·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Наступил рассвет воскресного утра, и вся кухня гудела. Финни чистил вареные яйца для завтрака молодого господина. Бард пытался сварить рис и размешать овсянку, не сжигая ни того, ни другого, а Мэйлин стояла на стремянке и вычищала паутину. Себастьян стоял возле столешницы, нарезая кубиками лук и созерцая хаос, который вот-вот должен был воцариться в доме. Через десять минут он представит мистера Снейка его новым коллегам. Прошлым вечером ему пришлось провести обстоятельную беседу, когда демон принес ужин молодому человеку — вернее, дворецкий сделал ряд заявлений, пока заклинатель ел свой суп и молча слушал. Он дал Снейку список обязанностей, которые ожидаются от него как от слуги Фантомхайва, и краткое описание распорядка дня в поместье. Вкратце рассказал о деловой ситуации графа и его возможных врагах. И смутное, но выразительное предположение о том, как Себастьян причинит ему физические страдания, если тот случайно убьет их господина. Дворецкий бросил лук на шипящую сковороду. Когда-нибудь граф Фантомхайв умрет, но не от чьих-либо рук, а от рук своего демона. Он вытер руки и нахмурился, доставая из печи противень с булочками. Не из-за булочек. Они выглядели изумительно, как и все, что он придумал. Но под этой крышей разворачивались некоторые события, которые не были придуманы им. Нанять этого циркача. Каким неожиданным молодым господином был граф, отдавая свои надменные приказы и ожидая, что все будут ему подчиняться. Он был дерзким маленьким монстром, когда отбрасывал свою скромность. И Себастьян все еще не был до конца уверен, как это произошло, как ребенок опустился на колени, открыл свой сладкий ротик и дал своему слуге все, что тот хотел, и при этом ничуть не покорился. Мальчишка был неуклюж прошлой ночью: медлителен, неопытен, его маленький рот утомлял; он был слишком пленителен. Демон разрывался между тем, чтобы контролировать себя и наблюдать за раздражением на фарфоровом личике, или предаться приятной кульминации между теплыми сахарными губами. Он колебался. Он поддался. И, возможно, это был неправильный выбор. Однако решимость господина поразила его. Это означало, что у ребенка не было стыда, что было неправдой. Это означало, что ему нравится держать во рту член своего слуги. Тоже не совсем верно — мальчик выглядел так, словно после этого его могло стошнить. Неважно, насколько твердым был крохотный член, когда он лег в постель один, доказывая свою правоту, негодник. Но это означало, что граф смирился с чем-то. Или чему-то научился. Оба варианта были занятны. Дворецкий еще не знал, как поступить дальше. Однако скучать ему не приходилось. — Ах, Себастьян, — господин Танака стоял, прислонившись к дверному проему своего кабинета. — Вы позвали всех сюда? — Все верно, — демон снял фартук и жестом указал на комнату для персонала. На его лице расцвела осторожная улыбка. — Есть кое-кто, с кем вас следует познакомить. Три часа спустя он отнес чай в спальню графа и откинул тяжелые шелковые портьеры. Начал заваривать чайник. И наблюдал за заспанным аккуратным личиком, за явной скованностью, с которой его молодой господин выпрямился и скрестил стройные ножки под одеялами. Тирания смертельного желания. Чудесное зрелище. — С добрым утром, мой лорд. — Хм. — Я представил мистера Снейка остальным, господин. Я предвижу насыщенного событиями период адаптации. — Прекрасно, — мальчишка потянулся за чаем. — Убедись, чтобы никаких проблем не возникло. — И в самом деле. Неприятности — ваши верные слуги, милорд. — Только не говори мне, что я оскорбил твою нежную чувствительность, — граф сделал глоток, его мягкие губы сжались. — Где мой завтрак? — Сегодня утром его подадут в столовой, господин. — Изменение распорядка дня, — он сделал паузу. — Либо тебе нужно убрать трупы, либо Бард разрушил кухню. — Ни то, ни другое, милорд. Удивительно. Я просто подумал, что вы предпочтете воспользоваться восточным солнечным светом внизу и неспешно позавтракать в воскресенье. Граф не выглядел убежденным. — Кроме того, ваша спальня не была должным образом убрана в течение четырех дней, и ваша почтенная тетушка только что прислала записку, в которой говорится, что леди Элизабет намерена навестить нас сегодня утром. — Ты выгоняешь меня из постели, чтобы придерживаться своего графика. — Вовсе нет, мой лорд. Я прошу вас покинуть ваши покои, чтобы я мог очистить ваши простыни от довольно заметного запаха... — Чудно, — поспешно ответил мальчик. — Как только я закончу пить чай. — Безусловно, — Себастьян поклонился. — Значит, юному господину не потребуется помощь сегодня утром в связи с его состоянием? — Помолчи, — над чашкой сверкнул холодный синий блеск. Но это был не самый плохой из упреков. Быть может, некоторые замечания были более допустимы в спальне графа. Демон улыбнулся про себя, выбирая одежду для своего господина на этот день. Гардероб был по-прежнему до ужаса скуден; мисс Хопкинс наконец-то прислала полдюжины новых рубашек вместе с униформой Снейка, но на изготовление остальных весенних нарядов ушло гораздо больше времени, чем она обещала. Ситуацию усугублял тот факт, что портниха продолжала набрасывать новые эскизы и отчаянно названивать, дабы узнать мнение. Сегодня утром Финни позвал его во время разговора по телефону. — Это мисс Хопкинс. Она хочет знать, хорошо ли выглядел молодой господин в траурном костюме на похоронах. Себастьян нетерпеливыми пальцами завязывал фартук. — Скажи ей, что граф выглядел безупречно, и мы были бы признательны, если бы она смогла доставить его новые костюмы к концу месяца. Они были обещаны к Пасхе. — Она хочет знать, лента или бант на матросских воротничках? — Бант, — сказал дворецкий. Боже правый, как будто женщине нужно было спрашивать. Демон фыркнул, вернувшись к постели и встряхнув маленькую накрахмаленную рубашку. — Пора вставать, милорд. Когда юный господин сонно выскользнул из-под одеяла, его щеки залил сладостный румянец; ни следа той отстраненной скованности, которая была у него, когда вошел Себастьян. И никакого возбуждения тоже. Неужели чертенок действительно ублажал себя, пока ждал его в соседней комнате? Дворецкий стянул ночную рубашку с маленьким влажным пятном. Бархатная кожа резко покрылась мурашками. Как смеет этот сопляк после случившегося так спокойно смотреть в глаза своему слуге; ни тени стыда. — Я вижу, вы все-таки справились сами, милорд. Мальчишка пожал хрупкими плечиками. — Я предпочитаю эффективность. Ох, господин. Себастьян молча одел графа. Ему нужно было знать, насколько далеко простирается это новое хладнокровие. Сколько ребенок будет терпеть, прежде чем покажет свои маленькие коготки? Мальчик сидел на кровати, пока дворецкий тщательно застегивал подвязки. И когда он закончил, демон коснулся стройного бедра, запустив кончики пальцев в теплую впадинку за коленом. Господин смотрел на него сверху вниз совершенно бесстрастно. — Если тебе что-нибудь нужно, ты можешь просто спросить, — но в уголках необычайных глаз мелькнуло напряжение. Ситуация его