Reversal

      Гермиона чувствовала себя так, словно была в вакууме. Несмотря на то, что девушка осознавала, что она жива, ощутить это было невозможно. Она понимала, что касается мягкой простыни, что ее лицо слегка обдувает ветерок, и что левая нога немного онемела, но совершенно ничего не могла сделать. Да и не была уверена, что хочет что-то делать. Она смогла услышать знакомый женский голос откуда-то издалека, как будто из-под воды, но вместо интереса почувствовала себя ужасно утомленной, и уже через мгновение снова провалилась в небытие.       Снова и снова она просыпалась, понимая, что за ее опущенными веками существует мир, но все еще не находя в себе сил очнуться. Прошли часы, а может и дни ее пребывания в этом неприятном состоянии, когда она наконец-то поймала себя на мысли, что знакомый голос принадлежал Джинни. Ее воображение нарисовало молодую девушку с рыжими волосами, но сознание отказывалось вспоминать какую-либо информацию об этом человеке.       Спустя неопределенное количество времени она услышала и, самое главное, узнала голос Молли Уизли. Гермиона совершенно точно была уверена в том, что говорившую женщину звали именно так. Шестеренки в голове девушки быстро крутились, заставляя мозг работать, что невероятно утомляло. Так как Грейнджер понятия не имела о течении времени, для себя она отметила, что понять, что Молли — это мама Джинни и Рона, ей понадобилось три «пробуждения».       С каждым новым осознанным глотком воздуха, девушка все больше могла продержаться в сознании. Каждый новый раз, когда она слышала голоса и чувствовала мягкость постельного белья, ей удавалось продержаться на плаву чуть больше. К тому же, со временем мозг приходил в себя, и узнавать новые голоса удавалось все быстрее. Так, однажды она смогла совершенно точно понять, что в одной комнате с ней и Джинни находится Блейз. Она смогла воссоздать в голове образ мулата и даже вспомнить, что он — парень ее рыжеволосой подруги.       Со временем, наладив какую-никакую связь со своей памятью, Гермиона начала пытаться наладить контакт с телом. Просыпаясь снова и снова, она пробовала шевелить пальцем, открывать глаза или сделать глубокий вдох ртом, но тело совершенно отказывалось идти девушке на встречу. К тому же, эти попытки отнимали огромное количество энергии, отчего она находилась в сознании совсем недолго.       Она уже была готова отчаяться и бросить любые попытки, продолжив вспоминать свое прошлое, когда чертов указательный палец наконец сдвинулся с места. Миллиметр, не более, но это была победа, после которой девушка моментально отключилась.       Гермиона не знала, сколько времени было убито на попытки действительно очнуться. Ее внутренние часы говорили, что прошло уже несколько месяцев, если не год, с того момента, как она впервые почувствовала это ощущение теплой пустоты вокруг себя. Она никогда не ненавидела свое тело так, как во время пребывания в этом ужасном состоянии. Каждый день она слышала голоса Джинни, врачей и тихое бормотание Драко. Ей невероятно сильно хотелось закричать: «Я здесь! Вытащите меня отсюда», но она с трудом могла шевелить даже несколькими пальцами.       Момент, когда она смогла открыть глаза и прохрипеть что-то невнятное, был однозначно лучшим в ее жизни. Прежде, чем снова отключиться, Гермиона смогла увидеть окружающий ее мир, и картинка буквально ослепила ее. Приглушенный свет был слишком ярким для ее глаз, также, как и волосы Драко, сидевшего у ее больничной койки. Парень, заметив шевеление, удивленно и явно напугано распахнул глаза, и Гермиона очень хотела сказать ему, что все в порядке, чтобы на его губах появилась улыбка, но девушка, к сожалению, не могла сделать ничего.       Вынырнув из этой чертовой неги, как ей показалось, спустя несколько дней, Грейнджер вновь собрала всю волю и энергию в одном месте, чтобы снова открыть глаза. И наконец-то у нее получилось продержаться дольше обычного. Настолько, что она осознала, как сильно саднит ее горло, и насколько она нуждается в глотке воды. Драко, как и до этого, сидел рядом, но теперь рядом с ним была еще и Джинни.       Гермиона блуждала взглядом по помещению, слегка прищурившись, в попытке защитить глаза от яркого света. Шевелить шеей было больно, но ей эта боль приносила неописуемое удовольствие. Двигаться было чем-то поистине волшебным.       Полностью отвернувшись от друзей, она увидела у прикроватной тумбочки стакан с водой, и ей действительно показалось, что это мираж. Она мысленно радостно «завизжала», выдавливая из себя сдавленные звуки, больше похожие на предсмертный хрип старого животного. Драко, моментально материализовавшись у другой стороны ее кровати, взял в руку стакан и одним движением руки попросил Гермиону принять положение полусидя.       Она, кряхтя и жмурясь, повиновалась, облокотившись на подушки. Малфой, мягко придерживая ее подбородок, напоил девушку, и Гермионе показалось, что это самый интимный момент, который был между ними.       Вода была невероятной.       Сладкая, мягкая и нежная, как солнечные лучи в мае. Гермиона почувствовала, как жгучая боль в горле исчезает, а ее вкусовые рецепторы хлопают в ладоши, испытывая наслаждение впервые за неопределенное количество времени.       — Сколько… — она закашлялась, понимая, что организм против любых разговоров, — сколько времени я тут?       — Две недели, — Джинни выглядела взволнованной, ее губы были сжаты в тонкую линию, а глаза бегали по лицу Гермионы.       — Что? — Грейнджер не успела озвучить свой вопрос полностью, чувствуя, как глаза закрываются сами собой, а сознание снова проваливается в темноту.

