·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
— Досадный поворот событий, — сказал юный господин. — И в самом деле, милорд. Себастьян накинул льняную ночную рубашку на тонкие руки графа и начал застегивать ее на бледной обнаженной груди. При этом он взглянул через постель на мистера Артура. Однако мужчина не смотрел на них. Он вообще не обращал ни на что внимания, сидя на краю кровати, повернувшись к ним спиной и излучая страдание. Неловко сгорбившись. Он не ожидал такого исхода дела. Что, возможно, было единственным утешением в этой внезапной неразберихе. Пальцы дворецкого в перчатках медленно скользили по гладким пуговицам. Ему нужно было поговорить со своим господином. «Ваш гость не мертв, но одурманен». «Флакон мог быть спрятан только в камине». «Заговор усугубляется». Чтобы дать ему понять, что сейчас это действительно их лучший выход — еще одна смерть. Себастьяна. И каким-то образом спросить. «Что вы планируете с этим делать?» Если демона исключат из уравнения, он окажется свободен. Вне каких-либо границ. За пределами всех расчетов и ожиданий, самый свободный агент, которого только мог надеяться нанять граф. И смерть дворецкого Фантомхайва снимет любую вину и с него, и с его господина в заговоре против них. Это было умно. И неизбежно. Но ему нужно было обеспечить безопасность своих приказов. Мальчишка никогда бы ему не доверился и, безусловно, уже написал аккуратную записку, какой-нибудь осторожный небольшой план, выстроенный из семнадцати шагов. Жаль, что ребенок не мог слышать слова своего слуги в своем сознании так же ясно, как Себастьян мог слышать слова мальчика. Все, что мог сделать дворецкий, — это осторожно, на грани смысла, объяснить господину, почему граф этим вечером находится здесь, в комнате его гостя, Фелпса, разумеется. Обмен комнатам. Впрочем, ему не стоило беспокоиться, врач все еще не слушал; Артур старался не замечать их обоих, бормоча себе под нос. Проверял свою одежду рядом с кроватью. Искал свои часы. — Пиджак. Рубашка? Нет. Карман? — рассеянный. Встревоженный. Из-за чего у этого человека было такое настроение, из-за страха спать рядом с убийцей? Унижение от тяжелого железного наручника, уже защелкнутого на его запястье? Или беспокойство из-за того, что он делит постель со своим хозяином, этим очаровательным ребенком с тревожным жестоким ртом? Но граф никогда не казался ожесточенным в присутствии Артура. Себастьян разгладил ночную рубашку. — Я хотел немедленно выделить мистеру Фелпсу комнату, но свободной оказалась только комната юного господина, поэтому я отвел его туда, — он поднял глаза. — Прошу меня простить. Мальчик отвернулся. Зевнул. — Ничего не попишешь, — и он плюхнулся на край кровати, скинув тапочки со своих стройных ног. — Ночью будет холодно. Не позволяй огням погаснуть. Демон поднялся на ноги и посмотрел сверху вниз на милорда. Уставшая сонная синева, маленький рот, сжатый в тугой розовый бутон. Неужели ребенок уже обо всем догадался? О яде, флаконе. И он приказал своему слуге найти его. И когда Себастьян это сделает, как только они раскроют заговор, Грей будет вынужден нанести удар — и он уничтожит улики. Вместе с каждым, кто хоть как-то проявит к этому свое внимание. Дворецкий почувствовал, как холод медленно пробирает его до костей. Граф уже точно знал, что означал его приказ. И мальчишка вновь посмотрел на слугу, сахарный рот искривился в улыбке. Мягкой, завораживающей. — Даже если меня там не будет, ты должен быть уверен, что наши гости получат обслуживание на высшем уровне. Тело Себастьяна напряглось от внезапного замешательства. Он наклонился, поправляя маленькие тапочки на ковре рядом с кроватью. Потянулся к железной цепи, к наручнику. Где был план? Чего хотел от него господин, помимо того, чтобы он позволил себя убить? Где были ничтожные подробности? Ничего не было. Лишь беспечное увольнение навстречу верной смерти и пустое завтра. Мальчик был слишком умен, чтобы оставить свой приказ таким неопределенным, и, разумеется, он должен был знать, что его слуга все проверит. Подтолкнет к этому. Ну что ж, тогда Себастьяну придется позаботиться о том, чтобы граф пожалел о своей беспечности. Он улыбнулся в ответ своему господину, и его слова непривычно повисли в воздухе. — Да, мой лорд, — между вспышкой и раскатом грома. Он хотел сказать больше, когда опустился на колени, чтобы застегнуть наручник. «Вы понимаете, что поступаете очень безрассудно, милорд? Предоставив мне полную свободу действий». Но мальчишке следовало бы знать лучше. Он не заслужил предупреждения. Артур забирался под одеяло, старательно отводя глаза, в полминуты от смерти из-за невинной неловкости. — Одеяло, — прошептал врач едва слышно. — Хм. Все в порядке. В полном порядке, — пытался ли он убедить самого себя? Себастьян повернулся к своему господину. — Прошу прощения, милорд, — сказал он медленным тоном, который можно было принять за извинение, и граф протянул руку. Ладонью вверх, как будто ожидал подарка. Дворецкий повернул ключ в замке. Ребенок поднял запястье, и под кроватью послышался тяжелый звон цепи. По всей длине и до другого наручника на мистере Артуре. — Одно неудобство, — сдержано сказал мальчик, с явным неодобрением разглядывая птичье запястье. — И правда, — согласился демон. — Полагаю, сегодня вам придется лежать очень тихо, господин. Взгляд мальчика был ярким, полным отвращения, когда он повернулся к мужчине по другую сторону кровати. — Что ж, доктор, давайте уже спать, — и вновь необычайная синева остановилась на слуге, когда он откинулся на мягкие подушки. — Ну-с, тогда доброй ночи, — сказал Себастьян и, наклонившись над канделябром, задул пламя. Он закрыл за собой дверь спальни. Долг. Долг, клянясь всеми гончими ада... Две недели гадания, действительно ли этот сопляк планирует использовать труп своего слуги в качестве сюжетного хода, и вот он здесь. И даже не уверенность в мучительной агонии была тем, что его задело. Были и худшие люди, к которым юный господин мог быть прикован этой ночью. Но граф даже не протестовал, этот ребенок, который не терпел каких-либо прикосновений... Даже не потребовал, чтобы они поставили вторую кровать. Милорд завладел вниманием Артура. Это было весьма предсказуемо. Даже предпочтительно, но маленький монстр, казалось, почти наслаждался этим. Он переигрывал. Что было совершенно ненужным для их плана. Занятно, весьма занятно. Демон натянуто улыбнулся. На самом деле наблюдать за игрой ребенка было почти трогательно, однако графу надоест общество писателя. Себастьян бесшумно ступал по коридору, на лестничной площадке послышалось движение. Лорд Грей следовал за ним. Дворецкий открыл дверь в комнату покойного. Нет простого способа подготовиться к сложной работе. Но время не стоит на месте. Он опустился на колени у очага, и слабое пламя, казалось, опало, когда он сунул кочергу в середину. Флакон с ядом был внутри. Как и ожидалось. Когда в последний раз он в чем-то ошибался? Себастьяну не понравился ответ на этот вопрос, когда он перемешал осколки стекла в своей ладони. Он нечасто ошибался. Но господин умел слишком сильно его удивлять. Доктор был умен. А граф был более терпелив с умными людьми. Но Артур оказался почти слишком застенчив, чтобы говорить, он был похож на неуклюжего человека, слабого и мечтательного, умного, но недостаточно изобретательного; из тех никудышных смертных, с которыми невозможно заключить контракт, потому что они не могут придумать ничего, в чем можно было бы нуждаться настолько, чтобы продать свою душу. В действительности граф, должно быть, находит этого человека довольно жалким. Дверь спальни открылась практически беззвучно. Ботинки убийцы издавали не более чем скрип. Себастьян почти восхищался скрытностью Грея. Убийство было почти безупречным — один удар рукоятью меча по черепу. Сверкнуло стальное лезвие. И демон едва не вскрикнул. Но он был идеальным слугой.