забавляла. И на прелестном личике вновь расцвел пунцовый румянец, а ладони Себастьяна стали горячими. Ему до боли хотелось обхватить руками это нежное горло. Выудить из него какое-нибудь шаткое признание, хоть какую-нибудь мольбу. Мальчишка был невозможен. Дразнящий и отстраненный. Высокомерный и нуждающийся, лишенный даже малейшей утонченности в своих желаниях, но это не было наивностью. Это не было простотой. В задумчивом молчании он последовал за графом в столовую. Мэйлин стояла у буфета, держа в руках тарелку с булочками, а под серебряным колпаком ждало блюдо с кеджери из лосося. Демон отодвинул стул. — Ваш завтрак готов, милорд. Мальчик сел. — Я чертовски надеюсь на это, — он встряхнул газету и исчез за ее полями. Дворецкий уже жалел, что так быстро покинул спальню. Ему следовало бы поразвлечься с этим надменным созданием, дразня до тех пор, пока аккуратный возбужденный член вновь не начнет выступать из-под шорт. Мэйлин снова поспешила на кухню, и Себастьян ловкими руками подал завтрак; рис выглядел хорошо приготовленным. По крайней мере, Бард умудрился не сжечь одну из двух кастрюль. — Снейк помогал сегодня утром, господин. — И как успехи? — Это займет время, но он быстро учится. — Мм. Ты неплохо умеешь заставлять людей учиться. Не так ли? — холодный взгляд мелькнул поверх газеты. — Я бы согласился, милорд, если бы ваши танцы не убедили меня в том, что даже мои способности к обучению имеют свои пределы. — Хм, — граф вновь поднял глаза. Небесная синева была пронзительно яркой. Не глядя на своего слугу, он уставился в какую-то невидимую точку. — Господин. Что-то не так? Но где-то в фойе послышалась суматоха. Подъезжала карета. И Себастьян вздохнул, потому что он узнал низкий вкрадчивый голос, который так легко отмахнулся от Мэйлин у двери. — Доброе утро, граф. Ребенок поставил свою чашку. — Лау? Боже милостивый... — Я надеялся застать вас за завтраком. Но, похоже, я его пропустил. Какая жалость. Не так ли, Лан Мао, дорогая? Демон шагнул вперед. — Всегда рад, мисс Лан Мао. Доброе утро, мистер Лау. Китаец обернулся. — Разве ты не умер недавно? — Все может быть. Мальчик фыркнул. — Есть ли причина для такого вторжения? Или ты действительно проделал весь этот путь, чтобы получить бесплатный завтрак? Взгляд мужчины был непривычно тверд. — Вам будет интересно это услышать, граф. Господин махнул тонкой рукой. — Накрой на стол, Себастьян. Он принес еще две тарелки. И подал завтрак для их неожиданных гостей, пока Лан Мао осторожно перемешивала свою рыбу, а Лау объяснял, зачем он пришел, и это была весьма причудливая история. — Больница, занимающаяся воскрешением мертвых, — голос юного господина был ровным. — Да, я только что прочел об этом в газете. Но мне нет никакого дела до оккультной чепухи. — Разумеется, нет, граф. Но это может быть и не оккультным, — китаец сделал паузу. — В последнее время через задние доки проходит довольно много грузов. Некоторые из них весьма занятны. — Наркотики? — Люди. Больше, чем может вместить даже больница. — Значит, эксперименты над людьми, — мальчишка чопорно откинулся на спинку стула, скрестив свои худенькие ножки. — Я не понимаю, почему это должно нас беспокоить. Разве больница просто не избавится от тел, когда их доставят? — Скорее всего, — сказал Лау. — Но больница Карнштейна фигурирует в светских газетах. И у меня сложилось впечатление, маленький граф, что это ваша сфера обязанностей. — Вмешательство подпольной организации в жизнь обычного общества, — ребенок вздохнул. — Себастьян. Дворецкий поклонился. — Немедленно начни расследование. Демон улыбнулся. Никаких подробных указаний. Никакого приказа взять с собой господина для наблюдения. Была ли это автономия? — Предоставьте это мне, милорд. Это было нетрудно. Он не был расстроен, что оставил графа выслушивать шутки Лау, или перспективой пропустить визит леди Элизабет. У него было достаточно времени, чтобы надышаться сладким воздухом по дороге домой; к тому же слуга прекрасно рассчитал время: карета леди Элизабет как раз отъезжала, когда он влез в окно кабинета молодого господина. — Предупреждай меня, прежде чем сделать это вновь, — мальчик пристально посмотрел на него из-за своего стола. — Что, черт возьми, на тебе надето? Себастьян соскользнул с подоконника. — Вы не одобряете, мой лорд? Без сомнения, докторский халат делал свое дело, потому что граф внимательно слушал, пока дворецкий объяснял свои выводы. Сама больница Карнштейна не была центром незаконных экспериментов или хранилищем каких-либо рабов, но управляющие, безусловно, были вовлечены в подобные дела. Все они являлись членами британской аристократии. И все они входили в тайную организацию под названием «Общество Авроры», которая регулярно проводила собрания, чтобы продемонстрировать свои грязные маленькие научные изыскания. — Очень хорошо, — граф сложил руки на столе. — Нам придется внедриться в общество. Когда у них следующая встреча? Демон провел тщательное исследование. — Они соберутся на борту пассажирского судна, которое должно отплыть из Саутгемптона семнадцатого апреля. Ребенок фыркнул. — Встреча на корабле. Как совершенно... Его стул с глухим стуком отодвинулся, и Себастьян оглянулся. Граф, спотыкаясь, поднялся на ноги. Его необычайный синий глаз был широко раскрыт и пронзителен. — Как называется судно? — Новый роскошный лайнер компании Blue Star Line. «Кампания». — Это корабль Лиззи, — мальчишка снова сел. На этот раз медленно. — Себастьян... Лиззи. Где ваша формальность сегодня, милорд? — Расскажите мне, что случилось, юный господин. Граф потер переносицу. — Элизабет попросила меня сопровождать ее семью во время путешествия в Нью-Йорк в следующем месяце. Я отказался. Лайнер назывался «Кампания». Они посмотрели друг на друга. — Я не буду сообщать тете Фрэнсис о нашем путешествии. Нам не нужно, чтобы Элизабет пыталась все организовать, — мальчик потер большим пальцем свое тяжелое кольцо с драгоценным камнем. — Но мне придется составить планы с Танакой на время нашего отсутствия. — Бесспорно, милорд, — дворецкий поклонился. — Я пошлю записку мисс Хопкинс и сообщу ей, что нам потребуются дополнительные наряды для вашего путешествия. Во всяком случае, океанский круиз был бы увлекательным. Несомненно, это было бы именно то, что нужно молодому господину: новая обстановка, бодрящий соленый воздух и три недели, проведенные на борту вместе с семьей, чтобы немного поубавить его высокомерие. Себастьян чувствовал себя почти милосердным, когда после обеда отправился проведать Снейка. Он поручил юноше вычистить конюшни и нашел его, опирающегося на лопату, в последнем стойле. Самом темном. И демон уже знал, на что он смотрит. — Им десять недель, — сказал дворецкий. Заклинатель даже не вздрогнул, хотя Себастьян был полностью уверен, что его приближение было бесшумным. — Полосатый выглядит таким мягким. Сказала Эмили. Котята извивались в небольшом комке шерсти и тепла, резвились, бились друг о друга своими крошечными лапками. Их хвосты переплелись. Снейк наблюдал за ними. И наблюдал за грубыми ласками