***

      Драко никогда не понимал, как можно любить и ненавидеть человека одновременно. Это всегда казалось ему нелогичным. Например, отца он терпеть не мог. Никакой любви, даже капли её, в нем не осталось. Детская слепая привязанность и восхищение исчезли, как только парень смог научиться мыслить рационально.       Маму, наоборот, он очень любил. Моментами, конечно, не понимал, но несмотря на это, был предан светлому чувству в своей груди. Никакой ненависти. Чистая любовь.       Грейнджер же была чертовым исключением из всех правил. Он, несомненно, любил эту странную девушку, в чем, сдавшись, смог признаться себе. Но ненависти было столько, что он готов был придушить ее. Он ненавидел ее за то, что она бросила его. Бросила, а потом умерла на его глазах.       Малфой действительно никогда не испытывал такой боли. Видеть, как любимый человек извивается в агонии, истошно крича, после чего его тело расслабляется, руки холодеют и пульс исчезает. И все это на его глазах.       Он помнил этот день слишком четко, находясь при этом в тумане. Тонкс громко кричала что-то в паре метров от него, пожиратели начали молниеносно аппарировать, а девчонка Уизли плакала, стоя на коленях во дворе его поместья. Драко никогда не видел Блейза таким. Казалось, что из его друга вытащили все органы, поменяли их местами и вставили обратно. Снаружи незаметно, но с парнем было абсолютно все не так. Он прижимал к себе Джинни, которая буквально задыхалась, глядя на мертвые тела брата и лучшей подруги. Это было странно, но в глазах самого Забини стояли слезы.       Вокруг бегали люди, кто-то арестовывал пожирателей, хотя Драко сомневался, что у членов Ордена были такие полномочия. Время тянулось ужасно медленно. Все было будто в замедленной съемке. Как в страшном сне, которые порой снились ему в детстве.       Когда в Малфой-мэнор стали прибывать работники Мунго, Драко начал слышать. Весь окружающий мир гудел, давя на его уставший мозг. К лежащим на земле Гермионе и Рону подбежала пожилая женщина в белом халате и начала спрашивать что-то у Драко, но тот, несмотря на то, что слышал слова, не понимал их значения. Врач, чертыхнувшись, повернулась к Джинни, но та задыхалась, совершенно не видя ничего вокруг себя. Спустя мгновение Малфой смог понять, что женщина ведет диалог с Блейзом.       Колдомедик выглядела ужасно злой, так как, видимо, не смогла добиться от Забини ответов на все свои вопросы. Крикнув что-то другому работнику Мунго, она начала колдовать над Гермионой, готовя ее к аппарации. В этот момент, Драко наконец-то понял, что он живой. Что он может говорить, анализировать и двигаться.       — Что Вы делаете?       На его лбу выступили капельки пота, а глаза странно блестели. Если бы сейчас был обычный день, его бы точно положили в Мунго. Он выглядел совершенно нездоровым.       — Они умрут, если не извлечь из них кровь.       — Что? — Драко решил, что ему послышалось. — Они уже мертвы. Какая, к черту, кровь?       — Молодой человек, отойдите от меня. Если хотите — аппарируйте в больницу. У меня нет времени вести с Вами светскую беседу.       С этими словами медик исчезла в воздухе, оставив на земле Рона с другим суетившимся врачом.       На подкорке сознания Драко понимал, что где-то в поместье должны быть его родители, и ему нужно их найти. Нужно найти Нарциссу и проверить, все ли с ней нормально. Но Гермиона была мертва, а ее тело забрали, сказав напоследок какую-то ересь. Он, беспрерывно матерясь, подошел к Блейзу и в общих чертах объяснил другу происходящее. Рядом с ним и Джинни стояла вся семья Уизли. Их мать, заплаканная, слушала Драко, задержав дыхание. К этому моменту Рона тоже аппарировали в лечебницу.       Малфой бы предпочел быть один, но его, само собой, никто не спрашивал. Они трансгрессировали этой огромной компанией под аккомпанемент нервных вздохов и всхлипов каждого из Уизли. Коридоры больницы были переполнены пациентами и их родственниками. Никто не обращал на них внимания, а врачи, слоняющиеся туда-сюда, только огрызались в ответ на их вопросы, спеша по делам.       Больница Святого Мунго, как и любое другое лечебное заведение, было поделено на несколько отсеков, каждый из которых занимался определёнными болезнями. Конечно, и Драко, и семья Уизли знали об этом, но они не имели предположений, в какое отделение могли положить Гермиону и Рона.       Ведь они умерли.       У них не было пульса.       Они не дышали.       Какой-то пожилой маг, сидящий у двери в кабинет, встал и медленно, опираясь на костыль, подошел к Молли, которая все еще безуспешно пыталась поймать какого-нибудь врача, чтобы узнать информацию о сыне.       — Я прошу прощения, — мужчина говорил хрипло и тихо, но Молли Уизли моментально повернула голову в его сторону. — Я слышал, Вы не можете понять, в какое отделение положили Вашего родственника?       Женщина закивала, с надеждой вглядываясь в лицо волшебника. Тот, мягко улыбнувшись, указал рукой в левую часть коридора и тихо продолжил говорить:       — Там есть книга всех пациентов, находящихся в больнице сейчас. Рядом с их именами написано отделение, этаж и палата, если они не находятся на лечении прямо сейчас.       Мужчина снова улыбнулся, а Молли, казалось, была готова расцеловать его в обе щеки. Она несколько раз горячо поблагодарила волшебника, но Драко этого уже не слышал, быстро идя в сторону нужной книги. Он не сразу заметил, но рядом с ним шагала Джинни, тяжело дыша и заламывая пальцы. Она больше не плакала, но по ней никак нельзя было сказать, что девушка стала чувствовать себя лучше.       