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Люди боятся смерти. Это шутка, они боятся неизвестности, как ребенок, дрожащий в темноте под своей кроватью. Боятся конца, перемен. Что глупо — без новизны не может быть созидания. Создания меняются. Создания умирают. Почти все. Также они боятся боли. И это, если подумать, весьма мудрая вещь, которой стоит бояться. Себастьян не мог в этом никого винить. Дверь закрылась. И демон позволил себе издать звук, долгое шипение сквозь зубы. Его легкие неприятно втягивали воздух, в горле образовался вязкий ком. Боль — это ужаснейший мелькающий хаос между отключающимся мозгом и измученной плотью. Липкое покалывание ковра под щекой. Лужа крови все еще горячая под твоим телом. Он осторожно пошевелился, поднимаясь на колени. Вытащив железную кочергу из жесткой хватки рядом с раздробленным позвоночником, дворецкий кончиками пальцев ощупал края раны. Он затаил дыхание. О, прямо насквозь, ублюдок. Сейчас нужно все взять под контроль. Игнорировать абсолютную неправильность паникующего разума и агонизирующего тела. Поток горячей крови залил ему живот. Бессмысленно. Себастьян вздрогнул. Он медленно поднялся на ноги, держась за ками́нную полку, и принял невозмутимый вид. Хрустнул шеей и вправил позвоночник. Разгладил рубашку. Ему предстояло еще многое сделать. У них в доме был убийца. Демон приложил руку к рваной дыре на груди. Он не мог пока залечить ее; ему предстояло заменить кочергу после возвращения. Дворецкий уставился на пятно на своих перчатках: ярко-красное, омерзительно схожее с человеческой кровью. Его пальцы медленно двигались, пока он менял перчатки. Но сейчас не было времени подниматься наверх и менять что-то еще. Он должен разбудить Барда и организовать слуг на время своего отсутствия. Предупредить Танаку. Ему следовало бы проследовать за Греем до подвала и выяснить, не собирается ли тот тайно вынести из дома одурманенное тело лорда Сименса. И ему придется оставить записку молодому господину... Нет, он сам займется этим. И тогда пришло бы время исчезнуть. Себастьян нахмурился, спускаясь в подвалы. Граф не оставил ему никаких указаний. Ничего. Ни слова. Неужели он должен был бездельничать на протяжении всего дня, притворяясь трупом? Но, по крайней мере, он мог отдохнуть. Спланировать свои похороны. Почти праздник. Как же скучно. Забавным станут последствия его кончины — цветы и плач. Потому что его труп найдут еще до рассвета, и от этого никуда не деться; трясущемуся старому преподобному придется даже произнести речь. Занимательную. Однако он пропустит все, на что стоило бы поглядеть: лица этих непутевых лондонских полицейских, растерявшихся перед лицом подлой смерти. Они никогда бы не догадались, что труп дворецкого может разгадать их маленькую тайну за полминуты. — О, — сказал Себастьян. — О... — и остановился на лестнице. Это была самая нелепая идея, которая приходила ему в голову за последние несколько месяцев. Юный господин должен будет прийти в ярость. Демон улыбался, когда добрался до массивных каменных коридоров под домом. Дождь все еще шел. И дождь будет идти всю ночь, и до следующего дня. Дорогу размоет, если река поднимется намного выше. Что и произойдет. «Насколько ты могуществен на самом деле?» «Демон мало что не в состоянии сделать, милорд, если ему хорошо платят и он чрезмерно сосредоточен. Или же ему слишком скучно». Как можно написать детективный рассказ? Начните с разгадки и работайте в обратном направлении. Они с господином уже определились со злодеем — Вудли должен был взять на себя вину за эти смерти. Единственное, что оставалось сделать — это добавить несколько вводящих в заблуждение подсказок. Графу хотелось получить достойную загадку. И задачей Себастьяна было как раз-таки предоставить одну из них. Приступая в этот вечер к своим обязанностям, он размышлял о самой странной ночи за все время его пребывания на службе у господина. Бродил по особняку. Бездыханный, занятой. От самых нижних подвалов до своей собственной спальни на дальнем чердаке. От конюшен до зеленой тишины оранжереи. И под проливным дождем, тенью над грязными дорогами и до самого Лондона, по самой лучшей из всех причин — чтобы доказать свою правоту. Чтобы закрепить последнюю деталь. Светящаяся тьма, и демон рассмеялся сквозь зубы, глядя, как его тень удлиняется над холмами под яростным дождем — когда он в последний раз как следует разминался? Истинное напряжение. Пределы скорости и силы. Даже со слабой болью от раны в теле Себастьян все еще был самым ужасающим созданием, которое он обнаружит здесь сегодня ночью, ах, чудесная мысль. Пульсация пробежала по его коже. Дворецкий слишком долго был связан вежливостью, и жаль только, что в эту грозовую полночь не было никого, кто мог бы увидеть его — чудовищное существо, движущееся под луной. Дышать было приятно. Демон с сожалением вздохнул, когда снова остановился на ступенях поместья, и бесшумно принял смертную форму. Аккуратный фрак, начищенные туфли. И вновь в тихие коридоры. То тут, то там. Отмечая, наблюдая. Готовясь. Мысленно составляя записку для мальчика наверху. «Грей убил лорда Сименса. На сей раз по-настоящему. Доказательством ложной смерти банкира был флакон с ядом в камине, но дворецкий уничтожил улику. Я попытаюсь восстановить ее, если вы согласитесь». Эта мысль не выходила из головы Себастьяна, когда он сел за стол Танаки, дабы написать записку. Часы пробили половину четвертого. «Хозяйство было организовано на время моего отсутствия, господин». Безусловно, они не могли полагаться на слуг-идиотов, чтобы те выполняли свою работу идеально. И, конечно же, глупцы окажутся разочарованием. Но самый быстрый способ добиться успеха — это произвести впечатление доверия; на всякий случай он именовал Барда поваром. И услышал приглушенное восклицание мужчины из спальни, когда закрыл дверь. В этом суть доверия: иногда его следует заслужить, прежде чем предоставить. А иногда следует дать, прежде чем оно принесет плоды. Какие плоды появятся на голых ветвях, пока его не будет? «Я оставил инструкции слугам». «И заверил, что мое время смерти будет указано неверно». «У меня есть более четкое представление этого заговора». «Хотя у вас, милорд, нет. Рассказать вам, кого я обнаружил скрывающимся в оранжерее сегодня ночью? Юношу из цирка с белыми волосами, заклинателя змей. Вашего врага. Хотел бы я увидеть ваше личико, когда грех настигнет вас. Но нет, я оставлю в запасе некоторые удовольствия. Для этого еще будет