***
Бесшумно передвигаться по коридорам замка группе из почти тридцати человек было задачей не из легких. Несмотря на то что все молчали, непроизвольный шелест их мантий и шарканье подошв, многократно усиленные эхом от каменных стен, сливались в одно единое негромкое, но при этом хорошо слышное шуршание. Палочки у всех были наготове. На всю эту человеческую массу, орду, толпу были наложены Дезиллюминационные чары. Гермиона с Риддлом двигались, держась за руки, в самом сердце группы в ожидании момента, когда Том первым войдет в логово Волдеморта. Гарри, к своему вящему негодованию, тоже оказался схоронен в самом центре. На пути им попались двое Пожирателей смерти, Мальсибер и Алекто, которых тут же по максимуму обезвредили и оставили безоружными за фальшивой стеной в одном из запертых кабинетов, где их обездвиженные тела для надежности еще и подвесили в воздухе. Том ощущал себя ужасно… ужасно смертным. К тому же, ему было крайне непривычно осознавать себя частью некой объединенной силы, а не ее лидером. Он сделал пару пробных взмахов палочкой, стараясь собраться с духом перед встречей с Лордом Волдемортом. Я и есть Лорд Волдеморт. Волна неудержимого гнева всколыхнулась у него в душе — гнева, направленного на земного Волдеморта. И, если задуматься, то, пожалуй, у всех присутствующих Темный Лорд в тот или иной момент вызывал то же чувство. Он, Том, лишь только-только к ним присоединился… Левой рукой он ощущал пальцы Гермионы, сжимавшие его собственные, справа его то и дело задевало чье-то плечо. Кто это был, Том не знал, но беднягу колотила легкая дрожь. Уловив сквозь шорох мантий чей-то шепот, Том взглянул на Гермиону и увидел, что рядом с ней откуда-то материализовался Рон, на ходу что-то говоривший ей так тихо, что Риддл ничего не мог разобрать. Что, интересно, рыжему вдруг понадобилось с ней обсудить? Прошлой ночью Гермиона упомянула, что ей вроде как удалось с ними помириться, однако сейчас слова Рона отчего-то вызвали у нее почти чрезмерную радость… Впрочем, Риддл совершенно неожиданно для самого себя обнаружил, что ни этот факт, ни сам Рон Уизли больше не воспринимаются им как поводы для волнения. Ведь теперь он знал наверняка, что именно к нему первому Гермиона в случае чего обратится, что именно его она выбирает, любит. Это осмысление было ничуть не менее рациональным, чем любое другое умозаключение, к которому он когда-либо приходил, но вместе с тем ощущалось в корне по-новому. Без примеси ревности. И Риддл вдруг отчетливо осознал, что прямо сейчас у него было все, что он хотел. Умения и способности. Перспективы. Она. Ему просто было нужно сейчас суметь все это сохранить. Путь до Астрономической башни едва ли можно было назвать долгим, однако поскольку нервы у всех были напряжены до предела, по ощущениям дорога заняла не меньше часа. Они начали подъем, и почти сразу тишину башни нарушило тихое бормотание и отзвуки поисковых и обнаруживающих чар. Было около двух часов пополудни, когда в каменной кладке одной из стен наконец появилась дверь. И неважно, что, согласно разумному ходу рассуждений, за ней просто не могло скрываться никакой комнаты — рядом, в той же самой стене, уже имелось окно, из которого открывался вид на окрестности замка. Эта огромная железная дверь была перед ними. Толпа расступилась, и Риддл, сняв с себя чары Невидимости, вышел вперед. Том чувствовал себя немного странно. Легкая дрожь охватила его ноги чуть ниже колен. Раздосадованный на самого себя он распрямил плечи и с коротким вздохом, преисполненного его фирменного — в данный момент обнадеживающего — чувства собственного превосходства, отточенным движением грациозно откинул ниспадавшие ему на запястья рукава мантии. Глаза его встретились с глазами Гермионы, и он мгновение колебался, размышляя, следует ли ему сказать ей, что он ее любит. То ли сейчас было время и место? Почему он вообще вдруг ставит на кон собственную жизнь ради всех этих людей? Однако этот вопрос тут же отпал сам собой, потому что Том знал, что делает это для нее. Его бледная рука легла на дверную ручку. Дверь оказалась не заперта, ибо какому безумцу могло прийти в голову сунуться без приглашения? Том Риддл шагнул внутрь. Комната являла собой очень длинный темный зал. В середине одной из боковых стен располагался камин, перед которым стояло высокое деревянное кресло на тонких ножках. В нем восседал высокий худощавый человек. Человек, от вида которого у Риддла на миг перехватило дыхание. Вот он — воплощение ночных кошмаров Гермионы. Ее воспоминания во плоти. Помимо Темного Лорда в комнате было не больше десяти человек, стоящих поодаль, в глубине зала, и удивленно застывших при виде мальчишки, которому хватило наглости войти сюда с таким видом, будто он имел право здесь находиться. Но Волдеморт знал, что Том Риддл имел полное право здесь находиться. Волдеморт знал. Поднявшись на ноги, он вскинул руку, и приготовившиеся было атаковать Пожиратели покорно опустили волшебные палочки. Про себя Риддл с невольным одобрением отметил ту абсолютную полноту власти, которой Лорд Волдеморт, по всей видимости, обладал над этими людьми. Кем бы они ни были. Волдеморт молчал. Казалось, у него не было слов. — Это они ловко придумали – создать тебя, — наконец вымолвил он. Движения безгубого рта придавали ему сходство с жующим стариком. Волдеморт словно пожевывал слова, выплевывая их с холодным презрением, которым буквально сочился его высокий голос. — Я полагаю, расчет был на то, что я немедленно начну атаковать тебя всевозможными заклинаниями. Однако я не из тех, кто опускается до подобного уровня. Риддл пожал плечами: — Возможно, ты еще передумаешь, — ледяным тоном процедил он. — Ты, похоже, считаешь меня не более, чем иллюзией, созданной при помощи магии. Это не так. По-видимому, заинтригованный его словами Волдеморт поднялся на ноги и с величественным видом прошелся по комнате. Каждое движение Темного Лорда словно требовало полного внимания всех присутствующих, приковывая его к себе, и тем не менее, стоящий в полуметре от него темноволосый юноша с ним в этом явно и крайне успешно соперничал, несмотря на то что сам он при этом даже не сдвинулся с места. — Ну, конечно. Ты