***
Сара быстро собирала вещи в темноте, сгребала аккуратные стопки одежды и скидывала в чемодан, время от времени промахиваясь от волнения. Тело до сих пор ныло, а в голове пульсировала только мысль о побеге. Страшные, совсем свежие, цирковые воспоминания ворохом путались, давили, не давая сосредоточиться. Задуматься о любом из них хотя бы на секунды грозило невыносимой болью, а страх её испытать подгонял, гложил сильнее совести. Наконец, девушка стояла в центре комнаты, оглядываясь и мысленно прощаясь с этим местом и Сентфором. Она закрыла лицо руками и постаралась вытеснить навязчивые образы всего, что происходило. Смерти, потери, ужасы – этот проклятый город сожрал бы всё, что ей дорого, без остатка, вместе с ее трепещущей душой. Поэтому перелетной птицей Сара выскочила из комнаты, которую когда-то так же без предупреждений навсегда покинула и мать Никсона. Подбегая к лестнице, О’Нил вдруг на мгновенье застыла напротив открытой двери другой спальни. Обессиленно, в одежде лежал Дерек, провалившийся в зыбкое, обманчивое наваждение, подобное сну. Лицо его, вовсе бледное под молочным светом луны, особенно четко выражало скорбь в беспомощной злобе: поджатые губы, все еще сведенные к переносице брови, припухшие веки. Хотелось подойти, разгладить пальцами горестные складочки, аккуратнее переложить жестковатый волос, горячо сказать, насколько же ей жаль, прижать крепко к груди и быть рядом в столь тяжкий час. Школьница поймала себя на том, как механически сделала шаг в сторону комнаты. Тут же испугавшись собственного порыва, встрепенулась и спустилась вниз, будто там в проёме была западня, приманка, на которую нельзя было реагировать, как бы не просило сердце. Говорят, человеческая душа и сама жизнь держится на трех столпах: вера, надежда, любовь. Человек в Маске с особой жестокостью забрал у Дерека всё: веру – мать, надежду – отца. Сейчас забирал любовь. Оказавшись в гостиной, отыскала блокнот и неровно вырвала лист. Чиркая мягким карандашом по бумаге, слегка кроша его, Сара написала короткую записку для матери, позвонила отцу. Никто ее не слышал. Обитатели дома, сломленные последними событиями, были провалены в беспамятный сон. И, когда они очнутся, останавливать будет поздно - она уже будет далеко. Вот, девушка уже стоит в дверях, дрожа от страха и нетерпения. Но душа нарочито ёкнула. Да так, словно ледяной воздух приоткрытого проёма входной двери не просто протиснулся в дом, а ворвался в самую грудную клетку, внутрь. Неожиданный холод привел школьницу в себя, обличил тревожную тоску: «А как же Майкл?» Такая очевидная и в то же время важная вещь, ускользавшая от сознания последние несколько часов, вдруг накрыла собой все переживания, встала на передний план. То ощущение неправильного эгоизма, которое появилось от того, что Сара не сообщила о своем уходе, постепенно меркло на фоне решающегося исхода: решится ли Тёрнер уехать с ней? Девушка набрала номер. Пошли гудки. Сердце заколотилось. Разговор вышел сумбурным. Мандраж вцепился под желудком, мужские пальцы нервно отстукивали по терпеливому циферблату. Сбегать? Бросить всё: семью, дом, прошлое и будущее. Отказаться от планов и сорваться в неизвестность с человеком, который даже не удосужился объясниться? Майкл все еще прислонял трубку к пульсирующему виску, упираясь влажным лбом о шероховатую стену. Ворох мыслей не давал сосредоточиться и просчитать ситуацию. Вот так, просто по телефону, коротко, почти судорожно... Поставить перед фактом, ударить ультиматумом под дых, не извиняясь. Всё это смахивало на неудачную, злую шутку. Будто на следующий день он бы, как всегда, зашел за Сарой перед школой. Может, сделал бы выговор за такие розыгрыши, но