время». «Я проведу расследование, если это возможно. Однако я не могу оказать вам большую помощь». «На сей раз вы совершенно один, господин. А если мне удастся оставить несколько собственных подсказок, это вас позабавит? Сова. Таинственный незнакомец. Прекрасный обман для вашего писателя». «Я постараюсь сделать все, что в моих силах; вмешаюсь, если сочту необходимым». «И это решение будет моим, милорд». «Но я являюсь и должен оставаться покойником до самого отъезда гостей, во всех смыслах и целях». Никакой лжи. Себастьян улыбнулся, запечатывая послание. «Вы не увидите своего дворецкого, пока это дело не будет завершено». А затем пришло время отдать записку самому юному господину. Закончив, он спрятал ее в подушку и отнес в комнату для гостей. Демон остановился, положив руку на дверь. Милорд не спал; Себастьян слышал сердцебиение, слишком неровное — мальчишка лежал в тишине комнате, прокручивая мысли в голосе. Готовый к смерти, к предательству, ожидающий новостей. Вошел слуга. И, как оказалось, доктор тоже не спал. Шепот мужчины был тихим на фоне раскатов грома. — Он выглядит на свой возраст, когда спит. — И в самом деле, — сказал дворецкий позади него. — Гораздо милее, когда заснет. Молодой господин пошевелился под одеялом. — Ты опоздал, Себастьян, — и ребенок сел, вытянув руки в темноте. — Давай ее уже сюда. Лицо Артура исказилось от ужаса. Однако он также был и озадачен. Демон сдержанно улыбнулся мужчине, забирая подушку графа и заменяя ее той, которую он принес. — Это то, что можно назвать счастливым талисманом милорда. — Глупости, — пробормотал мальчик, вновь укутываясь в пуховое одеяло. «Сердитесь, не так ли?» Это был слишком хороший шанс, чтобы его упустить. Себастьян побарабанил кончиками пальцев по подушке, которую прижимал к груди, все еще теплой от порозовевшей щеки. — Может быть, мне спеть вам колыбельную, господин? — Нет! — ярость графа была мгновенной и резкой. — Как будто ты когда-нибудь пел мне раньше, я не... — он запнулся от гнева. — Просто убирайся. Прочь. Возвращайся в свою комнату, — и, уткнувшись в льняную ткань, повернулся спиной к слуге. — Мне нужно поспать. — Прошу меня простить, — дворецкий улыбнулся. Он мог бы обойтись без этого. — Я вернусь к своей работе. Тем не менее демон наклонился и плотнее натянул одеяло на сутулые хрупкие плечи. Под его руками не было никакого движения. Ребенок старательно притворялся спящим. Артур наблюдал за ними со смущением. А еще замешательством. Беспокойством. Желанием, и Себастьян вздохнул. Но в глазах молодого врача была непривычная ясность. Даже если бы этот человек понимал себя, свои невысказанные побуждения, стал бы он когда-нибудь действовать в соответствии с ними? Возможно, и нет. И что же это за странная сущность, что сделала с ним такое? — Доктор Артур, я сожалею, что доставил вам неприятности этим вечером, — Себастьян оглянулся на бледную щеку мальчишки, видневшуюся из-под одеяла. — Юный господин руководит поместьем Фантомхайв и его обывателями с большой решимостью, однако ему всего тринадцать. Он все еще ребенок. Из подушки внизу донеслось возмущенное молчание. И задумчивый голос писателя. — Верно, — сказал он. — Очевидно, для него сейчас трудное время. Ему, должно быть, не по себе, когда его втягивают в нечто подобное, — в глазах мужчины отразилась мягкость, когда он снова перевел их на молчаливого ребенка рядом с собой. Как будто мальчик был невиновен. Что бы сказал Артур, если бы узнал? Если бы он увидел, как маленький монстр стоит в пятне крови собственного брата и продает себя адскому отродью? Очаровательно. — Вы не верите, что к произошедшему причастен милорд, доктор? Мужчина разом подобрался. — Я не думаю, что граф способен сделать что-то подобное. Без доказательств. Без фактов. Только его мнение, этого причудливого человека, только чувство, и он был уверен. Потерянный в обстановке. Введенный в заблуждение, ослепленный удивлением и жалостью. Это создание было поэтом, а не ученым. Себастьян почувствовал, как внутри него что-то странно шевельнулось. — Благодарю, — сказал он. — Я так рад, что они выбрали вас присматривать за графом, — он крепче прижал к себе подушку, наблюдая, как на лице Артура промелькнуло недоумение. И вздохнул. — Мистер Артур... — доверие должно быть оказано, прежде чем оно может быть выполнено. — Я вверяю юного господина в ваших руках. Он закрыл за собой дверь, прислушиваясь к тишине своего пробуждения. И ушел. Назад по пустому коридору к ожидающему месту преступления, к ревущему очагу в спальне мертвеца и проступающему пятну на ковре. Господин будет в полной безопасности. Пожалуй, он никогда не был в большей безопасности с тех пор, как вернулся в этот чудовищный дом. Доктор Артур верил, что граф невиновен, и в случае необходимости защитит ребенка ценой собственной жизни; этот человек действительно был свободным. Он ничем не был обязан графу. И ничего не был должен. Он делал это из принципа. В окружении милорда было весьма мало людей, которых можно было бы так охарактеризовать. Себастьян стиснул зубы, балансируя окровавленной кочергой в руке. И поморщился, прикоснувшись острием к рваной ране. Огонь пылал слишком ярко, а тени в углах комнаты были непроницаемыми, жидкими. Дрожащими. Ничего такого, чему смертный никогда не должен был бы стать свидетелем. Сегодня ночью дворецкий должен сыграть в игру своего господина. И сегодня, в эту ночь и в последующие, пока игра не завершиться, он будет всем, что нужно графу. Невидимым, но в пределах досягаемости. Предвидящим. Незваным. Призраком в доме графа. Себастьян глубоко вонзил наконечник тяжелой железной кочерги между ребер. Она прочно засела под пробитым легким. Он почти не почувствовал этого.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Разразилась буря. Сиэль сжал пальцы под подушкой, и грубая бумага захрустела под ними. Он подождет, пока врач уснет, а затем прочтет записку Себастьяна при этом тусклом свете, при свете из дальней ванной, где все еще горел свет — любезная уступка возможному подвыпившему гостю каждой комнаты. Или он мог бы переползти через кровать и вновь включить лампу рядом с Артуром. Или же мог лежать, ожидая, и читать ее по частям при коротких вспышках молнии. Одно слово. Другое. Освещенное бурей. Подходящий вариант для записки, написанной демоном. Фантастическая нелепость, и Сиэль медленно перевернулся, вытягивая спину. Этот набитый пухом матрас был мягче, чем его собственный. Он прогнулся, сдвигаясь под худыми бедрами. Удобный. Но ни знакомый, ни его собственный, из-за чего не будет хорошего сна. Графа обвинили в убийстве. Как они и предполагали. Заговор королевы становился очевидным. А он даже не мог как следует подумать об этом, потому что ему пришлось делить треклятую постель. И, черт возьми, Себастьян, на что он пытался намекнуть, прежде чем оставить их здесь одних? И впрямь, оставить своего господина в руках доктора. Навряд ли — мистер Артур был лишь их пешкой, неспособной ни защитить, ни навредить. Мужчина все еще не спал. Любой звук дыхания во сне заглушался шумом дождя снаружи, но это был не просто звук, это было стойкое ощущение, не поддающееся определению человеческое присутствие. Лежать