ведьма.

Резко, но явно не желая этого, пара отодвинулась друг от друга, но Никита не поднялся, оставшись нависать над ведьмой. А та, в свою очередь, не особо спешит его отслонять. Тогда девушка позади вскипает сильнее и кричит громче, подзывая своего парня: — НИКИТА! ЧТО. ТУТ. ПРОИСХОДИТ?! — о Господи, женщина, уймись! Ты можешь понять сразу, что это значит?! Ты казалась мне умней при нашей первой встрече, — раздражённо, всё ещё закрывая Валерию собой. Вероника, стараясь как можно грознее, топает ногой, на каблуках разворачивается и прямым шагом уходит прочь. Русый кричит ей вслед что-то типа: «И вещи свои забери!» и поворачивается к единственной желанной долгое время, дикой, безбашенной, но такой собранной и тактичной девушке, которую он и полюбил за это. Все те слова, с какой интонацией это было сказано, её движения, её уникальность… Он стал первым, кто полюбил её за это всё. Кто не сторонился, не крестился или преклонялся, а по-настоящему, с самыми чистыми чувствами, полюбил… — то есть теперь мне можно звать тебя Лерочка? — а вот уникальность его в том, что он может разрушить такой момент каким-то таким вбросом… Или? А почему Лера ответила на его поцелуй? Поддалась пылу эмоций? Это всё просто первый опыт, впервые её полюбили или… А его харизма? Его умение подбодрить, рассмешить? То, как он помогал в её деле, перебирал зелья у неё на месте работы, когда у самой руки не доходили много лет? То, каким он был рядом с ней? Весёлый, шебутной, умеет делать подлянки всяким неприятным личностям…

Она в замешательстве.

Но явно знает, что отвечает на чувства ему взаимностью. Никогда ещё так к человеку эта ворожея не относилась, даже страшно немного. Но кто она для себя, если сразу раскроет все карты? Не гоже так многолетней ведьме поступать. Ёрничает: — Никита, будь добр, больше никогда меня так не называй и… Как там молодёжь нормальная говорит? Отвянь! — чего? Ни за что! Никогда! Я тебя больше не отпущу, слышишь? — положив руки на её мягкие, гладкие щёки, искренне смотрит в глаза, не отрываясь, чувственно произносит, вжимая в себя всё сильней. — Н.Ник… Я не какая-нибудь такая девочка, что сразу согласится на все эти ласки и всё такое… Я ж тут всю жизнь прожила. И всю жизнь сухой ведьмой. Не свойственно мне это всё сейчас чувствовать… И переварить я не могу. Прости… — я понимаю, ты меня прости. Я сделаю всё возможное, чтобы как можно скорее избавить тебя от этого всего… Честно. Я буду с тобой всегда. — спасибо… — а можно ещё вопрос? — он лёг на девушку всем телом и крепко обнял за талию. Они лежат так в полном одиночестве. Купающиеся в лучах закатного солнца… — задавай… — она приобнимает его за шею, пальцами теребит его русые, шелковистые, но такие запутанные из-за всего волосы, и впервые наслаждается, но настоящему наслаждается моментом. — а сколько тебе правда лет? Я просто до сих пор не понимаю… Метаюсь где-то между семнадцатью и тридцатью… — сначала как нельзя спокойно, но позже всё же дав нотку сарказма словам. — иди ты, Козлов… - без грубости, только добро усмехнувшись. - а так мне девятнадцать скоро будет. А тебе сколь, если не стыдно? — да двадцатник летом стукнет… — а ты всё такой же балбес… Сочувствую, — грустно выдохнув, лишь на миг взглянув на затылок парня. — чего? Щас как защекочу! Умрёшь не от старости, а по молодости, как ты любишь выражаться! Никита сел на ноги, растопырил пальцы, подняв руки высоко вверх, в позе человека, готового щекотать кого-то до смерти. Валерия, не характерно себе, по-девчачьи взвизгивает, руками прикрываясь, но вскоре громко смеётся, окутанная миллионом быстрых, будоражащих движений пальцами по самым незащищённым местам. — Никит! Ахаха! Прекрати! — я люблю тебя.