Кошмарики

Группа из четырёх детей, каждому из которых можно было на вид лет 9-12, в настоящий момент тяжело дыша укрылись в пустой лисьей норе. Где-то совсем рядом раздавалось сиплое дыхание и шаги Охотника, монстра, что их преследовал. Отдышавшись, Моно, мальчик лет одиннадцати, чью голову скрывал бумажный пакет, оглядел своих товарищей. Шестая, молчаливая девочка лет девяти, настороженно прислушивалась. Рядом Пятая, самая старшая в их группе и носящая жёлтый дождевик, помогала Седьмому, десятилетнему мальчику с железной колодкой на ноге. Тот, убегая от Охотника, наступил босой ногой на осколок бутылки, что были разбросаны вокруг хижины чудовища с ружьем. Это едва не стоило ему жизни, если бы не Моно, успевший затащить Седьмого в убежище, где они сейчас и сидели. — Ты как? — спросил Моно у мальчика с колодкой. — Все нормально, — улыбнувшись, ответил он и попытался встать. Далось ему это с трудом — пусть осколок удалось вытащить, но рана на стопе продолжала кровоточить, и стоять на ней Седьмому было тяжело. — Подожди, — сказала Пятая. Покопавшись в карманах своего желтого дождевика, та достала кусок белой ткани и перевязала ногу Седьмого: — Так лучше? Мальчик кивнул. — Тихо, — шикнула на них Шестая, — прислушайтесь. Тяжелых шагов и сиплого дыхания Охотника не было слышно, и детей это стало напрягать. Чудовище либо прекратило их искать, что было маловероятно, либо где-то затаилось. — Он наверняка хочет, чтобы мы думали, будто его здесь нет, — прошептал Моно, доставая из кармана своего пальто карманный фонарик, — если выйдем отсюда, то попадём в ловушку. — И что ты предлагаешь? — спросила Шестая, не переставая смотреть на выход из норы. — Пойти вглубь. Останемся здесь — умрем. Выйдем отсюда — тоже умрем. А если пойдём вглубь — можем найти другой выход. Свет фонаря осветил темный тоннель. Дети, взявшись за руки, шли по нему: впереди Моно с фонариком в руке, позади него Шестая, потом Пятая и наконец прихрамывающий Седьмой. Их путь прошёл без каких либо происшествий. Наконец они вышли к другому выходу из норы. Оттуда был виден свет — на небе уже взошла полная Луна. Первым вышел Моно, оставив товарищам свой фонарик. Осторожно высунув голову из норы, он осмотрелся. Эта часть леса ему была совсем незнакома. Хотя бы Охотника нигде не было видно. Но большой деревянный забор, находившийся на полянке чуть поодаль от норы доверия не внушал. Кто-знает, быть может за ним живут твари, которые куда страшнее, чем то чучело с ружьем. Постояв ещё немного, чтобы убедиться, что угрозы нет, он позвал остальных. — Что это за место? — спросил Седьмой, отдавая Моно его фонарик. — Не знаю. И оно мне доверия не внушает. Пойдём отсюда, с нас хватит и Охотника. Увы. Как только Моно произнёс это, тут же забурчало в животе у Шестой. А потом муки голода ощутили и все остальные. За весь день они почти ничего не ели, и именно поиск пищи заставил их рискнуть сунуться в хижину Охотника, ведь в этом лесу не росли грибы, не было ягодных кустов, и даже отсутствовали дубы с их желудями. А потому детям время от времени приходилось совершать вылазки за едой. — Похоже, у нас нет выбора, — сказал Моно, подойдя к забору из досок. Доски были гнилые и держались на честном слове. Достаточно было лишь небольшого усилия, чтобы одна из них упала, открыв детям проход. За забором располагалась ферма, о которой напоминали лишь старый амбар с прохудившейся крышей да теплица, на удивление неплохо сохранившаяся. Около забора росли яблони, груши и вишни, которые уже начали плодоносить. Рядом находились кусты малины, ежевики и крыжовника. Чуть поодаль был огород с посаженными капустой, луком, картофелем и морковью. В середине фермы было кукурузное поле, в центре которого стояла высокая фигура старого пугала, повернутая к детям спиной. При его виде они напряглись — пугало было сделано так, что если смотреть на него издалека, то можно было принять его за живого человека. Тем