неподвижно, как и Сиэль, сложив руки на груди, и хмуро глядеть в тусклый потолок. Если бы мальчишка хорошенько задумался, он мог бы почти ощутить тепло этого человека отсюда, через пространство между ними. Возможно, Артур был так же напряжен, как и он сам, вынужденный находиться здесь, рядом с ним. Сегодня за ужином писатель, казалось, наслаждался их беседой, забыв о своей неловкости, когда говорил, медленно разгораясь. Затем взволнованно объяснялся. Рассуждал о микробах, кровеносных сосудах. О фольклоре Сассекских холмов. Но он изо всех сил старался не смотреть Сиэлю в глаза, когда тот забирался под одеяло, недовольно ворочаясь на подушке. Безусловно, врач упомянул о повязке графа, когда они укладывались в кровать — любой офтальмолог так бы и сделал, хотя бы для того, чтобы доказать свой профессионализм, однако мужчина действительно выглядел обеспокоенным. Эти карие глаза рассеянно перебегали с повязки на тяжелую цепь, нетерпеливые, но в то же время настороженные; ему было неуютно в этом доме. Страх Артура был простым и понятным. Он не знал, что здесь происходит. И он не знал, как притвориться, что знает. Мальчик закрыл глаза. Ветер свистел над хребтом, он мог его слышать. Далекий рев. Над округой проносился сильнейший шторм сезона. Не поэтому ли он рассказал Артуру о своей семье? Граф не планировал этого делать. Но доктор выслушал его маленькую театральную выходку, кивнул. Он слушал бы и дальше. Принимал бы каждую крупицу всего сказанного. Этот человек был писателем, и жил ради этого: потока ощущений, эмоций. Чувств. «Я уже много лет не делил ни с кем постель», — подумал Сиэль. Что было правдой, много лет он не спал рядом с другим человеком. Как подобает, под одеялом. Он не лгал мужчине. — «С тех пор, как я был совсем маленьким. Иногда я забирался к матери и отцу. В такие ночи, как эта». В этом не было необходимости. «А теперь никого нет». Это было глупо. И Артур погладил Сиэля по волосам, словно тот был каким-то ребенком. Граф почувствовал, как его разум раздраженно напрягся даже при одном воспоминании — он не был ребенком, у него не было желания видеть эту нежность в лице незнакомца, но ведь именно этого они и хотели, не правда ли? Чтобы свидетель наблюдал за оскорбленным сиротой. Одиноким ребенком, невинным. И доктор сжал руку на коленях, как будто иссиня-черные волосы могли обжечь его. С этим странным выражением на лице — удивлением и ужасом. Замешательством от того, что переступил границы дозволенного. И жалость — жалость, отразившаяся в широко раскрытых глазах и мягкая на губах. Сиэль вздохнул. Молчание мужчины было нерешительным. Он был на грани того, чтобы сказать это, и только приличия сдерживали его рвение. «О, сэр. Если хотите, сэр, если гроза вас беспокоит»... Если бы юный господин не был дворянином, Артур мог бы спросить. Предложить. Придвинуться ближе, поделиться своим теплом, чтобы рука уютно устроилась на хрупких плечах. Если бы он не был дворянином. Любопытно было бы узнать, «если». Сиэль лежал, прислушиваясь, его пальчики ног упирались в холодный угол льняных простыней. Краткий свет, призрачная тишина от молнии, а затем ответный гром. Оконные стекла задрожали. И мальчик еще глубже вжался плечом в подушку. «Каждый раз в такие ночи, как эта». Рядом с ним Артур слегка пошевелился, и тело мужчины на пуховом матрасе осело и приподнялось вокруг них. — Этот дождь, — прошептал Артур. Догадался ли он, что граф тоже не спит? — Он поразителен. — Дьявольский, — недовольно буркнул Сиэль в темноте. — Возможно, — сказал врач. — Возможно. В Шотландии старики молвят, что ведьмы разносят свои ночные кошмары по холмам. Мальчишка согнул запястье в холодном железном наручнике. — Вы верите в сверхъестественное, доктор? — Нет, — медленно произнес мужчина. — В мире есть много вещей. И даже если что-то трудно объяснить, это должно быть частью природы. Поэтому я не думаю, что что-то может выходить за рамки естественного, как такового, даже гоблины или феи. Граф повернул голову на подушке. — Сейчас вы просто спорите о семантике. Верите ли вы в гоблинов и фей? Артур некоторое время молчал. — Я не верю в солнце, — сказал он наконец. — Я вижу его, оно есть, и оно существует. Моя вера не важна. — Однако вы все же предполагаете, что феи могут существовать? — Если бы у меня были доказательства, тогда я бы мог с точностью ответить вам. Сиэль фыркнул, но улыбнулся. — Любой может так сказать. О чем угодно. Значит, у вас есть вера без доказательств? — Это называется верой, — произнес Артур. — А я ни во что особо не верю, — но слова прозвучали слишком мимолетно, поэтому мальчик уже не был так уверен в их правдивости. Он лежал неподвижно. Но писатель больше не заговорил. Лежать здесь с ним было не совсем неприятно. Любой другой был бы мучением: близость отталкивающих тел, их раздражающее присутствие и его собственная плоть, напряженная от сопротивления — никакой надежды на сон. Но это не было неприятным. Сиэль свернулся калачиком на боку, и его подтянутое колено коснулось сонной руки мужчины под одеялом. Ему показалось, что он почувствовал, как Артур вздрогнул. Однако рука не отдернулась, а пальцы медленно сжали подол ночной рубашки. Очень осторожно. Целомудренный мистер Артур, и ребенок улыбнулся ему, пряча улыбку в подушке. Он потянулся, вполне естественно выгнув спину дугой. Как он сделал бы, разумеется, если бы удобно устроился в своей большой кровати, и его бедро наткнулось на расслабленные пальцы. И они напряглись. «Если». Если бы мужчина прикоснулся к нему, это не было бы неприятно. Если бы этот человек прикоснулся к нему. Сиэль почувствовал волнение, трепет собственного возбуждения, и затих. Это было что-то новенькое. Больше, чем просто лесть, вызванная очевидным интересом Артура, больше, чем веселье от этих жаждущих глаз, устремленных прямо на него, и граф позволил этому чувству охватить себя. Он опустил левую руку, а вместе с ней и тяжелую цепь, перекинутую через талию. Мальчик пошарил по одеялам и под ними, нашел теплую ладонь и притянул ее к себе. Близко, словно игрушку, прижатую к его груди, и мистер Артур теперь был обеспокоен. Но он по-прежнему держался просто блестяще. Где-то за пределами поместья яростно хлопнула ставня. Мужская рука была зажата между маленьких ладоней. От шерстяного рукава пижамы исходил запах дешевого мыла и нафталина. Сиэль слегка коснулся длинных пальцев. Они не сопротивлялись. Его прикосновение скользнуло ниже. Широкое запястье — мужская рука. И теперь он прикоснулся более уверенно, чувствуя. Ровные тонкие пальцы, слегка загрубевшие по бокам костяшек. Рука писателя. Теплая. Ногти аккуратно подстрижены, ах. Рука врача. Пальцы слегка сжали его собственные. Влажные на гладкой ладони. Она дрожала. Граф притянул ее ближе, достаточно близко, чтобы коснуться подбородка, легчайшим прикосновением. Он мог бы прижать эту руку к своей обнаженной коже. Запустить ее под ночную рубашку. Провести по телу, горлу, груди, хрупкой бедренной кости, медленно по упругим бедрам и между ними. В какой момент Артур вздрогнул бы? При первом прикосновении скрытой плоти или при горячем прижатии к ней? При плавном движении? Или только когда прозрачные капельки скользнут