё и пишет, стенографист мне нашёлся… По лицу Укай-сана видно, что он сильно колеблется озвучить своё решение. Он окидывает ещё одним строгим взглядом притихшую в ожидании команду и, остановившись на Коуши, вздыхает: — Убирай свою писанину. Так вы никогда не научитесь. Вам и правда нужен тренер – я просто не могу смотреть на это без слез. Команда, не дыша, с надеждой переводит взгляд то на Коуши, то на старика. Укай-сан фыркает и складывает руки на груди, окидывая тяжелым взглядом сияющих парней: — Посмотрим. Рано радуетесь: мои тренировки – это вам не отпуск на Мальдивах. — Так придите и покажите, - с улыбкой протягивает ладонь блондин. – А мы посмотрим. Укай-сан опасно сощуривает глаза, но на рукопожатие всё-таки отвечает: — Ишь ты, бойкий какой, ну посмотрим, как вы на тренировках запоёте… Так, а теперь – вольно, расходимся. Команда кланяется старику и направляется в сторону раздевалки. Коуши уже хочет пойти следом за ними, когда чувствует, что его удерживают за локоть. — Не так быстро, хафу… - По лицу Укай-сана видно, что он не решается задать какой-то явно терзающий его вопрос. – Ты… — Я правда в порядке, - улыбается Коуши. – И рад, что у нас теперь есть тренер. — Ну, это ещё все вилами по воде, - бурчит, отведя взгляд, старик и жуёт губы, прежде чем задать вопрос. – Я все хотел спросить: как твоя мама-то? — О, с мамой все хорошо, почти месяц как очнулась! – Расплывается в улыбке Коуши, и тень на морщинистом лице тренера исчезает. — Рад это слышать. Но смотри: тренировки у меня жёсткие, и если через месяц явишься на них таким же доходягой – отправлю домой, - грозит пальцем Укай-сан. – А своим передай: пускай тренируют приемы, а то правда как кучка дуршлагов… Ладно, мне нужно ещё с администрацией школы кое-что обсудить, бывай… Коуши машет ему вслед и спешит присоединиться к своей команде, которая, казалось, только и ждала его возвращения. — Сугавара, - тут же подлетает к нему Таширо. Капитан выглядит взволнованным, механически теребя молнию на своей спортивной куртке. – Вы с тренером Укаем что, давно знакомы? — Да нет, а что? — Ты так запросто с ним общался, вот я и подумал… Нет, я не могу поверить, что такой человек – и будет нашим тренером! Вот это удача!.. Слушай, а расскажи, как вы с ним познакомились?.. — Это долгая история, - уклончиво отвечает Коуши. – Как-нибудь в другой раз, хорошо? - А он что, правда такой уж… На секунду в зале повисает пауза: все до последнего уставились на Сугавару, который, казалось, так и не понял, кого именно ему удалось привлечь; по одному лишь взгляду Таширо можно было прочесть: «Твою мать, это ж сам Дэвид Бекхэм!» — Волейбольная Карасуно, - подаёт голос Дайчи, - считалась практически непобедимой, когда тренером клуба был Укай-сан. Однажды он даже привёл команду к национальным, но ему пришлось бросить работу из-за проблем со здоровьем. Коуши улавливает в голосе парня странные нотки и поворачивает к нему голову: так и есть, Дайчи расстроен. И не просто расстроен – опустошён. Блондин знал, что Савамура искренне верил, что в этот раз они победят, прикладывая максимум усилий на тренировках, но тренер Укай был прав: одной только силой, без тактики, не победить. И эта их последняя игра ясно дала это понять. — Получается, - вдруг подаёт голос обычно молчаливый Азумане, - что теперь, когда у нас есть хороший тренер, может, появится шанс выйти на национальные следующей весной… Его реплика тонет в одобрительном гуле: заметно повеселевшие члены команды показывают большие пальцы Коуши и шутливо интересуются, нет ли у него таких знакомых где-нибудь в Белом Доме, например. — Шанс выйти на национальные у нас появится, если будем усердно тренироваться, - произносит Дайчи. – Тренер – это замечательно, но рассчитывать только лишь на него не стоит. — Мы будем тренироваться в десять, нет, в двадцать раз усерднее, - беззаботно улыбается либеро. – Теперь, когда… — А что мешает делать это постоянно? – Складывает руки на груди Дайчи. – Тренироваться «в десять, в двадцать раз усерднее»? Только ли отсутствие у нас тренера? Либеро и ещё несколько членов команды пристыженно опускают головы не находят ни слова, чтобы сказать что-то в свою защиту. Бедный Азумане так вообще идёт какими-то сизыми пятнами, хотя вот кому-кому, а ему загоняться точно стоило меньше, чем остальным – он хотя бы тренировки не пропускал. — Ну, я лично сделал на поле все возможное, - флегматично пожимает плечами Курокава, сворачивая своё спортивное джерси. – И мне тоже обидно, что мы проиграли. Но выслушивать за свои косяки я не собираюсь: вот будет у нас тренер – пусть он меня и чихвостит, а так – играю, как умею. — У меня нет претензий к твоей игре, - ровным тоном произносит Дайчи. – Но и она могла быть лучше, не просиживай ты на скамейке с домашкой на коленях, ты так не считаешь? — Может быть, - забрасывает сумку на плечо Курокава. – Опять же, всем не угодишь: тебя, вот, не устраивает чужая отдача на тренировках, а учителей – успеваемость. Меня тоже много чего не устраивает, но я не порчу своими «фи» другим настроение, даром что никто из присутствующих, кажется, отнюдь не радуется проигрышу. — Не нужно перевирать мои слова. Я не говорил, что думаю, что кто-то здесь рад проигрышу. — Нет, но ты думаешь, что только ты один расстроен поражением, - за напускным равнодушием заметно, как медленно закипает Курокава. – Да, проиграли, но смысла убиваться не вижу. — Твое право. — Моё и всех остальных. А тебе бы посоветовал успокоиться и подумать над тем, как ты себя ведёшь. — Что ещё посоветуешь? — Ну, хватит, - вмешивается капитан. – Не вижу смысла выяснять что-то на эмоциях. Мы обязательно одержим победу… когда-нибудь. А пока - сосредоточимся на совершенствовании уже имеющихся у нас навыков, — ободряюще похлопав по плечам поникших либеро и Асахи, он переводит взгляд на Дайчи и улыбается словно отец, извиняющийся за нашкодивших детей. – А теперь давайте по домам: нам всем нужен отдых. У Коуши звонит телефон, и он отвлекается, чтобы ответить: у мамы сегодня запланирован очередной сеанс физиотерапии – после перенесённой операции эти процедуры помогали восстановить двигательные функции. Компанию ей, как ни странно, вызвалась составить бабушка, которая после того памятного разговора как будто немного поумерила свой нрав. Во всяком случае, так показалось самому Коуши, когда во время одного из своих визитов в больницу он застал маму с бабушкой, мило обсуждающих какие-то комнатные растения. Заболтавшись, Коуши не сразу замечает, что почти все члены команды уже разошлись по домам. Наскоро ополоснувшись, он заходит в раздевалку, но Дайчи там нет. У Коуши тяжелеет на душе, и он уже понуро принимается собирать сумку, как чувствует, что за ним кто-то наблюдает. Блондин поворачивается и видит смущенно переминающегося с ноги на ногу Азумане. — Если ты ищешь Савамуру, то я его видел за школой, - тихо произносит Асахи. — Спасибо, - благодарно улыбается парню Коуши. – А ты почему ещё здесь? — Знаешь, я хотел поговорить с ним… Он ведь не так уже неправ, ну, сам знаешь… Мы действительно могли бы тренироваться лучше и все такое. — Могли бы, - тяжело вздыхает Коуши. – И что тебе сказал Дайчи? — Я не смог к нему подойти, - признается Асахи. – Поэтому хотел, чтобы ты передал ему, что я с ним согласен, но… Сам понимаешь, при семпаях как-то стремно, к тому же, у них ведь правда по учебе нагрузки сильнее… Коуши действительно находит Дайчи за школой: темноволосый лупит по стене мячом так, что ещё немного – и та рухнет как в «Атаке Титанов». Перехватить мяч не представляется никакой возможности, а потому, все что ему остаётся - подойти и тихонько присесть возле стены на безопасном расстоянии от убийственно настроенного Савамуры. Если Дайчи и замечает его, то виду не подаёт, продолжая эти свои разрушительные работы. В какой-то момент Коуши понимает, что просидеть он так может целую вечность – шутка ли, выносливость Савамуры, особенно когда он зол до чертиков, как вот сейчас? — Дайчи, - зовет блондин. – Поговори со мной. Савамура перехватывает отлетевший к нему со скоростью пушечного ядра мяч, но кидать обратно в стену не спешит, лишь, не глядя, подбрасывает и ловит одной рукой. По его отсутствующему лицу пепельноволосый понимает, что мысли Дайчи где-то далеко-далеко, и остановился он потому, что сам так решил, а не потому, что его позвали. Тем не менее, Коуши не упускает возможности по-быстрому перехватить мяч, пока не начался второй сеанс сноса здания. — Извини, но по-другому привлечь твое внимание – никак, - произносит Коуши, предусмотрительно заводя руки с мячом за спину. Савамура молча протягивает к нему руку, приподняв брови, но блондин не поддается, упрямо покачав головой. – Отдам, если ты со мной поговоришь. — Не лучшая идея, - прячет руку в карман Дайчи. – Ты слышал, что я наговорил Курокаве. — Ну, справедливости ради, вы оба были по-своему правы. И Курокава, и ты… Мы правда могли бы вкалывать на тренировках больше - кстати, Асахи тоже так считает. Но у семпаев правда… — …завал с учёбой, я знаю. Но у меня-то таких завалов пока нет, я лично мог бы вкалывать на тренировках больше! — Дайчи, - аж подпрыгивает от возмущения блондин: приехали, блин! – Даже не смей… — Нет: ты видел, как я слил во втором сете тот мяч? — Ну… — А последние несколько моих приемов? – Закрывает лицо ладонью Савамура. – Это же катастрофа! Коуши поспешно отлипает от стены и делает шаг ему навстречу. — Грязными руками – лицо, - отчитывает он, прикладывая немалую долю усилий, чтобы отлепить ладонь и посмотреть парню в глаза. Тот угрюмо отворачивает голову, но от настырного блондина так просто не отделаешься. Изловчившись, Коуши перехватывает обе его руки и с силой опускает их вниз. – Дайчи, — уже серьёзнее зовет он. – Посмотри на меня. Я знаю, как важен для тебя