не менее со своей задачей чучело справлялось скверно — вороны сидели на теплице, на амбаре, на заборе, а некоторые даже устроились на плечах пугала. Но птицы не трогали ни овощи, ни фрукты, ни ягоды, ни кукурузу. Только сидели и изредка каркали. Несмотря на обилие ворон, для уставших и голодных детей это место выглядело чуть ли не райским уголком. Набрав понемногу ягод, фруктов и овощей, они при помощи зажигалки Шестой и сухой травы недалеко от забора разожгли костёр — по ночам было очень холодно. Ну и ещё надо было разогреть еду. Шестая, обняв колени, равнодушно смотрела на поджаривающийся картофель, чьи клубни были выкопаны Моно и Седьмым. Сама она овощи не любила и даже под угрозой голодной смерти не стала бы их есть. Интересно, есть ли в том старом амбаре мыши? Поймать бы их и зажарить на этом костре, мясо у них вкуснее, чем у крыс. — Эй — к ней подошла Пятая, протягивая ей печёное яблоко, — я знаю, что ты не очень любишь овощи, но может тебе понравится это. Шестая недовольно взглянула на фрукт, но все же взяла его, откусила кусочек, немного пожевала и проглотила. — Ну как, понравилось? — спросила Пятая, подсев рядом. Шестая не ответила, только впилась в яблоко зубами, принявшись громко им чавкать. Седьмой, услышав эти неприятные звуки, вздрогнул и выронил из рук картошку — он все ещё никак не мог забыть Чрево, зловещий корабль, с которого он чудом сбежал. Что ему там пришлось пережить — никто из его товарищей не знал, а сам беглец не любил об этом рассказывать, но любые звуки, схожие с чавканьем, вызывали у него нервную дрожь. Потому он отсел подальше от Шестой, которую, к слову, недолюбливал и немного побаивался. Моно, прислонившись спиной к стволу дерева, хрустел морковью, приподняв свой пакет. Он редко его снимал, объясняя это тем, что этот необычный головной убор — единственное, что позволяет ему забыть о своих печалях. Что это были за печали, и как с этим был связан бумажный пакет так и осталось тайной, как побег Седьмого — среди этой группы никто не любил вспоминать своё прошлое. Оно уже не важно сейчас, и не из-за него они объединились. А потому и не стоит про него говорить. Следя за тем, как Пятая пытается разговорить Шестую и успокоить Седьмого, Моно улыбнулся. Но потом, вздрогнув, подбежал к ним и испуганно произнёс: — Ребята… а разве там не было пугала? Все тут же вскочили и обернулись. В центре кукурузного поля, освещенного полной Луной, стоял пустой крест из палок. Само чучело куда-то исчезло, как исчезли и все вороны. — Уходим отсюда, — сказал Седьмой. В этот же момент мощный порыв ветра погасил маленький костёр, оставив детей в кромешной тьме. Где-то рядом послышалось насмешливое воронье карканье. А затем, при свете фонаря, спешно вытащенного Моно, все увидели стоящее недалеко от них огородное пугало. Высокое, сделанное из давно потерявших цвет бежевых штанов, бурого пальто и дырявой широкополой шляпы, скрывающей искусственное лицо, оно возвышалось над испуганными детьми, мерзко хихикая и держа в правой руке серп, на котором была видна засохшая кровь. — Врассыпную! — скомандовал Моно и выключил фонарь, чтобы не дать монстру их увидеть. Повторять второй раз не пришлось: Пятая, схватив за руку прихрамывающего Седьмого, побежала в сторону теплицы, Шестая, отбросив в сторону недоеденное яблоко, помчалась вместе с Моно. Пугало, что странно, не стало их преследовать. Оно, продолжая мерзко хихикать, повернуло голову в сторону амбара, а затем высоким прыжком перемахнуло через забор. В это же время стая ворон, расположившая недалеко от места привала детей, тихо разлетелась по ферме. Но никто из детей этого не видел. Они бежали от Пугала, прячась в высоких ягодных кустах, не обращая внимания на царапины. Страх гнал их вперёд, а вороны, которые начинали внезапно и громко каркать где-то недалеко, усиливали это чувство, заставляя бежать ещё быстрее. — Подожди… прошу… я долго… не выдержу, — задыхаясь, сказал