по его ладони? Сиэль осторожно вдохнул и наклонился ближе к кончикам пальцев. Он легонько коснулся ими своих губ. Его собственный член задрожал. Мальчишка мог сделать все что угодно. И Артур, возможно, вздрогнул бы, а его глаза в грозовой темноте были бы широко раскрыты, встревожены и очарованы. Он не стал бы сопротивляться. Его тело было бы ласковым. В движениях рук, в дыхании не было бы насмешки. Граф вытянул одну ногу вперед под одеялом — экспериментальный жест. Обнаженная голень встретилась с плотно сжатыми коленями. Теплыми, шерстяными. И он вновь надавил, и почувствовал, как они раздвинулись, и между бедер мужчины ощущался жар. Доктор судорожно вздохнул. Сиэль услышал это. Сжатая рука у его подбородка задрожала. Он лизнул кончик пальца, — едва уловимое касание — а затем взял его между розовых губ. Соленый. Нежный. Артур издал хриплый звук и придвинулся ближе, съеживаясь или страстно желая, и мальчик почувствовал, как лихорадочное возбуждение прижалось к его зажатому бедру. Он лежал неподвижно, зажав кончик пальца между зубами. Как и врач, который теперь старался не двигаться. Порыв, завывание ветра; раскат грома, похожий на нарастающий прилив. Член мужчины крепко прижимался к его ноге, горячий сквозь шерстяную пижаму. И все же он был столь нерешителен, что Сиэль почувствовал любопытный жар в груди. Что же сдерживало доктора? Артур был явно возбужден. Он не мог этого скрыть. Человек более честный, чем надлежит, гладящий графа по голове, забывающийся. Но он боялся вызвать недовольство хозяина. И это все? Писатель не стал бы самоутверждаться. Был ли это страх? Не мораль, не тогда, когда он судорожно дышал от прикосновения языка. Мальчишка начал медленно посасывать палец, ноготь гладко прижимался к небу, и Артур вздрогнул. Казалось, он пытался молчать, и его колени сжались вокруг стройной ножки. Сильнее, глубже между его губ. Мужчина напрягся и, слегка пошевелившись, прижался к Сиэлю, потерся о голое бедро, и граф выгнулся дугой. Твердое колено было между его собственным. Он прикусил палец, и трение — трение мужского тела о его собственное было мучительным, яростная дрожь жара, и теперь Артур не мог притворяться невинным. Мальчик издал стон и прижался к теплой ладони, не в силах сдержать свой голос, и доктор остановился. Его рука сильно дрожала. Затем Сиэль почувствовал дыхание на своих сцепленных руках. Приблизившееся, прижатое, целующее костяшки изящных пальчиков. Коротко и мягко. Граф вынул влажный палец изо рта, и они оба замерли. Он прислушивался к неровному дыханию; Артур знал, что он сделал. Вероятнее всего, мужчина считал своего господина весьма добродетельным, хотя и наивным ребенком. Или же он узнал ловушку, когда увидел ее? И ведь так оно и было, не правда ли? Для человека, который должен был смотреть, но не трогать. Сторож «Цепного пса». Это едва ли имело значение. Артур уже поверил в их историю. Он хотел верить. Он верил, глупец, и Сиэль мог сделать все что угодно: обхватить ногами крепкие бедра, прижаться к теплу его груди, его тела, в течение всей ночи. Тонкие руки обвились бы вокруг сильной шеи. Горячее дыхание в его волосах. И прислушиваясь, как над ними бушует буря. Он судорожно выдохнул. Это было бы приятно. Ярость Себастьяна была бы настоящим представлением. Граф отпустил руку и убрал ногу, переместившись с лихорадочного жара обратно на прохладные простыни, и перекатился на другую сторону подушки. Глубокий вдох. Накрахмаленное белье, аромат лаванды. Сохранившаяся резкость мыла. Тяжелая цепь, перекинутая через стройное бедро, звякнула под кроватью. Врач тоже медленно откатился, и одеяло натянулось, прежде чем он удобно устроился, и они оба затихли. Не совсем тихо. Чуть позже мальчишка услышал приглушенный шум и едва заметное шевеление одеял. Боже правый, мистер Артур. Неужто вам требуется облегчить собственное разочарование? Сиэлю было знакомо это чувство; и не это ли он увидел на лице доктора? Желание. За этим было довольно забавно наблюдать. Легко испытывать презрение. Однако ребенок знал это чувство. Он свернулся калачиком. Засунул холодные руки между бедер, в складки ночной рубашки, и постарался не прислушиваться к ветру снаружи.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Сиэль проснулся, и облачный утренний свет, заливавший его спальню, был совершенно непривычным. Его было слишком много. Неправильное расположение. Солнце переместилось в другой участок неба — инверсия, искажение. Это была не его спальня. Артур все еще крепко спал рядом с ним, его конечности были расслаблены и неуклюжи. Вы бы могли вонзить ему нож в шею еще до того, как он откроет глаза. Мальчик задумчиво потер глаз кончиком пальца. Никто еще не поднялся, чтобы разбудить его, интересно. Хотя гости могли бы проспать так до полудня. Богатые люди поразительно ленивы. Наверняка они уже нашли тело дворецкого. Было почти семь. На кухне, должно быть, царит хаос. Сиэль сел, плотнее укутавшись в одеяло; огонь погас, и он мог видеть свое дыхание в облачке пара. Еще один вдох. В большущем поместье горничная должна была бы приходить сюда на рассвете и разводить огонь в камине, но в этом доме все слишком полагались на дворецкого. Граф вздохнул, положив подбородок на подтянутые острые коленки, и повернулся, дабы посмотреть на доктора. Как этот человек мог спать? Мальчишка проспал три часа. Возможно, четыре, после того как развернул записку Себастьяна и прочитал ее при тусклом свете лампы. По всей видимости, это был яд. И лорд Грей должен быть безжалостным, чтобы предать немца; впрочем, он поступил мудро, потому что живой Сименс остался бы нерешенным делом. Лучше не оставлять свидетелей. Сиэль засунул руку обратно под подушку, нащупывая край бумаги. Ему следовало бы найти способ оставить свой ответ демону. Улучить момент и приказать ему заменить флакон с ядом, и тогда они могли бы приступить к подставе Вудли. Грей не стал бы поднимать шум. Он просто испытал бы облегчение, если бы ему сошло с рук убийство Сименса и дворецкого Фантомхайва. В тусклом утреннем свете потемневшее пятно крови на наволочке казалось почти черным. Он не заметил этого прошлой ночью — Себастьян, по-видимому, прикрывал рану. Была ли она серьезной? Очевидно, достаточной, чтобы убить. А теперь тело находилось где-то в доме, разумеется, если чертов демон выполнил свою работу должным образом, и разве это не станет зрелищем — тварь, вероятно, нашла способ сделать даже собственную смерть эстетически завораживающей. В действительности, подумал граф, сейчас самое подходящее время пойти и разыскать слугу, пока никого не было поблизости, и убедиться, что все идет по плану. Идти придется очень тихо. Скорее всего, тело будет в комнате Сименса. Возможно, Грей последовал за дворецким в кабинет или даже в спальню Себастьяна; ему придется проверить все комнаты в тусклой утренней прохладе, наблюдая за снежным отблеском рубашки демона в тени. На полу или спрятанной в углу. Там будет кровь. Руки Сиэля похолодели. Желудок неприятно свело, и он вновь лег, ожидая, пока тикают часы. Лучше было подождать, пока врач проснется. Он снова попытался уснуть; буря немного утихла, это было уже кое-что. Губы спящего Артура были слегка