матери-кошки, когда она прижимала их к шее и вылизывала над глазами, вниз по животу и под крошечными хвостиками. В груди Себастьяна разлилось что-то вроде негодования. Но юноша не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к ним. — Они кажутся слишком маленькими, чтобы быть живыми. Говорит Оскар. — Они очень способные существа. Сейчас котята просто играют. Однако совсем скоро они смогут сами добывать себе пищу. Дворецкий искоса взглянул на лакея. Под необычным сладковатым запахом рептилий, исходящим от его спутников, этот юноша пах смертным. Но не совсем человеком. Демона это не касалось. Однако ему было любопытно. Он путешествовал по Востоку и там давным-давно были дети-змеи, рожденные от нагов и их смертных любовников. Бледная кожа на горле поблескивала нежными чешуйками. Себастьян задался вопросом, будет ли все тело юноши таким же прохладным, таким же гладким. — Спускается ли молодой господин поиграть с ними? — Нет, — сказал дворецкий. — Это амбарные кошки. Никто их не тронет. Твои змеи к ним не приблизятся. Ни к этим, ни к любым другим кошкам на участке, — он подождал, чтобы понять, не нужно ли будет заявить об этом более твердо. Но Снейк кивнул, не отрывая взгляда от котят. — Змеи сюда не приползут. Пока они сыты, сказала Эмили. — В любом случае, — сказал Себастьян. — Это все, что тебе нужно знать. В тот день граф обедал за своим рабочим столом; он был погружен в планы путешествия. — Просто поставь это сюда, — сказал он, когда слуга вошел, и даже не удосужился поднять взгляд. Демон наблюдал за ним, пока ставил тарелку с супом. Ему было интересно, что бы сделал мальчишка, если бы он вытащил его из кресла за воротник, нагнул над столом и стащил эти маленькие бархатные шорты. Он уже знал. Лорд был бы разгневан, поднял бы шум; гордость заставляла бы его скрывать постыдное удовольствие. Такие вещи требуют осторожности. Себастьян намазал маслом теплый хлеб. Он устал от осторожности. — Я устал от бумажной волокиты, — мальчик поднял голову. Он моргнул, как бы проясняя зрение. И дворецкий кивнул. — Иногда бывают такие дни, милорд. В половине четвертого господин позвонил ему из библиотеки. Граф, очевидно, покинул свой кабинет. Себастьяну понадобилось шесть минут, чтобы дойти до двери, но он взял с собой чай и не ожидал выговора; на подносе стоял малиновый песочный торт. И ребенок ел его в скупом молчании, серебряный звон вилки по тарелке раздавался в тихой комнате, пока слуга возился с камином. — Каникулы, — наконец сказал мальчишка. В его голосе не было энтузиазма. — Возможно, смена обстановки пойдет вам на пользу, мой лорд, — демон стоял, размышляя. — Возможно, вы отдохнете и от персонала? — Нет. Снейк теперь мой лакей, он будет сопровождать нас. Странный, едва уловимый поворот в теле Себастьяна. — У него не так много опыта, юный господин. — Еще нет, — граф пожал точеными плечиками. Он смахивал крошки со своей рубашки. Черный шелковый бант у тонкого горла зацепился за пальцы и развязался. Мальчик сверкнул глазами. — Завяжи. Дворецкий склонился над ним и аккуратно завязал бант. — Ммм? — Чертова штука щекочет. — Доставляет вам дискомфорт, — демон понизил голос. — Вы довольно чувствительны, несмотря на ваши стоические притязания. Граф встал и, оттолкнув руку Себастьяна, подошел к окну. — Дождевые тучи еще не рассеялись. — Вы планировали выйти на вечернюю прогулку, молодой господин? — Я собирался настроить телескоп. В это время года я должен найти Аквилу. — Как это романтично. — Астрономия полезна, — холодно сказал лорд и вновь откинулся на спинку кресла. — Для получения более широкой перспективы, — он скрестил тонкие ножки; дразняще мелькнуло мягкое бедро. Демон опустил глаза. — Перспектива не решает всех головоломок. Жил когда-то датский астроном, который точно рассчитал положение тысячи звезд и все равно верил, что Солнце вращается вокруг Земли. — Должно быть, он был чрезмерно невнимателен. — Он был одним из величайших ученых своего времени, — сказал Себастьян. — Ему удалось построить подземную обсерваторию, считать себя непогрешимым и быть изгнанным своим же королем. Он написал целую поэму, дабы излить свое негодование. Но удача рушится и возносится; в конечном итоге он стал придворным астрономом императора в Золотом городе. Самом прекрасном месте в мире. Граф нахмурился. — Париж? — Лучше. Прага. — Но он так и не смог понять, что Солнце неподвижно. — В его защиту могу сказать, что он не пользовался телескопом. — Для этого не нужен телескоп, — заявил ребенок. — Лишь здравый смысл. Я мог бы доказать гелиоцентрическую солнечную систему на обратной стороне почтовой открытки. Даже мои научные познания превосходят его. — Однако ваши навыки фехтования столь же плачевны, — сказал дворецкий. — Он лишился своего носа от клинка противника. Слова здорово взбесили чертенка. Изящная маленькая ножка пнула ножку стула. — Есть ли смысл в этой лекции по истории, Себастьян? — Боже милостивый, милорд, Тихо Браге был жемчужиной европейского образования. Я думал, что это просто приятная беседа. — Я плачу своим слугам не за то, чтобы они разговаривали со мной. Приберись здесь, — он вновь открыл книгу. — Как Снейк устроился? Демон не торопился с ответом, собирая чайный поднос. — Он довольно ловко управляется на кухне, господин, и выполняет свою работу, не отвлекаясь. Сегодня вечером его познакомят с подачей ужина. — Как остальные это восприняли? — Бард весь день ходит с ножом в руке. У него проблемы с доверием. А Финни считает, что Вайлд мог поселиться в оранжерее, где-то за пальмами в горшках. Очевидно, питонам нравится тепло. — Звучит как раз в твоем духе. — Тск. В мои обязанности не входит подобная чепуха. — Значит, ты не получаешь ни малейшего удовольствия наблюдая происходящее? — граф фыркнул в свою чашку с чаем. — Я знаю тебя лучше. Мальчишка не хвастался. Это было всего лишь наблюдение. Он даже не поднял глаз, чтобы посмотреть, какую реакцию могут вызвать его слова — не то чтобы реакция была. Себастьян мог защитить себя в любой ситуации. Но осознал ли этот сопляк, что он только что сказал? — Осторожность персонала — заслуга их подготовки, — сказал господин. Дворецкий аккуратно выпрямился. — Ну-с, мой лорд, я должен сказать... — Танака хорошо с ними поработал. — И правда, — сухо. — Умственная готовность — полезная привычка, которую нужно развивать, согласно стоикам. — Наряду с отречением от радости и удовольствия. — Ты объединяешь счастье с отсутствием дисциплины. Весьма предсказуемо, — граф ухмыльнулся. — Нет. Частый самоанализ. Осознание ложной природы контроля. Постоянное стремление к пониманию реальности. И бесспорно, мальчик, казалось, жил своей жизнью в соответствии с невидимым порядком. Зацикленный на какой-то конечной точке, которую Себастьян не мог видеть и которая его мало интересовала; вероятно, месть за все, что он потерял. — И созерцание смерти, милорд. Пронзительная синева устремилась на него. — Верно, — он поерзал в кресле. — Что, несмотря на то, что эта больница может утверждать обратное, является окончательным и необратимым состоянием. Демон