*****
В Орландии тем временем вот-вот должен был выпасть снег, и потому морозный воздух уже начал проникать во все доступные щели, которые есть. Эйлерта приволокли в камеру в том, в чем он был, и не удосужились даже подать плащ, а он не опустился до того, чтобы попросить. Ему было даже страшно вспоминать, что произошло этим вечером, но он прокручивал эти сумбурные события снова и снова, не в силах остановиться. Эйлерт, плотно поужинав, возвращался в покои, даже не зная, что против него уже составлен заговор. Он думал заняться бумажной рутиной на ночь, чтобы устать и не царапать руки от того, как он скучает по жене и детям, а сразу уснуть. Как вдруг к нему ворвался его камердинер и, ничего не объясняя, сказал лишь одно слово: измена. Эйлерт немедленно схватил бумагу и чернила, написал Люси, спустился вниз и отправил сокола. Камердинер хотел провести его через вход для слуг, чтобы Эйлерт успел сбежать, но их нагнали уже скоро. Бедный паренек, который был ему предан, упал замертво от стрелы, а самого короля окружили со всех сторон. Он выхватил из ножен меч, который предусмотрительно взял с собой, но шансов у него не было. Он сопротивлялся до тех пор, пока его не приложили лицом к стене и не разбили тем самым губу, а потом не скрутили руки. Он вырывался как мог, пока его не бросили в темницу и не заковали там в холодные наручники. Позже к нему пришел один из лордов, из дома Нильссон, и сказал, что он теперь регент. Этого предателя Эйлерт уже видел на поле боя, так что удивлением это для него не было. Нильссон пытался принудить своего короля писать нарнийцам и умолять о помощи, но Эйл смело плюнул ему в лицо, не сказав ни слова. Было слишком трудно понять, но, кажется, с тех пор прошло уже несколько часов. За решетчатым окном в подземелье наступало утро, косые лучи проникли в темницу, да и воздух стал легче. Стражники сидели по ту сторону двери и о чем-то весело хохотали, но Эйлерт даже не пытался прислушаться. В животе ныло от едкого чувства голода, а наручники плотно примерзли к рукам. Мысли путались, некоторые из них были страшны, но король Несломленный пытался уцепиться за те несколько светлых нитей, которые у него еще были. Ну хотя бы Дереку, Мелоди и Люси ничего не угрожает. Прекрасно, что он не взял их с собой и что скоро его дети будут в полной безопасности. Пока Эйлерт думал, облокотившись головой о стену, к нему уже успели заявиться нежеланные гости. Кто-то принес еду — жалкую похлебку с куском хлеба. Королю решили дать понять, что он просто узник, который пошел против самого Аслана и который не заслуживает даже нормальной еды, не говоря уже о прочих удобствах. Несмотря на то, что в животе ужасно ныло, Эйлерт ногой оттолкнул от себя тарелку, разлив всю похлебку, и вновь отвернулся. Стражники, выругавшись, подобрали всё это и отдали обратно. Ближе к вечеру была еще одна попытка, но король снова проделал тот же трюк. Был велик соблазн схватить хотя бы хлеб, но усилием воли Эйлерт решил отказаться от этих подачек. Кажется, он очень нужен врагам живым, а раз так, то они либо принесут ему нормальной еды, либо будут смотреть, как он умирает с голоду. И пусть они думают, что он рано или поздно сдастся, пока что ему достаточно несколько кружек воды в день. Он не сломается. — Ваше Превосходительство, — стражник поклонился регенту, который хотел ворваться к Эйлерту в темницу, — он отказывается от еды. Но прошел всего день, рано делать выводы. — Этот сукин сын и не сдастся так просто. Подождем еще три дня. Нам нужно, чтобы он выглядел более-менее здоровым, когда мы привезем его в Нарнию, это приказ сверху, — регент имел в виду «Аслана», — никто не должен сомневаться в добродетели Великого Льва. — Как вам угодно, — стражник снова сделал поклон, а Эйлерт, который слышал всё, поскольку решил напрячь слух, весело и тихо рассмеялся. Его отвезут в Нарнию, его отвезут к семье. И было ясно, что не за просто так.*****