волейбол, и то, что мы проиграли – обидно. Но это случилось, и вместо того, чтобы винить себя или кого-то еще, лучше пойти и потратить эту энергию на отработку подач, например. И не надо закатывать глаза, я знаю, что мне только слоганы для Nike писать. Вывернемся наизнанку - но возьмём следующий матч, что скажешь? — Да согласен я со всем, что ты говоришь, - устало произносит Дайчи. – Но не могу… так просто… — Я понимаю: тебе нужно выпустить пар, - отпускает его руки Коуши. – Это тоже нормально. Но не говори больше, что ты плохо играл! — Как скажешь, - отмахивается темноволосый, но по его лицу видно, что он не согласен. Коуши пару секунд смотрит на него и склоняет голову набок: — Почему ты вечно считаешь, что делаешь недостаточно? Откуда эта излишняя самокритичность? — Я не хочу сейчас… — Потому что ты не умеешь полагаться на других? Ты считаешь, что все должен тащить сам? И каждый раз, когда кто-то разочаровывает тебя, только убеждаешься в этом? Савамура не произносит ни слова: вместо этого он съезжает вниз по стене – прямо на землю и устало вытягивает ноги. Блондин с грустью смотрит на его темную макушку и осторожно присаживается рядом на вытоптанную грязно-серую траву. Он ни разу не видел, как Дайчи плачет: такое в принципе сложно было представить, но глядя сейчас на его зажмуренные глаза и нервно раздувающиеся ноздри, Коуши почти жалеет о своих последних словах. Потому что он угадал. В самое, блять, яблочко. Наплевав на то, что они все еще на территории школы и их может увидеть какая-нибудь случайно забредшая душа, Коуши обнимает Дайчи за плечи и легонько тянет на себя. — Прости, - шепчет он на ухо Савамуре. Тот всё-таки не роняет ни слезинки, но Коуши все равно чувствует себя сволочью, заметив его слегка покрасневшие глаза. — Ты ничего не сделал, - глухо произносит Дайчи в его плечо. Коуши не решается ничего сказать, боясь, что сделает только хуже. Вместо этого он обвивает пальцами плечо Дайчи и сжимает его, успокаивая. До чего же хочется просто взять и вылить на Дайчи всю нежность, которой тот был лишён. И вся эта ситуация с его отцом, и тот груз отвественности, что он взвалил на себя… Понятно, почему он столь требователен к себе и окружающим. И все же… — Я понимаю, что не должен был срываться ни на ком из команды, - хрипло произносит Дайчи. – Или сказать это как-то… по-другому. Как ты тогда, в зоопарке, с сестрой… — Аа, ты про «цыганские фокусы»? – Смеется Коуши. Дайчи молча поджимает губы и опускает глаза, и Коуши невольно умиляется тому, насколько тот похож сейчас на обиженного Акиру. – То, что ты понимаешь свои ошибки – уже о многом говорит. А конфликты в команде не помогут нам лучше играть. На мне, правда, сработало – когда ты сказал, что я дрыщ, но только на пару дней… На этих словах Дайчи издаёт странный звук и отворачивает голову, и Коуши уже пугается, что ляпнул лишнее, когда видит, что тот сдерживает смешок, и на сердце отлегает. Мимо них проносится пара мальчишек-младшеклассников, пытающихся запустить в небо огромного бумажного змея в виде пестрой драконьей головы. По-видимому, у них уже довольно долго ничего не получалось: один довольно громко возмущается и капризно кривит лицо, пока второй нервничает и пытается хоть как-то выправить ситуацию. — Дайчи, - проворно вскакивает на ноги блондин. – Давай им поможем? Темноволосый поднимается следом за ним и без лишних разговоров направляется к разбушевавшимся детям – те как раз остановились выяснить между собой отношения. — …Ты тянешь слишком сильно! – Доносится голос одного из детей. – Он поэтому не взлетает! — Нормально я тяну, - обиженно фыркает другой. – Просто нитку нужно раскручивать медленно, а ты делаешь быстро… — Вам помочь? – Дружелюбно интересуется Дайчи, но дети почему-то испуганно отшатываются от него и что-то невнятно бормочут. — А покажите, как вы это делаете, - просит Коуши. Один из мальчишек робко улыбается в ответ и начинает разматывать катушку, пока второй отходит от них на приличное расстояние и высоко поднимает руки со змеем над головой. — Ты должен поднять нос змея вверх! Не держи его просто над головой: он так не полетит, - сложив руки рупором, кричит ему Дайчи. — Иди, покажи, как надо, - слегка подталкивает его Коуши. Совместными усилиями им все-таки удаётся запустить змея в небо, и Коуши задирает голову, чтобы полюбоваться на драконью голову с развевающимися вокруг неё разноцветными лентами, переводит взгляд на Дайчи и у него мелькает озорная мысль. — А можно нам тоже попробовать? – Складывает руки в молитвенном жесте он, обращаясь к другому мальчику. – Недолго, я обещаю! — Ладно, - разрешает тот, передавая ему катушку. Коуши удобно перехватывает ее руками, и они оба бегут в сторону Дайчи. Ветра почти нет, поэтому увесистый змей, потеряв набранную было высоту, стремительно падет вниз. Добежав до Савамуры, Коуши без лишних слов вручает ему катушку и подмигивает своему маленькому напарнику: — У вас так здорово получилось: как думаешь, мы так сможем? — Суга, что ты… — Вы – за мной, - командует Коуши. – А ты, Дайчи, будешь на катушке. С этими словами он подхватывает с земли драконью голову и припускает в направлении как раз поднявшегося ветерка. Оба мальчика не отстают от него, и через какое-то время Коуши чувствует, как змей рвётся в небо. Он оборачивается на Дайчи через плечо и, держа руки над головой, разжимает пальцы. — Ветер сегодня так себе, Дайчи: ты должен бежать! – Кричит парню Коуши, веселясь над выражением его лица. Тот вряд ли четко слышит его с такого расстояния, но понимает, что от него требуется, и бросается бежать, держа катушку обеими руками. Змей взлетает все выше и выше, и Коуши замечает, что у них появились зрители: многие случайные прохожие, подняв головы, комментировали полёт змея, кто-то даже снимал его на телефон. — Ну что, назад? – Обращается Коуши к детям. – Наперегонки? Они бегут назад к Дайчи, который как раз повернулся, чтобы проверить, где они, и Коуши даже с большого расстояния замечает его по-детски восторженную улыбку. — Змея придётся отдать обратно, - поравнявшись с ним, пыхтит Коуши: Савамура выглядит намного счастливее, чем несколько минут назад, избивая стену мячом. – И вообще, я устал – правильно ты тогда советовал мне икры качать: вообще ног не чувствую… — Тогда я просто завидовал тому, как легко ты находишь язык с окружающими, - вдруг признается Дайчи. – И сейчас я совсем не считаю тебя слабаком. — Спасибо, - неловко произносит Коуши, чувствуя, как краска заливает его уши. — Нет, правда. – Дайчи даже останавливается и быстро оглядывается через плечо – на бегущих к ним детей. Мальчишки почти поравнялись с ними, но темноволосый всё-таки продолжает. – Сегодня я сказал, что мы победим, потому что видел, сколько усилий ты прикладывал на тренировках. Если бы все так тренировались – все матчи были бы наши. Спасибо за твою игру. — Семпай, - обращается к Коуши один из подбежавших мальчишек, - у вас такое красное лицо, вам плохо? — Почему сразу «плохо»? – Хрипит Коуши, жалея, что поблизости нет бассейна или, на крайняк, лужи. Сам он отнюдь не считал свою игру хотя бы мало-мальски достойной уважения, но Дайчи говорил так искренне, что не поверить было невозможно. Мальчишки сворачивают своего змея и, помахав на прощание, скрываются за холмом. И внезапно в голову Коуши приходит отличная мысль: — В следующий раз, - поворачивается он к Савамуре, - скажи это команде. — Это должен говорить капитан, а не я, - фыркает Дайчи. – И ты видел мои навыки общения с людьми… — А кто сказал, что будет легко?.. Тут у него снова звонит телефон: сегодня он ещё должен забрать брата с сестрой из детского сада. Да что вы знаете о полной занятости?! Личная жизнь? Ха, не слышали! Они с Дайчи прощаются на перекрёстке, и Коуши уже отходит достаточно далеко, когда что-то заставляет его остановиться. Он оборачивается и видит неторопливо удаляющуюся спину Дайчи: да, вполне может сработать – отсюда он его услышит. — Даайчии! – Сложив руки рупором, изо всех сил кричит пепельноволосый. Савамура оборачивается, и, насколько Коуши может судить с такого расстояния, поднимает брови. – Я считаю, тебе стоит подумать над тем, чтобы стать капитаном! Даже с такого расстояния видно, как Савамура пытается сдержать свою расплывающуюся против воли улыбку. Он прикладывает руки рупором к своему рту, копируя движение Коуши, и кричит в ответ: — Пересчитай! *** Коуши имел веские основания недолюбливать Новый год. И если бы кто-то попробовал ему возразить, что все случайности – не случайны, и то, что с нами происходит – притягиваем мы сами, он привёл бы массу более чем убедительных аргументов в пользу своей неоспоримой правоты. Во-первых, в возрасте пяти лет он случайно подслушал разговор папы с дядей, спорящих насчёт того, кто в этом году будет наряжаться в Одзи-сана*. Сказать, что весь его мир в тот момент рухнул к его ногам тысячами разбитых осколков – ничего не сказать. И вообще, это слишком поэтичная хрень для описания того чувства, что охватило тогда его невинную детскую душу. Между прочим, очень ранимую и впечатлительную, если кто вдруг сомневался. Три года спустя он, счастливый, шёл из магазина с огромным для своего роста авторским тортом наперевес – хотел порадовать родных своей находчивостью и навыками разумного делегирования карманных средств, которые копил в течении последних шести месяцев, отказывая себе во вредных, но таких желанных снеках. На улице стоял гололёд, и маленький Коуши, не удержав равновесия, не просто упал, но и перевернул на себя белоснежный торт с елочками из безе и марципановыми снеговиками. Такой себе хруст безе, Коуши вообще не оценил. Новый год в свои тринадцать он вообще вспоминать не любил: шутка ли – отравиться в гостях у одноклассника каким-то там заморским салатом со странным названием – забыл, каким