Шкаф (сборник драбблов)

      В глазах Андреа застыли слезы. Она из последних сил стояла на ногах, пытаясь сохранить остатки достоинства. Но в сложившихся обстоятельствах это не представлялось возможным.       Олимпийцы были мертвы.       Всë кончено.       Ее судорожное дыхание было последней каплей жизни в этом чертовом храме-усыпальнице. Руки пробудившейся богини отчаянно сжимали лук. Она вцепилась в него так крепко, будто всерьез надеялась продолжать битву.       Одна против всех.       Самоубийца с гордо поднятой головой.       В этом вся Артемида — упрямая идеалистка, которая не предаст свои убеждения даже тогда, когда явный перевес сил на стороне противника. Мёрфи слышал биение ее сердца и его собственное пропускало удары.       Посреди белой мраморной залы, украшенной орнаментами и изящными колоннами, Андреа смотрела на тела своих друзей, едва сдерживая подступающие к горлу рыдания. Цербер чувствовал ее боль, как свою.       Снаружи раздавались визги и крики, но Артемида не слышала их. Битва хтонических чудовищ осталась за стенами храма-усыпальницы. Перед ней, на каменном пьедестале, возлежали мертвые боги — бездыханные куклы в окружении собственных мраморных статуй, измученных временем. Артемида скользила по безжизненным телам взглядом, пытаясь осознать весь ужас происходящего.       Кровь Афины медленно стекала по пьедесталу, пачкая остальных. Аполлон застыл на ступень ниже — он никогда больше не назовет Андреа сестренкой, а Аида, чьи глаза превратились в стекло, не станет учить её жизни. От лица Афродиты отлила привычная краска, румянящая щеки — смерть медленно отнимала её красоту. Руки Гефеста безвольно раскинулись в стороны — они никогда не примутся за работу. С талантами остальных богов человечеству также придется проститься.       Боги олимпийцы никогда не воскреснут — их время ушло.       На этот раз навсегда.       — Почему? — с трудом выдавила Андреа.       — Это должно было произойти, — тихо и вкрадчиво произнес цербер, осторожно приближаясь к любимой.       Что ж, теперь она знает.       Мёрфи медленно подошел к девушке и встал между ней и жертвенной композицией. Ему хотелось закрыть Артемиду от всех ужасов, увести прочь отсюда и никогда не отпускать. Андреа достойна шанса на спасение. Она отличается от других олимпийцев и, как никто, подходит на роль новой богини. Этот мир, новый мир, примет ее с распростертыми объятиями.       — Почему ты не сказал мне?       Если бы все было так легко.       Она всегда была прекрасна. Во всех своих воплощениях, в любой ипостаси. Артемиду изображали в короткой тунике, бегущей по лесу в окружении стаи гончих псов, — такой он увидел ее впервые. Андреа носила джинсы и ценила честность — такой она нравилась церберу еще больше. Андреа воплощала собой свободу, верность клятве и красоту в любом воплощении. Артемида оставалась верна всем своим принципам на протяжении всего цикла перерождений и каждый раз была добра к церберу, пыталась понять его и освободить.       — Ты не должна была помешать нам.       Андреа посмотрела на Мёрфи и цербер затаил дыхание. В этом взгляде было так много боли.       Глубина ее глаз достойна запечатления на холсте в лучших традициях классической живописи. Мёрфи видел боль и любовь в одной композиции — смертельный коктейль для их будущего.       Будущее? Будет ли у них двоих будущее?       — Вам? — голос дрогнул.       Она все ещё держала оружие наготове, твёрдо натянув изящную тетиву. Костяшки пальцев побелели, выдавая усиленное напряжение, а глаза упрямо буравили Мёрфи. Острие стрелы, направленное в его грудь, казалось не таким смертельным, как этот взгляд.       Андреа целилась в него, но слезы, застывшие в уголках глаз, выдавали её чувства — это ранило цербера вдвое больше, чем вынужденная игра на два поля.       — Новым богам.       Он произнёс это вслух. Звенящая тишина в ответ подтвердила весь ужас признания. Андреа быстро моргнула и слезы медленно покатились вниз по ошеломленному лицу. Это тоже было красиво. Красиво и ужасно одновременно, как вынесение приговора смертнику.       — Олимпийцы эгоистичны, — медленно заговорил цербер, — ты знаешь это не хуже меня.       Мёрфи осторожно шагнул в сторону Андреа, протягивая ей руку в дружелюбном жесте. Он не желал ей зла.       — Они не справились со своей задачей тогда, не поняли её и сейчас, — снова осторожный шаг вперёд, — они хотели лишь одного: власти и поклонения. Но боги существуют не для этого. Настоящие боги должны оберегать людей, помогать им, а не заставлять ползать перед собственными статуями и вымаливать прощение всемогущего Зевса, — еще шаг, — Олимпийцы должны были отпустить старое и адаптироваться в новом, но не смогли.       Андреа понимала о чем говорит цербер. Зевс хотел вернуть себе власть и восстановить старый порядок. Он не желал считаться с изменениями в человеческом мире, произошедшими за время его заключения. В конечном итоге он вернул бы себе могущество и вновь заставил бы мир встать на колени.       Под тяжестью мыслей руки Артемиды слабели. Лук казался непосильно увесистым. Мёрфи видел, что она колебалась.       — Скажи, разве ты бы допустила гибель людей, как Зевс?       Но здесь лежал не Зевс!       — Ты предал нас! — рука Артемиды дрогнула, натягивая тетиву с новой силой.       Мёрфи пришлось действовать. Видит Хаос, он не хотел.       Цербер сделал резкий выпад вперёд, вынуждая богиню отступить назад. Андреа не ожидала, что Мëрфи может напасть на неё, поэтому на мгновение замешкалась. Этого хватило, чтобы он выхватил оружие из женских рук.       Цербер переломил оружие Андреа об колено и с горечью в сердце швырнул обломки в сторону. Отчаянный крик разорвал пространство. Андреа вышла из ступора, но вопреки светлым надеждам, не бросилась искать ласки в объятиях того, кому подарила душу и тело. Она упала на колени, будто вместе с луком сломилась сама, и зарыдала навзрыд.       — Я верила тебе, — слова давались с титаническим трудом, — до самого конца верила. Надеялась, что могу быть с тобой счастлива, Мëрфи. Нарушила чёртову клятву, разделила с тобой постель, — её глаза заволокло тенью отчаяния, — а ты… Ты оказался проклятым предателем. Ты вёл нас на смерть. Знал, что должно случиться и продолжал идти вперёд. Что это, если не злой рок, Мëрфи?       — Это закономерная смена циклов, — он приблизился к Андреа и опустился перед ней на колени в ответ, — Хаос расскажет об этом и тебе, если позволишь ему.       Андреа не желала слушать о Хаосе. Не имела больше ни малейшей тяги пытаться понять, что правильно, а что нет. Всё, что было понятным для неё прежде, в миг превратилось в фальшивую грань головоломки. Мир Андреа треснул, когда к ней вернулись божественные воспоминания, а теперь и вовсе превратился в пепел.       — Знаешь, что самой ужасное, Мëрфи? — сквозь слезы прошипела Андреа, — То, что я люблю тебя. Так сильно, что не могу убить за предательство.