быстро оттаял и закрутил в руках, слушая заливистый смех. Но нет. Жестокая реальность встала стеной между "сегодня" и "завтра". Озадаченность постепенно сменялась колючей тревогой с липким, еще не разлившимся по телу страхом. Он засел между ребер, булькая и брызгая сомнениями на аритмичное сердце. Что могло произойти, послужить поводом? Как он оставит одних мать и брата? Что дальше станет с их парой, и будет ли она вообще? Множество вопросов сменяли друг друга. Они были разные, цеплялись друг за друга, противоречили. Но все вопросы объединяло одно - ответа на них не было. Машинально, еще не решившись, Тёрнер, как в бреду, стал собирать вещи. То медленно, задерживая тяжелый, но пустой взгляд на каждой, то словно при пожаре, без разбора сметал их по комнате. Несколько раз он гневно бросал затею, швырял чемодан в другой конец комнаты, после чего замирал на издыхании, прислушиваясь. Измотанные, никто не просыпался. И каждый раз отказываясь, он вновь и вновь возвращался к сбору. Если бы он только увидел её, заглянул во влажные глаза, услышал слова, сказанные дрожащими губами. Если бы они только поговорили лично! Майкл надеялся, что это могло что-то изменить, списывал свою неуверенность на телефонный звонок, но внутри все равно знал, что дело вовсе не в этом. Ненавидя себя за нерешительность, за слабость, сжимал желваки и продолжал истязать себя размышлениями. Но что есть большая трусость: поехать или остаться? В прерывистых перемещениях по комнате Майкл ненароком обронил фоторамку. Та глухо упала на ковер, лишь хрипло треснув. Парень обернулся на тихий звук и в тусклом, желтом свете настольной лампы постарался разглядеть источник. Опознав предмет, он быстро подскочил и осторожно поднял. Черно-белыми тонами вырисовывалась на фото Она. Они. Вместе. - Да что же это со мной? - прошептал Майкл, оторопев. Рассматривая словно впервые, попутно вызволял фото из рамки. Теперь все встало на свои места. Он сунул листок с запечатленным смыслом его жизни во внутренний карман и устремил решительный взгляд на дверь. Где-то там, за ней, среди шума поездов и людей будет ждать его беглянка. Время приближалось к отбытию. Сара опиралась на еще прогретый мотоцикл. По обе от нее стороны находились руки, загораживающие от всего мира и невзгод. Металлические заклепки черной кожаной куртки изредка поблескивали от предутренних фонарей. - А мы с тобой успели... подружиться, - уже тише, с лукавой грустью добавил Вишня. - Да... - стоило девушке немного расслабиться, тревога вновь заставила обернуться с ощущением, что кто-то наблюдает за ними. Брюнет, неверно расценив обеспокоенный жест, поспешил отстраниться, но Сара не позволила, удержала за руку. Вишня ласково и с пониманием провел ладонью по взбитым ветром волосам, прижал хрупкое тело к себе. Девушка вжалась в спонтанные объятия, протягивая руки в ответ. Казалось, что если он сейчас отойдет от нее, если выпустит из кольца рук, то обязательно что-то случится. Призрачная защита из близости осязаемо облегчала душу, даруя минутное утешение. Поддаваясь моменту, она подняла голову, чтобы заглянуть в обычно хитрые, но искренние сейчас глаза. Выудить оттуда хотя бы горсть нехватающего спокойствия. Однако вместо этого Сара наткнулась на ненароком приоткрытые губы. Случайный или намеренный (никто из них не смог бы сказать точно) поцелуй стал наименее странным среди всего творящегося безумия. Цепочка последних событий по-своему отпечаталась на девичьем сознании, восприятии. Стресс толкал на поступки. Чувства мешались между собой, желания давно перестали быть понятными и явными, путаница в себе и вокруг не позволяла мыслить критически. Прощальный, даже дружеский поцелуй. Так его нарекла