поклонился. — Лишь в одном пункте наши мнения сошлись, мой лорд. Он вышел из библиотеки. И ему стало любопытно, часто ли его господин думает о другом. Об утраченном. Граф, казалось, сохранил свою привязанность даже после смерти. Себастьян почти не обратил внимания на вспышку жизни, когда пожирал его, он наблюдал за живым. Но вкус не был неприятным. Утонченная жестокость, очаровательная дерзость. Хотя и с некоторой мелочностью. Ограниченность, расплывчатость. Ничего особенного. Жаль, что ему так и не посчастливилось увидеть их вдвоем, вместе — крошечных созданий, резвящихся, словно котята. Он бы прижал их своей лапой. Научил бы играть друг с другом, правильно использовать языки. Их любопытные маленькие ручки. Судорожный дуэт их стонов. Зверь мог бы заполучить их обоих. Ему было больно. И он вздохнул; неважно. Дворецкий был здесь, сейчас. Юный господин ни в ком не нуждался; его испорченность развивалась сладко, бесшумно, подобно медленному образованию яркого аметиста с шипами в холодном камне. Себастьян вернулся на кухню, не обращая внимания на просыпанную муку возле кладовой и мокрые плиты в коридоре, и завязал фартук у мраморной столешницы. Он раскатал тесто. Бард что-то жег в углу, и резкий смрад ударил ему в ноздри. Запах гари теперь принадлежал графу; воспоминание слишком крепко засело в сознании демона. Привязав мальчишку к себе, он каким-то образом привязал себя к этому месту. Его пальцы двигались автоматически: сырое мясо, тугая веревка. Он никогда не владел хозяином так полно, как в этот раз. Никогда не развращал смертного столь основательно. Были и другие: некоторые почти такие же умные, а некоторые неопытные и молодые. Но Себастьян слизывал множество удовольствий со своих пальцев и забывал о них по утру. Он помнил смертных не больше, чем звезды. Они не были его звездами. Это место не было домом. Смертные умирают, как листья. Потребовалось время, чтобы пробраться сквозь далекий круговорот воспоминаний, перебирая цвета, ожидая, когда один из образов всколыхнет в нем что-либо, хотя бы отголосок голода. А если он и помнил что-то о таких душах, то только их вкус: богатый пир или сладкое лакомство, или соленое мясо. Когда-то здесь был часовщик. Хитрый старик. Душа, которую стоит ждать. Строгость, настороженная безнравственность. Болезненная печаль, темная, как копченый перец. Но если демону нужно было припомнить человека за пределами его души, какую-то тень того, кем он был в своем собственном мире — это было сложнее. Были и такие, кого чудовище пожирало в другом смысле, разумеется, утоляя сиюминутный голод. Ребенок той ведьмы, одичавшая тварь. Спутанные волосы. Ее восторг наслаждения, когда он завладел ею. И давным-давно. Старший сын первосвященника, поющий в мраморной спальне над долгим вздохом Нила. Его царь был богом, мать — жрицей Луны. Он не побоялся пустить в свою постель бессмертное существо. Демон вспомнил это: мгновение, мелькнувшее удовольствие, прежде чем двинулся дальше. И, возможно, именно это было показателем того, насколько глубоко теперь был связан с ним этот маленький необыкновенный господин: сие непокорное возбуждение его крови, когда он представлял себе уход. Закрывая дверь этого дома и не оглядываясь назад. — Эй, Себастьян, ты уже перевязал баранью лопатку? Дворецкий вздрогнул. — Ну конечно. Но его пальцы онемели. Он был где-то очень далеко. И иногда казалось невозможным, что это место и все, что здесь происходило, когда-нибудь ускользнут из его воспоминаний, словно дым. Словно кровь и горький шоколад.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Сиэль глубже вжался в кресло после того, как дворецкий покинул его. Он держал книгу открытой, запустив пальцы между страниц, но смотрел на огонь. Себастьян был прав. Смерть — это единственная неизбежность. Даже если он сомневался в каждом инстинкте, в каждом рациональном факте, у него была еще более сильная уверенность: демон очень давно заверил его, что возвращение из мертвых невозможно. Она спутница всего живого. И она всегда скрывалась у него под ребрами. Он вспомнил свое детство: каждый вдох был заразительным, каждый выдох — ядовит. Легкие, наполненные до краев жидкой смолой, комок в горле, разливающийся по всему телу, чтобы задушить его, но теперь он не был уверен. Граф не мог вспомнить, как давно представлял себе смерть подобным образом. С тех пор как он наблюдал, как лужица темнеющей крови возле каменного алтаря сгущается и дрожит, превращаясь в насмешку над жизнью. С тех пор как его кошмар получил имя и был подан к столу. С тех пор как он проснулся с криком в своей постели, все еще ощущая на коже дыхание крыльев мотылька. В горле саднило, между бедрами отдавалось болью, холодной, мерзкой и влажной. Иногда он кашлял и ожидал увидеть, как капли крови забрызгают его носовой платок. Возможно, это было бы полезно. Уверенность в собственной смерти придает жизни определенный смысл. Не то чтобы он мог сосредоточиться сегодня днем: ему надоело бездельничать без причины, даже в воскресенье, но мальчишка был слишком встревожен, чтобы вернуться к своему столу. Вместо этого он читал, скрестив руки на груди и постукивая каблуком по ножке кресла. В шесть часов ребенок спустился к обеду. Снейк стоял у буфета, расставляя чистые тарелки и графины для Себастьяна, и Сиэль с любопытством наблюдал за ним — юноша выглядел опрятно в своей аккуратной черной униформе, как будто ему здесь самое место. Но в этом и заключался смысл формы. Этого дома. Быть чем-то для людей, которым больше нигде не место. — Молоко, — сказал демон, стоя рядом со стулом графа, и лакей поднес графин. Обеими руками. У него была природная грация. Он наливал с осторожностью, но напиток все равно выплеснулся через край стакана и попал на скатерть. Заклинатель замер, опустив глаза. Мальчик вздохнул. Себастьян наклонился между ними и прижал льняную ткань к разлитой жидкости. — Благодарю, Снейк, — сказал Сиэль, и юноша отступил к буфету. Доверие потребует времени. Граф знал, что зверь смотрит на него. Был ли дворецкий раздражен? Ему не следует быть таким. Лакею потребуется меньше подготовки, нежели любому другому. Ребенок съел жареный картофель, поковырял вилкой в баранине. К моркови так и не притронулся. И он отчетливо ощутил россыпь искр, пробежавших по его телу, когда Себастьян поднял клош с десертной тарелки, а под ним оказался шоколадный торт. Сиэль взглянул на своего слугу. Демон слегка поклонился. — Господин, — больше ему ничего не нужно было говорить. Все являлось переговорами. Обмен жестокостью — это месть. Обмен удовольствиями — это взаимность. В чем теперь заключалась игра? Торт был восхитительным. Граф ел молча. Скорее всего, он вновь прикажет дьяволу лечь в его постель сегодня вечером. Это было так просто сказать. «Я хочу тебя». Но слова застряли у него как кость в горле. Возможно, потому, что ситуация была бы слишком близка к тому, чтобы сказать что-то другое. «Ты мне нужен». Что было бы неправдой. Вводило в заблуждение и демонстрировало слабость. Сиэль не нуждался в этом существе; несомненно, он