Кошмарики

В деревушке не было ни души. Только крысы и мыши бегали по развалинам домов, да мимо, громко каркая, пролетали вороны, изредка спускаясь на землю. Сама деревня представляла из себя настоящую свалку — все здания и строения были почти что стёрты в порошок неведомой разрушительной силой. Останки стен и фундамента напоминали о том, что здесь когда-то была жизнь. Только один дом остался целым — стоял он на окраине деревни, был в высоту два этажа и на нем не было никаких следов действия времени. Шестая, Моно, Седьмой и Пятая рылись по руинам зданий, отыскивая полезные для себя предметы. Эту деревушку они часто посещали — когда в поисках консервах, оставленных прошлыми жильцами, когда ища всякие полезные или красивые вещи, когда в поисках того, что можно использовать для зашивания одежды, а когда в поисках материалов для починки воздушного шара Пятой, что в часе ходьбы от разрушенной деревни потерпел крушение, около небольшой пещерки, где дети устроили что-то вроде убежища. Седьмой, кряхтя, с трудом поднял крышку маленького сундучка — петли давно заржавели. Там лежали несколько клубков ниток и целая коллекция швейных игл. Седьмой довольно улыбнулся — его синий свитер в последнее время начал буквально трещать по швам. А теперь его можно будет зашить. Сундучок теперь был засунут в узелок на палке, которую Седьмой закинул себе на плечо. Пора идти к остальным, хвастаться находкой. Собирались дети около старой керосиновой лампы, спрятанной в руинах здания с красным крестом. Туда и направился Седьмой с ларчиком. На месте сбора пока никого, кроме него, не было. Выудив из кармана штанов спичечный коробок, в котором осталась лишь одна спичка, Седьмой зажег лампу и стал дожидаться возвращения товарищей. Вскоре показалась Пятая, таща за собой красную тележку, наполненную консервами, мотками верёвок, кусками давно потерявших цвет тканей, керосиновым фонарем и прочими находками. Всего этого было так много, что девочке приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы сдвинуть тележку с места. — Дай я помогу, — подошёл к ней Седьмой, — и зачем ты столько набрала? До поздней ночи тащить все это до убежища будем. — Зато нам не придётся лишний раз сюда идти, — пыхтя, ответила Пятая, — а ещё мой воздушный шар сможем починить. Дотащив тяжелую ношу до лампы, мальчик показал девочке свою находку. — Вот здорово. Как раз на то, чтобы залатать все дыры на оболочке шара, — обрадованно сказала она, увидев нитки и иголки. — Сперва надо одежду нашу заштопать, — ответил Седьмой, — а то придётся нам голыми на шаре лететь. — Ну да, это тоже надо сделать. Их диалог был прерван Шестой, что, бесшумно подойдя к ним поближе, положила руку на плечо Седьмого, заставив мальчика подскочить от испуга и неожиданности. В руках она держала за связанные между собой хвосты пучок мышей, которых она самолично поймала и свернула им шеи. Детям часто приходилось есть мясо грызунов, зажаренное на костре. Голод не тетка, и не такое съешь, лишь бы не ощущать это противное чувство в животе. — Прошу, не подкрадывайся так ко мне, — проговорил, отдышавшись Седьмой. Шестая в ответ лишь фыркнула и закинула добычу на тележку Пятой. Вслед за ней к точке сбора пришёл и Моно с котомкой за спиной. Но в этот раз его лицо не скрывал квадратный пакет, вместо него был небольшой поварской колпак, который мальчик раздобыл в руинах пекарни. На то, что эти развалины были когда-то пекарней указывали останки кирпичной печи да разломанная вывеска. Своей находкой мальчик был очень доволен — у него было влечение ко всякого рода головным уборам. К его большому несчастью редко когда ему удавалось дотащить до убежища собранный трофей — то ветер с головы сдует, то куда-то потеряется, а то порой и приходилось выбирать между новой шляпой и жизнью. Моно это сильно огорчало. — Ну как? Мне идёт? — спросил он у остальных, улыбаясь и показывая колпак. При виде этого головного убора Седьмому сразу представились два отвратительных повара-близнецов с «Чрева» и их не менее мерзкая помощница. Последняя даже смогла схватить мальчика, когда он прятался под столешницей, и если бы Седьмой, преодолев брезгливость, не укусил её за толстый, словно сарделька, палец, то быть ему начинкой для пирога. Мальчик замотал головой, прогоняя неприятные образы. — Э… что-то не так? С тобой все хорошо? — спросил у него обеспокоено Моно. — Д… да, — ответил