Кошмарики

В своём выживании дети познали немало неприятных вещей — ледяной дождь, чьи капли попадают за шиворот, жидкая грязь, отмыть которую непросто, комары, слепни и вши, от которых не так легко избавиться. К этому списку сейчас попал холодный душ из шланга, который устроили Пятой, Моно и Шестой санитары. Хуже всего было то, что перед этой процедурой их раздели донага, словно желая посмеяться над ними. После унизительной процедуры, замёрзших и промокших до костей детей вытерли досуха грубым полотенцем, переодели в больничные халаты — одежду самих ребят санитары кинули в кучу тряпья. Затем девочек и мальчика грубо потащили по темными палатным коридорам, они видели и остальных пациентов, почти потерявших человеческий облик, показывая детям их предстоящую участь. — Попали… — только и смогла произнести Пятая, которую санитар сжимал крепко, она едва могла дышать. Шестая же, прекратив бесплодные попытки кусаться, внимательно осматривалась. Если уж тебя схватили и высвободиться не вышло, то хотя бы смотри, по какому пути тебя несут. Пригодится для побега. Внезапно отставшая головная боль вернулась, заставив Шестую вцепиться зубами в палец санитара. Но тот даже не дёрнулся от укуса, продолжая свою цель. — Ты в порядке? — спросил у неё Моно, обеспокоенный состоянием подруги. Та не смогла ответить. Их притащили в широкую больничную палату, где каждого грубо кинули на койку. Затем санитары вышли, заперев дверь. — Ребята? Как вас смогли сцапать? — Седьмой хоть и был рад товарищам, но его огорчал факт того, что и они попались. — Тебя искали, — сказал Моно, — но… неудачно. — Главное, что ты жив, — попыталась приободрить друзей Пятая, — а выбраться мы успеем. А это кто? Третья удостоила новоприбывших мрачным взглядом. — Ну… она не очень разговорчива, — сказал Седьмой, — но тут всякое знает. Например, что тут могут сделать. Шестая же закашлялась, взгляды ребят были прикованы к ней. — Ой… мы ведь лекарство потеряли… — приложила руки ко рту Пятая, — что теперь делать? — Заболела? — подала голос Третья, — не бойся, её вылечат. Вас всех вылечат. — Звучит не очень обезнадёживающе, — сказал Моно. — Я и не пыталась обезнадежить, — ответила Третья, а затем отвернулась. Двери палаты открылись. В них появились уже знакомые детям санитары и доктор, ползающий по потолку. При виде этой не самой приятной компании Седьмой, Моно и Пятая попыталась спрятаться под одеялами, но санитары просто грубо их скинули. Что касается Третьей и Шестой, то те прятаться не стали — одной было все равно, а другой слишком плохо. Тем временем один из санитаров встал в дверях, пока толстый доктор начал осматривать детей. Первым был Моно, второй санитар грубо схватил его, не давая высвободиться, пока врач проводил всякого рода манипуляции. Сперва мальчику грубо разжали челюсти, в рот доктор сунул плоскую палочку, надавив на язык, Моно едва не вырвало. После его стукнули молотком по коленке, отчего нога мальчика дернулась. Остальные же следили за этим с ужасом. Бежать было бесполезно, второй санитар полностью загородил собой проход. Моно мучали ещё несколько минут, под конец ему сунули в рот стеклянную трубку с красной полосой, тот сперва хотел было выплюнуть, но осекся под взглядом Третьей. Пришлось держать. Вскоре и остальные держали во рту стеклянные трубки. Шестой же и вовсе подобную штуку вставили сразу, ей же первой её и вытащили. Взглянув на неё, доктор что-то быстро произнёс санитарам, один тут же подхватил девочку, с ней же они и вышли из палаты. — Куда это они её? — спросила Пятая, проводя руками по рту — осматривая её, доктор касался её зубов. — Лечить, — буркнула Третья, ложась на живот, — будут пичкать микстурами. А тебе зубы сверлить скорее всего. — Как это сверлить? — ужаснулась Пятая, — это ведь больно. — Ещё как, — отозвалась Третья, — у него кресло специальное есть, там рот закрыть не выйдет. Лишь выть. В глазах у Пятой появились слёзы. Она обняла себя за колени, ложась на бок. Седьмой подбежал к ней, пытаясь успокоить, говоря ей, что