Добравшись до книги, он сразу понял, что пациенты в ней записаны в алфавитном порядке. Наверное, это было удобно. Быстро пролистав страницы, он наткнулся на ее имя.       «Гермиона Грейнджер. Шестой этаж. Последствия древних заклинаний и обрядов»       Сжав зубы, Драко чуть ли не в два шага оказался на лестнице. За ним мчалась Джинни, не издавая ни звука, за исключением быстро бьющегося сердца. Добравшись до нужного этажа, они замерли, оглядывая полупустые коридоры. Народу здесь было значительно меньше, а те люди, которые сидели, ожидая своей очереди, выглядели действительно жутко.       Сглотнув, Джинни вышла вперед, оглядываясь, и пошла прямо по коридору, заглядывая на названия кабинетов. Драко остановил ее, мягко схватив за локоть, показывая, куда пойдет он. Они договорились вернуться туда, откуда начали в любом случае, и доложить обстановку.       Проходя мимо странных людей, Малфой пытался не обращать внимания на их изъяны, полученные в результате воздействия магии, но получалось у него из рук вон плохо. Первым экспонатом был однозначно взрослый мужчина, размером со среднюю волшебную палочку.       Буквально.       Он был безумно сжат, отчего его талия была не больше двух сантиметров. Его рост при этом был около тридцати сантиметров. И это выглядело действительно жутко.       Следующие пара человек были без видимых повреждений, и Драко почти забыл о том, в каком месте находится, снова подарив всего себя панике до того момента, пока не наткнулся на молодую девушку без лица. Она выглядела еще хуже маленького мужчины. Вместо глаз, бровей и носа была просто кожа. Ни намека на морщины, выпуклости или разные оттенки кожи. Ровный цвет по всему овалу ее лица. И она не двигалась, а ровно сидела, положив руки на свои колени, и ждала, когда колдомедик сможет принять ее.       Драко дошел до конца коридора, не найдя ничего, что могло бы хоть как-то помочь ему. Он оперся руками на подоконник и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Руки, всегда сухие и холодные, были влажными от волнения. Он ненавидел Грейнджер за то, что она бросила его. Ненавидел за то, что он стоял здесь один, совершенно не представляя, что с ней.       — Я могу Вам как-то помочь?       Обернувшись, Малфой уперся взглядом в молодого врача в белом халате. В его руках было несколько папок, забитых какими-то документами. Лицо этого человека было уставшим, под глазами залегли тени, а волосы были в ужасном беспорядке. Доверить свое здоровье этому человеку Драко бы не рискнул.       — Я ищу Гермиону Грейнджер, ее забрали сюда не больше двадцати минут назад.       — О, это та девушка, которая умерла? — врач заинтересованно наклонил голову, а его глаза заблестели. Он будто помолодел на несколько лет. — Пойдемте за мной, молодой человек, — парень, не дожидаясь ответа слизеринца, развернулся. — По истине удивительный случай. Вам повезло, что Мелисса узнала этот обряд. Она столкнулась с ним пару десятков лет назад и долго не могла понять, что произошло с этими людьми. Она потратила около года на то, чтобы найти информацию об этом заклинании, провести несколько экспериментов и, в конечном итоге, благодаря этой святой женщине, его внесли в список «Нежелательных обрядов на территории Англии».       — Что случилось с теми людьми? — Драко задержал дыхание, глядя на грязные ботинки врача.       — О, они погибли, конечно, — парень повернулся, подняв брови, — у них не было не единого шанса.       Малфой похолодел, готовый своими руками задушить этого колдомедика. Они добрались до места, где он пять минут назад расстался с Джинни, и девушка уже стояла там. Увидев врача и Драко, она дернулась и моментально подскочила к ним, заваливая вопросами.       — Вы знаете, где Рон Уизли и Гермиона Грейнджер? Вы сможете им помочь? Какие шансы? В каком они состоянии? Они действительно живы?       — Мисс…       — Мисс Уизли, сэр, — нетерпеливо проговорила девушка, кусая губу.       — Мисс Уизли, я только что сказал Вашему другу, что этим ребятам очень повезло. Мелисса, женщина, которая их нашла, и их лечащий врач, сталкивалась с этим обрядом и изучала его. Поэтому, я думаю, она сможет им помочь. Я плохо знаю эту магию и утверждать ничего не могу. Я провожу Вас к кабинету, где в данный момент проходит лечение Ваших друзей.       По дороге к нужному месту они столкнулись с Блейзом и остальными членами семьи Уизли, поэтому остаток пути Драко слушал, как Молли рассыпается в благодарностях и задает тысячу ненужных вопросов. Забини выглядел помятым и уставшим. Он с волнением поглядывал на Джинни, время от времени тяжело вздыхая.       Когда молодой врач ушел, оставив их у кабинета, Блейз повернулся к Драко, изучая его эмоции.       — Представь, если бы пару лет назад нам сказали, что мы будем в компании этого семейства ждать информацию о состоянии Вислого и Грейнджер, — он невесело хмыкнул.       — И все это после смерти Поттера.       — Которая произошла на наших глазах.       — Ага, а мы делали все возможное, чтобы избежать этого, — Драко потер руками глаза, — но в итоге не смогли преуспеть.       — Я думаю, он сам этого не хотел, — Блейз перевел взгляд на свою девушку, которая сидела рядом с мамой, нервно дергая ногой. — Ни один нормальный человек в здравом уме не полезет в огонь. Никто, кто хочет жить.       — Это же Поттер, наверняка это было не просто так.       Блейз замолчал, обдумывая слова друга, но найти хотя бы один рациональный ответ на вопрос, зачем гриффиндорец сделал это, так и не смог.