Это мог быть совершенно обычный день для него, но никакой день он уже не считал таковым, потому что ступил на скользкую тропу. Генри думал, что у него всё схвачено, когда он пошел выполнять первое задание Рената: нужно было разузнать, о чем говорили на совете и что там думают о ситуации в Орландии. С этой миссией лорд справился на отлично, и теперь он даже не думал отступать. Когда всё получится, он просто вынудит Сьюзен быть с ним, а потом покажет ей, насколько он может сделать её счастливой. Она забудет про всё: про семью, про погибшего мужа, про власть. Они будут вхожи во дворец, и Сью будет рада видеть свою дочь в роли королевы Нарнии под руку с Ренатом, но оставит все заботы о ней. Сьюзен родит ребенка своему новому мужу, и они будут растить его в любви и согласии, и отныне никто не сможет помешать этой волшебной сказке, потому что Генри не позволит этого. Он будет защищать свою семью от всего, в том числе от воспоминаний о Джейсоне. Он заберет у Сьюзен все его вещи, сожжет их, а его гробницу завалит камнями. Конечно, вначале Великодушная королева будет проклинать его, кричать, не будет повиноваться, но Генри покажет ей, что всё это для её блага. Если рядом с ней не будет вещей Кэмбела, то и поводов его вспоминать будет меньше. Пусть для нее он будет лишь сном. Эту красивую картину Генри рисовал каждую ночь и мысленно додумывал её детали, раскрашивал яркими цветами и улыбался. И вот однажды в его покои вошли без стука. Это были двое стражников, вслед за которыми зашел спокойный Эдмунд, некоторые жесты которого выдавали его потаенную злобу. — Господа, что вам нужно? Ваше Величество, — Генри не успел и поклониться. Стражники уже заковали руки у него за спиной, и пока лорд пытался прийти в себя, Эдмунд начал наизусть произносить обвинения. — Лорд Генри, вы обвиняетесь в измене Нарнии, покушении на честь и свободу королевы Сьюзен, шпионаже и убийстве короля Джейсона. — Ваше Величество! Я ничего такого не совершал! Это какая-то ошибка! «Врет», — пронеслось в голове Эдмунда, и он не сомневался в своем предположении. Приговор он снова зачитал уже в зале суда, в который Генри повели сразу, без всяческих прелюдий, и он чуть было не упал от удивления, когда за всем прочим, в чем он действительно виновен, его назвали убийцей Джейсона. Прокурором был Азирафаэль, и он задавил Генри кучей свидетельств и фактов, которые, если смотреть на них не предвзято, и правда могли указать на то, что именно он и убил Кэмбела. Лорд кричал, что это не он, но он знает, кто это. Однако на вопрос «кто?» он ответить не смог. Он поклялся Ренату на амулете, что не сдаст его, а иначе умрет. Проверять смысла не было. Эдмунд вынес безжалостный вердикт: конфискация всего имущества, которое есть, и пожизненное пребывание в тюрьме на Острове заключенных в одиночной камере без права общения и обжалования приговора. Генри умолял о том, чтобы увидеться со Сьюзен и всё ей объяснить, но больше никто с ним не говорил. Его грубо бросили в камеру и заставили ждать. Через несколько часов дверь в камеру открылась, и в нее вошли Эдмунд и Сьюзен. Когда Генри увидел её, то рассмеялся от счастья, попытался встать, но тяжелые кандалы обессилили его и не дали подняться. Великодушная королева села рядом с ним на корточки, а в руках у нее был кинжал Джейсона. Она как-то странно оскалилась, и Генри вжался в стену. Она что, собирается его убить?.. — Я помню эту камеру… — Сьюзен попросила Эдмунда подождать за дверью, а потом встала и прошлась от стены к стене, потрогав каменные плиты и проведя по ним острием кинжала. — Помнится, в ней сидел мой муж, которого хотели подставить и отправить в ссылку на Остров или вовсе казнить. Ему говорили, что он изменник, предатель, шпион, подхалим, отравитель. Тогда я не поверила ни единому слову. Я всегда знала, что он любит меня, поэтому пришла в камеру вопреки всему и клялась снять с него те самые кандалы, что сейчас на вас. Я целовала его и обнимала, я не верила в то, что он виновен, — Сьюзен перестала говорить и обернулась к напуганному Генри. — А сейчас здесь сидит