еще и говорить можешь, — непринужденно заметил Волдеморт, мягко опускаясь обратно в свое изящное кресло. Его длинные пальцы сомкнулись вокруг тонких подлокотников, как если бы это было чье-то горло. Риддл невозмутимо, со скрытым любопытством наблюдал за действиями своей старшей версии. — Мне всегда было интересно, каким я буду, когда вырасту. Волдеморт моргнул и, впил в Риддла пронзительный взгляд своих алых глаз: — И как? Что ты думаешь, наконец получив ответ на столь долго терзавший тебя вопрос? — спросил он. — Кто бы тебя ни создал, можешь передать им, что я весьма впечатлен качеством твоего исполнения. — Вынув волшебную палочку, Волдеморт легонько постучал ею о подлокотник. — Интересно, если я применю к тебе какое-нибудь простенькое заклятие, отразится ли это как-то на них? — сухо и вкрадчиво произнес он, и Риддл поймал себя на том, что очень и очень внимательно наблюдает за движением древка своего алтер эго. Дело принимало опасный оборот. Если Волдеморт считал Тома всего лишь иллюзией, то у него мог появиться соблазн попробовать его атаковать. И хотя благодаря непрерывному саморазвитию на протяжении нескольких десятилетий Риддл был полностью уверен в своей способности выйти из любой ситуации победителем, перспектива магического противостояния с самим собой все же внушала ему некоторое опасение. Текучие, лишенные резкости движения Волдеморта завораживали. Его манера речи, то, как он дышал и даже моргал — все, казалось, было выверено до мельчайших деталей. Он производил стойкое впечатление человека, у которого все просчитано наперед. Медленно вынув свою волшебную палочку, Том Риддл мягко спросил: — Напомни мне четвертый принцип Квинбреда? — Никакие чары не способны сотворить собственные чары без вмешательства извне. Риддл взмахнул палочкой, и полумрак комнаты прорезало нечто вроде узорчатой огненной паутины, отбросившей на каменные стены алые и рыжие отблески, переливающиеся всем спектром от ярких и сочных до бледных и тусклых. Выдержав многозначительную паузу, Том тихо сказал: — Я так понимаю, ты не веришь, что я сделал это без посторонней помощи? — Нет, — подтвердил Волдеморт. — В таком случае, позволь узнать, как еще я могу доказать тебе реальность своего существования? Каким образом мне убедить тебя, что я — это ты. На этих словах многие Пожиратели смерти сдавленно ахнули. О том, как Темный Лорд выглядел когда-то в юности, было известно очень немногим. Сердцебиение Тома вернулось к своему размеренному ритму. Пока что разговор с Волдемортом протекал вполне себе цивилизованно. Ну, или по крайней мере, сдержанно. Без бессмысленной пальбы заклятиями во все стороны. В глазах Волдеморта, разглядывавшего в сумраке комнаты свою юную копию, блеснула жадность. — Если ты – и правда я, то мне будет крайне любопытно узнать, как твое присутствие здесь вообще возможно. — Думаю, я знаю, как мне тебя убедить, — озаренный внезапной догадкой сказал Риддл. — Я назову тебе одно имя, — и он изо всех сил постарался подавить всколыхнувшиеся воспоминания, гадая, приходится ли Волдеморту делать то же самое по прошествии стольких лет. — Можешь попробовать, — сказал тот, явно позабавленный, и Риддлу стало интересно, чем, собственно, Волдеморт был занят весь этот день. Ведь, будь у него на примете дела поинтереснее, он, несомненно, уже давно постарался бы избавиться от Тома. Взмахнув палочкой, Риддл прибег к невербальному Флагрейту. Он не был уверен, что когда-либо в принципе сможет заставить себя произнести это имя вслух. Однако прямо сейчас оно, буква за буквой, постепенно вырисовывалось в воздухе… П е т е Безгубый рот приоткрылся, подобно глубокой трещине, прорезавшей глиняную маску. П е т е р с Лорд Волдеморт медленно поднялся из кресла, не сводя глаз с загорающихся зелеными росчерками букв. П е т е р с о н Резким нисходящим движением Темный Лорд рассек воздух волшебной палочкой, и буквы, тихонько зашипев, рассеялись. Лицо Волдеморта было перекошено от ярости, однако атаковать Риддла он не спешил. — Так значит ты и впрямь Том Риддл, — протянул он негромким, но таким пугающим голосом, что у многих на голове от ужаса зашевелились волосы. — Да, — отозвался Риддл. — Ответь мне. Как ты здесь оказался? — Я – вместилище всех созданных тобой крестражей, что были уничтожены, — сказал Риддл, глядя в устремленные на него красные глаза, видя, как белые паучьи пальцы неизменно сжимают до боли знакомое древко. Входя, Риддл не затворил за собой дверь, и поскольку с появлением юного Волдеморта всеобщее внимание целиком переключилось на него, никто — включая самого Темного Лорда, особенно теперь, когда Тому удалось окончательно его убедить — не заметил, как все это время множество фигур с едва различимыми благодаря Дезиллюминационным чарам очертаниями бесшумно одна за другой, буквально распластавшись по стенке, медленно прокрадывались в темную комнату. Что же до Риддла, то он продолжал говорить, не решаясь обернуться, дабы удостовериться, что все идет согласно плану и остальные начали заходить: — Мне не дает покоя один вопрос, — как бы между прочим, вкладывая в свои слова каждую унцию спокойной уверенности, которая у него еще оставалась, заметил он. Взоры карих и алых глаз скрестились, точно клинки, и в этом противостоянии Том был вовсе не намерен проигрывать. — Неужели ты забыл, что для тебя когда-то значил Хогвартс? Лицо Волдеморта искривила уродливая усмешка. В неверном свете факелов его бумажно-белая кожа, казалось, приобретала красноватое свечение. Чем дольше Том наблюдал за своим взрослым альтер эго, тем явственнее ощущал, как его самого наполняет отвращение. Стоявшее перед ним существо было готово изничтожить в этом замке каждого из одного только подозрения, что тот или иной человек укрывал Гарри Поттера. При этом в самом Гарри Поттере не было ровным счетом ничего особенного. Он был самым обычным подростком, не более. И тем не менее прямо сейчас, в этой самой комнате Волдеморт был готов сравнять с землей весь замок лишь бы добраться до этого мальчишки. — Ты бесчестишь имя Салазара Слизерина, — небрежно бросил ему Риддл. — Ты забыл то, что знаю я. От этих слов пока еще только начинавшее сквозить в чертах Волдеморта