О'Нилл, уверяя себя в его безобидности и почти органичности. Во всяком случае, с отъездом Вишни, даже всё еще храня на губах вкус жвачки и сигарет, ничего внутри не растянулось от его потери, ничего не дрогнуло в груди от близости. Лишь отогнанное мужчиной отчаяние постепенно возвращалось. Отчаяние, от которого вынуждена бежать в Балтимор, бросать друзей и мать. Но разве от себя убежишь? Сара поежилась от очередного порыва ветра. Болезненное ожидание давило горло. Поезд вот-вот должен был тронуться. Но перрон так и оставался пустым, несмотря на снующих туда-сюда людей. Ведь того самого человека все еще не было. Всепоглощающее чувство одиночества заставляло чувствовать себя брошенной, пренебреженной. "Прошу, приди... Прошу..."- билась надежда в немой мольбе, на грани истерики. Даже поднимаясь в вагон, девушка продолжала тоскливо сновать по платформе влажным взглядом, но никто так и не пришел. Двери закрылись.***
Взволнованный, но полный решимости Майкл приближался к вокзалу. Усиленно стараясь не думать о последствиях, продолжал идти. На месте он стал искать знакомый силуэт. И нашел. Знакомый, да не тот. Прежде, чем вспыхнуть, парень замер, отошел на расстояние, в пустующую арку вокзала, где можно было остаться незамеченным. Тёрнер стиснул кулаки и перевел дыхание, продолжая наблюдать. Мотоцикл. Куртка. Кудри. Руки...Его руки! По-хозяйски расставленные, напряженные желанием. Майкл не мог видеть, но знал, точно знал, какие сейчас у него глаза. Какие мысли. "Нет..." - на грани, всеми силами заставляя себя оставаться на месте, переминался, водил плечами. Он должен был знать, чем закончится без его вмешательства. Сара беспокойно оглядывается, Майкл больше погружается в тень. Вот Вишня прижимает чужое сокровище к себе, ее ручки окутывают мужское тело, поднимает глаза... - Нет... - слово процедилось на вымученном выдохе. Земля попыталась уйти из-под ног, но те из гордости крепко уперлись, не пошатнувшись. То, как звучат подорванные скалы, то, как безутешно гремит упавший с собора колокол ничто по сравнению с тем, что сейчас происходило в душе и голове Майкла. Их губы встретились. Безвозвратно, неисправимо слились. Кисти разжали ручку чемодана, все еще онемевшие от напряжения. Сорвался смешок. Один, другой. Парень засмеялся, негромко, почти весело, а рука невольно потянулась к груди, стискивая куртку на уровне сердца, где фотография в кармане покорно захрустела. Ему хотелось вырвать этот проклятый орган, лишь бы тот не ныл тупой, безграничной болью! Майкл видит, как собирается уехать дракон, как Сара уходит ближе к перрону. "Ну и что мне сейчас делать?" - стиснутая горькая ухмылка, обкусанные губы. "Догнать ублюдка и раскроить лицо, потеряв Сару навсегда? Идти ли к ней, засунув гордость и обиду куда подальше?" - он силился понять девушку, дать скидку на события в жизни, напор Вишни, но простить и понять последнего не мог и не хотел. Тот уже сел на мотоцикл и выдвинулся. Ярость распирала Майкла, но выбор сейчас изменил бы всю его жизнь, и расплата с мужчиной могла стать последним пунктом в его отношениях. Время истекало, поезд вот-вот должен был тронуться. Неприятно кольнуло воспоминание: как он уже вел разговор с Сарой о Вишне, предупреждал о нем и своей позиции. Запоздалая, обманчивая мысль, что зарождение развернутой сцены происходило еще тогда, только добавляла масла в огонь, отравляла наравне с тем, как росла неприязнь к самому себе. Тёрнер чувствовал себя сейчас как никогда жалким, беспомощным, зажатым во всевозможные рамки, абсолютно потерянным. Тот настрой, что толкал его на безумный побег, сейчас стал зияющей дырой разочарования и непонимания, на дне которой клокотал гнев. Майкл вдоль стен и колонн