Седьмой, — просто кошмар вспомнился. А шляпа тебе идёт, во! — улыбнувшись, он показал другу большой палец. — Согласна с ним, — сказала Пятая. Шестая же, не сказав ни слова, кивнула Моно и жестом указала на котомку. — А, я ещё всякие интересные штуки нашел. Вот, смотрите. Моно начал доставать из котомки фонарик и целый комплект батареек к нему, потрёпанную зажигалку с откидывающейся крышкой, четыре ложки, разбитое зеркальце, пару консервов, гребень и амулет в виде якоря. Это украшение показалось Седьмому знакомым. Где-то он уже видел подобную вещицу. — Отлично, — сказала Пятая, оглядывая найденные сокровища, — грузи все на тележку и пошли, надо до ночи успеть до дома добраться. С трудом таща наполненную трофеями тележку, дети ступали босыми ногами по зарастающей сорными травами дороге. Ноша была тяжелая — им приходилось то и дело останавливаться, чтобы перевести дух, — Может что-нибудь выложим? — предложил Моно Пятой, когда их компания оказалась около старого дома, — а завтра потом вернёмся и заберём. — А куда выложим? — тут же ответила Пятая, — тут что-то оставлять опасно — вороны растащат. Помнишь, как они у нас всю еду отобрали? — Да, но из еды у нас тут только консервы и дохлые мыши. Зачем этим птицам ложки, фонарик и куски верёвок? — в разговор вступил Седьмой. — В гнезда тащат, — буркнула Шестая, — они любят все блестящее. Много раз видела, когда за яйцами лазила. — Это понятно, но зачем им в гнезда всякий блестящий мусор нести? В ответ Шестая поежилась — причиной тому был порыв ледяного ветра, неприятно скользнувшего по неприкрытым ногам. Дети взглянули на небо — там клубились чёрные грозовые тучи. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что скоро будет дождь. Ледяные капли воды будут падать с неба, неся с собой холод, мокрую одежду, что потом будет неприятно липнуть к коже, а в худшем случае и простуду. И это не говоря про молнии, гром и ветер, что часто сопровождают эту стихию. Нужно срочно найти укрытие — из защиты от непогоды у них был лишь желтый дождевик Пятой, но всех под один дождевик не уместишь. Где-то вдалеке вспыхнула молния, вслед за ней раздался звук грома, заставив детей вздрогнуть. Пятая прикусила губу. До убежища топать долго, особенно с нагружённой тележкой. Но где найти в развалинах деревни укрытие от молний, дождя и ветра? Если только не в старом двухэтажном доме, недалеко от которого они как раз стоят. И судя по задумчивым лицам остальных не только ей в голову пришла такая мысль. В это единственное целое строение во всей деревни дети заходить опасались — кто знает, что скрывается в глубинах этого дома и что позволило ему выстоять против катастрофы, разрушившее все остальное поселение. Но сейчас у детей не было выбора. Потому они направили тележку в сторону здания, торопясь добраться до него быстрее, чем начнётся дождь. А погода становилась все хуже и хуже. Уже пошёл дождь, пока ещё несильный, но очень холодный — это могли подтвердить Седьмой и Шестая, которым пара капель попала на оголенные шеи. Пробрало до костей. Что касается ледяного ветра, то тот не на шутку разошёлся — он поднимал и бросал крыс и мышей, которым не посчастливилось оказаться вне своих норок, играл с мусором и обломками, закручивая их в страшные вихри. Дети уже дрожали от холода, когда смогли дотащить тележку до двери дома. — «Только бы дверь была не заперта» — подумал Седьмой, обняв себя за плечи. Моно подошёл к двери поближе и, сложив руки в замок, подкинул Шестую, та повисла на дверной ручке. Она подалась и тяжёлая дверь, издав протяжный скрип, отворилась во внутрь дома. Не теряя ни минуты дети быстро затащили туда тележку и захлопнули дверь. Внутри дома царил совершенный бардак — вещи, покрытые многометровыми слоями пыли, валялись где попало, словно хозяева покидали своё жилище в спешке. На стенах и потолке виднелись трещины, дощатый пол скрипел под каждым шагом, а на подоконниках высились горки дохлых мух. — Как же тут все запущенно… — пробормотал Седьмой, дрожа от холода. — Да… зато в доме точно никого нет — никто не потерпит такого безобразия, — сказала Пятая и тут же несколько раз чихнула из-за пыли, — пошли, надо найти печку или что-то вроде того. Печка нашлась на кухне, единственной более-менее чистой комнате во всем доме. Это была здоровая чугунная буржуйка, от которой шли трубы по всему дому. Её дверца находилась на таком низком