недовольство, мгновенно сменилось неприкрытой яростью. — И что же я, по-твоему, невежественный мальчишка, забыл? — Есть вещи, вызывающие в нас уважение, — начал Риддл мрачным и каким-то гипнотическим голосом. — Вещи, стóящие того, чтобы за них бороться. Однако если вдруг эта борьба все же теряет смысл, то глупо упорствовать и продолжать сражение ради самого себя. Вы с тем же успехом можете взять паузу до той поры, пока вам не удастся вернуть себе хоть какое-то подобие самоценности, мой Лорд, — в последние два слова Риддл вложил столько холодного презрения, сколько мог, присовокупив к интонации еще и насмешливо-почтительный наклон головы. Губы Волдеморта расплылись в мерзкой ухмылке. — Что ж, если ты считаешь себя достойным того, чтобы за тебя сражались, то почему бы тебе ко мне не присоединиться? — Волдеморт медленно откинулся на спинку кресла, не отрывая от Тома немигающего взгляда. — Вместе, мы будем непобедимы, — его высокий глуховатый голос завораживал, бархатистостью и плавностью перепадов напоминая обволакивающие кольца парселтанга. Однако от одной лишь мысли о том, чтобы примкнуть к этому человеку, у Риддла к горлу подкатила волна отвращения. Том Риддл никогда не опустится до того, чтобы править миром, загубленным произрастающим из страха безрассудством. Он больше не боится смерти. Это неожиданное осознание как громом поразило Риддла. Его глаза расширились от удивления. Почему? Почему страх покинул его именно сейчас? Прежний глубоко укоренившийся в нем ужас просто… исчез, и на смену ему пришло лишь блаженно мимолетное беспокойство за свою нынешнюю сохранность. Впрочем, как будто ему было о чем волноваться. Волна чего-то горячего внезапно всколыхнулась у него в душе, переполняя Тома чувством всемогущества, непобедимости. Он совершенно точно не нуждался в этом… в этом существе, в этом создании, что, возможно, когда-то давно на него походило. Спокойная улыбка тронула губы Риддла: — Сказать по правде, я не вижу в этом смысла. Лицо Волдеморта вновь сковала маска невозмутимости: — Неужели? — Ты мне больше не нужен, — все так же спокойно ответил Риддл. — Ты лишний. Ты все то, что во мне было негодного и нестоящего. Ты… шлак. Том невозмутимо шагнул в сторону, пропуская мимо себя Убивающее заклятие. Мгновение, и Волдеморт был на ногах. — Вот уж не думал, что мне придется сражаться с тобой, — процедил он. — Несмотря на твою юношескую спесь, надеюсь, ты не станешь меня недооценивать. — Ты не стоишь того, чтобы тебя недооценивали, — усмехнулся Том, чувствуя, как разгоряченная кровь начинает стучать у него в висках, а по всему телу растекается удовлетворение. Вот он. Так близко. Убийца Гермионы. Это человек. Этот лысый семидесятилетний старик, доставивший ему столько неприятностей, столько горя. Всем своим видом выражая глубочайшее презрение, Риддл расправил плечи и, взглянув на Волдеморта, вдруг отчетливо увидел, насколько глубоко тот был одинок. И странное — поистине странное — чувство закралось ему в сердце... Жалость. Жалость к этому стоящему перед ним существу. Том покачал головой. Едва ли на всем белом свете можно было сыскать что-то, приводящее его в большее бешенство, чем жалость. И судя по всему, Волдеморт тоже прочел ее на лице своего юного альтер эго… Их поединок начался. Том знал, что его противостояние с Темным Лордом будет чем-то, что все присутствующие будут вспоминать всю оставшуюся жизнь, а потому искренне упивался процессом: каждым стремительным росчерком своей палочки, каждым умопомрачительным заклятием, каждым просчетом своего соперника и каждым собственным промахом. В комнате стало светло как днем от вспышек заклинаний, от хищного оскала Волдеморта, от сверкающего взора Тома Риддла. Экраны магических щитов вспыхивали и разбивались. От сплошь и рядом сыпавшихся Непростительных лишь лениво уклонялись, словно от детских заговоров. Ни одному заклинанию не удавалось попасть в цель, и промазав, они врезались то в стены, то в пол, то в потолок. Грохот при этом стоял невообразимый. Каменные своды тряслись, а земля дрожала под ногами. Их сражение все продолжалось, продолжалось и продолжалось… Сколько времени уже прошло? Может, сотня лет… А может, минут десять. По ощущениям — целая вечность. Риддлу было любопытно, провел ли Темный Лорд за оттачиванием своих магических навыков столько же времени, сколько и он. Сразу несколько пульсирующих волнообразных голубых лучей слетели с кончика его палочки и устремились к Волдеморту, который изменил их траекторию, переведя на стоявшее позади него кресло. Раздался хруст дерева, и от кресла осталась лишь жалкая груда обломков. Отражая ответную атаку, Том взмахом руки развеял устремившийся к нему огненный поток. Пока что ничего такого, что он не сумел бы распознать и отразить. Заклятия носились туда-сюда с бешеной скоростью, так что, казалось, будто из комнаты выкачали весь воздух. Риддлу то и дело приходилось напоминать себе дышать. При этом внешне он старался сохранять полную невозмутимость, дабы не тешить самолюбие Волдеморта мыслью, что его атаки хоть сколько-нибудь ему докучают. Лицо же Волдеморта, наоборот, являло собой маску неприкрытого остервенения. Очевидно, что ему было беззастенчиво плевать на подобные тонкости. На тонкости вроде чувства собственного достоинства. Внезапно дверь комнаты с грохотом захлопнулась. Риддл и бровью не повел, а вот Волдеморт — пусть и всего лишь на долю секунды — но отвлекся. Распоровшее сперва черную мантию, а затем и белую кожу заклятие оставило на его плече длинный глубокий порез. Кровь заструилась на пол, однако оба дуэлянта застыли на месте. — Это мой бой, — раздался чей-то голос. Гарри Поттер снял с себя чары Невидимости. — Гарри Поттер, — мягко произнес Волдеморт и, на его лице проступило выражение какого-то сладостного, и вместе с тем болезненного томления. — После стольких месяцев трусливой игры в прятки, ты наконец ко мне пожаловал. Не думал, что ты осмелишься явиться в одиночку, — на этих словах, как по команде, позади Гарри из ниоткуда появились еще двадцать человек, и Волдеморт удивленно прищурился: — Я сердечно приветствую твоих спутников, — осклабился он. — Думаю, теперь черед моих Пожирателей