прошел ближе к платформе, скрытый во тьме. Солнце все еще не торопилось подняться из-за горизонта, и сгустившийся мрак давал ему время на отсрочку. Так он стал видеть Сару намного лучше. Маленькая, испуганная, она озиралась по сторонам, жадно выхватывая силуэты из толпы. Она сложила ладошки вместе и прижала их ближе к подбородку в немой, отчаянной молитве. Казалось, парень физически ощущал её дрожь, которая, наверняка, была его собственной. Желудок сводило от волнения, голова гудела сбивчивыми порывами. Шаг вперед, к ней, два назад - прочь... Сердце колотило о грудную клетку неистово, без жалости, просилось в родные руки, требовало вернуть его в любовь. Но что-то останавливало Майкла и, как бы он ни хотел, не мог заставить себя пройти несчастное расстояние. Что-то неопределенное, не имеющее одного лица, в беспорядочном ворохе сомнений пораженного разума. Очевидные выводы из увиденного становились более жесткими, надуманными. Молодой дракон метался среди людей, как загнанный зверь в клетке, что не мог соскочить с невидимой цепи. До отправления истекают злосчастные минуты. Они длятся мучительную вечность, нестерпимо долго, но в то же время пролетают с каждым новым мгновением одна за другой, неуловимо. Вот Сара нехотя, тяжело перебирает непослушные ноги к вагону, продолжая нещадно искать Его. Первая ступенька... оборачивается в последний раз. Майкл, изможденно, на грани рычания, заскулил, оседая на корточки. Дрожащие пальцы схватили волосы, заскребли по коже. До крови закусив щеку, он ненасытно впился в её образ последний раз. Лишь бы не окликнуть. Не побежать. "Нельзя", - гранью рассудка и гордости он понимал, что теперь будет ошибкой гнаться за Сарой. Как бы ни кричало все его существо по ней сейчас, Майкл не поддастся. Он переживет. Главное - вытерпеть последние секунды. В них смерть и в них же спасение. Двери закрылись. Вагон размеренно покачнулся и потянулся за составом, все быстрее и дальше унося с собой любовь его юности.***
Утро щипало кожу морозом, загоняя обратно в дом. Дерек стоял на веранде, пренебрегая верхней одеждой. Он оперся локтями о перекладину и, напряженно сощурившись, смотрел в едва багровый горизонт. В руках была зажата записка. Большим пальцем он водил по коротким строчкам, ненароком растирая линии. Через несколько часов снова приедет полиция. Затем и органы опеки. Когда в жизни происшествия и несчастья накатывают все разом, сокрушительно, в какой-то момент срабатывает защитный механизм человека. Пустота на грани безразличия, как панацея, дает немного времени собраться. Последние сутки растоптали его. Разбили их всех. Их дружбу. Жить дальше, лишившись всего, в чем смысл? С чего начать, как встать с колен... Напускное спокойствие скоро заменит новый двигатель к развитию - обида и злоба, почти ненависть. Никсон предчувствовал это, знал, лишь стоял и ждал, когда накроет вновь. Эмоции током пробегали где-то в венах, но душа, еще заторможенная, не откликалась на память и чувства. Лишь когда тело вовсе онемело от холода, парень заставил себя вернуться в дом. Пустой, одинокий, брошенный. Такой же, как он сам. Дерек положил мятую записку на место - для прямого получателя, кому та назначалась. Мать Сары еще не очнулась от забвения во сне, ей еще предстоит пережить растертые строки. Строки! Как много бы парень отдал, лишь бы они были адресованы для него. Ушла. Ни единого слова, ни мимолетного намека. После пережитого, может, это и было оправдано, но сейчас его не утешали мотивы поступка. Неужели он не был достоин хотя бы пары слов? Никсон столько сил истратил на борьбу с самим собой. И стоило ему только принять свои чувства, только понадеяться, что еще есть шанс - его тут же грубо