именно, но смысл там что-то вроде рыбы в дорогой одежде. Не то «Шпроты в «Гуччи», не то «Дорадо носит «Прада», сейчас хрен вспомнишь – одноклассник-то был наполовину русский… Да и все, что тогда запомнил Коуши – назойливо маячивший перед глазами ободок унитаза – точно не повод для счастливых воспоминаний… Все вышеперечисленные события грозили стать печальной закономерностью. С того дня, как его мама снова открыла глаза после аварии, Коуши верил, что наконец-то научился правильно разговаривать со Вселенной. Да, факапы вроде проигрышей в школьных матчах все еще случались, но Карасуно с приходом нового тренера заметно повысили качество игры, их даже стали приглашать на тренировочные матчи вроде того, что был в середине июля. Да, у них с Дайчи все еще не получалось выйти на новый этап в отношениях – они все время были загружены просто каким-то немыслимым объемом работы, львиную долю которой составляли убойные во всех смыслах тренировки (а тренер Укай, надо отдать ему должное, не соврал!). Но в целом, жизнь неплохо шла своим чередом, Кё-сан даже забронировал для всей семьи номер в отеле на горячих источниках– и Коуши уже вовсю предвкушал роскошный во всех смыслах отдых, как… — Тридцать семь и семь, - констатирует Асами-сан, вращая запястьем с зажатым в нем термометром на манер волшебников из «Гарри Поттера». — Прозвучало как «Авада Кедавра», - безрадостно хмыкает Коуши, откидываясь на подушку. Вот тебе и отдых на горячих источниках, а так все хорошо начиналось! И скажите теперь, что все это – не закономерность. – Так не хочу пить лекарства, в сон от них клонит… — Что за пессимистичный настрой? Мой отец, сэр, а ваш дед, как-то по молодости заболел прямо перед важной командировкой, – откладывает термометр на прикроватную тумбочку Асами-сан. – Позвонил врачу, ему назначили аспирин и таз с горячей водой. — И как, помогло? — Вот, слушай дальше , - произносит Асами-сан. – Аспирин-то папа выпил, но вот с тазом получилась путаница. — А что такое? — Заходит мама к нему в комнату с полотенцем, а таз пустой. Там нужно было ноги парить, а папа, так сказать… ну, запил аспирин. — Зачем? – Опешил Коуши. — Ну, как, доктор же назначил, - разводит руками Асами-сан. – И главное – помогло ведь. Лечиться такими варварскими методами Коуши, конечно, никто не предлагал: современная медицина шагнула далеко вперёд. Или нет… — Тридцать семь и семь, - хмурится вечером того же дня Асами-сан, откладывая в сторону термометр. – Если за ночь не станет лучше, придётся отменить нашу поездку. — И лишить всех вас возможности шикарно провести время в Кансае? – Отмахивается Коуши. – Даже слышать не хочу. Только посмотри, как радуются Мико с Акирой, это ведь их первая поездка на горячие источники. Утро следующего дня выдалось чудесным: светило ярчайшее зимнее солнце, а небольшое количество выпавшего снега компенсировали причудливо подмерзшие за ночь ветки старых вишневых деревьев, что росли неподалёку от дома Коуши. И, казалось, живи и радуйся, да вот только… — Тридцать семь и семь. — Кто бы сомневался, - вздыхает Коуши, отпивая принесённый матерью чай. — У меня закончились все идеи, кроме одной, - виновато разводит руками Асами-сан. — Пить аспирин с тазом горячей воды не буду, - категорично заявляет Коуши. — Езжайте без меня. В ходе непродолжительных споров Коуши всё-таки удаётся убедить родителей, что за пару дней, что их не будет, он не загнётся от простуды, а вот за отменённую из-за такого пустяка поездку потом весь год будет обидно. Пару часов после их отъезда он старательно убеждает себя в том, что неплохо проведёт время и в одиночку. В одиннадцать он встаёт с кровати и, пошатываясь, идёт себе это доказывать на практике. В половину первого, так и не доказав, окружает себя едой и укладывается смотреть сериал. Кусок не лезет в горло: из-за простуды куда-то подевался весь аппетит, поэтому Коуши выдыхает с надутыми щеками и специально кладет только что разогретую курицу и салаты на видное место: может, чуть позже захочется. Завязка сериала обнадеживала, но ближе к середине сезона Коуши осознаёт, что перестал понимать, о чем идет речь, и переключается на аниме. В будущем, скажи ему кто-нибудь, что маховик времени все-таки существует, он бы незамедлительно воспользовался им, невзирая на последствия: просмотр «Евангелиона» был самой огромной ошибкой в его жизни. Мрачно хлопнув крышкой ноутбука, Коуши подпирает ладонями подбородок и некоторое время залипает в потолок, взвешивая, достиг ли он той стадии, когда увлекаются выращиванием лимонных деревьев и фасоли, или все-таки ещё рано. Самое обидное, что и не позвать никого – Дайчи говорил, что тоже уезжает на несколько дней с семьей за город, да и потом, не заражать же людей… Коуши вздрагивает, когда видит входящий вызов от Савамуры: называется, вспомнишь Солнце – вот и лучик. — Привет… — Что с голосом? – Спрашивает Дайчи, и Коуши невольно расплывается в улыбке, когда слышит на заднем плане заливистый смех обеих сестрёнок Савамуры. – Простыл? — Тридцать семь и семь, - рапортует Коуши. – А у вас как дела? Что делаете? — Снеговика лепим. Угадай, куда Шохей прицепил ему морковь? — Мм, на лоб? — Даже не близко, - мрачно фыркает Дайчи. — Фу, там же дамы! — Разве ж Шохея это остановит? – Судя по звуку, младший Савамура все-таки огреб от братца за неподобающее поведение. – Так и что, получается, на источники вы не поехали? — Да прям там, я выпнул своих: ещё чего, из-за меня одного дома торчать, - преувеличенно бодро отвечает Коуши. — И не говори, - Коуши почти наяву видит, как у Дайчи при этих словах высоко задирает одну бровь, отчего его лицо принимает максимально скептическое выражение. Как жаль, что нельзя дать леща человеку через телефон! — И когда твои возвращаются? — Тридцать первого утром. — То есть, послезавтра, - бормочет Дайчи. – Ты там лечишься хоть? — Конечно. — «Конечно» что? — Конечно, нет. — Суга! — Да лечусь я! – Хрипло хихикает Коуши. — Мама столько лекарств оставила, что моя комната сейчас напоминает аптечную витрину. — Верю на слово, - произносит Дайчи. Коуши с улыбкой слушает, как Савамура-сан фоном отчитывает Шохея за слишком странную фантазию, причитая, что у современных молодых людей на уме только одно, и вообще пора есть идти, а не… морковки приделывать. — Идите, вас мама зовёт, - усмехается Коуши. — Я не глухой, - ворчит Дайчи. – А ты выздоравливай, ладно? Тоже мне, удумал - болеть на каникулах… — Да брось ты, я отлично провожу время. – Кривит душой пепельноволосый. – Давно так не валялся, красота же! А еще вот подумываю заняться садоводством и посадить лимонное дерево. Или фасоль. Или и то, и другое! — Понятно, - серьезно отвечает Дайчи. – А скотчем к потолку себя примотать не пробовал? — Гениальная мысль! И как я сам не додумался? — Ну, тебе можно, - хмыкает Дайчи. – При высокой температуре мозги не работают, как надо. — Зато у меня есть ты с неиссякаемым запасом идей, - ухмыляется блондин. — Семейное, - констатирует Дайчи, пока его мама, видимо, открутив морковку у снеговика, настойчиво просит Шохея подойти к ней, чтобы наглядно показать, как ещё можно использовать сей дивный овощ. Коуши давится от хохота, слушая этот потрясающий диалог. — Ты точно будешь в порядке? — Коне… Я буду в порядке. — Быстро учишься, - ехидно произносит Савамура. — Нутк. Повесив трубку, Коуши ловит себя на мысли, что улыбается так, что рот, того и гляди, треснет: этот пятиминутный разговор помог ему больше, чем все лекарства, вместе взятые. Если бы Дайчи сейчас был рядом… — Если бы, - вздыхает Коуши, зябко поёжившись: котацу, что ли, включить? Чуть позже ему звонят успешно добравшиеся до пункта назначения родители: в трубке слышны радостные визги близнецов – и Коуши не может подавить в себе противное чувство одиночества. Асами-сан спрашивает, пьёт ли он лекарства, как именно, в каком количестве – и хотя понятно, что мать просто беспокоится о его здоровье, на душе становится ещё гаже. Он же должен радоваться за них, тем более, что после всего пережитого его семья однозначно заслуживала отдых. Да, не повезло подхватить простуду в самый неподходящий момент и, сказать по правде, от всех этих леденцов для горла уже тошнит, но, в конце-то концов, когда ему ещё представится такой прекрасный шанс побыть дома одному? Главное – напоминать себе об этом почаще, тогда, возможно, он в это даже поверит. И потом, раз от той горы лекарств, что он выпил, симптомы немного пошли на убыль, столько всего полезного можно сделать: вот, например… Например… *** Какой-то мудрый человек однажды сказал «Чистота – залог здоровья». Коуши уборку всей душой не любил, но, перепробовав за этот бесконечно длинный день, кажется, все существующие в мире лекарства, решил обратиться к единственному доселе неопробованному методу. Он взялся за швабру. Убираться в тишине было совсем не прикольно, поэтому он выудил из кладовой свой старый бумбокс и мстительно выкрутил громкость почти на максимум – больным так можно, а что, скажете, нет? — Live a little, dropping acid, and I’m flying away**, - поёт Коуши, ловко раскручивая вокруг себя швабру на манер микрофона. Музыка все еще кажется ему недостаточно громкой, поэтому, пожав плечами, он все-таки выжимает из старого бумбокса максимум: у него тут ч̶а̶е̶п̶и̶т̶и̶е̶ своего рода лечение. – I’m feeling like an astronaut in space. Пол на кухне уже сверкает чистотой, поэтому он решает разобрать завал из кастрюль и посуды в самом непопулярном в их доме шкафчике. — I don’t think that it’ll ever do the damage they say, - выводит он слова песни дальше, и внезапно увиденное в самых глубинах шкафа заставляет его осечься: там лежит початая больше чем на половину бутылка виски. Коуши вытягивает ее наружу и брезгливо взвешивает в руке: судя по количеству пыли на ней, бутылка лежала там ещё с тех