смерти оказать вам теплый прием. Это был сигнал. Не успел Риддл и глазом моргнуть, как повсюду вновь замелькали заклятия, а комната потонула в оглушительном грохоте. С обеих сторон раздались вопли и вскрики. Группа Поттера поспешно рассеивалась, стремясь пробиться и внести разлад в ряды Пожирателей, которым при нынешнем раскладе недоставало по меньшей мере человек десять. Волдеморт сражался сразу с тремя противниками, но Риддл не оказался в их числе, на секунду отвлекшись, чтобы обвести взглядом комнату в поисках Гермионы. До его слуха донесся страдальческий крик. Ее крик. Сердце Риддла пропустило удар, но, по счастью, он быстро сообразил, что будь она мертва, то кричать было бы уже некому. И тем не менее, от количества летящих со всех сторон изумрудных лучей в комнате было зеленым зелено. Выведение из строя в этих стенах означало смерть. Увернувшись от несущейся в него Авады Кедавры, Том бросился туда, откуда раздался Гермионин крик. Она стояла, прижавшись спиной к стене. Умница. Ее рука с зажатой в ней волшебной палочкой, из которой одно за другим вылетали заклинания, сильно дрожала. Возле нее лежало чье-то тело, и Гермиона горько и безудержно плакала, словно от невыносимой боли. — Невилл, — всхлипнула она и повалилась на пол. Зеленый луч врезался в стену и погас, однако Риддл стоял как вкопанный, не в силах отвести взгляд от съежившейся на земле фигурки, стараясь постичь то, во что невозможно было поверить. Невилл Долгопупс. Такая длинная родословная. Семейное древо, на протяжении столько поколений дарившее миру столько славных волшебников и волшебниц, чьи ветви в итоге свелись к этой грустной мертвой груде… Взревев от ярости, Риддл вскинул свою волшебную палочку, как вдруг его руку пронзила острая боль. В растерянности он привалился к стене. Нет. Риддл ощупал больное место, и понял, что рукав его мантии весь насквозь пропитан кровью. На его плече зиял длинный глубокий порез. Порез, оставленный не вражеским заклятием. Он понял, что это означало, но не проронил ни звука. Крепко схватив Гермиону за руку, он проглотил подступивший к горлу ком и снова ринулся в гущу сражения. Все, что происходило с Волдемортом происходило и с ним. Это был конец. Баталия тем временем заходила в тупик. С их стороны убитых было пятеро, среди Пожирателей — двое. Волдеморт поднял руку, и его последователи все как один тотчас опустили свои палочки. — Гарри Поттер, — тихо произнес Темный Лорд. — Отдайте мне Гарри Поттера, и я пощажу остальных. Прежде чем кто-то успел что-либо предпринять, Гарри вышел вперед. У Гермионы вырвалось непроизвольное: «Гарри, нет!», приглушенное ладонью Риддла, поспешившего зажать ей рот, но было слишком поздно. При виде Гермионы алые глаза Лорда Волдеморта ошеломленно расширились, а рот приоткрылся в секундном замешательстве: — Как? — только и сумел выдохнуть он, не сводя с нее горящего жадностью взгляда. От вида этой отвратительной, нездоровой жадности Риддла всего передернуло от отвращения и гнева. Волдеморт больше никогда не сможет причинить Гермионе вред. Однако внимание Темного Лорда вновь переключилось на стоявшего перед ним с гордо поднятой головой Гарри Поттера, и Риддл ощутил, как ему в сердце закрадывается ужас. Ледяной ужас. Проведя волшебной палочкой над порезом у себя на плече, — тем самым, что один в один напоминал порез на плече Риддла — Волдеморт заставил рану исчезнуть. То же произошло и с раной Тома. Остатки крови еще продолжали теплыми струйками стекать вниз, собираясь в ладони и капая с кончиков пальцев на пол, но Риддл не обращал на них никакого внимания. Какие-то части его бесследно исчезали, и если Гарри Поттер в конечном итоге все же убьет Лорда Волдеморта, то в небытие канет и все остальное. Душа Волдеморта увлечет его, Риддла, за собой в ад. Навсегда. Слегка покачнувшись от внезапно охватившей его дрожи, Риддл оперся о стену окровавленной рукой, второй крепко продолжая сжимать руку Гермионы. Если мне придется ее покинуть… Уже от одной этой мысли ему стало тошно. Сердце мучительно сжалось от дурного предчувствия. Прикрыв глаза, Риддл постарался взять себя в руки. Слева от него плечом к плечу со своей матерью стоял Рон Уизли. Его сестра стояла к Поттеру ближе всех. Волдеморт медленно занес волшебную палочку. Пальцы Риддла вцепились в руку Гермионы еще сильнее. Именно это и должно было свершиться. Волдеморт, ослепленный высокомерием, окажется настолько убежден в собственной непобедимости, что преисполненному праведного гнева и любви Гарри Поттеру удастся его убить. А следом за ним умрет и он, Том Риддл, застывшее во времени воспоминание. Он примирился с этой мыслью. Гермиона выживет — это самое главное. Убрав в карман свою палочку, Риддл обвил руками талию Гермионы, прижимая ее ближе к себе, смакуя это ощущение. Да, его не станет, но в конце концов она оправится и будет жить дальше без… без него. Не отводя глаз от разворачивавшейся перед ними сцены, он нежно поцеловал Гермиону в макушку. — Что ты делаешь? — спросила она шепотом, поскольку Волдеморт тем временем в очередной раз пустился в свои разглагольствования. Как банально. — Мне нужно, чтобы ты была рядом, любовь моя, — ответил Риддл и в его тихом голосе отчетливо прозвучало нечто, прежде еще никогда не ведомое ему самому — принятие неизбежного. Между тем Волдеморт продолжал обращаться к Поттеру: — Так значит, ты наконец вышел ко мне, удерживая всех этих людей от того, чтобы они жертвовали собой ради тебя. — Твои люди точно так же готовы отдать за тебя свои жизни, — сказал Гарри. — Я этого не отрицаю, — елейным голосом протянул Волдеморт. — Однако я велел им остановиться из уверенности, а не из глупости, и в этом главное отличие между нами. — Нет, — ответил Гарри. Звучание этого слова, казалось, пронзило Риддла, все нарастая и переходя в торжествующее крещендо. Давай же, Гарри Поттер. Открой ему правду. — Главное отличие между нами состоит в том, что этот мир был бы лучше, если бы ты никогда не появлялся на свет, — закончил Гарри Поттер и поднял палочку. Волдеморт последовал его примеру. Это был конец. Том почувствовал, как у него задрожали руки. Гермиону в его объятиях тоже колотила дрожь. Она еще сильнее прижалась к нему, а Риддл невольно задался вопросом, при каких обстоятельствах он предпочел бы умереть, имей он возможность выбирать… Было бы это похоже на то, что с ним происходило сейчас? Том Риддл закрыл глаза.***