приоткрыты. Его рука была подложена под щеку, и сейчас он выглядел не слишком взрослым. Как он поведет себя, когда проснется? Когда сядет за стол завтракать со своим господином? Он не мог быть более неуклюжим. Возможно, разницы вообще не будет. Некоторые вещи ощущаются по-другому при дневном свете. Некоторые грехи растворяются, когда ты выходишь из дрожащей полуночи в рациональный рассвет. Некоторые вещи кажутся точно такими же. Мальчик пересчитал гипсовые панели на потолке. Он вновь перечитал записку. На завтрак наверняка будут жареные сосиски и кеджери с лососем. Если Бард ничего не испортит. Где все были этим утром? Было уже почти десять, когда Сиэль с резким вздохом сел, его желудок слишком сжался, и он похлопал Артура по плечу. — Что-то не так, — сказал граф, когда мужчина потер свое заспанное лицо. — Себастьян не пришел меня будить. Глаза врача расширились, словно его кто-то укусил. Он с трудом выпрямился, выражение лица было пустым. И тут же оцепенел — он, безусловно, не ожидал подобных новостей? У Сиэля не было возможности задать вопрос. Танака стоял в дверях. Писатель вскочил с кровати. И где-то в коридоре послышался крик женщины. — Господь Всемогущий, — сказал Артур, и это прозвучало как ругательство. Он побежал. И мальчишке пришлось бежать, чтобы не отстать, его босые пальцы вздрагивали на полу. Доктор, должно быть, встревожен. Падение, падение, спуск в ад, ожидание худшего еще до того, как они завернули за угол коридора. И этот человек будет еще более несчастен, когда обнаружит то, что его ждет... Это был голос Мэйлин, высокий и дрожащий. И Финни. Кто-то плакал. Там был настоящий хаос. Артур остановился в дверях. Как и граф. — Молодой господин, — сказал садовник, притихший от ужаса. Но Сиэль не смотрел на Финни.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
— Ваша одежда готова, юный господин. Мальчик не открывал глаз. Он опустился в ванну, пока горячая вода не коснулась острого подбородка. — Ммм. Еще мгновение. — Колокольчик на обед прозвенит через сорок пять минут, — раздался терпеливый голос Танаки возле двери. Сиэль не ответил. Он услышал, как мужчина снова закрыл дверь. Это была не его собственная ванная: просто одна из гостевых ванных комнат, та, что с дребезжащими медными трубами и желтой плиткой. Не его покои — Фелпс все еще занимал хозяйскую спальню. В воздухе витал совершенно другой запах. Управляющий не предложил встать на колени рядом с ванной и вымыть его. И ребенок не допустил бы этого. Это была обязанность камердинера, а у графа его не было. Лишь дворецкий. Который теперь был мертв. По-видимому. Сиэль приоткрыл один глаз и высунул ногу из воды. На пальцах все еще виднелись засохшие капельки крови, темной струйкой стекавшие обратно в ванну. На сей раз не его кровь, — приятная перемена — но была ли это вообще кровь? Когда он ступил в нее, она была холодной, липкой под пальцами ног рядом с трупом. Тело Себастьяна выглядело в действительности человеческим. И в действительности мертвым, когда Артур опустился на колени, чтобы осмотреть его. Длинные пальцы доктора, очень нежные, профессиональные, как у дворецкого, проверили пульс. Справлялись лучше, чем Финни, который не мог перестать лить слезы. Плакать, прижиматься к другим... Неужели садовник ожидал, что все будут вести себя так же, как он? Они ждали от него чего-то, эта комната, полная шокированных и любопытных глаз. Им нужна была демонстрация, что было весьма просто сделать — кричать и топать ногами. Именно так выглядит гнев, не правда ли? Но управляющий был прав. Глава дома Фантомхайв не должен расстраиваться из-за такого пустяка, как смерть слуги. Господин никогда бы так не сделал. Сиэль вновь закрыл глаза. Артур попросил Танаку присмотреть за ним, а не делать это самому, что было хорошо. Врач знал, что должен держать себя одновременно ответственным и беспристрастным. Он давал себе возможность разобраться в происходящем, и не стал возражать, когда мальчик попросил его возглавить расследование этих смертей. Тяжелый запах этим утром, металлический смрад пронзенных органов — никакой эстетики, лишь сырой запах смерти, и это было неожиданно. Этот запах запечатлелся в памяти Сиэля — вместе с горящими дровами в камине, духами матери и песочным печеньем с корицей — как в детстве. Знакомый, как ореол крови на ковре, жуткое обмякшее тело и его запрокинутое лицо. Граф опустился ниже, и горячая вода поднялась до плотно сомкнутых губ, щекоча ноздри. Каждый удар. Каждый ожог от открытой ладони на мерзкой холодной щеке Себастьяна — о, зверь заслуживал этого. Это невозмутимое нахальное тело было таким неподвижным, когда ребенок опустился ему на грудь. Знал ли демон, как это взбудоражит мысли его господина? Сиэль вылез из воды и завернулся в полотенце. Оно волочилось по полу, когда он вышел из ванной. Танака разложил одежду графа в гардеробной снаружи, и мальчишка остановился. — Милорд, — сказал старик. — Если позволите. Костюм был черным. Полностью черным, а под ним белая рубашка — полутраурный, такой, какой надевают на похороны дальнего родственника. Или же самого верного слуги. Управляющий не упомянул об этом. Как и Сиэль. Он сам расчесал волосы, прежде чем они спустились вниз. Обед был накрыт на длинном столе. Он не был так полон уже много лет, и голоса гостей заполнили помещение; не эхо, потому что тяжелые портьеры и дорогие ковры приглушали каждый лишний звук, а гул в воздухе. Это было хуже, чем когда его навещали тетя и дядя. Однако еда выглядела неплохо. Граф ткнул в нее вилкой. Картофель был обжарен, смазан маслом до золотистого блеска. Повар был весьма организован. Поваром был не Бардрой. Сиэль вздохнул. Низший слуга ненадежен по определению. Коварный слуга иногда может оказаться ненадежным, чтобы доказать свою правоту. Но только Себастьян мог выполнить поставленные задачи с величайшим совершенством и заставить чувствовать это личным оскорблением. Демон, должно быть, потратил половину ночи на подготовку. А теперь он был мертв для всего мира, застрял в подвале, ожидая, пока бушует буря, и тайна углубляется. Наверняка, он был рад услышать, как все нахваливают его стряпню — иногда эта тварь жаждала внимания. Сиэль позволил заунывным голосам своих гостей захлестнуть его мысли. Завтра прибудут детективы из Скотленд-Ярда, и они поверят в то, что им скажут, в объяснения Артура и остальных — «граф невиновен». «За всем стоит Вудли». И все смогут наконец разъехаться по домам. Все вернется на круги своя. Но лорд Грей указывал на пустое место за столом. Ребенок отложил вилку и выпрямился, и что-то еще было не так. Он не слушал. Фелпс отсутствовал. Артур встал. — Возможно, нам следует проверить спальню графа? — и его молодое лицо потемнело, стало серьезным. Сиэль тоже встал, отложив салфетку. Теперь все смотрели на него. — Я отведу вас, — сказал он, и тут же все снова бросились наверх, нетерпеливые и встревоженные, словно дети рождественским утром. Финниан шел следом. Мэйлин уронила поднос, и ее сапоги тяжело ступали по ступеням позади них. Бежали. Черт, им не терпелось найти еще один труп, не так ли? У мальчишки перехватило дыхание, когда они подошли к двери хозяйской спальни. Подбежали. Черт... — Где ключ? — спросил Артур. — Я не знаю, — ответил Сиэль. Он действительно не знал. — Есть только один ключ от моей комнаты, и он всегда находился у Себастьяна. Но проблема была не в этом. Грей открыл дверь. У мальчика все похолодело внутри. И проблема была не в том, что Финни вцепился в него, подхватил и оттолкнул, когда дверь разлетелась вдребезги, мисс Ирен взвизгнула, и все они оказались в покоях графа. Настоящая проблема ожидала их в спальне. Фелпс распластался на полу. Бледно-зеленоватый. Бездыханный. Мертвый. И это не было частью плана.