ясно дал это понять прошлой ночью, даже не потребовав удовлетворения от тела дворецкого после того, как закончил с ним забавляться. Разумеется, Себастьян часто спасал ему жизнь, но таков был его долг. А граф никогда не боялся смерти. И в конце этой игры между ними зверь был бы вынужден признать свое поражение — от исхода этого контракта зависело все его существование, потребность более первичная, чем любой план мести, который мог бы сформулировать мальчишка, — сама его сущность. В то время как Сиэлю нужен был только торт и случайное аккуратное убийство. О потребности не могло быть и речи. Он слизнул шоколадную глазурь с ложки кончиком языка, наслаждаясь густой сладостью. Граф часто обдумывал прошлые контракты демона, размышляя о вероятностях и возвращаясь к словам дворецкого с того первого ужасающего дня, когда они сели вместе. И ребенок сделал выводы. Большинство других контрактов Себастьяна заканчивались быстро. Несколько жестоких дней, безумный месяц. Дьявол обладал природным нетерпением и стремлением к действию. И никакой естественной лояльности; казалось, он руководствовался скорее прихотью или аппетитом, нежели какими-либо правилами. Или какой-либо связью с другим созданием, что означало, что временные рамки их обстоятельств уже были аномалией. И если их контракт не соответствовал прежней модели поведения, это имело два следствия. Во-первых, у твари был здесь какой-то интерес, которого она не нашла в другом месте; здесь же она его либо нашла, либо создала. Во-вторых, все, что было в прошлом демона, не имело отношения к их настоящему. История больше не извещала о его подвижках. У дворецкого не было семьи. Вообще никого. И Сиэль никогда не стал бы спрашивать; кем бы Себастьян ни был раньше, где бы он ни скитался, прежде чем поселиться, словно большекрылая тень, в полуночной жизни графа — теперь это не имело значения. Он беспокойно отмахнулся от этих мыслей, слизывая с ложки последний мазок взбитых сливок, и отодвинул тарелку. И был наполовину удивлен, обнаружив, что зверь позволил ему так долго молчать. Демон был тих этим вечером, двигаясь, как тень, между столом и буфетом. Быть может, он дулся из-за того, что Снейку позволили прислуживать за столом; нелепое существо, он должен быть рад хоть какой-либо помощи. Однако его бледное лицо было прекрасно сдержанным. Дьявол посмотрел на своего господина, и его горящий взгляд скользнул вниз по тонкой беззащитной шее. — Я принесу ваш чай в библиотеку, мой лорд. — Чудно, — Сиэль отодвинул свой стул и встал. Он устал от этого пустого воскресенья, посему с нетерпением ждал завтрашнего утра и нового рабочего дня; граф потерял время, которое нужно было компенсировать, его ждал океанский круиз, к которому нужно было подготовиться. — Тск, — сказал дворецкий, — господин... — и ребенок обнаружил, что его подбородок зажат в холодной железной хватке, а затем почувствовал прикосновение льняной салфетки. Себастьян вытирал уголки рта. Сиэль стоял неподвижно, опустив глаза. Щеки залились нежным румянцем. Снейк, слава богам, вернулся на кухню, но проклятому зверю лучше знать, что нельзя прикасаться к нему вот так. Без предупреждения. Демон смотрел на него. Сиэль не поднял взгляд. — Закончил? — Я скоро поднимусь наверх, — большой палец в перчатке провел по мягким губам, прежде чем отпустить. И граф медленно поднялся в библиотеку, засунув озябшие руки в карманы. Себастьян принес чай. И вновь ушел. Мальчишка молча пил, перелистывая страницы. Впрочем, он не совсем читал, просто прислушивался к шипению огня и шуму весеннего ветра в конюшнях. И было слишком тихо. Дворецкий сказал, что поднимется. Ему не стоило обещать, если он не собирался ничего делать. В половине девятого Сиэль закрыл книгу и позвонил в колокольчик. — Ванна, — сказал он, когда появился Себастьян. Он стоял возле камина в своей спальне, пока слуга готовил воду и раскладывал его ночную рубашку. В ожидании граф мог бы попытаться расшнуровать ботинки или снять кольца, но не стал этого делать. Он повернул тяжелый синий драгоценный камень на большом пальце и посмотрел на аккуратно заправленную кровать. Вся комната была убрана с самого утра. Он скорее ощущал это, нежели видел. И это было все, что касалось дьявола, не так ли? Дворецкий высунулся из-за двери. — Юный господин. Сиэль замер возле наполненной ванны, когда зверь начал раздевать его. Чувство было почти незнакомым. Себастьян не купал его уже несколько дней, ни после возвращения, ни до прихода гостей и званого ужина. Танака полагал, что он может мыться сам; и мальчик уже почти привык намыливаться, пользоваться мокрой тканью, а потом вытирать себя, волосы и руки. Ему больше не требовалась помощь в этом. Но он позволил бы демону делать это. Не было никакой необходимости. Просто желание. Граф шагнул в воду, и пар от розовой воды увлажнил его волосы. Дворецкий наблюдал за ним, когда он погрузился глубже. Его тело постепенно начало нагреваться в воде. Но ребенок знал этот взгляд еще до того, как оглянулся и поймал его — длинные темные глаза, утонченное внимательное лицо. Он кое-что пообещал Себастьяну и между тем должен быть готов к нетерпению чудовища. К его беспокойству и любопытству. К непомерному голоду. И его собственная потребность переместилась глубже в тело, вспыхнув в животе. Он задался вопросом, будет ли слуга мыть ему голову этим вечером. Скольжение жесткой душистой мочалки было бы приятным. Сильные пальцы, перебирающие мокрые волосы. Но демон этого не сделал. Он выжал тряпочку, и Сиэль закрыл глаза и поднял подбородок, позволяя прикоснуться к своей шее. К груди. Это не имело значения. Ощущал ли мальчик стыд или нет. Притворялся ли он, что не чувствует взгляда слуги, или позволял ему задерживаться на своей коже, как розовой воде — ласковой, пронизывающей. Вытянув усталые ноги и выгнув спину, услышал ли он длинное дыхание над собой. Все эти вещи не будут иметь никакого значения в конце концов. Когда наступит его конец. Себастьян встряхнул полотенце своего господина. Граф ступил на коврик, чувствуя, как с кончиков пальцев стекает теплая вода. Дворецкий опустился на колени. Сиэль следил за его движениями. За спокойным лицом, за взмахом опущенных ресниц. Демон двигался неторопливо. Вытирая полотенцем розовую грудь, проходясь по упругому бедру, тонкой голени и узкой ступне. Между пальчиками ног. Черные ногти просвечивали сквозь влажные перчатки, как камни сквозь тающий снег. Он знал, что за ним наблюдают. Зверь опустился на пятки и посмотрел на графа. Мальчишка молчал. Себастьян обернул полотенце вокруг хрупких плеч, а затем его рука скользнула ниже, по впалому животу, и коснулась бедра. Легкое касание кончиков пальцев. Желудок Сиэля перевернулся от облегчения — ему не придется спрашивать. Он натянул полотенце повыше и зарылся подбородком. Дворецкий поднял его на одной руке. Ребенок слегка прижался к теплому плечу, когда слуга выключил свет, прошел через гардеробную и отнес его к кровати. Графа опустили на пол, и демон положил свой фрак на пуфик у изножья кровати. Ночная рубашка была