времён, когда Кё-сан малодушно увлёкся спиртным. Конечно, с тех пор, как очнулась Асами-сан, его больше не видели пьяным, но находка, как ни погляди, неприятная. Хотя… Почетно водрузив бутылку прямо на середину стола, Коуши придвигает стул и принимается ее рассматривать. Воспоминания об ужасных летних событиях снова захлестывают его с головой, и хоть теперь с мамой все хорошо, мысли, что когда-то его мучили кошмары, а утром не хотелось просыпаться, убивают весь настрой. Коуши выкручивает крышку бутылки, нюхает и разочарованно вздыхает – на запах же полное дерьмо: и чего люди тащатся? Может, на вкус будет лучше: он только попробует… — Убери сейчас же!! От неожиданности Коуши едва не роняет бутылку на пол: на лестнице, ведущей на второй этаж стоит злющий как черт Дайчи, явно плотно познакомившийся с белоснежной облицовкой стены их дома. Из верхней одежды на нем была только футболка, что заставило Коуши усомниться в реальности всего происходящего – он недоуменно покосился на зажатый в руке виски, взвешивая, можно ли опьянеть только от алкогольных паров, или это не так работает? — Нет, я тебе не кажусь, - грозно топая, спускается по лестнице Дайчи, — и если не положишь эту гадость на место – убедишься в этом очень скоро. В любой другой раз Коуши бы послушался, но ситуация все еще кажется ему какой-то нереальной, и он, не думая о последствиях, быстро подносит горлышко к губам и с вызовом смотрит на Дайчи: — Там ещё мнооого ступенек. Вот все говорят про «горе от ума», а про «горе от его отсутствия» кто-нибудь когда-нибудь расскажет? А, ну да: дураки же не горюют. Дураки – а они, вон: румяные, с серебристым веником волос на беззаботной головушке, в домашней пижаме в елочку и с бутылкой виски в кулаке – удирают по всей квартире так, что пятки сверкают. Коуши знает пароль и видит ориентир: с разбегу проскальзывает по только что помытому полу в гостиную – у уборки-таки есть свои плюсы, главное, елку не перевернуть: ещё раз убираться что-то не хочется. Самое обидное, что Савамура не отстаёт: вот уж, мать его, атлет-любитель, и это без читов в виде фигурного скольжения по полу! Коуши оказывается на полу с заломленными за спину руками до обидного быстро, а Дайчи – кто же мог предугадать, что он прыгнет, как белка-летяга – выхватывает у поверженного противника бутыль с виски и, наклоняясь, рычит в самое ухо Коуши: — Допрыгался? — Грабеж средь бела дня! – Возмущённо булькает Коуши, делая безуспешные попытки стряхнуть с себя увесистого Савамуру. – Как ты вообще здесь оказался? — Через окно, - сердито фыркает, поднимаясь на ноги, Дайчи. – Пытался достучаться – да ты со своей дискотекой века не слышишь. Трубку тоже не берёшь. Пришлось лезть по трубе на второй этаж… — Я не про это, - делает к нему шаг Коуши. Дайчи заводит руки с бутылкой за спину, но блондин, закатив глаза, принимается отряхивать белесые разводы с его одежды. – Ты разве не со своей семьей был? Ещё и за городом… — Был, пока не услышал твои слова про то, что ты, больной, остался один, - Дайчи со стуком кладёт бутыль с виски на каминную полку и перехватывает руки Коуши, останавливая. – Думал, приеду, навещу тебя, а ты тут с алкашкой развлекаешься. Сколько уже выпил? Ты хоть в курсе, что мешать алкоголь с лекарствами нельзя? — Я не пил, - клятвенно заверяет Коуши. – Да, она начата, но это не я!.. — Ага, так я и поверил. От тебя пахнет алкоголем. — От меня пахнет сиропом от кашля! — Все алкаши так говорят. — Но это правда! — Допустим, - щурит глаза Дайчи. – А зачем тогда бросился от меня бежать, когда увидел? Непохоже на поведение трезвого человека. — А что мне, стоять ждать, пока мои внутренности на все поверхности намотают? У тебя такой вид был… — Ты мне зубы не заговаривай, - перебивает его Савамура. – Лучше расскажи, зачем решил напиться? — Я проводил генеральную уборку, - вздохнув, начинает свой рассказ Коуши. – Открыл шкаф, а там… — Бутылка, - фыркает Дайчи. — Бутылка. — Начатая. — Начатая, - соглашается пепельноволосый. — И пил не ты? — Не я. — Ты абсолютно в этом уверен? — Да говорю! – Всплескивает руками Коуши. – Я не успел, я только понюхал… — Долго нюхал? Пару секунд они смотрят в глаза друг другу, пока Дайчи не издаёт звук, словно он внезапно чем-то подавился. Коуши толкает его локтем в бок, и вот уже секунду спустя оба заливисто хохочут, прислонившись к камину по обе стороны пресловутого виски. Если бы кто-то увидел их в этот момент, подумал бы, что у молодых людей поехала крыша. Дайчи вытирает сгибом большого пальца свои выступившие слёзы и, покачав головой, отлипает от камина и идёт ко входной двери. — А всё, визит удался - можно и по домам? – Хоть Коуши и старается придать своему голосу беззаботные нотки, сам же понимает, что попытка провалена с треском. Дайчи оборачивается и окидывает его осуждающим взглядом: — А ты что же, даже кофе мне не предложишь? — А куда ты уходишь – снег собирать? У нас же дома есть кран, а в кране – вода… Савамура выразительно стучит себя по лбу и всё-таки выходит на улицу. Пока его нет, Коуши ставит чайник, зябко прячет ладони в подмышках и сверлит непонимающим взглядом парадную дверь: куда же всё-таки ушел Дайчи? Дров, что ли, наколоть? Пока он думает, Дайчи возвращается обратно – без дров, но зато со своим пальто и какой-то вытянутой формы коробкой подмышкой. Коробка довольно большая, и Коуши недоумевает, что туда можно положить: палки для скандинавской ходьбы, что ли? — Расскажу, что там, если угостишь меня кофе, - хмыкает, поймав его заинтересованный взгляд, Дайчи. — По-ирландски? – Невинно уточняет Коуши, разливая напиток по кружкам. Темноволосый снова опасно сощуривает глаза, хотя по его выражению лица видно, что он уже не злится. Но отпивает не без опаски. И Коуши уже хочет подколоть его, как Дайчи, наморщив переносицу, не выдерживает и прыскает со смеху. И почему-то это кажется настолько милым, что пепельноволосый застывает, не донеся кружку до своих губ, смотрит на улыбку Дайчи. Он ловит себя на мысли, что ему нравится быть причиной улыбки Дайчи, нравится мысль, что тот приехал к нему, несмотря на его простуду, нравится, что он полез, как в дурацких мелодрамах, в окно на второй этаж – хотя черепица крыши, наверняка, скользкая, и… Они сейчас одни во всем доме. — Я ужасный хозяин, - спохватывается Коуши, метнувшись к холодильнику. – Ты хочешь есть? Мама купила торт, а один я, конечно, не съем… — Суга… — То есть, я, конечно, помню, что ты не любишь сладкое, но… — Суга, - чуть громче произносит Дайчи, перехватывая его руку и усаживая обратно на стул. – Не мельтеши. Они продолжают пить, и Коуши ловит себя на мысли, что не чувствует вкуса, поглощённый тем, как маняще выглядят потемневшие от горячего кофе губы Дайчи. Черт, нужно прекратить так откровенно на него пялиться, итак неловко, а с каждой секундой – ещё неловчее. Интересно, он один испытывает что-то подобное? По поведению Дайчи сложно что-либо сказать: откинулся на своём стуле, непринуждённо скрестив ноги в лодыжках, смотрит какую-то передачу по маленькому телевизору в углу кухни. Его плечи расслаблены, а белоснежная кружка кажется крошечной в сжимающей ее смуглой ладони. Он допивает свой кофе и уже хочет поставить кружку на стол, когда Коуши на автомате произносит: — Куда, а посмотреть, что там? — Где? – Недоуменно вскидывает глаза Савамура. — На донышке. — Я думаю, - поднимает брови темноволосый, - там будет просто кофейная гуща, нет? — Все не так просто, - встаёт со своего места Коуши и, придав лицу максимально таинственное выражение, подходит к Савамуре. Сначала он хочет, как во всех этих охмурительных моментах в фильмах, действовать из-за спины сидящего, но в последний момент передумывает и просто присаживается на корточки рядом, утаскивает со стола посуду Дайчи и отдаёт ее обратно владельцу. – Смотри, берёшь кружку – обязательно в левую руку – это важно… Перемешиваешь по часовой стрелке… Накрываешь блюдцем сверху и переворачиваешь. Дайчи послушно и без жалоб выполняет указания, хотя Коуши буквально видит над его головой бегущей строкой неоновое: «Господи, какой же херней я занимаюсь!». Перевернув кружку, он ждёт несколько секунд и осторожно убирает ее, всматриваясь в получившиеся разводы. — Что ты видишь? – Спрашивает Коуши, для удержания равновесия ухватившись рукой за ножку стула, на котором сидит Дайчи. — Э-э… грязную кружку? — Дай, посмотрю, - закатывает глаза Коуши. – Гладкий фарфор приятно согревает ладони, пока он всматривается в кофейные разводы. – Похоже на свернувшегося кота, видишь? — Не-а, - честно отвечает Дайчи, опершись рукой о его плечо, чтобы убедиться ещё раз. Коуши чувствует его дыхание, согревающее ушную раковину, и не может побороть мгновенно пронёсшуюся по телу дрожь. – Но у тебя хорошая фантазия, раз ты что-то там разглядел. — Ну, вот же, смотри, - указывает на фигуру Коуши. – Туловище, лапы, хвост… — А где голова? – Хитро улыбается Дайчи. — Так спрятал. Спит. Темноволосый продолжает улыбаться, с лёгкой смешинкой глядя то на Коуши, то на расплывчатые кофейные узоры. — А что в твоей? — Не знаю, - пожимает плечами Коуши. Он старается вести себя как ни в чем не бывало, но с каждой секундой это становится все труднее. И самое обидное: Дайчи по-прежнему спокоен, как Будда. – Ещё не смотрел. — Аа… - Приподнимает брови, по-прежнему глядя на него, Савамура. Их лица находятся очень близко: блондин осознаёт, что Дайчи продолжает опираться на его плечо, хотя в этом уже нет необходимости. И… это же оно, да? Коуши, чувствуя странную слабость во всем теле, слегка подаётся чуть ближе к его лицу и наклоняет голову, чтобы… — Ты так и не спросишь меня, что в коробке? — Как раз собирался, - Коуши удаётся замаскировать свой странный жест под разминание шеи, но вот с севшим голосом он ничего поделать не может. Поднявшись на ноги, он