все будет хорошо, что они смогут сбежать. Мальчик пытался казаться уверенным, но в глубине души понимал — убежать быстро им не выйдет. Тем временем за дверью раздались громкие шаги вместе со стуком колёс. Моно напрягся. — Эй… а разве они уже не были у нас? — спросил он у Третьей. — После измерения температуры следуют уколы, — сказала девочка, — и ставят их со всей силы. Советую приготовиться к боли. Чуть позже дети подобно Третьей лежали на своих кроватях на животах — девочка говорила правду, уколы были очень болезненными. Хуже всего было то, что кололи их в ягодицы, из-за чего было не только больно, но и унизительно. Особенно Пятой, которая на фоне новости о лечении зубов, и вовсе раскисла. Глядя на приунывшую подругу, Моно задумался, переведя взгляд на Третью — неужели их судьба так сломаться? Лежать тут с пустым взглядом, покориться судьбе, смирено терпеть все, что делают тут с тобой. — Скажи, а как ты сюда попала? — обратился он к Третьей. — Как и вы, — ответила она. — Мы сюда сами пришли, — добавил мальчик, подползая поближе, — искали лекарства для подруги. Ты тоже хотела кому-то помочь? Девочка подняла голову, смотря Моно прямо в глаза. — Я хотела, чтобы у меня перестала идти носом кровь, — сказала она, — хотела найти тепло и кров. И нашла. У меня есть одежда. Меня кормят. Есть крыша над головой. И меня даже лечат. При последних словах она рассмеялась, от этого смеха у Пятой, Седьмого и Моно пошли мурашки по спине — он был слишком неживым. Больше её ни о чем не спрашивали. Позже принесли Шестую. Она чувствовала себя лучше, разве что её одели в какую-то странную рубашку, чьи рукава застегивались на спине. На лице у девочки была странная маска, не дающая ей открыть рот. — Кажется она цапнула доктора, — сказала Третья, — мне тоже такое пришлось носить. Снять своими руками не выйдет. Шестая в ответ замычала. Маска не давала ей произнести ни единого слова и вдобавок сильно давила на челюсти, не позволяя их разжать. — А как её снять? — Пятая, забыв про боль и страх, побежала к Шестой, её примеру последовали Моно и Седьмой. — В одиночку никак, — сказала Третья, — рубашку развязать ещё можно, а вот с маской надо быть осторожнее. Лишнее движение — и она получит вывих челюсти. Потом жди санитаров, чтобы они маску сняли и назад вправили. Усидеть Шестая не могла — как выяснилось позже, ей тоже поставили укол. Пришлось уложить её на живот, Пятая держала её за освобождённую руку, пока Моно, Седьмой и Третья изучали маску. Куча винтов, маленькие рычаги и прочие вещи, держащие на себе замки маски — сделаешь движение и все будет только хуже. — Так… что тут делать? — Седьмой осторожно дотронулся до одного винта, но тут получил шлёпок по руке от Третьей. — Не трогай что попало. Тут я сама. Третья принялась быстро и ловко разбираться с механизмом, маска начала уже меньше давить на рот Шестой, но вдруг остановилась, хотя осталось ещё четыре замка. — Все хорошо? — спросил Седьмой, — ещё немного осталось. — А вот тут я и дёрнула не за тот рычаг. И потом мне вправляли челюсть. — Выходит, что дальше мы действуем наугад… только бы не оплошать, — Седьмой стал изучать оставшиеся замочные устройства. — Потерпи ещё немного, — Пятая погладила Шестую по руке, — все будет хорошо, совсем чуть-чуть осталось. В ответ Шестая что-то недовольно промычала. — За вот этот, — Третья указала на маленький рычаг, — дёргать сейчас не стоит. Остаётся лишь трое этих. Моно почесал затылок. Он осторожно тронул небольшой винт, начав его медленно крутить. — Кажется я действую правильно… — сказал он, — вроде все в порядке… Раздался щелчок, один из замков был снят. Осталось ещё трое, трогать тот злополучный рычаг пока никто не хотел — боялись. И правильно делали, как выяснилось, его надо было дергать в последнюю очередь. — Ох… — проговорила Шестая, когда противную маску наконец-то сняли, — это даже хуже варенного лука… гадость. — Могло быть и хуже, — пожала плечами Третья, — могут и язык ампутировать. — Ампутировать? — спросила Пятая — Отрезать то