прохладной, когда ее натянули через голову Сиэля, и он почувствовал, как его кожу покалывает под нежным хлопком: соски, живот. Его член. Мальчик отвернулся и забрался на кровать, его руки были горячими и влажными. Дворецкий перемещался по спальне, разжигая огонь. Запирал дверь. Положил кольца своего господина на прикроватный комод. Развязал галстук. Сиэль наблюдал. Он мог бы приказать слуге раздеться полностью, снять униформу; Себастьяну это не понравилось бы. Но когда он представил себе обнаженную кожу существа, разгоряченную на его собственной... Униформа была необходима. Демон достал из кармашка часы и, отстегнув брелок с цепочкой от петлицы, положил поверх своего пиджака. Расшнуровал туфли, аккуратно поставив их рядом с кроватью. А затем снял левую перчатку и правую. Он на мгновение сжал пальцы. — Достаточно, — сказал граф. Дьявол резко взглянул на него краем глаза. Он не ответил. Он не собирался раздеваться. Они оба знали, что существуют правила, части себя, которые человек скрывает. От этой мысли у Сиэля неприятно заныло в коленях. Ему так долго хотелось понять этого зверя, увидеть, как он полностью раскрывается перед ним. А теперь мальчик не осмеливался смотреть. Если бы они отдали друг другу все, что бы это значило? Он вздрогнул и откинулся на груду подушек, подтянув острые коленки к груди. Себастьян опустился коленями на кровать. Словно вне досягаемости. Верхняя часть его воротника была расстегнута, и виднелась бледная шея. Если бы ребенок вытянул пальчики ног, то мог бы коснуться раздвинутых коленей. — Позвольте мне посмотреть, мой лорд. Граф изогнул бровь. — Посмотреть на что? Демон расстегивал брюки. Он не двинулся вперед, его глаза мерцали под тяжелыми веками в полумраке под балдахином. — Покажите мне, как вы касаетесь себя. И это уже случалось раньше. Но мы никогда не бываем в одном и том же месте дважды. И сейчас это было совсем не то же самое. Сиэль опустил глаза. Он медленно задрал рубашку, подняв ее на бедра. Скомкал льняную ткань. Его член подергивался в прохладном воздухе, но грудь была горячей и напряженной, как будто он бежал. Мальчишка обхватил рукой основание, и оно уже утолщалось от прикосновения и дьявольского взгляда, похожего на пламя камина на бархатной коже. Он сжал себя, чувствуя, как нарастающее удовольствие движется по его ногам. Ладонь была влажной. — Посмотрите на меня, господин. Граф поднял глаза. Худощавое лицо выглядело так, словно было вырезано изо льда. Темные глаза. Прекрасный опасный рот. Он облизнул губы. — Очаровательно, — сказал дворецкий. — Теперь один палец внутрь. Сиэль покраснел до кончиков волос. Пристальный взгляд, казалось, проникал под кожу, напрягая своды стоп. Он молчал. Демон улыбнулся, и его зубы были очень острыми. — Масло рядом с кроватью, милорд. Разумеется, оно стояло там. Мальчик открыл маленький флакон. Его пальцы стали скользкими. Он потянулся вниз, найдя то самое местечко, мягкое и горячее, по телу пробежала сильная дрожь, и он поморщился. Его ноги напряглись. Щеки запылали пуще прежнего. — Как вы себя чувствуете? — слуга придвинулся ближе, его рубашка бледно блеснула в тени. Голос был любопытным. — Вам нравится, когда за вами наблюдают? — Умолкни. — Это то, чего вы хотите? Подчиняться удовольствию вашего слуги. — Мне все равно, — ложь. Но Сиэль не отводил взгляда, его дыхание было спокойным. Собственные прикосновения были слишком сильны для него. Слишком горячи. — У тебя нет морали. Грех... ах... Грех для тебя ничего не значит. Почему я должен это делать? Зверь опустился на колени между раздвинутых ног, и граф посмотрел вниз. Пальцы демона крепко обхватили его собственный возбужденный член. Темная жилка утолщалась по всей длине, обнаженная головка была розово-красной. — И в самом деле. В конечном итоге ничто из того, что происходит в вашей жизни, не в вашей власти. Вы плывете по течению совершенно бесцельно. Вы ни над чем не властны. Таков ваш выбор. Спина Сиэля напряглась. — Нет, это... — Нет? — голая рука Себастьяна слегка коснулась его. Блестящие черные ногти, прохладные на его животе. — Значит, вы это отрицаете. Мальчик не ответил. Кончик собственного пальца в беспокойной жаре. Его ноги дрожали. — Я не могу принуждать вас, господин. Я могу лишь предложить. Взгляд твари был теплым, маслянистым. Граф почувствовал, как медленные пальцы опустились на его собственные, погладили тыльную сторону ладони и сомкнулись на птичьем запястье. Направляя ритм, с силой нажимая на них. И в этом заключалась гнилая суть существования этого чудовища. Сиэлю некого было винить, кроме самого себя. — Вы либо желаете этого, либо нет. Не правда ли? — монстр наклонился ближе. Вопросительные нотки были насмешкой. — Так скажите же мне, чего вы желаете, мой лорд. Мальчишка старался дышать ровно. — Ты намереваешься... заставить меня просить об этом. — Я хотел бы услышать, как вы говорите, что хотите этого, — низкий голос обжег его. — Не думаю, что это была апатия, побудившая вас трахаться со мной. У Сиэля перехватило дыхание. Лихорадочная дрожь пробежала по рукам. Однако дьявол был прав. Он не мог этого сказать. Не мог. — Ты в моей постели, — судорожный вдох. — Догадайся, чего я хочу. Длинные пальцы обвились вокруг его собственных, проталкивая их глубже. Протискиваясь между ними. Сгибаясь внутри него. Двигаясь. — Дедукция, — сказал Себастьян. — Так случилось, что это то, в чем я хорош. Граф не мог этого отрицать. Он издал звук. И в повисшей тишине раздавались лишь влажные звуки, издаваемые твердыми скользкими пальцами. Обнаженный член зверя тяжело пульсировал у стройного бедра. И его собственное возбуждение задрожало. Отчаянно. — Еще нет, — демон вздохнул. Нетерпеливые пальцы выскользнули из жара, и он застонал. — А сейчас, — тихо сказал Себастьян, — привстаньте. Сиэль, дрожа, наклонился вперед на коленях. Интересно, как отреагирует тварь, если он решит кончить прямо здесь. Потому что он не мог больше ждать. Он едва мог пошевелиться. Сильные руки обхватили упругие бедра и притянули его назад, и мальчик обнаружил, что оказался на теплых коленях. Граф не хотел стонать. Но голые пальцы скользнули вниз по шелковистой коже. Протиснулись между бедер. И ему не хотелось рассы́паться на мелкие кусочки, столь беспомощным. Ещё нет. — Руки вверх. — Что? Дворецкий двинулся, задирая ночную рубашку, и Сиэль только успел поднять их перед тем, как она взлетела у него над головой. Демон провел обеими руками по обнаженной груди, лаская. Пощипывая. В комнате было жарко. Румянец стал еще теплее. — На колени. — Ты не можешь просто приказывать мне, — сказал мальчик. — Мне умолять? — дыхание обожгло его шею. — Я могу. Если это доставит вам удовольствие, юный господин. Если это даст вам уверенность в собственном господстве на достаточно долгое время, чтобы мой член вошел в вашу маленькую... — Закрой рот! — Прикажите мне остановиться, милорд. Если вы не боитесь, что я могу оставить вас в таком состоянии. Сиэль сглотнул. — Я не говорил, что не хочу этого. Я просто ожидаю, что ты будешь вести себя как подобает. — Ах, так значит вы