проворно убирает с края стола кружку и небрежно кладёт ее в раковину. – Так что в коробке? — Посмотри. Коуши хмыкает и, отряхнув руки, идёт в прихожую. Коробка выглядит совершенно обычной, и он абсолютно не имеет понятия, что в ней может лежать. Она достаточно тяжелая, поэтому палки для скандинавской ходьбы сразу отпадают. Тем не менее, когда пальцы Коуши натыкаются на что-то холодное и явно металлическое, он вскидывает на Дайчи глаза: — Там снайперская винтовка, да? — Почти, - уклончиво отвечает Савамура. Коуши вытаскивает из коробки странную серебристую трубу и пару секунд рассматривает ее, пока до него не доходит: — Телескоп?! Мне? — Да. Подарок на Новый год. Немного преждевременно, и я не успел ничего придумать с упаковкой, но, надеюсь, ты мне это простишь… Коуши неверяще качает головой, прижав ладонь к своей щеке, и рассматривает подарок. В детстве он мечтал о телескопе года три - точно, но почему-то так и не попросил – и вот, ему дарят его на Новый год. — Спасибо… - шепчет Коуши. Хочется расцеловать Дайчи, но глупое тело снова почему-то тормозит. Поэтому… — Сейчас вернусь – я быстро! — Эй! Ты не пойдешь на улицу в таком состоянии… Последние слова он произносит в пустоту. *** — Дайчи! – Взволнованно машет руками блондин. В своём дутом темно-оранжевом пуховике он напоминает буйный апельсин — из-за этого у них пару минут назад даже произошла небольшая потасовка: Суга никак не хотел надевать поверх джемпера ещё и свитер. Но страсть перед космосом, очевидно, всё-таки одержала верх, и сейчас, установив телескоп на штатив, он, забыв о своём нелепом виде, только что не прыгает от восторга. – Кажется, я вижу Венеру! — Ты уверен, что это она? – Улыбается, глядя на него, Дайчи. — Если не она – то кто? – Протягивает ему руку Сугавара. – Иди, сам посмотри! Дайчи послушно смотрит в телескоп – на чистое ночное небо – но не видит там ничего похожего на Венеру. Он уже хочет попробовать поискать другой ракурс, как чувствует, что его несильно тянут за волосы на затылке, направляя голову, как надо. Ого, что ж… Не сказать, что поведение Суги было для него какой-то загадкой. Если уж совсем честно, оно было более, чем откровенным, и явный намёк не разглядел бы только тупой. А то, как Суга расстроился, когда он не поцеловал его… — Теперь видишь? – И голос такой хриплый – болеет же, разве будет нормально, если они?.. Нет, Дайчи совсем не боялся подцепить от него простуду – не в этом дело. Если он поддастся – это же будет выглядеть так, будто он приехал сюда ради… ну… — Все ещё не уверен, что это Венера, - Дайчи нарочно перемещает телескоп так, чтобы Суге неудобно было продолжать удерживать его волосы. – Но посмотри-ка сюда: что скажешь? — Это… — На секунду блондин даже застывает, всматриваясь в окуляр телескопа. – Это же комета? — Похоже на то, - кивает Дайчи. – По крайней мере, в этом я уверен чуть больше, чем в том, что твоя находка была Венерой. — Эй! – Хихикает, толкая его локтем, Суга. – Это точно была она! — Вынужден поверить на слово, - разводит руками Дайчи. – Пока не доказано обратное. Он видит, как при этом его жесте взгляд Суги скользит от его локтя к запястью – на котором были часы, и машинально скашивает глаза на циферблат. — Ты… - очень тихо произносит блондин, но, видимо, передумав, замолкает. Дайчи понимает, что он хочет спросить, но у него нет четкого ответа на его вопрос. Между ними повисает неловкость и – боже, как же он хотел бы этого избежать! Почему он был так уверен, что поступает правильно, кидаясь на вокзал сразу после разговора с Сугой? Даже с мамой толком не объяснился – побежал, в чем был, герой-любовник… И вот он здесь. И… что ему делать? Из раздумий его вырывает внезапно раздавшийся где-то со стороны соседних домов свист, а секунду спустя в небе появляется сноп золотистых искр: кто-то запускал фейерверки. — О, у меня дома тоже есть: побудь здесь, я сейчас!.. – Дайчи не успевает ничего возразить, а может, просто неспособен: разве он в силах противостоять этой по-детски обезоруживающей улыбке? Блондин возвращается очень быстро и принимается шаманить со своим фейерверком. Пару минут он возится с никак не желающей высечь искру зажигалкой, а когда, наконец, у него получается, он в два прыжка оказывается рядом с Дайчи, хватая его за руку и оттаскивая подальше от начавшей шипеть и искриться пиротехники. — Чего застыл? – Весело кричит он. – Сейчас рванет… Первый заряд выстреливает ввысь, не дав ему закончить фразу, и блондин, не убирая своей руки с локтя Дайчи, запрокидывает голову и кричит: — И вас - с Наступающим!! Он поворачивает лицо к Дайчи и пару секунд смотрит прямо в глаза своими сверкающими радужками с отражающимися в них красно-золотыми всполохами. — Ты же понимаешь… - Хрипло произносит Дайчи, у которого начинает кружиться голова от взгляда, которым Суга раздевает его прямо на улице. – Что тебя вряд ли отсюда услышат?.. — Ну, я… - Начинает Сугавара, но внезапно на лице у него отображается беспокойство и он оборачивается через плечо, напряжённо что-то высматривая в том месте, где устанавливал свой фейерверк. – Постой… сколько салютов сейчас бабахнуло? — Я не уверен… пять? – Пытается вспомнить Дайчи. – Да, точно, пять. — А должно быть шесть, - сводит брови Суга. — Может, одна упала в снег? — Где ты увидел снег? – Выразительно обводит глазами местность Суга. – Это не снег, а издевательство. Они переглядываются и осторожно направляются обратно к фейерверку, причём Дайчи предусмотрительно слегка загораживает блондина своим телом. Они останавливаются метрах в пяти от стратегической точки, как… — Ложись!! – Истошный вопль – и вот уже Дайчи оказывается утянут на землю в тот момент, когда последний фейерверк вероломно решает выстрелить. Он каким-то непостижимым образом оказывается под Сугой, хоть и был настроен, в случае чего, прикрыть его собой. Он буквально чувствует своей грудной клеткой панически колотящееся сердце напротив, и ощущает жар от дыхания на своей коже. — Прости, - бормочет, приподнимаясь на локтях, блондин. – Не ушибся? — Это я у тебя хотел спросить, - выразительно смотрит вниз Дайчи. Суга прослеживает за его взглядом, хмыкает, но не предпринимает никаких попыток с него встать. Его сердце все еще ощутимо колотится, но теперь Дайчи не уверен, от чего именно. Потому что его собственное сердце тоже бьется, как сумасшедшее. Но не из-за этого дурацкого фейерверка. — Нам нужно в дом, - произносит Дайчи и поспешно добавляет, - а то тебе станет хуже. — Но мне сейчас хорошо, - совсем не торопится встать с него Суга. Наоборот, он становится как будто ещё тяжелее, придавливая его своим весом. Что-то в тоне его голоса заставляет волосы на руках Дайчи зашевелиться, а тело – онеметь. – Не хочу… Не договорив, Суга кладёт голову ему на грудь и, подтянувшись, утыкается носом в кожу под подбородком. А ещё спустя мгновение – целует его в шею. Дайчи буквально подбрасывает на месте - из-за мгновенно пронёсшейся по телу вспышке жаркой боли. Одной рукой Суга хватает его за плечо, костяшками другой располагаясь у горла, цепляет пальцами подбородок и накрывает его губы своими. Краем плывущего сознания Дайчи, конечно, осознаёт, что они лежат на земле, что на улице – ощутимый минус, но как-то по-особенному: будто он сейчас не в своём теле. А Суга, почувствовав, что ему не сопротивляются, распаляется ещё больше, целуя настойчивее, грубее. Зрачки его глаз полностью затопили светлую радужку – теперь они кажутся почти чёрными. Сейчас он напоминает льва, беспощадно расправляющегося со своей добычей, и его ауре просто невозможно противостоять. Дайчи даже не пытается. Он полностью в его власти. *** Коуши разрывает поцелуй, когда воздуха уже не хватает, и смотрит на Дайчи из-под непослушной челки: — Не хочу тебя отпускать. Савамура медленно моргает, словно не понимает ни слова, и только секунд десять спустя его лицо принимает осмысленное выражение: — Бегом домой! Коуши беспрепятственно даёт утащить и себя, и телескоп – ни на секунду не переставая улыбаться так, что рот, того и гляди, порвётся. Продолжая ворчать, Дайчи затаскивает его обратно в дом, вытряхивает из пуховика и нерешительно замирает, ухватившись за низ его свитера. — Что-то не так? У тебя так хорошо получалось меня раздевать, - притворно вздыхает Коуши. Дайчи меняется в лице и отдергивает свою руку, словно обжегшись. Но когда он вновь поднимает на него глаза… *** — …у тебя так хорошо получалось меня раздевать… Чуть не мурлычет ведь, зараза! Глаза шальные, и ухмылка эта… Даже родинка под глазом – и та, казалось, насмехалась над его, Дайчи, нерешительностью – а ведь он Сугу просто в душ хотел выпнуть! Хах, а что ему, собственно, мешает?.. — Собрался в одежде душ принимать? Или хочешь воспаление легких заработать? — А что насчёт тебя? – Быстро произносит Суга, сощурив глаза. – Ты вообще на земле валялся. — И что ты предлагаешь? – Ладно, умник, послушаем, какие у тебя мысли на этот счёт. — Горячую водичку? А, ну-ну. — Первый идёшь ты. – Складывает руки на груди Дайчи. – И это не обсуждается. Ты болеешь. — А ты можешь заболеть, - не уступает Сугавара, выпутываясь из свитера. Наэлектризованные серебристые волосы тут же смешно облепляют его лицо, и он трясёт головой, чтобы вернуть им обычное состояние. Его шею и щеки покрывает неравномерный румянец, а пальцы на руках краснющие от холода – у него, видимо, аллергия на холод. И стоит ещё, выпендривается. Крепко ухватив Сугу за загривок, Дайчи тянет его в ванную. Отбуксировав паршивца, он уже хочет выйти за дверь, когда его взгляд натыкается на кое-что интересное. «Ментол и вулканическая сажа»? — Тебе же не нравился этот гель для душа? Лицо Суги вспыхивает до корней волос, но в голосе нет и тени смущения: — Он пахнет, как ты. *** Коуши отчаянно жалеет, что не обладает способностью останавливать время. Потому