Паника Гермионы нарастала. Том прижимал ее к себе так, словно мысленно с ней прощался. Гарри и Лорд Волдеморт стояли лицом к лицу. Их губы одновременно разомкнулись, и Гермионе показалось, что она забыла, как дышать. Все произошло в мгновение ока. — Авада Кедавра, — произнес Темный Лорд Волдеморт. — Экспеллиармус, — воскликнул Мальчик, который выжил. Заклятия разминулись в воздухе всего на какие-то миллиметры. Изумрудный и красный лучи, едва касаясь, проскользнули один мимо другого и поразили свои цели. Невидимая рука, казалось, сжимавшая горло Гермионы разжалась, давая волю ее рвущемуся наружу крику. Она кричала, кричала и кричала, ибо всего в какую-то злосчастную секунду Гарри Поттер перестал быть Мальчиком, который выжил. Он был мертв. Комнату огласил крик Джинни, и устремившийся к ней зеленый луч, выпущенный кем-то из Пожирателей, не оставил никаких сомнений в том, что Лорд Волдеморт совсем не намеревался никого оставлять в живых. Даже после того, как Гарри… даже после того, как Гарри… Гермионе казалось, что все, что она могла делать — это кричать, выть, срывая горло и захлебываясь в слезах. Кричать, как она еще никогда не кричала. Однако ощутив, как ее, обхватив за талию, вдруг резко рванули с места, она невольно умолкла и, вскинув глаза на Тома, увидела, как тот отчаянно толкает Рона и миссис Уизли впереди себя, подгоняя их к выходу. Началась полнейшая неразбериха массового бегства. Рвотные позывы снова и снова сотрясали Гермиону, пока она, спотыкаясь, бежала к двери. Это было просто отвратно: оставлять Гарри и Невилла тут… оставлять Эрни Макмиллана и Помону Стебль… Падму Патил и того еще совсем юного гриффиндорца Юана Аберкромби… Гермиона не была с ним лично знакома, и вот теперь, когда он был мертв, она уже никогда не сможет узнать его получше, как уже больше никогда не сможет дружить с Гарри… Ее шаги гулко стучали по каменным плитам пола. Топ-топ-топ. Из оставшейся позади комнаты до нее долетел пронзительный крик: «Привести ко мне ту девчонку!» Сердце Гермионы сжалось от страха, и она споткнулась… но рука Тома не позволила ей упасть, продолжая неумолимо увлекать ее вперед. Завернув за угол, вместе с не отстававшими от них ни на шаг Роном, миссис Уизли и Джинни, Том остановился и закрыл глаза. На краткий миг его лицо болезненно скривилось, словно ему внезапно стало дурно, а затем Риддл взмахнул волшебной палочкой и указал ее кончиком себе на ногу. Раздался омерзительный хруст костей, а следом за ним — громкий крик. Вот только издал его отнюдь не Том. Этот истошный, полный ярости вопль донесся сверху, из комнаты в Астрономической башне, и обжигающий, подобно кислоте, разъедающий страх затопил Гермиону, в голове у которой в этот момент роились сотни вопросов, оставленных без ответа. — Что ты делаешь? — с остервенением прошипела она и, опустившись рядом с его голенью, прикосновением палочки заставила перелом срастись. — Идемте. И они вновь бросились бежать. Вслед за Роном, Джинни и миссис Уизли. До тех пор, пока окончательно выбившиеся из сил они не добрались до кухни. При нынешнем положении дел единственное, что Пожирателям смерти оставалось сделать — это окончательно их всех истребить. Больше никаких допросов о местонахождении Гарри Поттера, раз самого Гарри Поттера больше не было. От неспособности поверить в только что случившееся тело Гермионы как будто онемело, но она была этому только рада. Быть может, ей удастся пребывать в отрицании вечно? Прожить всю жизнь в убеждении, что Гарри каким-то образом остался жив? Ведь не мог же Волдеморт отнять его у нее так быстро — настолько, черт возьми, быстро. Нет, конечно же, нет. Все должно было закончиться иначе. Джинни рыдала в голос. Во входной проем скользнули несколько силуэтов. Кингсли, Макгонагалл, Хагрид, Перси, Джордж, за ними — Флер. Им удалось держаться вместе всю обратную дорогу. — Мы должны были остаться там, — прошептала Гермиона, сама не зная, к кому обращается. — Мы должны были остаться и убить его. Она в изнеможении осела на пол, и Риддл последовал за ней, приобняв сзади. — Я не могу в это поверить, — его тихие слова пронизывали ее сознание точно раскаленные пули, выпущенные враждебной реальностью. Гермиона закрыла глаза, невольно сосредоточившись на холодящих ей ноги каменных плитах пола. Как странно, что Гарри уже никогда больше не сможет ощутить это прикосновение камня... для этого требовалось, чтобы в нервных окончаниях еще теплилась жизнь… Гермиона зажмурилась и, повернувшись к Тому, спрятала лицо у него на груди. Гарри ни за что не окажется в междумирье. Он не был ничьим Хранителем Тайны. Гарри Поттер был мертв. Осознание этого не переставало раз за разом накатывать на нее гигантской волной ноющей боли, готовой в любую секунду обрушиться, сметая все на своем пути. Гермиону слегка потряхивало. Гримаса неизбывного горя исказила ее лицо, а на глаза навернулись слезы. Из груди рвались икающие всхлипы. О, господи… Гарри… Ну почему ты… Как ты мог… Нет… Как мы могли просто стоять и смотреть? А теперь, поскольку она сумела вернуться с того света, Волдеморт объявил охоту на нее. Обхватив колени руками, Гермиона вся сжалась, стремясь стать как можно меньше, и Том, практически накрыв ее своим телом, еще крепче прижал ее к себе, утешающе баюкая. Однако это лишь усилило ее скорбь, и Гермиона зарыдала еще горше. Наконец, немного придя в себя, она разжала непроизвольно стиснутые в кулаки руки — обе ее ладони сочились кровью из-за впивавшихся в кожу ногтей — и огляделась. Джинни, завывая в голос, билась на полу в истерике и, похоже, от отчаяния какое-то время назад в буквальном смысле рвала на себе волосы. Все остальные, напротив, выглядели притихшими. По щекам Хагрида текли крупные — размером с мяч для гольфа, не иначе — слезы. Макгонагалл, кажется, молилась. Миссис Уизли сидела, устремив невидящий взгляд в стену, а Рон был занят тем, что методично одну за другой бил столовые тарелки, по-видимому, специально наколдованные им для