есть. Была рука — и нет её. Был язык — и нет его. — А зубы мне не ампутируют?.. — ужаснулась Пятая. — Не бойся, не ампутируют, — несколько смягчилась Третья, — если повезёт, тебе могут вколоть обезболивающее. Если оно будет. — Если… — начал было Седьмой, но Пятая прикрыла ему рот рукой. Позже принесли ужин — безвкусная овощная баланда, склизкий кисель с комочками и хлеб с твёрдой коркой. Есть такое можно было через силу и то из-за сильного голода. Впрочем Третья ела эту гадость нормально, но она была к ней давно привычна. — Кажется сегодня нам придётся спать голодными, — сказал Моно, перемешивая баланду, — от запаха весь аппетит пропал. — Лучше есть это, — флегматично сказала Третья, — иначе дадут овсянку. — Она хуже, чем эта муть? — спросила Шестая, даже отказавшаяся подходить к тарелкам. — Из овсянки ложку даже не вынешь. А если станет плохо от этой стряпни, то готовься к промыванию желудка. Ужин был съеден с большим трудом. Желудки отталкивали мерзкую жижу, называемую по недоразумению едой, но к счастью никого не стошнило. Но после трапезы Пятую потащили лечить зубы. Это лечение девочка запомнила надолго. Её усадили в кресло, ремнями привязали ей руки и ноги, раскрыли рот, а затем она получила укол прямо в десны. Как бы Пятая не пыталась убрать голову, игла все же вонзилась ей в нежное место, вызвав слёзы. Всю процедуру девочка плакала, пока сверло терзало ей зубы. Больно не было, больше страшно и неприятно. Пятая боялась, что в какой-то момент обезболивающее перестанет действовать, и она ощутит всю боль. Спустя два часа — которые для неё были словно вечность — Пятая была наконец-то свободна. На зубы ей установили странные железки, а затем кинули в палату. — Ты в порядке? — к ней подбежали Седьмой и Моно. Пятая в ответ лишь простонала — после процедуры нормально говорить она не могла. — Пройдёт спустя несколько часов, — сказала Третья, — ей кололи обезболивающее. А мне нет. Она открыла рот, часть зубов у неё отсутствовала. — Валить отсюда надо… срочно, — сказал Седьмой.

***

Прятаться в холоде было неприятно. Особенно под столом, где лежало чье-то бездыханное тело, нога которого свешивалась. Почему-то на большом пальце этого трупа была бирка. Пятая поморщилась — да, им удалось сбежать из палаты, пройти мимо санитаров, но доктор оказался бдительнее. Он полз за ними по потолку, причём довольно быстро для такой туши. Пришлось разделиться — мальчики взяли на себя доктора, в то время, как девочки, включая Третью, смогли относительно безопасно — не считая пытающихся схватить их пациентов — добежать до морга, где по словам Третьей был второй выход из больницы. Больше всего Пятая боялась, что мальчишек схватят. Они хоть и быстрые да юркие… но и доктор тоже далеко не медлителен. Железки во рту снять так и не удалось. Что касается Шестой и Третьей, то те были более спокойными. Вскоре в морг забежали и Моно с Седьмым, за которыми мчался по потолку доктор. Толстяк пыхтел, пот у него по лбу катил градом, да и мальчишки тоже устали от бега. Моно толкнул Седьмого, тот живо метнулся под стол к девочкам. Сам же Моно кинулся к отверстию печки, быстро туда прыгнул, доктор последовал за ним. Но мальчику удалось выйти обратно через люк для золы, пока толстяк рылся в печи, Третья, Пятая, Шестая и Седьмой успели закрыть тяжелую дверь, заперев монстра в ловушке. — Теперь не выберется, — сказал Моно. Запасной вход оказался запертым. Но рядом с ним было два рычага. Один явно открывал дверь, что делал второй — никто из детей не знал. Решили тянуть наугад. Не без помощи Шестой Моно смог ухватиться за рукоятку и потянуть на себя. Дверь не открылась. Но раздались стуки и печи и громкие крики. — Кажется этот рычаг включал огонь… — произнесла Пятая, стараясь не оборачиваться. Но пришлось — она и так продрогла в этой комнате, а печь была единственным источником тепла здесь. К тому же на улице по прежнему лил дождь и к сожалению девочки вернуть свой желтый дождевик она так и не смогла — вся одежда невольных пациентов была сожжена