что если бы он был на такое способен, он бы залил в смолу этот самый момент и повесил на видное место – чтобы подходить и время от времени любоваться. — Я… дальше ты и без меня справишься, - странным голосом произносит Дайчи, пятясь к выходу из ванной, а глаза – чёрные-чёрные… Если он сейчас выйдет за дверь – это будет самое большое упущение в его, Коуши, жизни. — Не справлюсь. *** Дайчи кажется, что он ослышался. – Ты не сможешь сам принять душ? — Дайчи. – До сих пор до костей пробирает, когда Суга такой серьезный. – Я нравлюсь тебе? — Ты… ты же знаешь, что да. — Тогда чего ты боишься? Суга подходит к нему практически вплотную. На нем нет футболки, поэтому Дайчи может буквально пересчитать каждую родинку на его шее и ключицах. Впрочем, ему сейчас не до счёта… — Я так сильно тебя хочу. *** Его хочется съесть. Нет, не просто съесть – а проглотить целиком, потому что – посмотрите – как очаровательно он задыхается и краснеет! И этот самый Савамура, который, кажется, взглядом может гвозди заколачивать – стоит сейчас и слова вымолвить не может. Что ж, раз так… — Суга, стой. *** Приходится сжать его руки сильнее – уже и футболку на нем успел задрать, подпусти только ближе. Секунду-другую блондин смотрит в сторону, потом поднимает руки, словно сдаваясь: — Ладно, понял. Прости. Так. — Что ты понял? — Что тебе все это не нужно, - ровным тоном говорит Суга, отворачиваясь и выкручивая кран горячей воды так, что пар за долю секунды заполняет всю ванную. – Что я слишком на тебя давлю. — Это не так. — А как? – Пожимает плечами. – Я прямым текстом сказал, что хочу с тобой… — Я тоже. Качает головой – не верит, конечно. — Я тоже тебя хочу. Постоянно. Но сейчас… *** Коуши отрывается от созерцания причудливо сочащихся сквозь его пальцы клубов пара и переводит взгляд на стоящего в двух шагах от него темноволосого парня. Удивительно, как сильно похожи эти двое. Дайчи и вода. Казалось бы – протяни руку, сожми кулак, не отпускай. Он пытается – и все равно, подобно пару, Дайчи ускользает из его пальцев, не давая возможности напиться, распробовать. — …тебе нужен отдых. Ты болеешь, и я не хочу причинить тебе вред. Хах. — Не причинишь. — Но я… — Слушай, - резко поднимается с бортика ванной Коуши. — Я не хрустальный. В глазах моментально темнеет, а под веками вспыхивают золотые точки – и он сам не понимает, как оказывается в руках Дайчи. — Ты что-то говорил? – А улыбается, ты посмотри, так снисходительно. Валить его, и… — Так задумано, - откидывает голову, глядя ему в глаза, Коуши. *** Влажный густой туман заволакивает глаза и путает мысли: почему Суга до сих пор не отключил чёртову воду, в их доме она что, безлимитная? Почему они уже долбанных пятнадцать минут спорят о чём-то, хотя за это время как минимум один из них уже спокойно успел бы принять душ? И почему, почему, почему эта родинка у основания шеи Суги такая сексуальная? Ответов на эти вопросы у него нет – как и желания дальше сопротивляться своим инстинктам. Скользнув руками по гладким бокам Суги, он усаживает его обратно на бортик ванны, нависая сверху: — Хорошо, ты меня не щадишь – и я не буду. Не пожалей только. Вместо ответа Суга снова дёргает его за футболку – почти зло, и Дайчи так же зло ее с себя сдирает. — Ни за что. *** На три вещи можно смотреть бесконечно: как горит огонь, как течёт вода, и на то, как эта самая вода стекает по обнаженному торсу Савамуры Дайчи. Впрочем, если смотреть на последнее зрелище без специальных очков – можно ослепнуть. Чтобы этого не допустить, нужно предпринять особые меры предосторожности. — Что ты делаешь? — Не знаю, как ты, - невозмутимо произносит Коуши. – А я в душе обычно моюсь. — Я не об этом. Ты сейчас половину этого геля вылил… Вместо ответа Коуши проводит мыльной губкой по своему телу: от шеи он медленно скользит ею вниз, к своему животу. В фильме, где он подсмотрел такой приём, герои не разрывали зрительный контакт, и он думал, что у него тоже так получится, но у него не было читов в виде подготовки, поэтому все, на что его хватает – не трястись слишком откровенно, выдавая свое волнение с головой. Пожалуй, первый совместный душ – вещь куда более опасная, чем ему поначалу казалось: он-то думал, что, раз они уже видели друг друга без одежды, все будет намного проще. Как бы не так. Вероятно, он никогда не сможет спокойно смотреть на тело Дайчи: почему, всего лишь проводя мыльной губкой по груди, он выглядит, как какой-то порноактер? Вид стекающей прямо по литому прессу пены добивает его окончательно. Наплевав, что там у него, вообще-то, был план, Коуши перехватывает руку Дайчи и тянет на себя. *** В свои почти шестнадцать Дайчи считал, что на некоторые вещи у него выработалась чуть ли не аллергия. Он ненавидел воздушные шары, терпеть не мог сладкое, а одним из главных триггеров для него являлись все эти сопливые моменты в фильмах, где герои целуются под дождём. До зубного скрежета - особенно, блять, последнее. На этих бедолаг словно сам Посейдон обрушивался: и почему режиссеры не могут нормально регулировать потоки воды – когда герои тонут, это романтичней смотрится, или что? А потом он встретил Сугу, и вот, прошло немного времени – и он уплетает мороженое, запускает в небо воздушных змеев, и… Целуется в душе – под тем же блядским напором воды, как в фильмах, и ему… Нравится. Он буквально стекает на пол – вслед за почти смывшейся с его тела пеной – от того, как ощущается влажная кожа Суги под ладонями, от того, что вытворяет этот проворный язык, который когда-то отчаянно его бесил, от того, как больно и вместе с тем крышесносно упирается в его стояк чужое бедро. Он чувствует, как ладони блондина медленно смещаются с его плеч, скользят по груди, ненароком задевая чувствительный сосок, и из его горла вырывается тихий стон. Суга повторяет свой трюк – на этот раз, кажется, уже намеренно, и отстраняется, чтобы спустя долю секунды вжаться в него с новой силой. Дайчи не может сдержать очередной стон и инстинктивно подается бедрами ему навстречу. На этот раз стонет уже Суга – и Дайчи невольно подвисает, рассматривая его страдальчески заломленные брови и прикушенную нижнюю губу. Это выглядит… До чертиков возбуждающе. Совершенно не похоже на то, что у них было раньше: а в тот раз, полгода назад, он даже не видел лица Суги, когда они… Он вздрагивает, когда чувствует, как чужие ногти изо всех сил впиваются в его бедро: дурная привычка – терять бдительность рядом с этим паршивцем, каждый раз ведь попадается. Пальцы Суги смыкаются вокруг его члена и он, не прекращая тереться о его бедро, принимается быстро двигать рукой. Выходит грубо и не очень размеренно, но почему-то Дайчи так классно: его выносит за каких-то пару движений. Суга кончает практически следом за ним, и, вздрагивая, приникает лбом к его плечу. Дайчи не успевает увидеть выражение его лица – хотя ему это сейчас необходимо. Он кладёт свою ладонь на его шею и большим пальцем приподнимает его подбородок. Если бы у слова «разврат» в Википедии была официальная картинка – это точно было бы лицо Коуши Сугавары: затуманенные глаза с длинными подрагивающими ресницами, приоткрытые искусанные губы и этот самый залом на переносице. А ещё его неравномерный румянец и блестящий кончик языка, которым он быстро пробегается по кромке своих зубов, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. — Выходим? – Дайчи приходится приложить усилия, чтобы заставить себя оторвать от него взгляд. Но он понимает, что его раскусили, когда по лицу Суги расползается знакомая хитрая усмешка: — А что, тебе жарко? *** Коуши всегда питал особую слабость к острой еде. Нет, у него не было каких-то особых рецепторов, отключающих вкусы и запахи – все дело в его ощущениях. Даже от небольшой порции васаби все его внутренности горели адским пламенем, а мозг простреливало так, что ему казалось, что его голова взорвется. И всякий раз он, вроде, испытывал мучения, но не мог перестать этим наслаждаться. Но это ни в какое сравнение не шло с тем, что он ощущал сейчас: его, с одной стороны, не отпускало чувство страха перед всем происходящим, а с другой – трепетное ожидание чего-то такого, что изменит его жизнь навсегда. Он боялся сделать что-то не то, боялся оттолкнуть Дайчи своим поведением, и вместе с тем знал: если тот вздумает удирать – сожрет, как самка богомола. Впрочем, кажется, такая нелепая смерть Дайчи совсем не грозила. — Идём, - произносит Савамура, и от его уверенного тона у Коуши по позвоночнику проносится что-то похожее на электрический разряд. Он позволяет Дайчи укутать себя в полотенце, после чего тянет его за собой, безуспешно пытаясь вспомнить, всегда ли ступенек, ведущих на второй этаж, было так много? И почему его снова так трясёт – он же был так уверен в том, что делает, каких-то пять минут назад? Они переступают порог его комнаты, и первое, что бросается в глаза Коуши – собственная неприбранная кровать и разбросанные на полу комиксы, которые он когда-то рисовал для Акиры. Его уверенность в себе тут же падает буквально до нулевой отметки: так стыдно ему еще не было никогда. Спасибо, хоть еду до начала уборки успел убрать в холодильник, а то вообще бы на месте провалился! — Я все не могу понять, - вдруг серьезно произносит Дайчи, подходя к лежащей на полу тетрадке, - почему твой Тостер никак не может победить эту Вилку: у него же все тузы для этого есть? И шнур, и размеры… — Это комикс для детей, Дайчи, - отвечает Коуши. – Тут другие понятия. До него не сразу доходит, почему Савамура вдруг закрывает ладонью лицо и начинает смеяться. А потом как доходит. Они смеются так сильно, что Коуши в какой-то момент не выдерживает и падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Он чувствует, как рядом с ним прогибается матрац и поворачивает туда голову: Дайчи с серьёзным видом