этой цели. Рот его при этом был разинут в безмолвном крике, а из-под плотно сомкнутых век текли слезы. Надсадно втянув в себя воздух и взяв из стопки очередное блюдце, он со всей силы швырнул его об пол. От звона разбившегося фарфора у Гермионы на долю секунды перехватило дыхание — уж больно живо ей представилось, как с этим звуков на тысячи кусочков разлетается ее собственное сердце. Том выглядел изнуренным и подавленным. Словно он не мог себе даже представить, что все обернется именно так. Гермиона сделала глубокий вдох через нос и вытерла слезы. Мы еще можем победить. Даже без Гарри. Мы еще можем убить Волдеморта. Гарри Джеймс Поттер еще может быть отомщён. Ее глаза саднило от бесконечных слез. Она снова сжала Тома в объятиях, тихонько раскачиваясь вместе с ним взад и вперед от невыразимого, раздиравшего ее изнутри горя. Ей было непонятно, как это могло произойти, почему это в принципе было возможно, и почему не было никого, кто мог бы этому помешать. Если бы Бог на самом деле существовал, разве он мог допустить подобное?***
Весь следующий день те, у кого еще оставались силы, были заняты возведением вокруг кухни всевозможных охранительных чар. Так или иначе обратно смогли вернуться все, кто уцелел… Вся группа, за исключением пятерых погибших и… и Гарри. Отправлять кого бы то ни было на поиски других выживших больше не представлялось возможным, потому как отныне они находились в осаде. Заклятия Пожирателей испытывали на прочность их оборону день и ночь. Благо, профессору Макгонагалл удалось возвести вокруг кухни мембрану Фортинбраса, принимавшую на себя и успешно выдерживающую основную тяжесть вражеских атак. Это был тот же пузыреобразный магический купол, которым Волдеморт несколько месяцев назад окружил всю территорию замка. Гермионе все происходящее казалось чем-то нереальным, разворачивающимся в какой-то параллельной вселенной, где, по непонятной причине, все вдруг пошло не по плану. Тем не менее по прошествии первых суток с момента трагедии, после того как Джинни замкнулась в себе и перестала разговаривать, после того как все начало казаться Гермионе бессмысленным, горькое сознание реальности медленно, но верно начало к ней возвращаться. — Все будет в порядке, — сказал ей тем вечером Том, когда они вдвоем сидели в ярко освещенной горящими факелами спальне домовиков. — Мы можем от него избавиться. Гермионы почувствовала, как ее одновременно раздирают два желания: с одной стороны — немедленно начать горячо ему возражать, а с другой — перестать сдерживаться и дать волю слезам. — И каким же образом? — выдавила она. Том не ответил, однако повисшую при этом паузу никак нельзя было назвать интригующей. Скорее, многозначительной, красноречиво намекающей на замалчиваемую правду. Гермиона медленно к нему обернулась: — Что ты имеешь в виду? Том опустил взгляд на стол перед собой: — Когда мы убегали, я сломал себе ногу, и это сломало ногу ему. Все, что я сделаю с собой, происходит и с ним. Когда я ранил его в плечо, на моем плече тоже появился порез. Его тон был настолько спокойным и индифферентным, что глаза Гермионы засверкали от негодования: — Ты знал об этом?! Подняв на нее глаза, он спокойно выдержал ее свирепый взор и ответил: — Я узнал за секунду до того, как Поттер снял с себя чары Невидимости. — Ты мог погибнуть, — в ужасе, точно отказываясь в это поверить, прошептала Гермиона. — Если бы Гарри его убил. Если… Если бы Гарри его убил, то и ты… ты бы тоже… умер. Том кивнул. Взгляд его темных глаз был серьезен. — В тот момент я намеренно старался об этом не думать, — пробормотал он, и Гермиона бросилась к нему на шею, отчаянно целуя прямо здесь, в этой комнате, с ее жалкой гнетущей атмосферой. Когда же она наконец оторвалась от него, рвано хватая ртом воздух, то поняла, что снова плачет. — Если его убьют, ты умрешь, — хриплым от слез голосом промолвила она. Гермиона не могла в это поверить. Все, что происходило с Волдемортом, происходило и с Томом. Все, чего она боялась больше всего, становилось явью. Что в таком случае можно было сделать? Для того чтобы они смогли покинуть Хогвартс, Волдеморт должен был умереть. Для того чтобы Волдеморт был мертв, умереть должен был Том. Еще никогда мысль о самоубийстве не представлялась Гермионе столь притягательной, как в эту минуту. Однако ей хватило одного лишь взгляда на Тома, чтобы понять: она никогда не сможет на это решиться. Особенно сейчас, когда он еще держит ее за руку, говоря, что она нужна ему; когда вокруг нее еще столько людей, которым требуется помощь; пока Рон, Джинни, Полумна и все остальные живы, потому что, видит бог, они все нуждались в поддержке друг друга. Том, казалось, не мог вымолвить ни слова, но залегшая у него меж бровей едва заметная складка и напряженные, чуть приоткрытые губы уже говорили о многом. О всем, чему он, очевидно, тщетно силился подобрать слова. — Гермиона, — наконец произнес он, — тебе известно, что должно произойти. — Нет, — отозвалась она. — Нет, — глотая слезы безысходности, повторила она. — Я не позволю тебе это сделать. Я не могу. Ты не можешь… Ты не можешь умереть. На последнем слове у Риддла на скулах заиграли желваки. — Если я сделаю это, то весь волшебный мир будет спасен. Если я сделаю это, твоя жизнь, Гермиона, будет спасена. Он уже… — Том указал на дверь, — он уже тебя разыскивает. И я ни за что не позволю ему снова… сделать то, что он когда-то сделал... Нет. Гермиона еще никогда не слышала, чтобы он говорил одновременно так порывисто и с таким трудом. Он сам себе подписывал смертный приговор. — Нет, — выдохнула она и как можно плотнее прижалась к нему. Несогласие, непринятие — это было все, о чем она могла думать в это мгновение. Как мог он лишить ее себя? Да еще и намеренно? Обещанная им впереди целая вечность в один миг схлопнулась в ничто. — С каждой минутой, — прошептал Том, — вероятность того, что Волдеморт снова кого-нибудь убьет, — неважно кто это будет — все выше. И единственный человек, которого здесь, если уж на то пошло, вовсе быть не должно… — Не говори так, не говори… —… это я. Гермиона резко взметнулась со стула. Том медленно поднялся следом. — Нет, — ожесточенно зашипела Гермиона. — Ты