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Каменные ступени отдавались эхом, когда группа спускалась из кладовой в подвалы; Бард шел впереди с фонарем. Финни и Артур шли следом, а за ними — лорд Грей. Сиэль неспешно следовал за ними, постукивая тростью по каменным ступеням. В воздухе витал запах сырости. Ему предстоит приказать Себастьяну проверить уровень влажности внизу, как только все закончится; здесь хранилось вино стоимостью в несколько тысяч фунтов. Нет надобности переводить его впустую. Ему придется написать дворецкому записку. Впрочем, ему вообще не нужно было этого делать. Демон мог слышать его и так. Граф задумчиво фыркнул. «Себастьян. Ты слушаешь?» Некоторые люди молятся Богу. Но Бог никогда не отвечал ему. «Фелпс мертв, ему что-то вкололи в шею. Интересно, какие новости ты можешь мне сообщить по этому поводу? Артур возглавил расследование — он делает свою работу именно так, как мы того и хотели. Со своим блокнотом и карандашом, неизменный писатель, с видом величайшей серьезности». «Гости становятся беспокойными, Себастьян. Они поняли, что один из них должен быть виновен. Вудли вышел из себя и ударил доктора, что играет нам только на руку, теперь Артур будет настроен против этого человека». Губа мужчины все еще была посиневшая и распухшая от удара грубых костяшек пальцев и тяжелых колец. «Полагаю, что удар кольцом должен быть довольно болезненным. Как ты считаешь?» Розовые губы дрогнули. «И Вудли был достаточно самонадеян, чтобы попытаться ударить и меня тоже. Однако Танака был с ним очень тверд — он не потерял своей хватки. Старик вполне приемлемый дворецкий в твое отсутствие». «Мэйлин сказала нам, что ты приказал ей послать сову. Сову? Для чего, черт возьми, это было нужно?» Бард остановился в конце каменного коридора. — Сюда, — сказал он, и они последовали за слабым светом фонаря. Внизу не было электрического освещения. Здесь было тускло, как в средневековье. — В таком месте можно встретить привидений, — произнес Артур; этот человек был довольно причудлив. Приведений? Не так уж далеко от правды, доктор. «У того, кто убил Фелпса, должен быть твой ключ, Себастьян. План состоит в том, чтобы обыскать твое тело в поисках того самого ключа. Что, я думаю, будет весьма занимательно». Возможно, чудовище не слышало. Возможно, его вообще здесь не было; что, если бы его поймали за тем, что он рыскал по этому месту, в то время как слуга должен был быть мертв, на что Сиэль почти надеялся. Тогда проклятому демону пришлось бы потом долго изворачиваться, чтобы найти хоть какое-то разумное объяснение случившемуся. Быть может, если бы граф сосредоточился, ему удалось бы услышать тень ответа в своих мыслях. Предположений, смысла. У него уже было такое однажды, давным-давно, когда они были маленькими, быть может... — Ну, вперед, — сказал Бард, отпирая тяжелую дверь подвала. И коридор дугой устремился в огромное пространство, сводчатое и прохладное из-за теней. Артур откинул льняное покрывало с одного из трех тел на полу. И остановился. — Он мокрый. Бардрой нахмурился, глядя на каменный свод над ними. — Похоже, где-то произошла протечка. Или, быть может, труп дворецкого отправился на прогулку в столь отвратную погоду. Но никто не высказал этого предположения. Себастьян и в самом деле был насквозь промокший, его влажные волосы прядями падали на глаза. Он выглядел еще более помятым, чем когда-либо видел его Сиэль, и бледен как смерть. Впрочем, ничего нового. «Неужто напряженная ночка, Себастьян?» Он позволил словам задержаться в своем сознании. Возможно, они эхом отчетливо прозвучат в голове его слуги. «Думаю, тебе понравится эта часть». — Ладно, мы должны перевернуть его, — сказал Бард. — Вы не можете! — под сводчатыми арками раздался шумный голос садовника. — Вы не можете обращаться с мистером Себастьяном как с вещью, вы не можете просто... Граф не повернул головы. — Финни, — сказал он. — Если ты и дальше собираешься вести этот бессмысленный разговор, то можешь быть свободен, — мальчик присел на корточки рядом с телом своего дворецкого, приподняв край черного пиджака. — В данный момент это неуместно. Юноша замолчал. Бардрой принес перчатки, и Сиэль надел их, прежде чем потянулся к тонкой серебряной цепочке на жилете слуги. Часы выскользнули из кармана с брелоком, и холодный металл лег на ладонь. — Ключ здесь не прикреплен, — сказал он, и шеф с Артуром переглянулись. — Может, он носил его на шее? — спросил Грей, который тыкал в бочонки кончиком меча. — Возможно, — нерешительно произнес Бард. Граф встал. — Что ж, — сказал он, — можешь начать с его пиджака. Мужчина вздохнул, приступив к делу. Накрахмаленные рукава рубашки дворецкого были почти сухими под промокшим фраком. А затем Бард расстегнул сшитый на заказ жилет, и между черными ремешками подтяжек показалась струйка темной крови. Сиэль прикусил губу. Видел ли он когда-нибудь дворецкого без жилета? Шеф осторожно расстегнул забрызганный воротник и верхние пуговицы рубашки, обнаженная ключица была белой и глубоко израненной. Ложбинка на шее Себастьяна. Холодная, без пульса. Заглушил ли он свое сердцебиение? О, зверь делал это хорошо. — И его рубашку. Медленное расстегивание пуговиц. Пальцы Барда были неуклюжими. Кожа под рубашкой была испачкана, измазана, потемневшей от запекшейся крови, а между ребрами зияла ужасная рана. Участок бледного живота был впадиной ниже его раздробленной груди. Края раны были багровыми, испещренными трупными пятнами. А над ними виднелись обнаженные соски, поразительно темные на фоне покрытой синяками кожи цвета слоновой кости. Мальчишка с трудом сглотнул. Мазки и слизь загустевшей крови, пенистые брызги из пробитого легкого. — Черт побери, — прошептал Артур. — Теперь брюки, — сказал граф. Бард повиновался. Он расстегнул длинные пуговицы на черной шерсти, ряд оловянных пуговиц — о, Сиэль знал каждую из них. Мужчина нерешительно оглянулся через плечо. — Снимай полностью, — голос был тонким и бездыханным. Теперь помогал врач. Вдвоем они стащили с дворецкого брюки и сняли их, и мальчик уставился на него. Не мигая. Узкие точеные бедра под натянутой бледной кожей. Без единого изъяна. Длинные стройные ноги. И его ничем не прикрытый мягкий член в завитках темных волос. — Вот, — сказал Бард, — теперь точно все, — что было излишне, подумал граф. Грудь демона не шевелилась, не было даже тени дыхания, жизни. Но его тело было распростертым, раздетым у ног Сиэля. Бледным, оголенным и неподвижным, словно существо, вытащенное мертвым из океана, влажным. Слишком человечным. Почти жалким. — Одень его снова, — сказал граф, — Здесь нет ничего, на что стоило бы