хотите этого, — прорычал Себастьян ему в ухо. — Тогда скажите. — Себастьян, — граф закрыл глаза. — Думаю, мы уже прошли через это. Если, разумеется, ты не настолько глуп, чем кажешься. Что-то яростное и внезапное пронеслось в его теле. Он знал, что угроза дворецкого была пустой. Зверь, бесспорно, может уйти, и мальчишка может просто приказать ему вернуться. А Сиэль, в свою очередь, может приказать ему уйти. Но завтрашняя ночь или последующая, или, возможно, даже третья, если он сможет максимально контролировать себя... Он помедлил, тяжело дыша. Это повторится снова. Это всегда будет повторяться — они хотели одного и того же. Безоговорочно и в равной степени. Он оглянулся через плечо. Глаза дьявола мерцали в темноте. Густой мед, липкая смола. Безграничная чернота. — Тебе это тоже нужно, — сказал Сиэль. Во взгляде напротив что-то вспыхнуло. Граф отвернулся. Он встал на колени и почувствовал, как большой палец скользнул вниз, удерживая его открытым. Мальчик прикусил губу и потянулся назад, чтобы оттолкнуть руку своего слуги. — Не прикасайся ко мне. — Ох. Требовательный маленький господин. Толстый член демона был неловко зажат в его руке. Себастьян зашипел. — И к тому же нетерпеливый. — Так и есть. Ты попросту зря тратишь мое время, — Сиэль осторожно направил член, еще шире расставив коленки над коленями дворецкого. — Я никогда не нуждался в твоих комментариях, — кончик коснулся его, и он все еще пульсировал в том месте, где крепкие пальцы держали его открытым. — Нет, мой лорд. Похоже, вы предпочитаете практические демонстрации. А затем граф прижал пухлую головку к себе, и они оба издали звук. Опускаясь ниже, тяжело дыша, и дьявол замолчал, когда Сиэль позволил члену проникнуть глубже. Он старался не сжимать кулаки на коленях. От напряжения у него подкосились ноги, быстро и бездыханно. Держаться было не за что. Мальчишка потянулся к раме кровати, но она оказалась слишком далеко, и он простонал. Раздраженный. Дворецкий поймал его размахивающую руку. — Не спешите, — сказал Себастьян. Сиэль закрыл глаза. Он опустился на колени демону и затаил дыхание в ожидании. Ощущая близкое присутствие теплой груди зверя позади себя. Медленный толчок члена внутри него. Ловкие пальцы скользили по телу, нежные, поглаживающие. Нащупали крохотный розовый бутон, и прекрасные губы мягко коснулся его уха. — Вы можете брать все, что только захотите, господин. В груди было жарко. Он не мог говорить. Но мальчик медленно двигался, опасаясь твердого члена, его сопротивления и толщины, и изящные пальчики крепко сжали запястье демона. Он качнул бедрами. Плавно. — Вот так, — горячий рот обхватил мочку его уха, посасывая. Кожа покрылась сладкими мурашками. Будто бы растопленный шоколад. В его теле разгорелся яростный огонь, и если бы он мог принять его чуть глубже... Граф сжал губы, балансируя на коленях, и смог приподняться. Ритм. Это обожгло его — скольжение между ног. Снова. И снова. Он застонал. — Мой господин. Восхитительно, — мальчишка почувствовал горячее дыхание на своей шее. — Я всегда подозревал, что вы будете ездить верхом как подобает истинному аристократу. — Ты когда-нибудь молчишь? — задыхаясь. — Нет... ах... А должен ли я молчать? Но он молчал. Молчал, пока Сиэль двигался, дрожа, нащупывая то местечко, где его кровь была наэлектризована, перемещаясь в глубину, которая, казалось, была похоронена в его костях. Пытался дышать, не обращая внимания на тугую пульсацию в самом центре. Почти. Его член трепетал. Этого было недостаточно. Он издавал тихие нетерпеливые звуки. Приятно. Да. Но его ноги устали. Теплые руки демона обхватили стройные бедра, слегка приподняв, и крепко удерживали, пока Себастьян двигался в нем. Сиэль вздохнул. — Трахни... — Это то, чего вы хотели? Он выдохнул. — Да, — между порочными толчками напряженных бедер. — Да? — более сильный толчок. Он задохнулся. — Да... — Выбор. Верно. И как это, — резкий укус в шею, — соотносится с вашей... м-м-м... внутренней моралью. Это не так. Не все. Это было что-то другое, теневая сторона вещей. Разворот. Оскверненный руками своего слуги, существом, даже не человеческим. Позволить зверю столь безнравственно использовать его тело... Ни справедливость. Ни причина. Ни части какого-либо плана. Совершенная пустота. Его бедра горели. Он больше не мог себя поднять. — Больно... — Еще немного — Ах... остановись... — Милорд, думаю, мы уже прошли этот этап. Мальчик почувствовал, как прохладные руки слуги скользнули ему под мышки. И демон приподнял его, наклонил вперед. Обе ладони Сиэля легли на изголовье кровати. — Нет. Нет... — Нет, — сказал Себастьян. — Вы позволите мне закончить. Его ноги и руки дрожали. Обнаженная рука слуги легла на изголовье рядом с его собственной. А другая скользнула вниз по впалому животу, обхватив его член. И он прижался к ладони, покачиваясь в тесной хватке, дразня и причиняя боль. Его спина выгнулась. Тело сотрясалось, когда дворецкий двигался. Жесткие толчки. Слишком резкие. — Я не могу, С-Себастьян... — Умоляйте. Сиэль застонал. — Прошу. — Прикажите мне, — выдохнул дьявол. — Или примите все. Граф прикусил губу. Он молчал. Было больно. Но это было не больше, чем он заслуживал; зверь всегда давал ему выбор. И это было не хуже смерти. Он дышал. Он был неприступен. Восхитительная боль тела Себастьяна, его пустой рот. И острые зубы на его шее, терзающие шелковистую кожу. Роскошная цветущая острота. Тело напряглось до предела. Пульсировало. Натянутое как тетива, оно выгнулось невозможной дугой, чтобы вот-вот сломаться. Он откинул голову назад и, закрыв глаза, прижался к груди демона. — Хах... Себастьян... Чудовище толкнулось глубже. Сиэль хватал ртом воздух, колени подкосились. Волна захлестнула его, стремительно поднялась в горле, перевернулась глубоко в животе. Оглушающая, разгоряченная и головокружительная. Беспомощная дрожь пробежала по его стволу. А затем необратимое существование. Он открыл глаза, задыхаясь. Теплая влажная рука обхватила его опадающий член. Мальчишка почувствовал, как горячий язык ласкал мочку уха. А он, раскрасневшийся, бессильный, продрогший от пота и слишком обнаженный, трепетал на члене своего слуги. Звук дыхания. — Просто превосходно, милорд, — вздох, когда дьявол выскользнул из него. — Но вы не дали закончить мне. Руки Сиэля соскользнули по раме кровати, и он рухнул вперед на подушки. Его сердце набатом стучало в ушах. А рот дворецкого уткнулся ему в затылок и жадно спустился к плечу. Он почувствовал, как сильные руки подхватили его под ягодицы, поднимая вверх. — О, юный господин, — низко, вздыхая. — Вы только посмотрите на это. Насколько возбуждающе, — палец Себастьяна вновь толкнулся в тугое жжение его тела. — Не смей... Рот демона прикусил бархатную кожу ягодицы. Грубо, как собака, играющая с куском мяса. Насмехаясь. Сиэль поморщился. Палец обжег его. Он был напряжен и нежен внутри. Но прикосновение было ласковым — прохладное скольжение прямо по комочку нервов. Большой палец легонько поглаживал нижнюю часть мешочка. Теплый язык щекотал прямо у основания его