***

      Очнувшись в очередной раз, Гермиона почувствовала огромный прилив сил и бодрости, и совершенно без проблем открыла глаза. В ее палате был только Драко и врач, которая проверяла показатели девушки. Закашлявшись, Грейнджер села и сама потянула руку к стоящему слева от нее стакану воды. Врач сразу начала ворчать и пытаться уложить девушку назад, но гриффиндорка, скривившись, сказала, что с ней все нормально.       — Что произошло? — Гермиона облизнула губы, глядя на женщину в возрасте. — Как я сюда попала?       — Вы выбрали ужасный обряд, — врач изогнула бровь, глядя на девушку, — прежде, чем связывать с кем-то свою жизнь, будьте любезны, проверяйте, насколько безопасно выбранное Вами заклинание.       — Я… что? — она потерла лицо руками, ничего не понимая. — Где Гарри и Рон?       Женщина поджала губы, переводя взгляд на Малфоя и задавая ему немой вопрос. Она убрала все диагностические чары и встала ровно, убрав руки за спину.       — Ты ничего не помнишь? — аккуратно спросил Драко, взяв девушку за руку.       Гермиона отрицательно покачала головой, чувствуя, как сердце сжимается в груди, а к глазам подступают слезы. Слизеринец изучал ее лицо, подбирая слова, в то время как сама девушка сидела задержав дыхание.       — Малфой, говори.       — Поттер мертв, — он сжал ее руку сильнее.       Из груди Гермионы вышел весь воздух. Она начала мотать головой из стороны в сторону и выдернула свою руку из руки Драко.       — Он не мог, — на нее в одно мгновение навалилось столько боли, что она почувствовала, как непроизвольно сгибается пополам. — Это же Гарри, он не мог.       — Мне жаль, Гермиона.       Девушка сжала волосы, чувствуя, как начинает болеть кожа головы. Это не могло быть правдой. Миллион картинок начали сменять друг друга, причиняя ей адскую боль. Казалось, сердце лопнуло внутри нее, как воздушный шарик.       Гарри.       Ее Гарри.       Ее лучший друг, человек, который всегда был готов прийти на помощь. Который лучше всех летал на метле, ловя каждый снитч. Падал, получал ссадины и синяки, но всегда гордо поднимал руку, показывая стадиону болельщиков маленький золотой мячик. Ее Гарри, который не выполнял домашнее задание, играя с Роном в волшебные шахматы. Первый человек, который показал ей, что такое дружба. Человек, с которым она сражалась, искала информацию, пила чай и смеялась громче всех. Ведь это Гарри, который умеет превращать неловкость в шутку. Это Гарри, который бился за Дамблдора, который смело смотрел в лицо Темного Лорда, и который рассказывал им с Роном про свой первый поцелуй. Такие люди не умирают.       Ведь это Гарри…       Гермиона даже не понимала, насколько сильной была ее истерика. Пока не почувствовала жесткой хватки на руках и не услышала голос Драко:       — Не надо. Дайте ей пережить это.       Она подняла красные глаза на него и попыталась вдохнуть полной грудью, но вместо этого лишь снова почувствовала, как горячие слезы стекают по ее щекам.       — Как это произошло? Где Рон? Что с ним? Драко, — всхлип, и она снова жмурится, чувствуя всю эту боль целиком. — Драко, обними меня, пожалуйста. Драко… Драко…       Гермиона начала беспорядочно звать его, даже тогда, когда он лег к ней на кровать, прижимая девушку к груди. Она не была собой, но он не мог винить ее за это, вспоминая, что чувствовал сам, глядя на ее бездыханное тело.       Когда девушка успокоилась, он начал рассказывать все, что произошло, мягко перебирая ее волосы и нежно почесывая кожу головы. Гермиона часто всхлипывала, но продолжала слушать Драко. Было такое чувство, что она знала все, что он скажет, когда на деле совершенно не могла предположить дальнейших событий. Картинки всплывали в ее памяти ярко, заново заставляя переживать каждый момент.       Они втроем обнимаются.       В последний раз.       Когда Драко дошел до того момента, как они с Джинни искали ее по всей больнице, только что упомянутая девушка зашла в палату и, заметив Гермиону в объятьях слизеринца, нежно улыбнулась.       — Как там Рон?       — Приходит в себя, время от времени открывая глаза и проваливаясь в бессознательное состояние, — Джинни подошла к кровати и села на стул, на котором до этого сидел Драко. — Все, как было и с тобой. Он скоро очнется.       — Как ты себя чувствуешь после всего этого? — Гермиона грустно смотрела на подругу, закусывая нижнюю губу.       — Я видела, как ты умерла, Гермиона, — она тяжело вздохнула и отвернулась, чтобы не начать снова плакать. — И я видела, как умирает мой брат. А потом мне подарили надежду. И я до сих пор благодарна Мерлину, Моргане и всем возможным Богам за то, что вы оба живы. Это — чудо. Я очень люблю Гарри и буду любить его до конца своей жизни, но, наверное, он хотел бы, чтобы я могла чувствовать себя счастливой, потому что вы с Роном живы. И я чувствую это.       — Почему? — Гермиона нахмурилась, еще выше натягивая на себя одеяло. — Почему мы живы? Это же невозможно, — она нервно усмехнулась, — умереть, а потом очнуться.       — Ты ей не сказал? — спросила Джинни переводя взгляд на Драко, но тот окончательно покачал головой. Она вздохнула. — Этот обряд входит в список «нежелательных на территории Англии». Поэтому им никто и не пользовался. Знаешь, плохая магия быстро забывается. Не знаю, можно ли назвать удачей то, что ты нашла ту книгу в доме Сириуса. Вы же делили боль на двоих. Гарри порежется — и ты почувствуешь дискомфорт в том же месте. Это было здорово придумано, но волшебник, создавший эту магию, не учел того, что смерть точно также отразится на всех. Вообще, как нам объяснила Мелисса, магия обряда тухнет с годами. То есть, спустя десять лет, если бы Гарри порезался, ты бы почувствовала только щекотку, а спустя двадцать вообще ничего бы не заметила. Люди, связанные этим обрядом, умирали, но не уносили вслед за собой родственников. Но если магия свежая… Были случаи, когда девушка беременела, и ее сестра точно также носила в себе ребёнка.       — Мерлин, это все еще гадко, — Гермиона почувствовала, как Драко передернуло, когда он это сказал.       — Согласна, — Джинни поежилась, — бедные молоденькие девушки клялись в своей невинности, но им никто не верил. А из-за того, что зачатие действительно было непорочным, случались выкидыши, которые по большей своей части были просто сгустками магии.       Гермиона смотрела на свою подругу широко распахнутыми глазами, чувствуя в горле ком отвращения и ужаса.       — Не знаю, насколько это правда, конечно, но Мелисса действительно знает все об этом обряде. Ну и вы с Роном умерли. По терминологии маглов это называется клинической смертью. Тебе что-нибудь об этом известно?       Гермиона кивнула, сглотнув.       — Единственный способ спасти вас — извлечь из вас Гарри.       Грейнджер почувствовала, насколько душно ей стало. Она в мгновение ока вылезла из-под одеяла, и, не обращая внимания на туман в голове, поплелась к двери в ванную комнату. Закрывшись изнутри, она упала на колени, и все содержимое желудка оказалось в туалете.       Извлечь из вас Гарри.       Ее вывернуло еще несколько раз прежде, чем она смогла относительно прийти в себя. Подойдя к раковине, она увидела в зеркале приведение и вспомнила, как смотрела в свое отражение впервые в роли слизеринки. После припадка от увиденной черной метки. Схожие лица. Оба не ее.       Гермиона умылась, наслаждаясь холодной водой на своем лице. Ее губы были ужасно сухими, а горло саднило, и во рту был неприятный привкус. Она несколько раз прополоскала горло и вышла из ванной. Медленно дойдя до кровати, она жестом показала Джинни и Драко, что с ней все нормально. Стакан был пуст, и Гермиона, подняв свою палочку с прикроватной тумбочки, быстро наполнила его с помощью агуаменти.       — Как они сделали это? — Гермиона легла назад, устраиваясь на груди Драко. Вслух повторять формулировку Джинни ей не хотелось.       — Вы несколько часов были под магией колдомедиков. Они выкачивали из вас обоих кровь Гарри. Это высший уровень волшебства. Мелисса сказала, что этому не учат даже в специализированных учебных заведениях. Дополнительная программа. Нужно было выкачать каждый миллилитр. Мы даже не знали, что с вами делают. Просто сидели несколько часов у двери, ожидая новостей. Хоть каких-нибудь.       Гермиона тяжело вздохнула, прикрывая глаза. Все это больше походило на какой-то сюрреалистический безумный сон.       — А потом Мелисса вышла и улыбнулась нам. Операция прошла успешно, так же говорят маглы? — Джинни чуть подняла уголок губы, а потом вдруг потянулась в карман куртки, доставая оттуда что-то. — Она передала нам это, — девушка помахала в воздухе склянкой с голубоватой жидкостью, — сказала, что нашла у тебя.       Приглядевшись, Грейнджер ахнула, вспоминая, как Гарри дал ей это, прежде, чем скрыться в стеклянном саду. Сердце забилось быстрее, и ей ужасно захотелось прямо сейчас аппарировать в Хогсмид, чтобы оттуда бежать к школе. Ей нужны были эти воспоминания. Это могло быть чем-то очень важным.       Видимо на лице девушки была написана каждая эмоция, отчего Джинни мягко улыбнулась и быстро проговорила:       — Как только тебе станет лучше, Гермиона. Я уже договорилась с Минервой.       Поднявшись со своего места, девушка попрощалась, сказав, что хочет проведать маму и Рона. Она обещала зайти позже.       Подняв голову с груди Драко и медленно усевшись к нему лицом, Гермиона несколько раз моргнула, чувствуя, как ее укутывает желание немного поспать.       — Как Нарцисса и Люциус?       — Люциуса ждет суд. Мама собирает вещи, она хочет перебраться в Италию на несколько лет. Отдохнуть от ужаса прошлого и постараться построить что-то более прочное, наверное. Она в порядке.       Гермиона кивнула, зевая. Она бодрствовала не так долго, но, видимо, организм был все еще слишком слаб. Драко мягко поцеловал ее в висок, укладывая на кровать и накрывая ее одеялом. Несмотря на боль, медленно отравляющую ее внутренности, Гермиона чувствовала маленький комочек теплоты от его действий.       Ей вспомнились слова Джинни.       Наверное, он хотел бы, чтобы я могла чувствовать себя счастливой.