листает его комикс и принимается зачитывать оттуда сценку: — «Сейчас же отойди с дороги: ты мешаешь мне попасть на Межгалактическую Кухню!» — «Все мечтают туда попасть, но лишь избранным это удаётся! Тебе придётся сразиться со мной, чтобы доказать, что ты достоин этой чести!». — «Тогда я засуну тебя в розетку: я же умный малый – или как, ты думаешь, я дожил аж до сорок пятой главы?!» — Я такого не писал! – Возмущается Коуши, подскакивая на месте и пытаясь отобрать свой комикс. Дайчи словно не замечает его трепыханий, запросто удерживая одной рукой за запястье, а другой – перелистывая страницу: — «А если и это не поможет, то придётся растворить тебя в серной кислоте — я уже делал это с Гангста-Половником, тот ещё ублюдок: задолжал мне три миллиона бульонных кубиков и ещё имел наглость просить в рассрочку!» Коуши кажется, что сейчас его лёгкие попросту взорвутся: никогда ему не было так смешно. Может, это нервное? Господи, кто бы мог подумать, что у Дайчи такая потрясающая фантазия – а с виду тот ещё философский камень! — В… все! – Пытается проржаться он. - От… отныне… проду рисуешь ты! Дайчи хочет что-то ему ответить, но почему-то передумывает. Вместо этого он придвигается ближе и, опираясь на руку рядом с бедром Коуши, дотрагивается пальцами другой руки до его губ. — Я не говорил тебе раньше… - вдруг произносит он и замолкает так же внезапно, как начал. Коуши выжидательно смотрит, поворачивая голову и так, и этак, но Савамура, кажется, жалеет, что вообще открыл рот: на его лице читается явное желание умереть на месте. — Ты безумно красивый. Коуши не может удержаться от судорожного вздоха, когда волна смущения огнём шпарит его между лопаток. То есть, он, конечно, знал, что, в целом, уродом не считался, да и собственное отражение в зеркале не вызывало желания залезть в шкаф и больше никогда оттуда не вылазить, но… «Безумно»? — Скажешь тоже… - бормочет он, заливаясь с каждой секундой краской все больше и больше. – Вот ты – красивый, а я… Савамура не даёт ему договорить, решительно хватая его за затылок, притягивает к себе на грудь и целует. Выходит очень грубо, их зубы больно сталкиваются: Дайчи явно хотел таким образом его заткнуть, но Коуши видит в этом какой-то вызов и нападает в ответ. Его руки обхватывают Дайчи за поясницу, впиваясь пальцами в смуглую кожу. На них нет футболок, и каждое прикосновение ощущается как что-то невероятное. Коуши свободно мнет, царапает, терзает кожу Дайчи, вдыхает запах, упиваясь, дурея. Он сам не понимает, в какой момент оказывается на коленях Савамуры и пытается удержать равновесие, упираясь руками в стену по обе стороны от его головы, не разрывая поцелуй. Ему нравится, ему до чертиков нравится, что все так реально, так больно, грубо, так хорошо, и он не хочет, чтобы это прекращалось. И тогда Дайчи вплетается пальцами в его волосы и, оттянув голову назад, широко ведет языком по всему его горлу. Коуши весь выгибается в немом крике, когда чужие зубы сжимают его кадык: то же самое он когда-то делал с Савамурой, но не рассчитывал, что… хаа… это повторят с ним. Дайчи и не думает останавливаться, спускаясь поцелуями к его груди, и руки Коуши безвольно соскальзывают со стены, когда он чувствует влажный жар, смыкающийся вокруг его правого соска. А ещё его перестали тянуть за волосы – ладонь Дайчи скользит вниз по его позвоночнику, но теперь не грубо – мягко, одними кончиками пальцев, и Коуши кажется, что все мышцы в его теле вдруг стали пластилиновыми. Дойдя до кромки полотенца на бёдрах Коуши, пальцы темноволосого нерешительно застывают, а потом снова скользят вверх, но блондин перехватывает их и направляет себе в рот. Он сам не понимал, видел ли где-то такое, или же это его идея – сейчас он не мог соображать – мозг закоротило. Он почти открыто стонет, засасывая указательный и средний пальцы Дайчи, и скользя между ними языком, прикусывает клыками мягкие подушечки. Дайчи тут же вскидывается, и бедро Коуши случайно задевает твёрдый бугор в его паху, он провокационно давит на него коленом – и в следующую же секунду оказывается на лопатках. Краем глаза он успевает заметить приземлившееся где-то на противоположном конце комнаты полотенце, которым был обмотан. Дайчи снова утягивает его в крышесносный поцелуй, но когда рука Коуши оказывается на его пояснице, перехватывает ее и заводит над головой. Отрывается, оценивающе смотрит, заводит другую. — Ч-что? – Не может понять причину его замешательства Коуши. Савамура склоняется над ним, продолжая удерживать за запястья, и прижимается своим лбом к его ключицам, выдыхая: — Безбожно прекрасен. Коуши дёргает руками, пытаясь их освободить: он полностью обнажён под острым, как скальпель, взглядом Дайчи, а тот ещё и вздумал добить его комплиментами. — Не говори ерунды… — Прекрасен, - снова перебивает Дайчи, касаясь губами его горла. – Прекрасен, - целует родинку под рёбрами. – Прекрасен… В момент, когда губы Дайчи накрывают головку его члена, в голове Коуши взрывается сверхновая. Он не раз представлял себе, каким будет это ощущение, но даже самые смелые фантазии ничего общего не имели с реальностью – оглушающей шумом крови в ушах, искрящей у корней волос. Осмелившись глянуть вниз, он ловит взгляд Дайчи – поплывший, шальной – и его голова начинает кружиться так сильно, что кажется, что стены вокруг них вращаются. Все, на что его хватает – это уцепиться руками за простыни по обе стороны от своей головы, чтобы не дрожали так сильно. Дайчи, казалось, воспринял это как поощрение, потому что в следующую секунду он влажно проводит губами по всей его длине, задевая языком лишь чуть-чуть, а затем полностью вбирает в рот. Коуши не может удержаться от вскрика, когда чувствует, как обжигающе горячий язык прижимает его член к твёрдому нёбу, а затем скользит ниже – к самому основанию – и обратно. Он инстинктивно хватается рукой за волосы на затылке Дайчи, едва удерживаясь от того, чтобы не подбросить бедра, когда его головка упирается в заднюю стенку чужого горла. По телу проходит судорога, и он задушенно стонет, сжимая Дайчи коленями. А тот продолжает сосать так, будто всю жизнь умел это делать. Внизу живота плещется раскалённая магма: Коуши понимает, что с его нулевой выдержкой он кончится в эту самую секунду, и пытается отодвинуться. Дайчи перехватывает его руку, удерживая на месте, и блондин, как в тумане, смотрит на его сосредоточенное лицо: на прикрытые от удовольствия глаза, на покрасневшие влажные губы, на его поблескивающий от слюны и чужого предэякулята подбородок. Он сильно сжимает кулак на затылке Дайчи, словно давая ему последний шанс передумать, и тот приглушенно стонет от боли. Вибрация в его горле отдаётся по телу Коуши: его подкидывает и тут же выкручивает сильнейшим оргазмом. Ощущения яркие настолько, что Коуши не отдаёт себе отчёт в том, что делает – он приходит в себя только когда слышит, как закашлялся Дайчи: все это время он толкался в его горло. Оргазменные судороги все еще сотрясают все его тело, но он рывком принимает сидячее положение и тянет Дайчи на себя. Тот безвольно подчиняется, откинув голову и жадно хватая ртом воздух, и Коуши видит собственную сперму, стекающую по смуглой шее и ключицам пополам со слюной. — П-прости… - хрипит Савамура между приступами сильнейшего кашля. Его всего трясёт, лицо полностью покраснело, а из уголков глаз текут слезы, и блять… Коуши уверен, что никогда в жизни ничего более эротичного не увидит. Потому что это – край: пожили – и хватит, дальше лишь на небо – к звёздам, да только его туда не возьмут. Потому что он оставит свою грешную душу на земле и будет веками стелить ее у ног Савамуры Дайчи. — Ты ещё извиняешься? – Не верит своим ушам блондин. Если тут кто и должен извиняться, так это он: обезумел, словно какое-то животное! А всё навыки Савамуры: законно ли вообще – так классно отсасывать? — С ума сошёл? — Мм, - мотает головой Дайчи, пытаясь привести дыхание в норму, пока Коуши тыльной стороной ладони вытирает его подбородок и прижимает к своей груди. Сердце Савамуры все еще колотится слишком сильно, Коуши видит бьющуюся на его шее жилку. Поддавшись соблазну, он наклоняет голову и прижимается к ней губами. Пульс – бешеный, зашкаливающий – отдаётся ему в губы, и Дайчи в его объятиях странно дёргается. Блондин переводит взгляд на его оголившийся пах, и у него перехватывает дыхание: да черт возьми, реально?! То есть, он, конечно, уже успел заметить, что Дайчи, без преувеличения, огромен, но… Коуши приходится собрать всю смелость в кулак, чтобы осуществить задуманное. Он тянется к прикроватной тумбочке, полностью вытаскивает из неё ящик и вынимает из него двойное дно. Затем вытряхивает содержимое на кровать. *** Дайчи в полном шоке смотрит на лежащие прямо на середине кровати тюбик смазки и несколько презервативов. Самое интересное, блондин проворачивает все это с полностью нечитаемым лицом, после чего достаточно небрежно убирает ящик обратно. — А ты подготовился, - не удерживается от подколки Дайчи: он снова может дышать, но вот мозг ещё отказывается соображать после всего произошедшего. Суга вздрагивает, но в глаза смотрит с вызовом: — Кто ж знал, что так скоро пригодится. А ведь нервничает. Вон, как пальцы дрожат. И ресницы. Но, кажется, и правда хочет. Они двигаются одновременно: Суга откидывается на спину, удерживаясь на локтях, Дайчи наклоняется к нему. Замирают: то есть, вот так все и будет? Суга скашивает глаза на тюбик смазки и его губы едва заметно поджимаются. — Ты этого хочешь? – Тихо спрашивает Дайчи. Он видит, как дёргается кадык блондина, когда тот вскидывает на него глаза: как будто бы даже с обидой: — Да. Только не говори мне, что ты – нет. — А что, похоже, что не хочу? Суга прыскает, но его смех затихает в тот же миг, как Дайчи щёлкает крышкой тюбика. *** Он вздрагивает, когда