тот, каким Том Риддл должен был стать. Ты тот, кому здесь место, а не Волдеморт… Это должно было случиться. Тебе было суждено вернуться! Риддл медленно поднял руку и коснулся ее лица. — Гермиона, — прошептал он, и в его глазах неожиданно блеснули слезы. — Мне сейчас и так тяжелее, чем когда-либо за всю мою жизнь. Пожалуйста… пожалуйста, не усложняй мне задачу еще больше. Мне здесь не место. Я здесь только благодаря тебе. Гермиона до боли сжала его в объятиях, и Том, откинув голову назад, возвел глаза к потолку, чувствуя, как у него внутри растекается ноющая опустошающая мука. Он упивался теплом и близостью ее тела, сам до конца не понимая, каким образом он мог так с собой поступить… так поступить с ней. Как он найдет в себе силы покинуть ее объятия, и уж тем более ее мир? Однажды познав, каково это — жить, по-настоящему жить, любить кого-то, чувствовать себя цельным и несломленным, он совершенно не мог предугадать теперь, чем для него обернётся возврат к одиночеству. Как минимум, изощренной пыткой. Чем-то неизъяснимым. Стиснув зубы, Том сморгнул постыдно навернувшиеся на глаза слезы и уткнулся носом в макушку Гермионы. Вместо привычного, столь родного ему аромата теперь ее пышные волосы источали запах пота, запах грязи и крови. Вновь и вновь наследник Слизерина вопрошал себя, что именно его толкает пойти на нечто, столь вопиюще гриффиндорское. Он ведь хотел жить. Хотел прожить всю жизнь с Гермионой. Почему он вообще должен рассматривать вариант самоустранения? Но опять же, разве любовь была устроена не так? Любовь побуждает тебя делать вещи, которые тебе совершенно не хочется делать. Ты просто делаешь их для тех, кого любишь. И от сознания, что он теперь понимает эту простую истину, Риддл весь преисполнился благодарности к Гермионе, которая несмотря ни на что все же сумела до него достучаться. Так они и стояли обнявшись, потеряв счет времени. — Когда? — наконец еле слышно прошептала Гермиона. Когда им придётся оторваться друг от друга? Когда он покинет ее, оставив одну? Что произойдет с его и без того многострадальной душой? Несмотря на исцеление, она, несомненно, была все еще хрупка… Все еще покрыта сеткой трещин, заполненных раскаянием… Что если после его смерти она просто разлетится на мириады осколков, и он навсегда останется в западне междумирья? На веки вечные… Гермиона с шумом втянула в себя воздух и зарылась лицом в ткань его свитера. О, как бы ей хотелось, чтобы все было иначе. — Ты говорил, что больше никогда не разобьешь мне сердце. — Мне жаль. Ты изменила меня, — прерывисто шептал Том. — Гермиона Грейнджер, ты спасла то, что спасти было невозможно, и я безумно тебя за это люблю. Но ничто не вечно. Всему и каждому свой срок. Теперь я это знаю… — его голос оборвался, а в глазах стояли слезы. Вытерев лицо, Гермиона вновь припала к его губам в яростном, неловком, сокрушительном поцелуе, крепко зажав между своими ладонями его лицо, в то время как его пальцы глубоко зарылись в ее волосы. Навалившись на Риддла всем телом, она заставила его сделать несколько шагов назад, пока он не оказался прижат спиной к стене. Его губы снова и снова накрывали ее, руки привычным движением скользили по ее телу, и Гермиона поняла, что опять плачет. Она просто не могла представить, что эти руки, эти самые руки вдруг окоченеют, что они больше не смогут держать волшебную палочку, блестяще управляясь с любыми видами магии… Слезы. — Том, — всхлипнула она. — Том, я люблю тебя. Что еще тут можно было сказать? Что еще тут можно было сделать? Как им разомкнуть объятия? Как ему достать палочку и положить конец всему, на что она когда-либо надеялась? — Я люблю тебя, — с отчаянием прошептал он. — Люблю. Я… — он не договорил. Намеренно вперив взгляд в стену поверх плеча Гермионы, Том чуть запрокинул голову вверх, и словно в неосознанной попытке помочь себе сдержаться дотронулся рукой до своего лица, после чего громко шмыгнул носом и, сделав глубокий вдох через рот, задержал дыхание. Глаза его были плотно закрыты, однако несколько соленых капель наперекор всему все же скатились по его щекам, заставив Риддла еле слышно выругаться. Гермиона ласково вытерла ему слезы, а затем поцеловала. Лица обоих были липкими и влажными от горя, а руки сомкнуты, что было сил. — Просто знай, — сказал Том голосом, полным безмерной щемящей тоски, — что я ужасно сожалею о том, что я сделал. — Не надо, — прошептала Гермионе, но Том остро чувствовал, как бурлящее внутри него раскаяние так и норовит прорваться наружу сквозь кое-как залатанные трещины в его душе. Быть может, это было и к лучшему? Что если..? Что если это поможет исцелить его душу окончательно, заставив эти трещины исчезнуть? Трещины, обозначавшие границы прежних семи осколков. Трещины, заделанные лишь желеподобным трепещущим раскаянием, в ожидании последнего недостающего фрагмента, носителем которого был Волдеморт. Он поцеловал ее. — Пожалуйста, пусть твои друзья узнают, что это был я, — тихо попросил он, снова ее целуя. Ее губы были мягкими, влажными и прохладными. — Пусть они знают, что я любил тебя больше, чем самого себя, — он снова ее поцеловал. Ее карие глаза горели страстью, и Риддл почувствовал, как у него бешено, как никогда прежде, затряслись руки. Он вытащил из кармана свою волшебную палочку и опустился на пол. Гермиона устроилась у него за спиной, и Том откинулся назад, в ее объятия. Его сердце, казалось, было готово вот-вот разорваться от сожаления, раскаяния и какого-то неясного предчувствия... Гермиона склонилась над ним и поцеловала. Том направил кончик своей волшебной палочки себе в грудь. — Я люблю тебя, Том Марволо Риддл, — прошептала Гермиона. — И я тоже всегда буду любить тебя, — прошептал ей в ответ Том, протягивая руку вверх и легонько очерчивая контур ее лица. Она крепко перехватила его ладонь и прижалась губами к кончикам его пальцев. «Нет», — внезапно осознал Риддл. Он не мог и мечтать о том, чтобы умереть как-то иначе. — Авада Кедавра, — изумрудный луч ударил ему в грудь, и внутри у Тома точно прогремел мощный взрыв. Мир вокруг погас, уступив место холодной, непроглядной тоскливой — тоскливее дождя — тьме.***