уровне, что дети могли легко ее открыть даже не вставая на цыпочки или подпрыгивая. Внутри буржуйки не было даже намёка на золу, только пыль и паутина, так долго ей не пользовались. Рядом на полу валялся топор. Для того, чтобы растопить печь, детям пришлось разрубить этим самым топором несколько деревянных стульев, три табуретки и тумбочку с книгами, вся эта мебель была взята из кухни и ведущего к ней коридора. В остальные комнаты дети решили пока не заходить. Работал инструментом Моно, остальные же закидывали деревянные остатки в лоно печи. Также для лучшей растопки Шестая засунула туда, к большому неудовольствию Пятой, найденные в тумбочке книги со пожелтевшими и слипшимися страницами. Особой жалости к этим предметам девочка не испытывала — читать она все равно не умела. Достав из тележки зажигалку, Шестая разожгла огонь в печи, и весь дом начал медленно наполняться тёплом впервые за долгие годы. А на улице и вовсе властвовала ужасная буря. Дождь уже превратился в настоящий ливень, что громко стучал по крыше старого дома, бешено выл ветер, то тут, то там били яркие молнии и пару раз падали градины размером с голубиное яйцо. Пятая, стоя на ещё не пущенной на дрова табуретке и выглядывая в окно с толстыми стёклами, с ужасом смотрела на все это. Ей даже было страшно представить, что могло случиться с ними в такую погоду, не окажись бы рядом старого дома с незапертой дверью и толстыми стенами, за которыми не было слышно никаких звуков с улицы. — Что там? — обратился к ней Моно, греющийся у печки вместе с Седьмым и Шестой. На нем все ещё красовался поварской колпак. — Настоящее светопреставление, — сказала Пятая, слезая с табурета, — нам придётся здесь остаться, покуда буря не уляжется. Для начала предлагаю исследовать дом. Достав из тележки фонарик и вставив в него батарейки, дети покинули кухню и шагнули в коридор. Там, помимо кухонного помещения, был вход в ещё три комнаты. В первой когда-то располагалась детская. Об этом свидетельствовали деревянные кубики с потускневшими буквами, кукла в потрепанной молью платьице и шляпке, плюшевый кролик, весь в дырах, механический заводной паровозик, низенький круглый столик, пару стульчиков и скрипучая двухъярусная кровать. Долго задерживаться в этой комнате дети не стали. Седьмой неудачно попытался завести паровозик, Пятая осмотрела куколку и кролика, а Моно с Шестой тем временем с фонариком осматривали кровать. Следующая дверь вела в уборную. Это была небольшая комнатушка с треснувшими кафельными плитками во многих местах. Кое-где они даже отошли от стен и потолка, образовав кучу осколков. Трещины также были на ванне, умывальнике и унитазе, которые к тому же были невероятно грязными. К слову запах в этой комнате был соответствующий, а потому дети не стали долго в ней задерживаться А последняя дверь была входом в тёмный и мрачный подвал. Туда дети заходить не стали, по причине того, что туда вела старая и очень ненадежная лестница, а вовсе не потому, что им всем, включая Шестую, было страшно спускаться в сырую тёмную комнату, откуда доносились странные звуки. На втором этаже была всего одна большая комната во весь этаж, в которой по всей видимости жили взрослые. Около окна располагалась старинная двухспальная кровать, одеяло, подушки и простынь на ней давно превратились в тряпки, на полу был расстелен лысеющий ковёр, от которого пахло пылью, напротив кровати на невысоком столике стоял старый телевизор, давным давно переставших работать. Вдоль стен, друг напротив друга, стояли два шкафа — в одном хранилась одежда, которую уже уничтожила моль, в другом находились книги с выцветшими корешками. Около другого окна было два кресла, тоже пострадавшие от моли. — А тут можно переночевать, — сказал Моно, залезая на кровать, — эй, идите сюда! Тут мягко и тепло. И даже можно попрыгать! Ну что с вами такое? Не хотите попрыгать? — Ну… — почти одновременно протянули Седьмой и Пятая, Шестая же недоуменно взглянула на мальчишку в поварском колпаке. — Да ладно вам. Когда мы в последний раз веселились? С утра до ночи то копаемся в руинах, то чиним шар, то убегаем от чудовищ. Разве мы не заслужили хоть немного отдыха? Давайте, идите сюда — Моно несколько раз подпрыгнул на скрипучей кровати, — тут нет монстров, нас никто не схватит. Немного поколебавшись, Пятая, Седьмой и Шестая все же забрались к нему на кровать и сделали несколько неуверенных прыжков, но затем вошли во вкус, и вскоре весёлый скрип пружин заполнил всю комнату. — Вот видите, — усмехнулся Моно, — это весело. А спорим, что я сальто смогу сделать? Не дожидаясь ответа, он тут же совершил кувырок в воздухе, плюхнувшись на спину. Поварской колпак слетел с его головы. — И это ты называешь сальто? Смотри как надо, — сказал разгоряченный прыжками Седьмой и, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на ноги, но не смог удержать равновесие и упал лицом вниз. Шестая при виде этих кувырков демонстративно-презрительно фыркнула. Несколько раз подпрыгнув, она тоже кувыркнулась и упала около Моно и Седьмого, нечаянно стукнув их ступнями по ногам. — Эй, по моему это не самая лучшая затея, — произнесла Пятая, скрестив руки на груди и продолжая прыгать на кровати, — так и шею свернуть можно. — Да ладно тебе, — усмехнулся Седьмой, вставая, — не будь занудой, попробуй сама, это весело. — Нет. Это просто глупо. — Просто попробуй. Или мы тебя будем все время занудой называть, — сказал Моно. Тут же Седьмой, Моно и Шестая, взявшись за руки, начали прыгать вокруг Пятой, дразня её. — Зануда! Зануда! Зануда! — напевали они. — Я — зануда? — тут же вспыхнула Пятая, — ну, погодите, сейчас я вам покажу, как прыгать надо. Расступитесь и не мешайте мне. Пятая согнула колени, начала размахивать руками вперёд-назад и затем прыгнула, кувыркнулась в воздухе и приземлилась на ноги, удержав равновесие. — Ну что, кто теперь зануда? — торжественно спросила она. — Уж точно не ты, — усмехнулся Седьмой, прыжком добравшись до неё и приглашая в хоровод к Моно и Шестой. Их прыжки прервала внезапная вспышка молнии за окном. Испугавшись, дети плюхнулись на кровать. В доме была очень хорошая звукоизоляция, потому звук грома они не услышали, но желание прыгать резко прошло, к ним снова вернулось чувство, которое испытывает любой человек, выживающий в жестоком и равнодушном мире. — Кажется мы малость увлеклись, — сказал Седьмой, переводя дыхание. — Ага. Пойдёмте вниз, там поедим, потом спать ляжем, — ответила Пятая, вытирая холодный пот со лба. Спустившись по лестнице, дети первым делом притащили на кухню двухступенчатую стремянку, чтобы они могли достать до конфорок буржуйки. Следом Моно притащил большую кастрюлю с половником внутри. — Сегодня из еды у нас будет вкусная похлёбка, — заявил мальчик в поварском колпаке, взяв половник в руки, — и я вам её приготовлю. — Для похлебки вода нужна, — сказала Пятая, доставая из тележки дохлых мышей, — а ее еще искать надо. — Обязательно найдём, — оптимистично сказал Моно, — не может быть такое, чтобы во всем доме её не было. Кран на кухне не работал, в уборной тоже. Выходить на улицу, чтобы набрать дождевой воды было самоубийством. — Может вода там? — сказал Моно, глядя на дверь, ведущую в подвал, — надо бы проверить. — Ага, — поддакнул Седьмой, — но кто туда пойдёт? Там лестница хлипкая. Может ты? — он обратился к Шестой. Та вопросительно на него взглянула. — Ну, ты среди нас самая маленькая, значит самая лёгкая. И лестница тебя выдержит. Шестая показала ему язык. — Что? Я бы сам пошёл, но у меня вот что, — мальчик указал на железный обруч на ноге, старое напоминание о Чреве, — если встану на ступеньку, то она может сломаться под моим весом. Девочка утробно зарычала и начала закатывать рукава своей кофты. — Так, хватит ссориться, — встала между ними Пятая, — пойдёте туда вдвоем. В глазах Седьмого и Шестой застыл немой вопрос. — Ну, возьмёте фонарик и будете там искать воду, пока мы будем разделывать мышей и открывать консервы. Вам ведь не сложно? Седьмой натянуто кивнул. Идти подвал с Шестой ему, конечно, не особо хотелось, но вид разделки мяса он на дух не переносил. Что касается Шестой, то она жалобно, насколько у неё получалось, взглянула на Пятую — в отличие от Седьмого она бы с удовольствием поучаствовала в разделке мышей. Но девочка в жёлтом дождевике была непреклонна в своём решении. Вздохнув, Шестая тоже кивнула. Взяв из коридора пару пластиковых ведер, Седьмой и Шестая стояли перед входом в темным подвал, с тревогой вглядываясь во Тьма лестничного пролёта. Они боялись, но боялись вовсе не того, что может скрываться там, в этой сырой, мрачной комнате, а ненадежной, хлипкой лестницы, что была точно такой же, что та, которая вела на второй этаж. — Ну, удачи вам, — произнёс Моно, вручая Седьмому фонарик. Тот кивнул, взял Шестую за руку, — та сперва дернулась, но все же не оттолкнула его. Ей тоже было страшно. — Пора. Две пары босых ног опустились на первую ступеньку. Та заскрипела, прогнулась под весом детей, но все же не сломалась. А они спускались все ниже и ниже, освещая путь фонариком. Им все время казалось, что вот-вот их схватит длинная лапа чудовища, живущего под лестницей, и утянет во тьму. Моно и Пятая обеспокоено смотрели на уходящих вниз товарищей, пока те не скрылись во тьме лестничного пролёта. — Только бы с ними ничего не случилось, — сказала Пятая. — Они справятся, — поспешил успокоить её Моно, — мы и не в таких передрягах побывали, и не в таких местах выживали. Я верю в них. Пойдём, надо еду для похлёбки приготовить. Пятая кивнула и вместе с Моно отправилась на кухню. Вынув из тележки пучок мышей, девочка достала из кармана желтого дождевика небольшой перочинный ножик и отработанным движением отрубила грызунам хвосты. Затем разложила мышиные тушки на полу и принялась их разделывать, пачкая руки в крови, пока Моно при помощи топора открывал консервные банки. — Как думаешь, — спросила Пятая, на миг оторвавшись от потрошения очередной тушки, — почему во всей деревне одни руины, а этот дом до сих пор целый стоит? — Не знаю, — ответил Моно, топором замазываясь на банку, — может война здесь была? — Нет, войной тут совсем не пахнет, — грустно отметила девочка, разделывая очередную тушку, — была бы здесь война, нам бы попадались гильзы, пули, следы взрывов и пожара. А здесь ничего этого нет. Не будь бы у нас проблемы с починкой шара, ни за что бы сюда не отправилась. Есть вещи и пострашнее войны. Моно собрался было что-то сказать, но тут на кухню вошли бледные, нервно трясущиеся Седьмой и Шестая с полными ведрами воды, отдающей тухлыми яйцами. На их лицах застыло выражение ужаса. — Что случилось? — к ним подбежали Моно и Пятая, которая на ходу отряхивала руки от крови. Седьмой и Шестая, поставив ведра с водой, позволили заключить себя в объятия. — Я-я д-думал, — заикаясь, сказал Седьмой, — ч-что п-после т-того к-корабля м-меня у-у-уже н-ничто н-не и-и-испугает. Н-но т-то, ч-что т-там… Он шмыгнул носом и уткнулся лицом в плечо Пятой, которая начала его гладить по спине. Рядом Моно пытался успокоить Шестую, для которой подобное поведение было несвойственно — девочка отличалась стойкостью, хладнокровием и умением держать себя в руках даже перед лицом смертельной опасности. Что же было в том мрачном подвале, если даже Шестая была сама не своя от ужаса. Моно и Пятая тревожно переглянулись. — Ну-ну, все позади, — начала успокаивать Седьмого Пятая, — воду вы уже принесли, должно хватить. Скоро будет готова вкусная похлёбка, а пока отогрейтесь у печки — ты весь ледяной, так и простыть можно. Седьмой и Шестая кивнули. Вскоре дети водрузили кастрюлю на конфорку буржуйки, туда налили тухлую воду и стали ждать, когда она закипит. Седьмой и Шестая уселись греться возле печки. Они уже более-менее успокоились, но мальчик в синем свитере все ещё нервно подрагивал. За окном уже стемнело и единственным источником света кухне стал найденный в руинах керосиновый фонарь. Всю комнату осветить он не мог, но детям большего им и не требовалось. Седьмой, присев около фонаря, зашивал свой синий свитер, рядом с ним лежали штаны Моно, у которых лопнул шов, серый кардиган Шестой с оторванными пуговицами и розовая маечка Пятой, порванная в районе живота. Да уж, тот сундучок с нитками и иголками был удачной находкой, чему Седьмой был очень доволен. Моно с половником стоял на стремянке около печки, подбрасывая содержимое консервов и разделанные тушки грызунов в кипящую воду, все ещё отдающую неприятным запахом. Недалеко от Седьмого Пятая, что-то напевая себе под нос, найденным гребнем расчесывала короткие сальные волосы Шестой. Сама Шестая вертела в руках разбитое зеркальце, смотря на свои многочисленные отражения. — Когда вернёмся домой, обязательно будем мыться, — сказала Пятая, — а то от нас уже попахивает. И не бурчи ты так, — это адресовалось недовольно застонавшей Шестой, — это надо. Хочешь, чтобы у тебя вши завелись? Вшей в волосах Шестая не любила — уж больно эти мерзкие твари кусались. Но и водные процедуры девочка не горела желанием принимать — как выяснилось, простое плескание в воде не было равнозначно мытью. А потому приходилось терпеть противную кусачую пемзу, заменявшую детям мочалку. Шестая надула щеки и снова уткнулась в зеркальце. — Твои штаны готовы. Как там похлёбка? — подал голос Седьмой, обращаясь к Моно. — Пусть ещё повариться. А штаны давай сюда, — поправив сползший на глаза поварской колпак и положив половник в кастрюлю, Моно спустился со стремянки и взял у Седьмого зашитые штаны. Тот кивнул и принялся пришивать пуговицы к кардигану Шестой. Моно надел штаны и уже собрался возвращаться к готовке, как вдруг все услышали странное копошение в шкафчике под раковиной. Дети тут же вскочили со своих мест и встали рядом друг с другом. — Похоже мы тут не одни, — прошептала Пятая, достав из кармана перочинный нож. Остальные тоже начали вооружаться — Моно взял лежащий рядом топор, Шестая вынула из тележки обломок доски с гвоздем, выронив при этом амулет в виде якоря, а Седьмой зажал в руке фонарик, который он включил и направил луч на шкаф. Внутри него что-то гремело железной посудой и стучалось в дверцу. Осторожно подкравшись на цыпочках к шкафчику, дети, стараясь не издавать ни звука, прислушались. Там явно был кто-то небольшой, а раз так, то ему можно было дать бой, благо что их четверо. Хоть и не честно, но в этом мире для выживания все средства были хороши. Моно и Шестая встали по обе стороны от шкафчика, готовые в любой момент атаковать доской с гвоздем и топором. Пятая одной рукой ухватилась за дверцу, другой крепче сжала нож. — На счёт три, — прошептал Седьмой, не отводя луч фонарика от дверцы, — раз… два… ТРИ! Пятая резко открыла шкафчик. Оттуда выпал маленький — детям он не доставал даже до пояса — белый человечек в смешном остроконечном колпаке, полностью закрывающим его голову и делающим его похожим на гриб. При виде детей, держащих в руках кто нож, кто топор, а кто и доску с гвоздем, он испуганно пискнул и уселся на пол, обняв коленки. — Это же ном, — обрадованно воскликнул Седьмой, подходя к дрожащему человечку. Тот, раскачиваясь из стороны в сторону, никак на это не отреагировал. — Кто? — спросили у него Пятая, Моно и Шестая, тоже подходя к ному. — Ном. Маленькие человечки в смешных шляпках. Они очень пугливые, но любят, когда их обнимают, — с этими словами Седьмой прижал к себе нома, безвольно повисшего в его объятиях. Ном начал было трепыхаться, но вскоре успокоился. — Вот, давайте, обнимите его тоже, — Седьмой поставил человечка на ноги. Тот с интересом уставился на остальных. — Выглядит милым, — положив топор на пол, Моно подошёл к ному, заключая того в объятия, — и шляпа красивая. — Интересно, а как он тут оказался? — Пятая тоже не отказалась обнять нома. — Честно говоря не знаю, — Седьмой почесал затылок, — до этого дня я думал, что они только на том корабле обитают, — мальчик вздрогнул, вспомнив Чрево, — а вот этого делать не надо. Последняя фраза была адресована Шестой, которая, склонившись над номом, попыталась заглянуть ему под колпак. Ном обиженно пискнул и быстро подбежал к Седьмому, спрятавшись за ним. — Они не любят, когда их шляпы трогают, — объяснил он Шестой. Вскоре дети вновь сидели возле керосинового фонаря, занимаясь своими делами. Седьмой заканчивал зашивать одежду, Моно следил за готовящейся похлебкой, Пятая закончила расчесывать Шестую и сейчас причесывалась сама, а Шестая катала пустую консервную банку туда-сюда. Ном же сидел возле Седьмого, внимательно наблюдая за всеми действиями мальчика. Иногда он пытался подражать его движениям, что вызывало у Седьмого дружелюбную усмешку. — Похлебка готова! — торжественно обьявил Моно, — хватайте ложки и миски, пора ужинать. Да уж, нет ничего приятного, чем сидеть в кругу товарищей возла тёплой печки, при свете фонаря и уминать за обе щеки вкусную похлебку. Запах и вкус тухлой воды совсем не ощущался благодаря содержимым консервов и мышиному мясу. — Ммм, в жизни не ела ничего вкуснее, — блаженно улыбнулась Пятая, — у тебя настоящий талант. Моно улыбнулся, поправив сползший на глаза поварской колпак. — Да уж, это куда лучше тех жуков. Помните, как мы после них два дня животом маялись? — вставил слово Седьмой, в чьей похлёбке было много овощей — мясо мальчик не любил. — Я ведь не нарочно, — ответила Пятая, — откуда я знала, что эти жуки были ядовитыми. И хватит уже об этом все время припоминать. Лучше бы нома угостили. Девочка перелила из своей миски в пустую консервную банку и подвинула ному. Тот уставился на неё. — Ну, давай, бери. Это тебе. Ном посмотрел на банку с похлёбкой. Обошёл её, заглянул туда, снова уставился на Пятую, потом на банку. После осторожно подвинул её девочке. — На моей памяти они ни разу ничего не ели, — прокомментировал эту сцену Седьмой, — и от еды отказываются, я пробовал их пару раз хлебом угостить, но они всегда отказывались, как сейчас. Вскоре похлёбка была съедена и дети, зевая и потирая слипающиеся глаза, отправились наверх. Для маленького нома ступеньки были очень велики, потому Седьмой взял его на руки. В маленьких ручках человечка мальчик заметил амулет в виде якоря — ном подобрал его с пола. — Нравиться? — спросил у него Седьмой. Ном не ответил, лишь сильнее прижал к себе украшение. Странно. Почему Седьмому вдруг показалось, что он уже наблюдал похожую сцену? Перед глазами Седьмого пронеслись воспоминания о его побеге из Чрева. Вот он сидит у большого костра в сырой комнате, отогреваясь и отходя после ужасов кухни. Кроме него там находятся еще и другие дети — длинноволосая девочка с зелёном плаще с капюшоном, ребёнок с забинтованным лицом — его потом сожрала пиявка, прямо у всех на глазах — горбатая девочка с большими костлявыми руками, невысокий мальчонка в рванной зелёной толстовке, мешком висевшую на нем и мальчик в дорожном плаще с высоким капюшоном. Сидя возле костра, они рассказывают друг другу истории из своей жизни, чтобы не забыть их, будучи обречёнными всю оставшуюся жизнь прозябать на этом корабле. Седьмой уговаривал их бежать с ним, но они отказывались — сломленные своей нелёгкой судьбой, им было некуда идти. Мальчик в дорожном плаще был первым, кто поведал Седьмому свою печальную историю о своем прошлом. И Седьмой, вспоминая этот рассказ, начал бледнеть. — Что с тобой? — обеспокоено обратилась к нему Пятая, снимая перед сном свой дождевик, — вспомнил тот подвал? — Нет. Но я теперь знаю, что разрушило деревню, — Седьмой крепко прижал к себе нома, от чего тот запищал. И Седьмой поведал остальным историю того мальчика с Чрева, что со своей младшей сестрой скитался по миру, преследуемый чудовищным Северным ветром, жаждущим погубить их. — Этот амулет в виде якоря должен был защищать деревню от этого монстра. Но одной зимой они не смогли спасти людей. Тот мальчик, что рассказал мне ту историю, говорил, что об приближении Северного ветра свидетельствует сильная буря. — Думаешь, что гроза началась из-за него? — перебил Моно, — но ведь зачем Северному ветру сюда возвращаться — тут же ничего не осталось. Молния ведь не бьет в одно и тоже место дважды. — Вообще-то бьет, — ответила Пятая, — но ты прав. Что ему тут делать? Если только… Дети побледнели, поняв, что остался лишь один дом, который не был уничтожен Северным ветром. И сейчас они находятся в нем, сидя на кровати на втором этаже. Внезапно в дом что-то ударило, да с такой силой, что стены затряслись, а с потолка посыпалась штукатурка. Ударная волна сбила детей с ног. — Это ведь был не Северный ветер? — спросил, поднимаясь Моно у Седьмого. — Я не знаю. Но искренне желаю, чтобы это был просто ветер, — ответил Седьмой. Встав на кровать и подойдя к окну, дети сквозь стекло выглянули на улицу. И они увидели, как сквозь ночную мглу к старому дому направлялся чудовищный великан, еле видный во тьме и яростных потоках воздуха, что, поднимая мусор и обломки домов, кружились вокруг него. Один из ветров налетел на стаю ворон, не успевших улететь далеко. Дети с ужасом смотрели на то, как с птичьих тел начала слетать плоть, обнажая кости. — Что нам делать? — спросил у Пятой Моно, вместе с остальными отходя от окна и прижавшись к стенке, к которой вплотную была приставлена кровать. — Надеяться, что мы это переживём, — девочка обняла ноги и уткнулась лицом в колени. Седьмой ещё крепче прижал к себе нома. Шестая кусала губы до крови, свернувшись калачиком на кровати, в то время как Моно, убрав поварской колпак, снова надел свой квадратный пакет на голову. Пусть это бы не защитило ни его, но остальных от чудовища, но мальчик чувствовал себя спокойно, когда старый добрый пакет закрывал его лицо от этого страшного мира. Северный ветер тем временем продолжал атаковать старый дом, закидывая его мусором, обломками и потоками воздуха, но крепкие стены постройки хоть и пошатывались, но выдерживали все эти страшные удары. Дети дрожали от страха, прижавшись друг к другу. Сейчас они все, включая Шестую, испытывали настоящий ужас. Да, им часто приходилось сталкиваться лицом к лицу с разными страшными монстрами, но эти монстры были когда-то людьми со своими слабостями и пороками, что позволяло детям уйти от них или вовсе убить. Но Северный ветер был совсем другим монстром. Выходец из ночного кошмара, против которого у детей не было ни единого шанса. Перед глазами Седьмого пронеслось то мерзкое зрелище, что он наблюдал в подвале вместе с Шестой. Может из-за этого старый дом выстоял против Северного ветра когда-то давно? Неужели в этом доме жило что-то кошмарнее Северного ветра. От всех этих мыслей Седьмому захотелось быть вместе с остальными очень далеко от старого дома и этой мертвой деревушки. Не в силах больше сдерживаться, он захныкал, прижав к себе глуповатого нома, не понимающего, чего эти дети так испугались. А Северный ветер все ярился и ярился. Весь дом трясся от порывов воздуха, что пытались найти в его стенах хоть малейшую лазейку, чтобы проникнуть в здание и уничтожить его изнутри, вместе со всеми жителями. Но старый дом не собирался сдаваться чудовищному великану. Его стены и крыша выдерживали напор Северного ветра, окна даже не покрывались трещинами, когда по ним били поднятые ветром камни, а тяжелая, плотно закрытая дверь не желала открываться и впускать чудовище. Спустя несколько часов, когда на небе появилась полная луна, Северный ветер наконец сдался и отступил. Дети, еле живые от пережитого ужаса, это поняли, когда увидели, что стены и потолок перестали трястись. Выглянув в окно, они увидели, что буря прекратилась и монстр ушёл, оставив после себя разбросанные обломки домов и скелеты зверей и птиц, что не смогли убежать отсюда прочь. Слишком уставшие за весь этот насыщенный день, чтобы что-либо делать или говорить, Моно, Шестая, Пятая и Седьмой сразу легли на кровать, мгновенно уснув.

***

Этой ночью Моно спалось плохо. Стоило мальчику закрыть глаза, так ему сразу же представлялось, как стены старого дома рушились под напором Северного ветра, а затем потоки смертоносного воздуха настигали детей, чтобы отделить плоть от костей. От таких снов Моно тут же просыпался в холодном поту и оглядывал спящих товарищей. В конце концов он, поняв, что заснуть так и не удасться, снял пакет и присел на краю кровати. — И тебе не спиться? — спросил он у нома, который, покинув объятья спящего Седьмого, подошёл к Моно и протянул ему амулет в виде якоря. Не в силах отказаться, мальчик было протянул руку, как вдруг внезапно включился дряхлый телевизор, стоящий напротив кровати. На экране появились помехи, а из динамиков шёл белый шум, но Моно, заворожённый этим зрелищем, спрыгнул с кровати и пошёл к телевизору, словно мотылек на пламя свечи. Он не слышал ни испуганный писк нома, ни скрип досок под его босыми ногами - только белый шум, пытающийся сложиться в веселую мелодию. Дойдя до мерцающего экрана, Моно положил на него ладони. И его тут же засосало. Он оказался в плохо освещённом коридоре, заканчивающимся большой железной дверью с украшением в виде глаза на месте глазка. В Моно тут же взыграло любопытство, ему очень захотелось узнать, что же там, за этой дверью? Быть может там безопасно? Быть может там до него и остальных не доберутся никакие страшные монстры? Быть может его товарищам не придётся больше убегать и прятаться? Может именно здесь они смогут наконец-то найти покой? Как много вопросов, но ответ лишь один - нужно лишь открыть дверь и увидеть это самому. Моно бежал вперёд по коридору, подгоняемый любопытством. Ему хотелось как можно быстрее добраться до этой двери. Уже треть пути пройдена. Движения становятся медленнее, словно Моно пытался бежать в густом молоке. Уже половина пути. Моно тянет лодони к двери, вот-вот она откроется, как вдруг он почувствовал, как его схватили за тело три пары рук и начали тащить назад, прочь от двери. Его вытянули из телевизора, который тут же выключился, обеспокоенные Шестая, Пятая и Седьмой. Около них суетился ном, судя по всему именно он их разбудил. – Что это было? - спросила у Моно Пятая, - ты прижался к экрану, а потом тебя туда начало засасывать. Я даже боюсь представить, что с тобой могло случиться, если бы мы не поспели. – Я видел место, где нам не придётся бежать и прятаться, - улыбнулся Моно. Его товарищи недоуменно переглянулись. Но мальчику было все равно. Даже в этом полном кошмаров мире должна быть надежда.