***

      Гермиона шла по коридору Хогвартса. После битвы всех студентов отправили домой, устроив принудительные каникулы. В мире была полная разруха. Все волшебники разделились на два лагеря: те, кто пытался восстановить какой-никакой порядок, и те, кто совершенно потерялся в празднике жизни. Гермиона не удивилась, если бы даже домашние эльфы сейчас танцевали и пили сливочное пиво.       Сложно было винить людей в их приподнятом настроении. Им стало спокойно. Мир стал безопаснее. Но гриффиндорке казалось, что мир навсегда исчез. Привычный мир точно. Боль была постоянным спутником, и единственная минута спокойствия, которая была ей дарована каждый день — момент пробуждения, когда она не сразу вспоминала, что именно потеряла.       Когда Гермионе стало легче, и Мелисса сказала, что она идет на поправку, Драко ушел. Она не видела его больше недели. Он выглядел таким, каким был в начале года, когда она впервые увидела его после летних каникул. Он будто отрекся от нее, ушел в себя, и девушка больше не могла читать его, как открытую книгу.       Конечно, она знала почему. Малфой ненавидел ее за то, что она оставила его. Ненавидел, что она не дала ему выбора так же, как когда-то Темный Лорд и отец. Все время в больнице до выписки она провела рядом с Роном и Джинни, ловя на себе взволнованные взгляды последней.       Добравшись до кабинета директора, Гермиона произнесла пароль, который ей дала Минерва. Преподавательница все свое время проводила в министерстве, поэтому не могла проводить девушку до Омута памяти лично. Грейнджер это было только на руку. На самом деле, она все чаще ловила себя на мысли, что совершенно никого не хочет видеть. Никогда.       Кабинет директора выглядел также, как и всегда. Будто небо не упало на землю, будто Темный Лорд не канул в бездну. Также, как и Гарри.       Сглотнув, девушка достала Омут памяти. Макгонагалл детально описала местоположение артефакта, поэтому Гермиона без труда нашла его. Перед тем, как достать склянку Гарри, девушка оглянулась на небольшую дверь, ведущую в архив. Это было больно. У нее создавалось ощущение, что больно теперь будет всегда. Воспоминание о том, как они с Драко пробрались в этот кабинет, обрушилось на нее, как обычно не спросив разрешения. Ей до одури не хватало его. Она не хотела смотреть переданные Гарри воспоминания одна. Единственное, что могло хотя бы немного помочь Гермионе пережить ужас, страх и боль — рука Драко в ее руке. Его глаза. Его голос.       Но она потеряла то единственное, что должна была сохранить.       Глубоко вздохнув, девушка достала из кармана мантии воспоминания, и, не давая себе времени на раздумья, вылила их в Омут памяти. Быстрым движением руки собрав волосы в хвост, она опустила голову.       Это были воспоминания не Гарри.       Она оказалась на полупустой детской площадке. Две девочки качались на качелях, а из-за кустов за ними наблюдал худенький мальчик. Его черные волосы были давно не стрижены, а одежда как будто специально подобрана не по размеру. Гермиона подошла к мальчику поближе. Снейпу было на вид лет девять-десять. Он жадными глазами смотрел на младшую из девочек, которая раскачивалась все выше — выше, чем сестра.       — Лили, перестань! — крикнула старшая. Но девочка пустила качели на полную высоту. Она парила невероятно долго и приземлилась невероятно легко. — Мама не разрешила тебе так делать! — Петунья затормозила свои качели, со скрипом проведя по асфальту подошвами сандалий, и соскочила вниз, складывая руки в боки. — Мама ведь говорила тебе, что так нельзя, Лили!        — Но ведь ничего не случилось, — рассмеялась в ответ Лили. — Тунья, гляди. Смотри, как я умею!       Петунья огляделась. На площадке никого не было, кроме них и Снейпа, но о нем девочки не знали. Лили сорвала увядший цветок с куста, за которым прятался парень. Петунья медленно двинулась к ней, явно разрываясь между любопытством и неодобрением. Лили подождала, пока сестра подойдет поближе, чтобы ясно все видеть, и раскрыла ладонь. Цветок лежал на ней, открывая и закрывая свои лепестки.       — Прекрати! — взвизгнула Петунья.       — Тебе же от этого не больно! — откликнулась Лили, однако сомкнула ладонь и бросила цветок на землю.       — Так нельзя, — сказала Петунья, но глаза ее продолжали следить за упавшим на землю цветком. — Как ты это делаешь? — спросила она с явной завистью в голосе.       — Все понятно, правда? — Снейп не мог больше сдерживаться и выскочил из-за кустов.       Петунья завизжала и бросилась назад к качелям, а Лили, хотя явно испугалась, не тронулась с места. Снейп, видимо, пожалел о своем чересчур внезапном появлении. Он глядел на Лили, и его худые щеки заливались тусклым румянцем.       — Что понятно? — удивленно спросила Лили.       Снейп был явно взволнован. Бросив взгляд на Петунью, стоявшую довольно далеко за качелями, он понизил голос и сказал:       — Я знаю, кто ты.       — В смысле?       — Ты… ты колдунья, — заговорщески прошептал он. Девочка, похоже, обиделась.       — Обзываться нехорошо! — она гордо задрала нос, повернулась и пошла прочь, к сестре.       — Да нет же! — крикнул Снейп ей вслед. — Ты правда колдунья. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я — волшебник.       Петунья обдала его раскатами смеха, как холодной водой.       — Волшебник! — взвизгнула она, окончательно оправившись от шока, вызванного его внезапным появлением.       Гермиона наблюдала за этой странной картиной совершенно не понимая, что все это значит. Конечно, она узнала своего бывшего преподавателя и поняла, что две девочки — это мама и тетя Гарри, но для чего ей видеть это? И не менее важный вопрос — откуда ее друг взял эти воспоминания?       Гермиона наблюдала за общением Снейпа и Лили, пока воспоминания сменяли друг друга. Вот эти двое уже едут в Хогвартс в поезде, и мама Гарри знакомится с Джеймсом и Сириусом. На минуту Гермионе стало тепло. Она скучала по крестному Гарри, который невероятным образом стал крестным и для всей их троицы. Он был ее другом.       