позвоночника. Немного выше пульсирующей дырочки. Стройные бедра сжались вокруг подушки. Но влажный язык спустился еще ниже. Крепкие пальцы вцепились в ягодицы, раздвигая их. Граф пискнул в подушку. — Ты не можешь, это... — Хм? — Грязно. Горячий рот прижался к мальчишеской спине. — Мой лорд, — сказал демон. — Когда это я проявлял интерес к тому, чего не было? Сиэль залился пунцовым румянцем. А затем слуга лизнул там, где не должен был, посасывая, нежные губы прижались к нему. Сиэль задыхался. Беззвучно вздрагивая. Стараясь не шевелиться, пока чудище забавлялось с ним, стараясь не тереться об этот мерзкий восхитительный рот. Возможно, это было наказанием за прошлую ночь, за то, до чего граф довел Себастьяна. А возможно, зверь сделал бы это в любом случае. Нажимая на края унижения своего господина. Было слишком трудно вести счет. Возможно, никакого счета больше не было. Если они оба хотели одного и того же. По белоснежной коже пробежал холодок. И его член налился жаром. Он презирал это, ненавидел этот окончательный стыд. Глупо было воображать, что это существо не найдет способа мучить его всегда, всегда... Он извивался под жаром порочного рта, задевая членом подушку, пока демон продолжал удерживать его открытым. Покачивал бедрами, и ему хотелось большего. Влажного языка внутри него. Себастьян издавал низкий грубый звук, непрерывный, откуда-то из груди. Рычание. Или же утробное урчание. Дьявол наслаждался их грехом. Он не мог скрыть своего желания. И чем больше Сиэль отдавал, тем ярче он ощущал монстра под собой; сверкающий, словно какой-то жалкий цветок, яркий от собственной гнили. Ему хотелось всего этого. Всего, что могла дать ему эта тварь. Но горячая покорность, отдача взамен... — Господи, — пробормотал он, стиснув зубы. Мальчишка мог бы заплакать, если бы не был осторожен. Граф глубоко зарылся лицом в подушку, покачиваясь на коленях. И у него снова перехватило дыхание, когда он почувствовал, что матрас сдвинулся, и обнаружил, что оказался перевернутым на простынях, как упавший щенок. Он моргнул в тусклом свете. Глаза напротив яростно пылали. — Я хочу слышать вас. А затем Сиэль задохнулся от того, что рука крепко прижалась к узкой груди, и член Себастьяна вновь протиснулся внутрь. Его руки были прижаты над головой. Застегнутая на все пуговицы грудь дворецкого была горячей и близкой к нему. И мальчик стиснул зубы от горького наслаждения быть раздвинутым, от возбуждения, потому что ему нравилось это, эта боль. Отчаянное удовольствие, когда зверь овладевал им, двигался в нем, опаляя этим ужасающим желанием. Его собственным. Его чудовища. Он снова закрыл глаза. — Я ненавижу тебя, — сквозь зубы. — Я ненавижу тебя. — Вот как? — жар на его шее. Грубые ногти впились в спину, когда Себастьян схватил его. Острые зубы снова нашли хрупкое горло. Все его тело словно обвилось вокруг яростного толчка внутри него, дыхания демона. Безжалостный член. Ненасытный рот. Сиэль не мог заглушить свои звуки. Спрятаться было негде. Он погружался все глубже, что-то видел, но не мог понять наверняка, пока не отдал все. Последнюю кровь, последний вздох. И это было очень близко. Себастьян застонал. И граф задохнулся. Он отдал слишком много. Его вывернуло наизнанку, он задыхался. Ему нужно было отвернуться. Время повисло в пустоте, как его сердце, его голова. Мальчик потерял равновесие в волне, дрожащая темнота давила на глаза, тело затягивало, как прилив, и в тишине мир разорвался. Бьющаяся тишина. Его дыхание, казалось, остановилось. Это было похоже на смерть. Уничтожение. Где-то вдалеке по коже пробежала дрожь. — Молодой господин. Губы, прижавшиеся к острому подбородку, были очень горячими. — Молодой господин. Вы слышите? Сиэль открыл глаза. — В чем дело? — раздраженно спросил он, в горле у него пересохло. Бледное лицо демона сияло над ним, как лунный свет. — Ничего, — сказал Себастьян и поцеловал его в губы. Ребенок почувствовал, как щеки обдало жаром. — Я не хочу, чтобы вы уходили, я хочу, чтобы вы были здесь. — Я, — воспротивился граф. — Я здесь. Не будь глупцом, — он оттолкнул грудь дворецкого от себя, и тот схватил его за запястье. Прижал к подушке. — Да, — сказал слуга. — Но это не так, — глаза были глубокими и мучительными, медленный пытливый взгляд, и Сиэль отвернулся. — На что ты смотришь? — На все, — губы были теплыми на прижатом запястье, и наступила тишина, пока демон целовал внутреннюю сторону тонкой руки. Мальчик знал, что на какой-то миг его здесь не было. Он был где-то в другом месте, чересчур далеко, и было непривычно снова ощутить внезапный трепет собственной кожи. Граф пошевелился под телом Себастьяна, просто чтобы почувствовать его, почувствовать свои ноющие бедра. Член все еще было тяжелым внутри него. — Не будь глупцом, — вновь повторил Сиэль. Не слишком резко. Но в наступившей тишине, когда в ушах все еще звенели его собственные звуки, собственная кровь, он почувствовал, как рука дворецкого скользнула между узкими плечиками, и мальчик прижался к необычайному ритму дьявольского сердцебиения. В порочной темноте иногда трудно определить ту точку, где напряжение «против» может быть ошибочно принято за напряжение «вместе». Себастьян не ответил. Он отстранился, осторожно выйдя из мягкого тела, и Сиэль, должно быть, издал невнятный звук, потому что его темная голова наклонилась. — Останься, — коротко, как если бы он сказал это собаке, и изящные пальчики сомкнулись на чужом запястье. — Как вам будет угодно, господин, — сказал дворецкий, но он все еще поправлял на себе одежду. Рубашку. Разминал спину. — Если я вам так нужен. — Мне ничего не нужно, — возмутился граф. — Я хочу. Себастьян высвободил запястье, сдвинул колени на матрас и положил тяжелую голову на грудь Сиэля. Воротник рубашки щекотал обнаженную кожу. А тело демона прижимало ноги теплее, чем могло бы сделать любое одеяло. Лишь странная сонливость. Тяжесть, подобная тяжести в голове, давящая усталость все еще оставалась на краю его мыслей. Совершенная пустота. Конец был всем, чего он когда-либо хотел. Однако зверю не нравилось, когда ребенок ускользал в этот колодец теней. Дворецкий что-то искал. И если Сиэль ничего не искал, то это было совсем не то же самое. Его руки лежали, свернувшись на простынях, все еще горячие. А грудь гудела, словно была увешана бронзой, гудела от чего-то, от облегчения — они не хотели одного и того же. Они никогда не смогли бы. Он боялся. Но так будет всегда, и ему были известны правила; они снова будут противостоять друг другу. Здесь и всегда Он пошевелил пальчиками ног под тяжестью бедер. Демон хмыкнул. — Через семь часов и сорок три минуты мне придется вновь разбудить вас, милорд. Если вы сейчас же не уснете, я вас укушу. — Ты не посмеешь, — сказал мальчишка, прикрыв веки. Ребенок почувствовал, как ноготь резко впился в плоть нежной руки. Он провел по впадинке локтя, словно собираясь порезать его. — Не смей, — сказал он. — Не надо. Прижатая к груди голова демона покачнулась от короткого смешка. — А теперь засыпайте, — сказал Себастьян. Сиэль погрузился в царствие Морфея.