осаживают. Опрокидывают на лопатки и, пока его ушибленный затылок не дает сориентироваться, доказывают, какой он никчемный. Было ошибкой считать, что теперь у него в запасе вся жизнь. Он встал среди едва освещенной солнцем гостиной, задумавшись. После, что-то решив, тряхнул головой, якобы соглашаясь с чем-то, оделся и вышел. До приезда полиции еще есть время. Снег искрился, сочно хрустел под ногами. Сентфор принимал новый день органично, размеренно, словно ничего не случилось. Словно это не проклятый город, ломающий судьбы и забирающий жизни. Все также пели птицы, обдувал крыши игривый ветер, лаяли в утреннем приветствии собаки. Колючая свежесть ныряла в легкие и возвращалась распаренными клубнями, остужая голову. Дерек приблизился к месту назначения, однако остановился раньше. - Я планировал застать тебя дома или не застать в городе вовсе, - произнес парень, разворачиваясь на приближающегося собеседника. - Что тебе нужно? - сходу спросил Майкл, также не удосуживаясь поздороваться. Он не знал, сколько времени еще провел на вокзале, но, оценив пустой двор и отсутствие полиции, понял, что нет еще и 9 утра. - Решил, что ты хотел бы узнать как можно раньше. Будь я на твоем месте, то хотел бы, поэтому решил, что ты тоже. Сара уехала навсегда, - сухой факт повис в воздухе. Не окрашенный эмоциями, черно-белый, как фотокарточка, которая потеряла смысл - оттого и эмоции. Дерек нашел в себе силы прийти сюда только из уважения к своим чувствам, из солидарности к "другу" по "несчастью". - Я успел заметить, - усмешка вернулась на красивое, уже расслабленное, но еще слегка припухшее лицо, - и не стоит тебе метить на моё место. - Тогда... что ты здесь делаешь...? - Никсон, опустив колкость, только сейчас обратил внимание на дорожную сумку. Неприятная догадка явилась сразу. - А ты не видишь? Иду домой, - явно не желая обсуждать произошедшее, Майкл стал делать шаги в сторону своей ограды, однако ему помешали. - Ты знал. Знал и отпустил ее. Нет... Более того, ты отказал ей, - считал ситуацию Дерек и вскинул распаленные глаза выше, в чужой омут, стараясь понять больше. - Тебе даже не сообщили, - дракон парировал первую, еще пассивную атаку, дедукцией определяя проблему, - и ты решил проверить, один ли такой недооцененный. Был бы я дома - значит, тоже брошенный. Не было бы - уехал. Но ты и предположить не мог, - парень стал наступать на Никсона, - что я мог позволить себе остаться. Что я мог позволить себе выбирать. Тебе ведь такой возможности дано не было, вот и бесишься. Намеренно самодовольный тон и подобранные обороты речи Тёрнера вывели Дерека из себя. Корка безразличия треснула неожиданно, мгновенно. Парень выбил сумки из рук старшеклассника, пихнул его в высокую грудь. Сипло, надрывисто прикрикнул: - Ты просто трус! - А ты нет? - желваки в нетерпении заходили, ноздри стали раздуваться, но сдерживаемые руки в ответ не поднялись. Если Майкл и планировал сегодня драку, то явно не с ним. Однако поверх агрессии проступало неестественное веселье - все его догадки на счет мальчишки подтвердились. - Ты хоть знаешь, что ей пришлось пережить? Ты оставил ее со всем этим одну! Стой... - злое веселье проглянуло и у Дерека, - ты и сам ничего не знаешь о случившимся, она даже не рассказала. - Да что ты понимаешь! - Тернер раздраженно отпихнул его от себя. Они молча, вздымая от прерывистого дыхания плечи, посмотрели друг на друга. Понимали оба. Иронично. - Послушай, парень... Дерек. Ей не нужен был ни один из нас. Прими это и позаботься лучше о себе. Слышал с участка, твой отец погиб... Мне жаль. Разберись с собой и этим, - он хотел положить ладонь ему на плечо, но ту откинули. - Себя пожалей, - рявкнул в ответ. Осознание смерти