Девушка наблюдала за тем, как над Северусом смеются, как дразнят его. Она видела, как будущего профессора определили на Слизерин, и видела, насколько одиноким он был. И… Он был влюблен.       Сделав тяжелый вздох, она продолжила наблюдать за сценами, сменяющими друг друга, обещая себе все тщательно обдумать позже. Она видела, как Лили встала на защиту этого человека перед своими друзьями, и видела, как сильно Снейпу не нравятся те, с кем она дружит. Сцены их жизней мелькали, пока на Гермиону не обрушилось слово «грязнокровка» из уст Северуса. Она скривилась. Это было гадко.       — Прости меня.       — Отвяжись.       — Прости меня!       — Можешь не трудиться.       Это было ночью. Лили в халатике стояла, обхватив себя руками, перед портретом Полной Дамы у входа в башню Гриффиндора.       — Я пришла только потому, что мне сказали, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…       — Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…       — Сорвалось с языка? — в голосе Лили не было жалости. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки — Пожиратели смерти… Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?       Он открыл было рот, но так ничего и не сказал.       — Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, а я — свою.       — Нет… послушай, я не хотел…       — Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?       Он пытался что-то объяснить, но Лили бросила на него презрительный взгляд, повернулась и скрылась в проходе за портретом… Вход в башню Гриффиндора исчез в круговороте, являя новую сцену.       Сердце Гермионы быстро билось. Она почему-то вновь подумала о Драко, но заставила себя выкинуть это из головы. Это не их история. У них такого не будет.       Она перенеслась на темную, пустынную вершину холма. Взрослый Снейп тяжело дышал и беспокойно крутился на месте, крепко сжимая волшебную палочку, явно в ожидании чего-то или кого-то. В воздухе мелькнула ослепительная вспышка белого света. Гермиона успела подумать, что это молния, но Северус упал на колени, и палочка вылетела у него из рук.       — Не убивайте меня!       — Я и не собирался.       Дамблдор появился внезапно — шум ветра заглушил звук его трансгрессии. Он стоял перед будущим профессором в развевающейся мантии. Его лицо было освещено снизу светом волшебной палочки.       — Итак, Северус, что за весть шлет мне лорд Волан-де-Морт?       — Нет… никакой вести… Я пришел по собственному желанию! — он заламывал руки. Черные волосы развевались на ветру вокруг его головы. — Я пришел с предостережением… нет, с просьбой… пожалуйста…       — Какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти?       — Пророчество… предсказание Трелони…       — Ах да, — откликнулся Дамблдор. — И что из этого Вы доложили лорду Волан-де-Морту?       — Все… все, что слышал! — быстро проговорил Северус, не глядя в глаза директору. — И поэтому… из-за этого… он думает, что пророчество относится к Лили Эванс!       — В пророчестве ничего не сказано о женщине, — сказал Дамблдор.       — Речь там шла о мальчике, который родился в конце июля… Вы понимаете, о чем я говорю! Он думает, что речь идет о ее сыне… Он собирается отправиться к ней, убить их всех…       Гермиона слушала их разговор с ужасом. Снейп хотел, чтобы Темный Лорд забрал Гарри, но оставил Лили среди живых. Говорил столько гадких вещей, что девушке хотелось заткнуть уши и исчезнуть отсюда. Профессор в данную секунду был ей еще более отвратителен, чем раньше.       Но воспоминания продолжили сменять друг друга, показывая девушке перемены в этом человеке. Она видела, как он плакал, когда Лили Эванс убили. Видела, как нервничал, рассказывая Дамблдору про метку на руке Каркарова. И девушка понимала, что эти эмоции… Это не было нетерпеливым ожиданием встречи со своим повелителем.       Воспоминание снова сменилось, и Гермиона снова увидела бывшего директора. Он выглядел ужасно. Она вспомнила, как Гарри рассказывал, насколько Дамблдора подкосило кольцо Марволо Мракса. Рядом с ним находился Снейп, который был ужасно зол на директора. Он ругался, но в его глазах явно читался испуг и переживания. Их взаимоотношения были похожи на… Дружеские?       — Ну что ж, это сильно упрощает дело.       Северус посмотрел на него в полном недоумении. Дамблдор улыбнулся:       — Я имею в виду тот план, который выстроил вокруг меня лорд Волан-де-Морт. План этого бедного мальчика, Малфоя, убить меня.       — Темный Лорд и не ждет, что Драко добьется успеха. Это просто наказание за недавние промахи Люциуса. Медленная пытка для родителей Драко, вынужденных наблюдать за его провалом.       — Короче говоря, мальчику вынесен смертный приговор, как, разумеется, и мне, — сказал Дамблдор. — Ну, а естественный преемник по этому заданию, после провала Драко, будете Вы, если я правильно понимаю?       Настала короткая пауза.       — Да, таков, я думаю, план Темного Лорда.       Дамблдор замолчал, глядя на сидящего перед ним профессора. По нему было видно, что он просто тянет время. Он знал, что скажет дальше. Мерлин, Гермионе казалось, что он знает вообще все, что будет происходить дальше.       — Вы должны убить меня.        — Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — ироническим тоном спросил Снейп. — Или дать еще несколько минут, чтобы составить эпитафию?       Они обсуждали это еще некоторое время. Северус был еще более зол, чем до этого. И Гермиона видела, что для него это было конечной точкой в жизни. Полный крах. Убить человека, который спас тебя. Дал второй шанс. Ей действительно было жалко этого мужчину. Она просмотрела почти всю его жизнь, и это было больно. Он был глубоко несчастным человеком.       — Вы должны сказать ему, когда придет время, что в ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, убивающее заклятие отлетело назад, ударив в Лорда Волан-де-Морта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть Лорда Волан-де-Морта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями Лорда Волан-де-Морта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души, о котором и сам Волан-де-Морт не догадывается, живет в Гарри, под его защитой, Темный Лорд не может умереть.       Гермиона почувствовала ком в горле. Это…       Что?       — Значит, мальчик… мальчик должен умереть? — спросил Снейп очень спокойным голосом. — Все эти годы я думал… что мы оберегаем его ради нее. Ради Лили.       — Мы оберегали его, потому что было очень важно обучить его, вырастить, дать ему испробовать свою силу, — Дамблдор не поднимал плотно сомкнутых век. — Связь между ними все крепнет, болезненно разрастается. Порой мне кажется, что Гарри сам это подозревает. Если я не ошибся в нем, он будет означать настоящий конец Волан-де-Морта.       Дамблдор открыл глаза. Профессор смотрел на него с ужасом:       — Так Вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?       — Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на Ваших глазах?       — В последнее время — только те, кого я не мог спасти, — он поднялся. — Вы меня использовали.       — То есть?       — Я шпионил ради Вас, лгал ради Вас, подверг себя смертельной опасности ради Вас. И думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь Вы говорите мне, что растили его как свинью на убой…       — Это прямо-таки трогательно, Северус, — серьезно сказал Дамблдор. — Уж не привязались ли Вы, в конце концов, к мальчику?       — К мальчику? — выкрикнул Снейп. — Экспекто патронум!       Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань, спрыгнула на пол, одним прыжком пересекла кабинет и вылетела в раскрытое окно. Дамблдор смотрел ей вслед. Когда серебряное свечение погасло, он обернулся к профессору, и глаза его были полны слез.       — Через столько лет?       — Всегда.       Омут памяти выплюнул девушку, и она оказалась в том же кабинете, в котором была только что. Она села на пол, оперевшись спиной на директорский стол. Слез не было. Гермиона была настолько шокирована и разбита, что организм отказывался реагировать на стресс привычным образом. Она чувствовала себя обманутой. Преданной. И ей было невероятно больно за Гарри, который точно также посмотрел все это. Она вспомнила, как пыталась отследить его показатели во время нахождения в Малфой-мэноре. Теперь было понятно, что с ним было.       Она сжала голову в руках, думая обо всем, что они пережили. Сколько сделал Гарри. Мир был чертовски несправедлив. Он был ее братом. Он был ее лучшим другом.       Он значил для нее слишком много.

***

      Первый учебный день после импровизированных каникул был странным. Все студенты ходили, как в тумане, а Большой зал был самым тихим местом во всем замке. Она видела Драко, но не знала, как к нему подойти. Он выглядел равнодушным. Будто его совершенно не коснулось произошедшее.       Макгонагалл произнесла речь перед завтраком. Это было где-то далеко, и Гермионе совершенно не хотелось слушать ее. Она сказала, что будет устроен Рождественский бал, в память о погибших. Гриффиндорка невесело усмехнулась. Второй Рождественский бал за два месяца? Отлично. Каждый из студентов понимал, что таким образом преподаватели хотят выразить поддержку студентам. Дать возможность отвлечься от ужаса, который они пережили.       На уроках Гермиона присутствовала физически, но мысленно она была где-то в прошлом. У нее появилось желание вернуться в кому, в которой она находилась совсем недавно. Там было спокойно. Там не было боли.       Люпин провел урок, рассказывая все, что происходило на поле боя, для студентов, которых там не было. Он говорил о психологии врага, говорил о крестражах, он говорил столько ненужных вещей, что единственное, чего хотела девушка — наложить на него силенцио.       Так протекла неделя. Джинни почти каждую минуту была с Блейзом. Им обоим было тяжело пережить произошедшее, но они находили успокоение друг в друге. Иногда младшая Уизли ходила в гостиную Слизерина, знакомясь с друзьями Забини. Она смогла наладить отношения с Пэнси и Тео, и была уверена, что рано или поздно это перетечет в дружбу. Гермиона улыбалась ей, глазами задавая вопрос, но Джинни всегда отрицательно качала головой.       — Его никогда не бывает с нами.       В середине декабря, когда все разговоры в Гриффиндорской башне, так или иначе начали касаться предстоящего бала, Гермиона, взяв с собой припрятанную бутылку сливочного пива, отправилась в их с Драко кабинет. Она ни разу за время пребывания в Хогвартсе не позволила себе туда спуститься.       Она пыталась избегать лишней боли.       Открыв дверь, она замялась на пороге, увидев его. Мерлин, он трансфигурировал ее кресло. Оно просто стояло там же, где и всегда, когда они были в этой аудитории. Сам Драко сидел на столе, глядя куда-то в пустоту.       — Драко?       Он перевел пустой взгляд на нее и ничего не ответил, приподняв брови.       Сглотнув, она подошла ближе. Он был таким родным. Таким привычным. Таким чертовски правильным. Гермиона совершенно не представляла, что должна сказать ему. Прости? Я люблю тебя? Мне жаль, что так вышло?       — Как думаешь, мы покорим школу, придя на бал вместе?       Слова вырвались из нее прежде, чем она смогла бы их обдумать. Но, наверное, это было вполне в духе гриффиндорки. Драко наклонил голову в бок, рассматривая ее с ног до головы, и нахмурился.       — Вряд ли, — он иронично прикрыл глаза, делая вид, что размышляет о чем-то. — Хотя, может, если ты подаришь возможность увидеть тебя в зеленом платье…       — У меня завалялось одно со времен, когда я была слизеринкой, — Гермиона почувствовала, как глупая улыбка неконтролируемо появляется на ее лице. Совсем неважно, что со времен, когда она была слизеринкой, у нее не осталось ничего.       — Тогда, возможно, и покорим.       Он улыбнулся ей в ответ, сдаваясь, и Гермиона в одно мгновение сократила расстояние между ними, прижимая Драко к себе.       Наверное, он хотел бы, чтобы я могла чувствовать себя счастливой.