Седьмой, едва поспевая за Пятой. Его стопа, перевязанная уже потерявшим свой цвет куском ткани, снова начала кровоточить. — Болит? — остановившись под кустом лопуха, шепотом поинтересовалась девочка. — Немного, — мальчик огляделся, — Вроде оторвались. Или оно помчалось не за нами… — Они не пропадут. А вот ты с больной ногой далеко не уйдёшь. Погоди. Пятая осторожно высунулась из-под листа лопуха и подобно Седьмому осмотрелась. Осторожность лишней никогда не была в этом мире. Убедившись, что монстра нигде нет, девочка выбежала из своего укрытия к ближайшим зарослям подорожника. Сорвав несколько листиков, она вернулась обратно. — Это не бинты, но сгодится, — произнесла она, склонившись над стопой Седьмого. Чуть позже мальчик с колодкой и травяной повязкой на ноге и девочка в желтом плаще крались в зарослях, ища Моно и Шестую. Пугало, что странно, по-прежнему не объявлялось, что напрягало детей. Редко когда какой-нибудь монстр вместо того, чтобы бросить все свои дела и бросаться в погоню, скрывался сам, словно играясь с ними. Такие были хуже всех. Где-то каркнула ворона, и послышался шорох в высокой траве. Седьмой и Пятая тут же притаились, стараясь не издавать ни звука. Шорохи раздавались совсем рядом. Седьмой дрожащими пальцами схватил камешек и недолго думая кинул его как можно дальше, чтобы отвлечь того, кто крался в растительности. — Ау! — раздался крик боли, и оттуда вышли Моно и Шестая. Последная держалась рукой за голову — Седьмой нечаянно попал камнем прямо в лоб, набив шишку. — Извини. Я не хотел, честно, я случайно… — начал было оправдываться он, но в ответ девочка так сурово на него взглянула, что Седьмому тут же захотелось провалиться сквозь землю. — Тебе больно? — тут же кинулась к Шестой Пятая, доставая листья подорожника, — дай приложу. — Потом займёмся этим, — остановил её Моно, — сейчас нужно уйти отсюда, пока пугало нас не нашло. И они вместе продолжили красться по ферме. Седьмой, скромно плетущийся позади остальных, все ещё чувствовал себя виноватым по отношению к Шестой. Да, она ему никогда не нравилась, при первой встрече у них даже завязалась драка, которая закончилась совместным бегством от дикого зверья. В дальнейшем их отношения немного потеплели, хоть Шестая временами пугала Седьмого своими странными выходками, а сам Седьмой не особо любил находиться рядом с ней. Но драк между ними уже не было. И вот сейчас эта дурацкая ситуация с камнем. Что-то подсказывало мальчику, что этот камешек ему ещё аукнется. Наконец они вышли с тому отверстию в заборе, через которое они попали на ферму. Моно осторожно посветил туда фонариком. Не обнаружив там притаившегося чудовища, мальчик дал знак своим товарищам, что все чисто и можно уходить. В лесу по прежнему было тихо. Только вороны, сидя на деревьях, время от времени начинали каркать. Дети, осмелев, уже перестали красться. Ферма с живым пугалом уже была позади, а значит можно было позволить себе немного расслабиться. Однако эта эйфория долго не продлилась. Все ещё плетущийся позади Седьмой услышал тихое хихиканье, раздающиеся где-то сверху. А затем на него с силой опустился серп, и не отскочи он с криком в сторону от лезвия, то его тело оказалось бы разрезанным на две части. Услышав крик Седьмого, остальные тотчас же обернулись. Пугало снова возвышалось над детьми, все также продолжая хихикать. Тут же начали мерзко каркать вороны, да так громко, что можно было оглохнуть. Чудовище снова замахнулось серпом, но детей уже след простыл. В этот раз они не стали разделяться — в этом лесу заблудиться было легче лёгкого. Однако далеко они от монстра не убежали. Пугало одним высоким прыжком оказалось прямо перед ребятами, и лезвие серпа прошлось прямо перед лицом Моно, порезав пакет и оцарапав щеку. Мальчик, вскрикнув, тут же сменил направление, за ним побежали и все остальные. Пугало тотчас прыгнуло вслед за ними, сделав в воздухе кувырок, на лету серпом едва не сняв скальп с Седьмого. Дети снова попытались убежать от монстра, но тот, продолжая хихикать, снова их нагнал и попытался вспороть живот Шестой. Пугало прыгало и кувыркалось, всякий раз нагоняя детей и пугая их серпом, продолжая хихикать. Параллельно с этим не переставали каркать вороны, каждая на свой лад, создавая этим самым жуткую какофонию. — «Оно с нами играет» — подумал Моно, когда в очередной раз лезвие серпа промелькнуло прямо перед его лицом, — «ждёт, когда мы не свалимся с ног от усталости, после чего…» — дальнейшее Моно представлять не хотел. Он не ошибся. Пугало могло бы с легкостью прирезать их ещё на ферме, но ему больше нравилось гнаться за своими жертвами, пока те не падали замертво от столь долгой погони или не становились жертвой его серпа. Убитых пугало относило в амбар, где вороны, пользуясь прохудившейся крышей, лакомились мясом. Вскоре пугало вошло в безумный азарт: оно позволяло Моно, Пятой, Седьмому и Шестой убегать уже куда дальше, чтобы внезапно выскочить из-за деревьев и атаковать серпом, а потом все повторялось. Пот лился с ребят градом. Сердце бешено стучало, казалось, что ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди. Но они продолжали бежать, так как хорошо знали: если остановятся хоть на секунду — то они умрут. Вскоре дети выбежали на широкую лесную тропу, всю усыпанную широкими листьями. Пугало прыгало с одного края тропы на другой, заставляя своих жертв бежать только прямо. Неожиданно Шестая резко остановилась, расправив руки в стороны, не давая остальным двигаться дальше. — Что ты дела… — прохрипел было Моно, но тут же заметил шип капкана, выступающего из листвы. Они забежали на территорию Охотника. Пугало тем временем перестало прыгать из стороны в сторону и сейчас направлялось к детям, еле стоящим на ногах от непрерывного бега. Вороны, до этого непрерывно каркающие, затихли, наблюдая за происходящим. — «Неужели это конец?» — подумал Седьмой, глядя на пятна засохшей крови на серпе. В его груди появилось знакомое болезненное чувство, которое он испытал, когда его схватил Роджер ещё там, на Чреве. Это было словно осознанием того, что выхода нет, что твоя судьба уже решена, и единственное, что ты можешь сделать — так это смириться со своей участью. Седьмой взглянул на товарищей — они испытывали то же, что и он. Это и вправду конец. Умирать вместе не так уж и страшно. А пугало шло к ним все ближе и ближе, не переставая при этом безумно хихикать. Вскоре оно приблизилось достаточно, чтобы дети смогли увидеть его искусственное лицо, скрытое под шляпой. Рука, сжимающая окровавленный серп, замахнулась, готовая срезать несчастным ребятам головы. Серп уже начал опускаться… и тут Шестая щелкнула зажигалкой, которую она так долго искала в своих карманах. Пугало при виде небольшого огонька тут же отскочило в сторону, словно испугавшись. — «Это же пугало, его же можно сжечь!» — эта мысль, которая появилась в головах ребят словно дала им новые силы. Они одновременно, не сговариваясь, вырвали пучки травы и зажгли их на зажигалке Шестой, сделав что-то вроде небольших факелов, и начали размахивать ими, отгоняя пугало. Оно начало медленно пятиться назад, иногда все же пытаясь атаковать серпом, но тут же отступало, стоило только показать ему огненный пучок. Наконец пугало, сделав сальто назад, скрылось за деревьями. — Мы… сделали это! — улыбнулся Моно, глядя вслед убегающему чучелу. — Рано радуешься, — произнёс Седьмой, — оно нас так легко не оставит. Но пусть приходит, мы сможем легко его сжечь. Пятая печально посмотрела на него: — Его нельзя поджигать. На неё тут же недоуменно посмотрели. — Мы в лесу. Если мы попытаемся поджечь пугало — то можем случайно спалить весь лес, — объяснила девочка. Все поежились, представив большой лесной пожар, и тут же погасили горящие пучки. — И как нам избавиться от этого чучела? — задал вопрос Моно, — У кого-нибудь есть хоть какой-нибудь план? Шестая молча кивнула.

***

— «Это не план, это безумие чистой воды. Зачем я вообще на это согласился?» — думал Седьмой, вместе с Моно идя по ночному лесу. На нем сейчас был надет жёлтый дождевик Пятой, в руках у него был фонарик, которым он светил в небо, а сам он то и дело громко свистел — одним словом он делал все, чтобы привлечь к себе максимальное внимание. И его это совсем не устраивало. Это что, было местью Шестой за тот камень? Хорошо, что Моно согласился пойти вместе с ним для моральной поддержки. В лесу было тихо. Даже вороны перестали каркать. Седьмой еле-еле удерживал фонарик дрожащими руками, что не укрылось от Моно — Волнуешься? — спросил он. — Ещё как, — раздраженно сказал Седьмой, — а ты чего такой спокойный? За нами обоими будет гнаться живое пугало, жаждущее нашей крови. В ответ Моно лишь пожал плечами, но затем он вздрогнул и напрягся. — Ты слышишь? — спросил он у Седьмого, к чему-то прислушиваясь. — Ты чего?.. — начал было Седьмой, но тут же осекся, услышав следующие звуки: — Хи…хи…хи…хи…хи. Кто-то хихикал позади них. И этим хихиканьем Моно и Седьмой за весь этот день наслушались вдоволь. — Бежим! Серп пугала едва не задел их спины, но дети успели отбежать в сторону. Одновременно начали снова громко каркать вороны, и мальчики начали бежать. Седьмой не переставал светить фонариком, а его жёлтый дождевик сильно выделялся на фоне деревьев. В этом и был весь план — он и Моно должны были заманить чучело в оговорённое место. Что ж, пугало за ними погналось — это хорошо. Теперь главное — не дать ему прирезать их острым серпом. А потому им приходилось часто петлять и уворачиваться. Хорошо ещё, что они от того места не так уж и далеко ушли. — Ещё немного, — сказал Моно, подбадривая Седьмого. Они почти добежали. И в этот момент дала о себе знать искалеченная стопа Седьмого. Тот, еле сдерживая боль, продолжал бежать, оставляя за собой кровавый след. Пугало тем временем снова высоко прыгнуло, оказавшись прямо перед Моно и Седьмым. Оно замахнулось серпом, чтобы одним ударом обезглавить их, но Моно тут же щелкнул зажигалкой, одолженной до этого у Шестой. Пугало инстинктивно отпрыгнуло от источника пламени. И в это мгновение раздался щелчок медвежьего капкана, захлопнувшегося у пугала на ноге. Чучело задергало свободными конечностями, но вторая нога тоже оказалась в крепкой хватке железных челюстей. К Моно и Седьмому, держащемуся за больную ногу, подбежали Шестая и Пятая. — Уходим, он скоро будет здесь, — сказали они мальчишкам. Седьмой выключил фонарик. БУМ! В этот момент Охотник выстрелил из своей двустволки. Крупная дробь попала пугалу прямо в его искусственное лицо, сбив шляпу и ослепив чучело. Оно начало махать вокруг себя серпом, не переставая при этом хихикать. БУМ! Охотник перезарядил ружьё и снова выстрелил. Дробь попала пугалу в грудь. Оно начало размахивать серпом ещё интенсивнее. Хихиканье превратилось в безумный смех БУМ! На этот раз Охотник отстрелил пугалу руку, держащую серп. И в этот раз пугало перестало смеяться. Стая ворон, всегда сопровождающая пугало, тихо разлетелась. А что дети? Они успели скрыться ещё тогда, когда ружьё Охотника выстрелило в первый раз. И сейчас они укрылись в небольшом овраге, убедившись, что их сейчас никто не преследует. — Даже не верится, что мы смогли сделать это, — произнёс тяжело дыша Седьмой. Его пострадавшей стопой сейчас занималась Пятая, которой вернули её дождевик. — И не говори, — ответила она. Седьмой улыбнулся и посмотрел на своих товарищей. Что ж, сегодня был очень тяжелый день — их едва не застрелили и не порезали серпом, но они все же остались в живых и были этому довольны. Даже Шестая уже не так сердито на него смотрела, уже простив за шишку на лбу. Все было хорошо. Пока у них снова не заурчало в животах, сигнализируя о том, что им надо поесть. В этот момент Моно, Седьмой, Шестая и Пятая начали задумываться о том, что жизнь несправедлива.