отца вновь ударило по нему наотмашь. Дерек прошел мимо собеседника, чуть задев его плечом. Ненароком, пошатнувшись. Побрел, куда вели ноги, стеклянно глядя в пространство. Майкл с сожалением посмотрел уходящему в спину, недолго. Затем оставил вещи у порога и двинулся по заученной дороге, меж гаражей, к свалке. У него еще оставалось незавершенное дело. Дерек вышел в небольшую рощу, остановился. Понимание того, что отец больше не появится, пульсировало в голове, но не принималось. Неужели он не вернется сегодня поздно вечером домой, не приготовит ужин, потому что настала его очередь? Не будет бурчать, читая газету, и не заглянет в спальню, проверяя, спит ли сын, укрыт ли? А самым поганым ощущалось то, что несмотря на смерть родителя и другие проблемы, мысли сами собой возвращаются к Саре, хотя она должна блекнуть на их фоне. Однако, будто именно из-за них образ рыжей девчонки только настойчивее представал. - Пошла вон, - под руку попалась пустая бутылка и звонко разбилась о ближайший ствол дерева. Дерек заорал на образовавшиеся осколки, на пораненную руку, выпуская накопившееся. Он почти физически слышал ее голос, а щеки загорели, где когда-то давно прижимались ее ладони. Тогда, когда он мог словить её искру. Как назло, память прокручивала все моменты, где он упускал одну за другой свои возможности. Эти картинки, словно 25-й кадр, сменялись среди воспоминаний о последних пережитых сутках. Чем дольше Никсон стоял в этой залитой солнцем роще, тем глубже расползалась ненависть. Одни единственные сутки омрачали все совместно пережитые моменты счастья, искажали его истинное отношение к близким ему людям. Психологическое давление, истязания, крики, драка, убийство... Снег, расплескиваемый пинками, вновь оседал на землю. Скамья с треском перевернулась, вывернутая цепкими руками. Злоба не собиралась сменяться отчаянием, но слезы предательски упали вниз. Не сразу заметив, Дерек скорее стер их рукавом, застыдился самого себя. Он несколько раз глубоко вздохнул, жмурясь, пару раз стукнул кулаком по груди, как бы выбивая боль. Вернув концентрацию, поставил неповинную скамью на место. - Живи, Сара О'Нил, как знаешь. Живи и не возвращайся, - прошептал воздуху Никсон, рассматривая алые дорожки вдоль пальцев. Пора домой (может, в последний раз): кроме него разбираться некому. Ему дали надежду, а потом забрали её. Это кого угодно может сделать опасным. Теперь, отрешившись от всего, его целью, смыслом станет месть. Юные, горячие, чувственные. Пытливый, изучающие умы, глубокие и порывистые души. В расцветающее время набираться опыта особенно больно, он ссаднит сильнее, дерёт каждую клеточку нечерствого сердца. Впрочем, и раны заживают быстрее. Главное не забывать, что время скоротечно и далеко не бесконечно. То, что можешь сделать сегодня - сделай, ведь завтра может и не быть. Заглядывать на другую сторону медали - вот чему обучен даже не каждый взрослый. Рассматривать ситуацию только со своей стороны - ошибка, которая обязательно повлияет на решения. Но гордость, обида, злость - вот, что всегда будет застилать глаза на полную картину, а страх не позволит к ней даже приблизиться. Космос держит в себе человека, а человек держит в себе целый космос. Совмещающий в себе всевозможные противоположности, несется по жизни, подгоняемый собственными демонами. Греховная натура наравне со светлейшими проявлениями души в бесконечной борьбе прокладывают судьбы. Что есть верное решение? Так ли абсолютен правильный выбор и что его делает таковым? На развилках жизни никогда не узнаешь, как стоило или не стоило поступать, пока время само не откроет для тебя завесу тайны. Вопрос только в том, доживешь ли? А если доживешь, то поймешь ли?