пальцы в холодной смазке касаются его промежности, и ощущение, что этот холод стискивает его желудок, с каждой секундой становится все сильнее. От былой уверенности в себе не осталось и следа: что, если он сделает что-то не так? Что, если Дайчи не понравится? В конце концов, то, чем они сейчас собираются заняться – не самая обычная на свете вещь. Да, у Дайчи крепко стоит на него – но будет ли так и после того, как они переспят? Погрязнув в сомнениях, Коуши упускает момент, когда Дайчи заканчивает просто трогать его; и вскрикивает, почувствовав в себе его палец. Ощущение не из приятных – странное, саднящее, но меньше всего он хочет сдаться, даже не попробовав. — В-второй, - шепчет он, останавливая руку Дайчи, прежде чем она начнёт в нем двигаться. Савамура смотрит на него расширенными глазами, не соображая, чего от него хотят, и Коуши произносит чуть громче. – Два пальца, Дайчи. Он жалеет о своей просьбе сразу же, как только Савамура ее осуществляет: это оказывается очень, очень плохой идеей! Его буквально распирает изнутри, а чувство эйфории после перенесённого недавно оргазма исчезает без следа. Как прикажете ему расслабиться, когда он даже вздохнуть не может от пронизавшей, казалось, аж до спинного мозга, боли? Он кажется сам себе маленьким, беспомощным – ему хочется вскочить и малодушно забиться под кровать – и больше никогда оттуда не вылазить. От этих мыслей его отвлекает ощущение внезапной пустоты там, где только что были пальцы: Дайчи вынимает их и льёт смазку так, что она стекает до локтя. На этот раз проникновение чувствуется как-то по-другому: да, больно, но из-за обилия смазки хотя бы терпимо. Слово «терпимо» выветривается из его лексикона в тот момент, когда спустя какое-то время Дайчи добавляет третий палец, и это – туши свет, лучше бы его переехал поезд! Коуши подается вперёд, как сгоревший лист, изо всех сих уговаривая себя не заорать – но напряжение все равно выходит из него короткими всхлипами. Пальцы Дайчи замедляются, а потом и останавливаются вовсе: пару секунд он всматривается в его лицо, а потом, видимо, хочет убрать руку, но Коуши его останавливает: — Если сейчас вытащишь – назад не получится: я просто сдохну… — Я ещё не нашёл ее, - напряженно произносит Дайчи. У Коуши голова идёт кругом, поэтому он не сразу понимает, о чем идёт речь. — Не нашёл – что? – Чуть резче, чем хотелось бы, произносит он. А в следующий миг всю его спину и заднюю часть шеи словно окатывает кипятком, и виной тому – скользнувший чуть глубже палец Савамуры. Коуши прогибается в пояснице и самым натуральным образом визжит от дивной вспышки боли и удовольствия. Что только что сделал Дайчи? Как? Савамура не даёт ему прийти в себя, принимаясь двигать рукой, через раз проходясь по все той же особо чувствительной точке в нутре Коуши, заставляя его извиваться на его пальцах, доводя до исступленного, ничего не соображающего состояния. Простыни под ними давно превратились в какое-то месиво: Коуши бьется и мечется так, что удивительно, что они ещё не слетели на пол – вслед за полотенцами. Пальцы Коуши нащупывают отлетевший к нему презерватив: и если это не знак, то что? Трясущимися руками он надрывает фольгу и понимает, что Дайчи остановился, наблюдая за его действиями. — Ладно, - позорно срывающимся голосом произносит блондин, надев для удобства презерватив на свои два пальца. – Ты можешь… Он не знает, как сформулировать мысль, но, к счастью, Дайчи понимает его и так. Один за другим он очень осторожно вынимает свои пальцы, а потом тянет к себе руку Коуши – ту, на которой надет презерватив. Они оба не произносят ни слова: Коуши надевает резинку на крупный, истекающий смазкой член, а Дайчи раскатывает ее вниз, по всей длине. Желудок Коуши снова сжимается от предчувствия чего-то неизбежного, поэтому он снова откидывается на локтях, не давая себе передумать, и сжимает коленями бока Савамуры. — Уверен? – Странным, низким голосом спрашивает Дайчи. Коуши выдыхает сквозь сжатые зубы и несколько раз судорожно кивает. Сил притворяться смелым у него не осталось - он только что надевал презерватив на эрегированный член Савамуры: все, что могло его испугать – уже испугало. Но как можно одновременно до чертиков бояться, и столь же отчаянно хотеть? Он точно мазохист. В начальной школе ему говорили «забудьте все, чему вас учили в детском саду». В средней школе это было: «забудьте все, чему вас учили в начальной». И когда Дайчи наконец-то оказывается в нем, он понимает, что что-то такое ему должны были сказать про процесс его подготовки: «забудьте, это не поможет, потому что вам неминуемо настанет пиздец». Боль, сравнимая, разве что, с трепанацией черепа на живую – пронизывает все его существо сразу же, как только Савамура вставляет одну лишь головку. Коуши кажется, что если это окажется в нем полностью – оно, блять, выйдет из самого горла. — Д-двигайся, - каким-то потусторонним голосом командует он, но Дайчи не спешит подчиняться его приказам. Он укладывает ладони на оба его бедра и с нажимом ведёт вверх – к паху – и обратно. Повторяет свой жест – на этот раз скользя выше – к животу Коуши, обнимает пальцами его талию, и толкается глубже. Из глаз чуть ли не искры летят, когда он так делает – но, как ни странно, становится легче: Коуши на пробу делает вдох, выдыхает – дрожа всем телом и отчаянно зажмурив глаза. Ему кажется, если он их откроет – снова струсит, и все полетит к чертям, потому что – ну, потому что. А через секунду он слышит скрип прогибающегося матраса, и жаркое дыхание обволакивает его ушную раковину: — Коуши. И это как если бы его накрыли огромным колоколом и со всех сил по нему ударили – одновременно со сказанным Дайчи совершает ещё один – последний – толчок, и оказывается в нем полностью. Блондин пытается прийти в себя, но тело горит адским пламенем: всё, без остатка. Его руки против воли цепляются за спину Дайчи: больно, очень больно, невозможно. — Еще раз, - рычит он, стараясь дышать через нос. — Что - «ещё раз»? – Не понимает Дайчи. — Мое имя. Скажи его. По губам Савамуры скользит мягкая понимающая усмешка – получишь потом за неё, гаденыш – и он снова наклоняется к его уху: — Коуши. А потом он начинает двигаться. Или не он – Коуши сам не понимает, просто отключается, подстраиваясь под ритм, задавая свой. Каждый толчок внутри него отдаётся где-то под рёбрами, в голове – пусто-пусто, а воздух в легких давно закончился. Не останавливаясь, Дайчи перехватывает его под коленями, тянет на себя – или натягивает? – и толкается – уже смелее — под другим углом. Коуши не знает, за что хвататься – его спина больше не соприкасается с кроватью, но тут знакомое ощущение снова пронизывает его целиком: Дайчи снова нашёл ту самую точку, и… Мир перевернулся: он и лежит на кровати, и в то же время – нет, выдыхает – но не может вдохнуть, распадается на атомы – но чувствует каждую клеточку своего тела. Умирает от боли, но упивается ей. — Я сейчас… - словно в тумане слышит он голос Савамуры, и сам же выгибается от внезапно настигшего его оргазма. Дайчи продолжает размашисто в нем двигаться, что-то говорит, но Коуши уже не слышит, окунаясь в омут с головой, безумствуя, изнемогая. *** Дайчи никогда такого не видел. Если бы ему дали только одно слово, чтобы описать Сугавару Коуши, он бы без колебаний сделал свой выбор. «Секс». То, как он двигался. Как дышал. Как превозмогал боль. Он был просто… Как называется, когда хочешь одновременно взять человека – и отдаться ему без остатка? Полностью в нем раствориться, стать частью кровеносной системы, течь по сосудам и заставлять его сердце биться без остановки – живи вечно, прошу тебя, я так сильно тебя люблю. Уже засыпая с ним рядом, Дайчи радуется, что люди не умеют читать мысли. Потому что то, о чем он думает, кажется ему слишком слащавым, чтобы озвучить это вслух. Но когда Суга поворачивает к нему свою голову и мягко – одними уголками губ – улыбается, он понимает, что его план летит ко всем чертям. Люди – не читают мысли. Но Сугавара Коуши – не просто человек. Он - что-то неземное. *** Савамура-сан морщится, когда слышит звук открывающейся двери: да, в этом доме они жили нечасто, но это же не повод так запускать петли! Закутавшись в халат поплотнее, она отставляет кружку с недопитым чаем и спускается в гостиную – поприветствовать гостя. — Ну, здравствуйте, молодой человек, - прислонившись плечом к дверному косяку, тянет она. – Как говорится, и десяти лет не прошло. — Меня не было всего два дня, - усмехается «молодой человек», вешая своё пальто на крючок. — Извини, что не позвонил сразу. — За это придётся подёргать тебя за уши шестнадцать раз, - сощуривает глаза Савамура-сан. — С днём Рождения, Дайчи. Дети ещё не проснулись, но, может, тебе разогреть поесть? — Спасибо, мам. Я не голоден. — Вот как? Странно, очень странно, - складывает на груди руки Савамура-сан. Ее старший сын и правда ведёт себя необычно – срывается куда-то, едва объяснившись, отказывается от еды – хотя никогда так не делал, улыбается с мечтательным выражением лица. Влюбился, что ли? Интересно, как давно? — На самом деле, я бы прилёг поспать, - привычным жестом трет шею сзади Дайчи, и от внимательного взгляда Савамуры-сан не ускользает, как устало он выглядит. Она протягивает руку, чтобы погладить сына по голове, и тут же отдергивает ее: — Дайчи! Да у тебя температура! Только ведь закупилась в очередной раз лекарствами. Как знала, что пригодятся! Прям чувствовала! Градусник подтверждает опасения Савамуры-сан: жить именинник, конечно, будет, но… — Тридцать семь и семь. — Что ж… Придётся на озеро кататься вам идти без меня, - виновато разводит руками Дайчи. Савамура-сан качает головой, глядя на его широкую, искреннюю улыбку. На ее памяти ее старший сын еще никогда так не радовался простуде. Ну, точно, влюбился.