еще один человек, который меня любит, в чем я не сомневаюсь. Его обвиняют в том же самом, в чем когда-то Джейсона: измене, шпионаже, приставании к королеве, подлом убийстве. Однако есть в этих двух историях одно отличие: человеку, который сидит передо мной, я не верю. — Я не убивал вашего мужа, — охрипшим и умоляющим голосом произнес Генри. Он устал кричать и больше не мог. — Прошу, поверьте мне, не убивал. Не скрою, я желал ему смерти, чтобы быть с вами, но я не убивал… Сьюзен, пожалуйста, поверьте человеку, который вас любил, любит и будет любить. — Предположим, что я вам поверю. Эдмунд сказал, что вы говорите, будто знаете, кто его убил. Не поделитесь? — Я не могу сказать, Сьюзен. Не могу, иначе умру. Я поклялся ему не говорить, — Генри попробовал взять королеву за руку, когда она вновь села рядом с ним, но она тут же одернула её. — Он подставил меня, сказал следить, зная, что за мной тщательно наблюдает ваш брат. Я даже намекнуть вам не могу, кто это, иначе мне не поздоровится. — Даже если вы не убивали, вы… — дыхание Сьюзен становилось всё чаще. — Вы предали всех нас. Я вас ненавижу, Генри. За то, что вы сделали. За то, что вы убили Джейсона. — Я не убивал… я лишь сказал его убийце, что Джейсон пытается найти на него компромат. — Это всё равно то же самое, если бы его убили сами. Даже если вы сейчас не лжете, вы дали топор в руки палачу, и он занес его над головой моего мужа. Вы лишили меня счастья, лорд Генри, вы лишили мою дочь отца, а моих подруг брата. Вы лишили Нарнию короля, а мир его ума. Но что хуже всего для вас, вы лишили себя моей дружбы и моего расположения. Для меня вы умерли, и больше вы никогда не увидите ни своего дома, ни свободы, ни меня. Прощайте, лорд Генри, — Сьюзен крепче сжала кинжал и удалилась восвояси, как бы он ни умолял её остаться.*****
На утро Генри забрали из камеры и повели на улицу. Он послушно плел ноги, едва не падая, и оглядывался по сторонам. У темницы уже стояла толпа, которая кричала ему всякие ругательства. На крыльце замка возвышались Питер и Кэрол, которые могли бы испепелить его взглядом, если бы захотели, Стефани, хотевшая дать ему пощечину и накричать, Люси, Эдмунд, Тумнус, все принцы и принцессы, кроме Эльзы. Она держалась дальше, рядом с матерью, и они обе смотрели на Генри, как на что-то, чего не существует. На то, что умерло и чего, возможно, никогда не было. Теперь Сьюзен ненавидела тот день, когда выпила лишнего и ушла в лес, чтобы Джейсон её поискал. Тогда, быть может, Генри так и оставался бы тенью и пылал бы страстью к ней скрыто, ни на что не надеясь. Взор голубых глаз Сьюзен всё удалялся и удалялся, а Генри всё больше начинал плакать. Он не заметил, когда стражники буквально дотащили его до трапа, а потом до палубы корабля. Его закрыли в трюме, как крысу, и оставили там. — Вот и всё, — только и сказала Сьюзен и ушла, кивнув Эльзе и оставив её с Ренатом, с которым она очень хотела поговорить. — Да, вот и всё… — скорее сама себе сказала Эльза. Ренат взял её под руку, и Рилиан, увидев их, решил оставить в покое. Если его девушке сейчас нужно поговорить именно со своим другом, то так тому и быть. Эльза молча вела Рената к морю, пока они не оказались на побережье. Она не позволила себе плакать, лишь тяжело вздыхала, провожая корабль взглядом. В её глазах было пусто, и Ренат, который радовался своей победе, даже заволновался. — Эй, всё хорошо? — он коснулся её плеча. — Я думала, что когда мы найдем убийцу и отомстим, мне станет легче. И вот теперь Генри жестоко наказан, а мне ни на каплю не стало лучше. Он был так одержим мамой, что пошел на убийство и сотрудничество с врагами. Любовь ли это вообще? Когда она любой ценой? — Ренат увидел в её словах некоторый скрытый смысл. Он знал, что Эльза доверяет ему как другу, а не как человеку, который её любит. И сейчас её слова имеют двойное дно. О да, она точно дочь своего отца. — Любовь ли это, когда ты делаешь того, кого любишь, несчастным? — Говорят, за любовь нужно сражаться. Генри сражался. — И проиграл. Мама никогда не перестанет любить отца, а вот Генри теперь обречен на вечное одиночество, — ветер просвистел сквозь шум прибоя, и Эльза глубоко вдохнула соленый морской воздух. — А правда ли он любил мою мать, если так поступил? Она не простит его, как и я не прощу. Даже если эта ненависть будет висеть тяжелым грузом. Ренат ничего не ответил, и Эльза поняла, что ей удалось задеть его совесть. Пусть теперь даже и не думает драться с Рилианом или пробовать её поцеловать. — Тебе правда не стало лучше от мести? — Ренат подумал обо всех, кому сам хотел отомстить, считая, что это принесет ему счастье. — Нисколько. Знаешь, такое чувство… ты радуешься минут пять, благодаришь за справедливость, а потом снова вспоминаешь, что твоего близкого человека это не вернет, — Эльза села на песок и поманила за собой Рената. Надвигались серые тучи, скоро должен был снова пойти дождь. Да и снег уже был не за горами. — Я вдыхаю воздух, пытаюсь ощутить хоть что-то, но ничего не чувству. Когда всё успело так измениться, Ренат? Еще летом самой большой моей проблемой был непобитый рекорд по стрельбе или надоедливые фрейлины, которые пытались уложить мои волосы. А сейчас всё так… так страшно. — Да, но это ненадолго. Ничего не будет как прежде. Это необратимо, — произнес Ренат, пересыпая между пальцами песок. — Так сказал мне твой отец. — Мой отец? Тебе? — Эльза резко обернулась к нему, сильно удивившись. — Он иногда снится мне, — и лучше Эльзе не знать, что это за сны. Ренат не смотрел на нее, закусывал от досады губу и играл с песчинками. — И теперь я понимаю, что тоже сожалею о его смерти. — И что тебе снится? — Мне снится, будто я совсем один и будто меня никто не видит, кроме него. Даже ты, Эльза, даже моя мать. Вы проходите сквозь меня, не замечая того. Только Джейсон видит и говорит со мной. — Как думаешь, почему он не приходит ко мне? — Эльза поджала под себя колени. — Когда я его об этом спросил, он сказал, что хотел бы, но не может. Ему не дают прийти, потому что ты не одна, потому что он отдал тебе всё, что мог, в тебе есть часть него, — Эльза по-доброму ухмыльнулась. Да, это правда, несмотря ни на что, она чувствует, будто и Джейсон и правда с ней. — Вы со Сьюзен есть друг у друга, а у меня нет никого. В последнее время только с ним во снах я по-настоящему не одинок. — И здесь тоже, — Эльза пододвинулась поближе к Ренату и легла к нему на плечо головой. — Да, я не могу подарить тебе любовь, но я всегда буду верным тебе другом, который сделает для тебя всё, что возможно. И если ты попытаешься, то подружишься и с остальными. У тебя есть семья, Ренат. Мама, Дамир, твой племянник Элвин. Они все тебя очень любят. — И если бы всё было так просто… — Всё гениальное просто, — пожала плечами Эльза. «Нет, это необратимо, это не остановить…» — избранник Таш посмотрел на маленькую точку удаляющегося корабля и в очередной раз понял, что поздно что-то менять. Ренат поднял взгляд в небо, и где-то над ним пролетел буревестник.*****
День ото дня Генри становилось всё хуже. Он просил стражника позвать лекаря, но тот молчал и не собирался никого звать. Лорда стал пробирать постоянный озноб, аппетит то появлялся, то пропадал. И вот на седьмой день тяжелого плаванья Генри кое-как добрался до приготовленной для него койки и упал на нее. В глазах всё слишком сильно плыло, но он старался держаться. Сиплым голосом он продолжал умолять о лекаре, но стражник не вымолвил ни слова. И вот тогда, когда началось удушье и когда изо рта пошла пена, на Генри наконец обратили внимание. Однако помогать ему никто не собирался. Стражник просто вручил записку — маленький клочок бумаги с красивым почерком на нем. «Примите мой последний подарок, лорд Генри, и прощайте.Сьюзен, которая никогда не станет вашей».
Генри сжал бумажку в руке и медленно опустился головой на кровать. Мелкая дрожь пробирала его до костей, а пена не останавливалась. Скоро лорд проронил слезу и закрыл глаза. Больше он не видел ничего.