смотреть. — Ключа нет, — Артур застегивал одежду дворецкого. — Может быть, он в его комнате? Ребенок снял перчатки и потянулся за тростью. — Пойдемте, посмотрим. И на этот раз он повел их наверх, в парадный зал. Через два лестничных пролета, мимо гостиных к главным спальням. В конце коридора поворот направо, к служебной лестнице. Здесь ступени были чистыми, голыми и деревянными, и все топали слишком шумно, в воздухе витал запах сена и птиц. Чердачный этаж и ряд белоснежных закрытых дверей. В обычном поместье здесь жили бы десять горничных вместе с экономкой, но это был необычный дом. Сиэль открыл дверь в самом конце коридора. — Это комната Себастьяна. Странно стоять здесь, в тускло освещенном помещении с голыми стенами и деревянными половицами. Аккуратный комод. Письменный стол. Кровать — спали ли на ней хоть когда-нибудь? Артур уже засучил рукава, открывая ящики. Проверял под матрасом. Заглядывал в человеческие тайники. Слуги тоже не знали, где что находится. — Мы здесь впервые, — сказал Бард. С сожалением. Неужели он думал, что ему следовало подружиться с главным дворецким? — Я был здесь всего два раза, — сказал мальчик. Один раз в первые несколько недель после их возвращения в этот дом, когда он ворвался сюда однажды ночью, чтобы в следующий раз потребовать корицу в свой запеченный заварной крем. Это был лживый предлог: граф хотел посмотреть, поселился ли демон в этой спальне. Но она выглядела такой же невзрачной и чистой, как всегда, и к тому же пустой. Себастьяна здесь никогда не было. И Сиэль не возвращался. Во второй раз, когда Сома играл в прятки и не спустился к обеду, а Сиэль поднялся сюда по подозрению и обнаружил, что принц шарит по всем комнатам. На всякий случай он открыл дверь и заглянул внутрь. Однако помещение, неизменно, было безликим, как пара отглаженных перчаток. Пустая оболочка чего-то похожего на человека. — Ключа здесь нет, — сказал Артур, сунув голову под кровать. Мальчишка остановился, дабы осмотреть верхнюю часть комода. Открыл коробки с воротниками. Ни пыли, ни отпечатков пальцев на зеркале. Есть ли у демона отпечатки? Он попытался вспомнить прохладные кончики пальцев Себастьяна. Были ли они также чувствительны, как у других людей? Скользя по его обнаженной коже, вниз по телу. Между губ. Сиэль прочистил горло, закрыв ящики. Подошел к гардеробу. — О, проклятье... — он чихнул. Отступил назад. И тусклый интерьер, кошачья возня внутри шкафа вызвали у него дрожь в животе, подобную облегчению, какому-то шевелению — это непотребство вздыбленной шерсти и отталкивающего запаха кошачьей мочи. Кто на земле станет держать притон животных, запрятанный среди висящих фраков? Ох, такое существо было — его демон. Его дворецкий. Но это был не человек. — Кошки, — сказал граф. — Кошки? — лицо Артура было пустым. — Кошки! — воскликнул Финни и перекинул одну из них через руку, прежде чем она успела юркнуть под кровать вместе с остальными. — Ах, это кошечка. Она такая мягкая. Хотите ее подержать, молодой господин? Сиэль шарил в кармане в поисках носового платка. — Не приближай ко мне этих проклятых тварей, — его глаза заслезились. — Здесь тоже нет, — сказал Грей, задвигая ящики комода обратно. — У дворецкого нет личных вещей. Ничего из дома. Мальчишка неизящно высморкался в платок. — Откуда он прибыл? — спросил лорд, отряхивая ладони. Бард ответил не сразу. — Точно не знаю, — он пожал плечами в сторону садовника. — Никто из слуг не знает, откуда он родом и даже чем занимается в свободные дни. — Никто из нас не знал его, — тихо сказал Финни. — Быть может, юный господин знает больше? — Нет, — ответил Сиэль. «Нет. Мне не известно о нем ровным счетом ничего. Лишь в библейском смысле. Но что тут можно знать?» Полдень был утомительным. Ключ так и не был найден, поэтому всем пришлось снова собраться в желтой гостиной. Лау все утро пил чай и был в прекрасном настроении. Вудли все еще был угрюм из-за того, что господин Танака свалил его с ног. И багаж каждого пришлось обыскивать, в результате чего обнаружилось именно то, чего граф и ожидал — абсолютно ничего. Он почти ожидал, что Себастьян уже поможет им и оставит чертов ключ где-нибудь на столе, на каком-нибудь видном месте. Этот ублюдок точно ничем другим не занимался сегодня. И слугам пришлось выйти под проливной дождь на его поиски, потому что Лау, это скользкое создание, предположил, что дворецкий мог выбросить его в окно. Финни сам вызвался заняться поисками. Временами юноша был утомителен из-за своих вспышек. Из-за слез и тому прочее. Однако он был предан своей работе, и иногда на него трудно было сердиться. Сиэль стоял у залитого дождем окна и наблюдал за отражением своих гостей в стекле; актриса грела руки у огня. Артур хмуро просматривал свои записи. Лау полудремал с гладкой головой Лан Мао на плече. Вудли нервно постукивал ногой по кофейному столику. Гримсби хотел пойти и взять игральные карты из своей комнаты. Напряжение не давало им покоя. Все были встревожены. Что было естественно. Им следовало бы реагировать вслух, выплескивая свои мысли. Ужас, отвращение, страх. Именно в такие моменты вы видите людей такими, какие они есть на самом деле — в шоке, под давлением. Однако доктор держался молодцом. Непоколебимый. Переполнен решимости разобраться во всем. В этом бедламе, в этой тайне. «А как проходит твой день, Себастьян?»·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Новое лицо заслуживает нового имени. Демон экспериментально улыбнулся в зеркало, застегивая воротник. Высокий, чистый, канцелярский. Служитель церкви, как забавно. Теперь ему не хватало лишь достойного имени для этого злодеяния. «Мэтью Хопкинс» имеет приятное созвучие. Не столь элегантное, как французское «Михаэлис», но этот тоже был охотником на ведьм: узколобый, кровожадный британец, только начинающий свое третье столетие мучений в нижних ямах ада. Смертного определяют в преисподнюю в соответствии с маленьким хитросплетенным графиком, где «количество боли, причиненной другим живым существам» сравнивается с «общим чувством раскаяния», и ад делает неплохой бизнес на религиозных фанатиках. Демон ухмыльнулся, натягивая перчатки, когда спускался из своей спальни. «Хопкинс». Да, в этом определенно было что-то приятное. Он мог бы сказать, что приехал с визитом из Лондона, что было правдой — мужчина проделал весь путь в город по этим слепым штормовым дорогам только для того, чтобы купить билет в Лицейский театр. Алиби. Теперь он был по-настоящему чист и безупречен, заново перерожден. И вот этот человек здесь, вылезает из окна коридора и спрыгивает на клумбу в саду. Пересекает пустой затемненный сад с билетом в кармане и спящей совой в портфеле. Это должно заставить мелкого бесёнка гадать. «Мой день проходит хорошо, юный господин. Почти такой же насыщенный событиями, как и ваш собственный». Слуги перешептывались на кухне, их голоса гудели в его ушах даже сквозь дерево и камень. Они чувствовали себя потеряно без своего главного дворецкого. И им вот-вот предстояло столкнуться с замешательством. Ах, хаос — лиса, прокравшаяся в курятник. Ястреб, залетевший в голубятню. Демон замер на ступенях задней кухни поместья Фантомхайв и трижды постучал.