— Эйвери? — тихо позвал Нотт. — Что происходит? Сидевший в кресле Волдеморт вдруг резко накренился вперед и застыл в этом положении. Нотт пребывал в полной растерянности. Ему что, стало плохо? Как Темный Лорд мог просто взять и отключиться без какой-либо видимой причины? Окликать Волдеморта первым, естественно, никто из них не отваживался, а потому по меньшей мере минуту они просто стояли, недоуменно таращась на него, прежде чем Эйвери наконец не осмелел: — Мой Лорд? Ответа не последовало. Волдеморт все так же неподвижно сидел, сгорбившись и низко опустив голову. Нотт, Эйвери и Амикус обменялись взглядами. Они втроем были единственными Пожирателями, кого не отправили денно и нощно осаждать кухню с целью выкурить оттуда девчонку, каким-то образом сумевшую вернуться с того света. — Мой Лорд? — повторил Эйвери на этот раз громче и весь внутренне сжался, страшась схлопотать Круциатус. Однако ничего не произошло. Скрюченная темная фигура в кресле по-прежнему не шевелилась, явно не спеша принимать прежнее положение. Однако еще минуту назад Темный Лорд был совершенно бодр и ну никак не мог уснуть столь неожиданно. — Мой Лорд, очнитесь, — с нажимом позвал Амикус. И снова никакой реакции. Абсолютно. Неожиданно внимание Эйвери привлекло происходящее за окном. В бескрайней оболочке гигантского магического купола то там, то тут появлялись пробоины. Окружавшая Хогвартс мембрана Фортинбраса таяла на глазах. — Смотрите! — окликнул остальных Эйвери, и все трое шокировано уставились на разворачивающееся перед ними зрелище. Отвернувшись от окна, Нотт медленно приблизился к креслу и одним пальцем дотронулся до плеча Темного Лорда, готовясь в случае чего отскочить в сторону. Напрасно. Лорд Волдеморт был мертв. Нотт медленно вернул безжизненное тело в нормальное сидячее положение. Голова Волдеморта безвольно упала на грудь, а рот слегка приоткрылся. Алые глаза оставались закрыты. Ненадолго приложив ладонь к груди Волдеморта, Нотт нервно сглотнул. Сердцебиения не было. Никаких признаков жизни. Глаза Амикуса были прикованы к последнему крошечному лоскуту мембраны, растворяющемуся в воздухе... БАБАХ! Ничем не сдерживаемая волна холодного воздуха рванулась наружу, за пределы школьной территории, и все до единого окна в замке вдруг с оглушительным звоном разлетелись вдребезги. — Надо убираться отсюда, — прохрипел Эйвери. И трое Пожирателей бросились прочь из комнаты, не удосужившись даже прикрыть за собой дверь, так что любой, кому до этого могло быть дело, имел возможность войти и узреть мертвого Лорда Волдеморта, одиноко сидящего у камина. Вот только дела до этого никому не было.***
На хогвартской кухне царило смятение. Все окна разом брызнули дождем осколков. Неужели Волдеморт решил снять ограничивающий барьер? — Нет, — сказала профессор Макгонагалл. — Подобная взрывная сила могла высвободиться только в случае... полного уничтожения купола. Все пораженно молчали. — В смысле? — пролепетал побелевший как полотно Рон. — Это что, шутка такая? Однако грохот вражеских заклятий по ту сторону восстановленного натюрморта постепенно тоже стих. Приблизившись ко входу, Макгонагалл чуть отодвинула холст и прислушалась к крикам, раздававшимся в коридоре снаружи. — Бегите! — пробасил низкий мужской голос. — Темный Лорд пал! Порыв прохладного настоящего уличного ветра ворвался в окна хогвартской кухни. Был разгар весны и в воздухе пахло свежестью, обновлением, только что кончившимся дождем. Многие плакали от радости. И за поднявшимися возгласами радости и недоверчивого облегчения никто не слышал доносившихся из спальни домовиков рыданий.***
Секундная зеленая вспышка озарила все тело Тома, и его рука мягко опала ему на грудь. Словно он сам намеренно ее туда положил, готовый применить следующее заклинание. От вида лежащего на полу Риддла, у Гермионы внутри шевельнулось какое-то смутное чувство, и она тихонько потрясла его за плечо, словно надеясь, что он пошевелится. Учитывая, как долго он и Лорд Волдеморт были неразрывно связаны друг с другом, ей явно не стоило ожидать чего-то другого. Гермиона закусила губу с такой силой, что ощутила солоноватый привкус крови. Настолько, что она буквально чувствовала, как верхние зубы впиваются в плоть все глубже и глубже. Однако в этот момент для нее не существовало ничего, кроме его распростертого на полу тела. Ничего, кроме его темных глаз, что прежде всегда светились умом, а ныне погасших. Они были по-прежнему распахнуты, отчего Гермионе казалось, что он в любую секунду может повернуть голову и снова на нее взглянуть. Она не чувствовала ничего, кроме расползающейся у нее внутри скверны, заполняющей собой каждый уголок ее сердца, словно отныне ничему другому там не было места. Наклонившись, Гермиона коснулась губ Тома своими, и на мгновение ей даже показалось, что он сейчас приподнимется и ответит на ее поцелуй. На мгновение ей даже показалось, что перед ней все еще живой человек со своим мировоззрением, талантами, чувствами. Несколько капель ее слез упали ему на лицо, и какое-то время Гермиону душили беззвучные рыдания. А когда голос к ней наконец вернулся, с ним вместе пришло и полное осмысление свершившегося. В отчаянии повалившись на пол, Гермиона Грейнджер сжала еще не успевшее остыть тело Тома Риддла в своих объятиях, заходясь слезами и криком от сознания того, что он навсегда ее покинул. Ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой. — Том, — повторяла она, — Том. — Но сколько бы она к нему ни взывала, он оставался глух. Эти губы больше никогда не приоткроются, больше никогда не изогнутся в ироничной усмешке, не произнесут заклинания. И уже никогда больше не прижмутся к ее губам в теплом и требовательном поцелуе. Сквозь затуманенное горем сознание до нее долетели отзвуки смеха. Из-за двери доносились взволнованные, полные ликования и облегчения голоса остальных. Но Гермиона не могла сейчас к ним выйти. Она сомневалась, что в принципе когда-то будет на это способна. После всего, через что они прошли, после всего, что они друг другу обещали, лежащий перед ней юноша был мертв. В данный момент это было единственное, с чем она могла попытаться хоть как-то справиться. — Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя.