*****
Корабль подплыл как можно ближе к берегу и был спрятан за скалой. С моря виднелся Дорн, самый большой из Одиноких островов, и Лилиандиль не терпелось ступить на сушу. Она устала от качки, от соленого запаха ветра и от постоянных стеснений да сухарей. Джон помог Лили и Доротее забраться в лодку и дождался, пока в нее сядут некоторые члены его команды, а потом сам погреб к берегу, желательно туда, где нет людей. Сначала следовало разведать обстановку, хотя от кое-каких купцов, которые возят товары из Одиноких островов в Гальму, было наверняка известно, что тут творится: бывшие работорговцы быстро активизировались, выгнали всех наместников военным путем и принялись за старое. В Дорне сейчас творилось беззаконие, и потому нужно было окончательно продумать план действий, а для этого — узнать, где находятся настоящие наместники. Вероятнее всего, они либо убиты, либо в тюрьме. Доротея и Лилиандиль покрылись платками и собрали волосы в косы, чтобы их никто не узнал. Они выглядели как богачки, сопровождаемые свитой, а потому на них все смотрели удивленно и кланялись. Базарный рынок был практически пуст, товаров не было, на аукцион выставлялись рабы, плакали дети, отрываемые от родителей, люди кричали. У Лилиандиль и Доротеи сердце кровью обливалось, но в данный момент они ничего не могли сделать. Одинокие острова, над благоустройством которых так трудились короли и королевы все эти годы, снова начали приходить в глубокое запустение. Высились красивые здания, но все они принадлежали работорговцам, а внизу, совсем неприметно, покоилась серая масса пыльных и полуразрушенных домов, которые еще недавно выглядели, как мечта любого городского жителя. — Этим людям не за кем идти, — прошептал Джон, когда они зашли за угол. — Наместников нет, вот люди и подчиняются работорговцам. — И наверняка все указы здесь издаются от имени Рената и имени Аслана, — закончила за него Лили и закрыла лицо руками. — Зато теперь их королева здесь, я смогу им всё объяснить и приказать начать бунт. Они пойдут на это за меня и за свою свободу. — Ты права, они пойдут за тобой. Дождемся остальных, они сейчас расспрашивают местных жителей. Вся троица развернулась и пошла обратно к морю, пока, не приведи Аслан, городская стража не успела спохватиться и не арестовала их. Через несколько часов, когда дело шло к закату, к Джону подбежали трое его подчиненных. Они говорили с людьми и вызнавали обстановку. К счастью, работорговцы не были слишком осторожными, потому что король Ренат поставил их во главе островов и даже не думал наказывать за их грязное дело. Настоящих наместников держали в сырой подземной тюрьме и не выпускали, стража в основном сновала по городу и хватала за руки, кого придется, а потом тащила на аукцион. Тархистанцы приезжали сюда и закупали мужчин и мальчиков себе в армию, что Лилиандиль возмутило больше всего, да и некоторые вельможи с Мьюла и Берна не брезговали рабочей силой, чтобы не использовать свое и так немногочисленное население. — Нам нужно начать бунт! Это несправедливо! — в сердцах воскликнула Лилиандиль, вне себя от злости и негодования. — Сколько трудов потребуется, чтобы снова восстановить острова, чтобы вернуть всех домой, к семьям! — Но ведь в бунте пострадают люди, так? — робко возразила Доротея. Она мало смыслила в военных делах и стратегиях, но ей показалось, что многие погибнут, если вступят в открытую схватку с городской стражей. И Лилиандиль понимала, что Доротея права, просто не знала, что им еще делать. — Я думаю, нам нужно атаковать главу работорговцев изнутри, — принялся рассуждать Джон, начиная обдумывать план. — Стражи в их замке мало, она вся гуляет по городу, но если мы захватим работорговцев в плен, то нас трогать побоятся. — Стража прибежит в замок, чтобы вызволить властителей, и в это время улицы опустеют… — начала понимать стратегию Джона Лили. Когда-то ведь Каспиан уже установил порядок на этих островах, а у него всего-то была корабельная команда да он сам. Значит, и они смогут. — И в это время… — Лилиандиль, ты должна выступить с публичным заявлением о том, что ты здесь и что ты — королева. А еще рассказать всем про Аслана и про деяния Рената, здесь о них никто не знает, — подсказала Доротея, с нежностью смотря на подругу. Миссия сложная и опасная, но другого пути не было. — У многих в Нарнии друзья, знакомые, родные, даже некоторые стражники должны тебя послушать. И пока стража будет заниматься освобождением работорговцев, люди возьмутся за оружие. — Да, если они объединятся в грозную силу и если нам удастся вызволить настоящих наместников, то некоторые стражники тоже присоединятся к бунту. Работорговцы уже будут у нас в руках, за них бессмысленно будет бороться, — Лилиандиль всё поняла окончательно и решила, что это хороший план. — Нам просто сдадутся без боя. — Осталось лишь поставить наших людей возле склада оружия, узнать точное местонахождение наместников и каким-то волшебным образом пробраться внутрь… — томно вздохнула Доротея. Ей почти не доводилось участвовать в военных операциях, освобождениях и тому подобном, но теперь ей начало это нравиться. Азарт заразителен. — Кажется, я придумал, — Джон улыбнулся так светло и искренне, как умеет только он один.*****
Следующей ночью, когда люди в страхе прятались по домам, а слышно было только лишь пьяный галдеж стражников да шум прибоя, парнишка по имени Педро, известный тем, что отлично умеет взламывать замки, пробрался в своеобразный склад, где держали лучших рабов, которых хотели предложить лично работорговцам в услужение. Здесь было много молоденьких девушек и крепких парней, годящихся для любой работы. Люди стояли с перевязанными за спиной руками, а все веревки сплетались друг с другом, как цепь. Некоторые от усталости спали стоя, некоторые сопели и тихо плакали, но Педро выбирал из них семерых, которые были отдаленно похожи телосложением или внешностью на членов команды. Джон и Доротея выглядели очень молодо, поэтому Педро быстро развязал руки юноше лет двадцати пяти и примерного того же возраста девушке. Она хотела закричать, но Педро зажал ей рот ладонью и заверил, что он её спасает. Через несколько минут гальмианец отобрал еще пятерых человек и сказал им бежать с миром да помалкивать. Стражник сонно ходил туда-сюда, держал алебарду наперевес, поэтому члены команды заходили по одному и становились на свободное место. Джон забежал последним, пропустив жену вперед. Он был против того, чтобы Доротея участвовала в этой операции, но она настояла. Принцу нечего было больше делать, кроме как согласиться. — Тебе не сильно давит? — шепотом спросил у нее Джон, перевязывая её запястья. Он ужасно волновался. — Ты точно сможешь развязать? Помнишь, чему я тебя учил? — Всё в порядке, — заверила его Доротея и почувствовала, как он целует её в губы и с трудом отходит от нее к другим членам команды. Все они — опытные моряки, которые эти узлы в два счета развяжут, но не Доротея ведь… Джон подошел к месту, предназначенному для него, быстро подобрал веревки и сам себе перетянул запястья, мастерски орудуя пальцами. Всё же корабельное мастерство он не забыл, и это радовало. Оставалось только лишь стоять и ждать, пока прокричат первые петухи и пока их всех шагом выведут в сторону замка, пристально за ними наблюдая. Джон всё время смотрел на тонкую спину Доротеи и её по-королевски выпяченную грудь, но замечания делать было уже поздно. Она совсем не была похожа на рабыню, даже в лохмотьях, в которые они все переоделись. Принцесса устала стоять, её ноги отекли, она даже успела пожалеть, что сама полезла изображать жертву незаконного рынка, но теперь уже было поздно, потому что в ангар зашло несколько стражников и велело шагать вперед. Люди шли нехотя, медленно, и человек в доспехах иногда бил их кнутом и попал Доротее по плечу, на котором тут же образовалась кровавая полоска. Принцесса закусила губы, чтобы не расплакаться. Она боялась боли, Джон это знал, но понятия не имел, как помочь жене. — Шагаем быстрее! Не отстаем! — кричал стражник, ударив кнутом по земле. Люди ускорили шаг, но шатались. В замок они зашли с горем пополам. Только теперь они увидели человека, который хотел их продать местным властям, чтобы они оставили рабов себе или приняли решение сбагрить их заграницу. Когда люди встали в несколько колонок, к ним вышел и сам наместник Рената на Дорне — господин Элджернон, надменно хмурящийся и пытливо рассматривающий каждого человека. Его взгляд остановился на Доротее. Он подошел к ней, и у Джона нервы вытянулись, словно струна. Наместник приподнял её за подбородок и рассмотрел сверху донизу. — Красивое лицо, очаровательные глазки… — Элджернон положил руку Доротее на шею и начал крутить её голову влево, вправо и назад, чтобы отыскать достоинства и недостатки. — Красивая шея, чудесные длинные волосы… Хорошая могла бы быть наложница, но задница плоская и грудь с детский кулачок, — наместник ударил Доротею по ягодицам, и она вся сморщилась от стыда и неприязни. Джон намертво прирос к месту, но руки чесались заставить Элджернона ответить за свои слова. — Сойдет, беру, будет у меня горничной. Хоть её личико будет радовать глаз, в отличие от этих жирных уродин, которые работают у меня сейчас. Торговец заломил больно высокую цену. Элджернон прищурил глаза и скривился, но приказал отсчитать нужное количество монет. Наместник ходил по рядам, отбирая для себя прислугу, наложниц, поваров, пажей. И наконец дошел до Джона. Принц опустил голову и чуть съежился, пока Элджернон прощупывал мышцы на его руках и спине. — Этого либо завербую в стражу, либо отдам в армию тархистанцам, уж больно он хорош и крепок, — Элджернон как-то излишне ласково потрепал Джона по плечу и повернулся к продавцу. — Сколько за него хочешь? — Ну раз уж он тебе так понравился, то… — торговец задумался, вальяжно развалившись на кресле. — Хочу за него пятьсот золотых. — Пятьсот?! Да ты в своем уме, Чедвик?! Ты хочешь разорить мою казну?! — Тебя невозможно разорить, деньги с тархистанцев так и сыпятся, так что пятьсот золотых или этот парень остается у меня! — воскликнул Чедвик, и Элджернон готов был кинуться на него с кулаками. Воспользовавшись ссорой господ, Джон кивнул всем своим подчиненным и Доротее, чтобы они развязывали узлы. Они делали это аккуратно, зная, что стража, может, и не слишком пристально, но всё же за ними наблюдает. Джон справился первым и держал веревки, пока остальные не закончили, а как только Доротея освободилась последней, принц тут же оттолкнул её в сторону и приставил нож к горлу Элджернона, а тем временем все остальные резко обезоружили почти всю заспавшуюся и пришедшую, походу, с ночной пьянки стражу. Люди дружно ахнули, переглядываясь между собой, а Чедвик примирительно поднял руки. — Знаешь, Элджернон, раз тебе этот парнишка так нравится, можешь забирать бесплатно! — Чедвик хотел было броситься наутек, но ему перегородили путь. Педро схватил арбалет со стены и наставил на стражу, приказав ей разоружаться. Один из членов команды развязал руки паре рабов, а те освобождали остальных. Парни и несколько смелых девушек забрали у стражи мечи, кинжалы и кнуты. — Что вам нужно?! — вскрикнул Элджернон, почти физически ощущая боль от того, что его невольники пытаются сделать рабом и заложником его самого. Джон не посчитал нужным отвечать. Когда заподозрили неладное, начальник городской стражи принялся трубить в колокол и зазывать всех к замку. Тем временем команда уже захватила всех вельмож в плен, а Джон не переставал держать кинжал у горла Элджернона, как у самого ценного трофея. Люди в городе тоже не понимали, что происходит. Этот ржавый колокол не звонил уже давно, стража в панике куда-то бежала. Кто-то был пьян, кто-то только проснулся, но доспехи надели все. Правда, они теперь не знали, как подойти к залу, понимая, что стоит одному смельчаку открыть дверь, как в него полетит стрела из арбалета. А если кто-то надумает достать меч, то с кем-то из вельмож, которые давали страже спокойно не работать уже много месяцев, прирежут. Доротея ощущала себя практически пираткой и разбойницей, но ей это нравилось. Она не могла смотреть на Элджернона, не испытывая стыд, и плечо больно саднило от удара кнутом, но в целом она была довольна, что может хотя бы присесть. Пока всё идет по плану, а это — редкость. Тем временем город был практически полностью очищен от городской стражи, а кто остался — того практически передавило толпой, собравшейся на главной площади. На помост вышла женщина и рывком сдернула с себя капюшон плаща. Некоторые люди узнали королеву Лилиандиль и ахнули от удивления, а потом зашептались между собой. Лили слышала передние ряды, а потом выставила руку вперед и, обернувшись на стоящих рядом с ней членов команды, попросила быть настороже. — Послушайте! — что было сил, крикнула Лилиандиль, но замолчали далеко не все. — Послушайте, пожалуйста! — повторила она, и стало куда тише. — Я знаю, о чем вы волнуетесь. Вы знаете, кто я такая, и многие из вас догадываются, что меня, моего мужа и мою семью выгнали из Нарнии нарочно! Вам говорили, что всё, что происходит сейчас, — воля Аслана, но разве вы в это верите? Разве это так? — Лилиандиль выдержала паузу, оценивая реакцию горожан. — Когда Аслан сподвиг моего мужа, вашего короля, на плавание, то он освободил вас! Избавил от оков рабства, сделал свободными! Вам больше не нужно было разлучаться с семьями, покидать дом и работать у тех, кому вы не принадлежите! И многие из вас помнят свободу, родились свободными! Нарния — это страна свободы, а не рабских оков! И если вы действительно верите в Аслана, то вы знаете или чувствуете, что он не мог снова сделать вас рабами! Между людьми гулял шепот, они переговаривались между собой, но Лили уже заметила огонек в их глазах, особенно в молодых, да и в людях, которые в детстве были рабами, — тоже. Они смотрели на свою королеву, как на мессию. Она лаково улыбнулась горожанам, и им показалось, что их озарило теплое солнышко. — Так давайте же вернем нам свободу! За Нарнию! — За Аслана! — подхватили люди и побежали туда, куда их позвали, — разбирать оружие. Стражники, пытающиеся выдумать, как им спасти своего наместника, услышали постепенно нарастающие крики, а потом и топот. Кто-то выглянул в окно и так и обомлел от страха, а Джон с несвойственной ему злостью приказал сложить оружие, пока никто не пострадал. Лилиандиль шествовала почти впереди всех, по-хозяйски открыв ворота замка, и прошла вперед по коридору. Какой-то стражник попытался достать меч, но передумал под натиском большого количества грозных глаз. Элджернон свернул глазами, наивно полагая, что его решили сместить самозванцы, но увидел королеву и тут обомлел. Этого он никак не ожидал. В течение будущих двух дней предателей и работорговцев сажали по тюрьмам, а рабов отпускали. Лили заняла главный кабинет и покои замка, а всё золото, нажитое Элджерноном от торговцев и тархистанцев, начала тратить на закупки всех необходимых вещей и продуктов. Уж с экономикой Лилиандиль умела управляться, так что, по её расчетам, Дорн должен был восстановлен в скором времени, по крайней мере достаточно для того, чтобы можно было более-менее нормально жить. Допросив Элджернона, Джон выяснил, что тархистанцы платят ему золотом, добытым с Острова мертвой воды. Видимо, и здесь Рабадаш решил поживиться за счет Нарнии. — Ты точно справишься здесь одна? — в который раз спросил Джон, волнуясь, как бы чего ни случилось, если он уедет. А они с командой и Доротеей собирались на Остров мертвой воды, чтобы разобраться с горсткой тархистанцев. — Ведь тебе еще нужно вернуть себе Авру, Фелимат… Да и столько дел на одном только Дорне… — Поверь, я здесь не пропаду, — ободряюще улыбнулась Лилиандиль и обняла Джона с Доротеей. — Спасибо и вам, и всей команде за помощь Нарнии. Я не забуду. — Мы ведь друзья, — Доротея обняла Лили за плечи и даже всплакнула, понимая, что пора прощаться, да и еще неизвестно, на какое время. Пока нарнийская королевская семья жила в Гальме, Доротея так к этому привыкла. Было постоянно шумно, громко, зато замок был наполнен смехом, жизнью: обычной, простой. О войне принцесса даже как-то временами забывала. Но теперь их с Джоном ждал Остров мертвой воды и еще одна опасная миссия, которую стоило выполнить без промедления.*****
Самой большой бедой северян было отсутствие стрелкового оружия. Да и стены, хоть и были крепкими, не могли похвастаться широкими коридорами для лучников. Катапульт у тельмаринов с собой не было, так как они и не рассчитывали на то, что у дикарей-северян будет крепость, почти нисколько не уступающая нарнийской. Бестии пока так и не пришли, хотя глупо было надеяться, что они примчатся настолько быстро, а от Розиты так и не пришел ответ, что могло быть связано с чем угодно. Когда Эдмунд проснулся, он с сонным видом сел рядом с Сухарто и устало потер глаза, извиняясь, что так вышло, но северяне на него не злились, нарнийский король и так отдал много сил. Дети и некоторые женщины спрятались в крипте, а мужчины натачивали клинки и мыли их от тельмаринской крови. Кузнецы изо всех сил ковали новое оружие про запас, а кухарки пекли хлеб и жарили дичь, которая у них была с собой, чтобы воины успели подкрепиться. Когда Эдмунд и Касих пошли проверить ворота, то они оказались не так крепки, как хотелось бы, зато мост поставлен не был, так что тельмаринам придется сильно постараться, чтобы атаковать замок. А их видно пока что еще и не было. Прошли сутки, но тельмарины так и не пришли, а воины метались туда-сюда, их слишком томило ожидание. И вот, когда Эдмунд пришел к мысли, что их хотят взять измором, часовой должил о приближающемся огромном войске, и тогда стало понятно, что тельмарины просто ждали подкрепления. Авось и катапульты привезут рано или поздно. Стефани передернуло, когда она увидела это огромное черное иго, покрытое золотыми шлемами, но её магия была при себе, и она знала, что делать, если враг каким-то способом подберется слишком близко к замку. На площадь замка прилетела стрела с запиской, где было лишь одно слово — сдавайтесь. Касих агрессивно смял этот листок и кинул обратно, и как только он это сделал, на стену набросилось несколько крюков, едва не проколовших стоявших на стене воинов насквозь. Они тут же схватили топоры и перерубили веревки, но неприятель пытался забрасывать всё новые и новые крюки, и северяне едва успевали бросаться то к одному, то к другому. Вскоре часовой заметил, что к мосту постепенно подъезжает тяжелая осадная башня. Как только о ней сообщили Касиху, тот не успел ничего сказать, как Стефани со всех ног побежала наверх. Кажется, тельмаринские лорды уже забыли, что среди бывших королей и королев было две волшебницы, и их огню тяжело противостоять. Стефани довольно давно не использовала такую мощную магию, потому что потом теряла сознание, но случай того стоил. Она напряглась и зажмурила глаза, набирая энергию изнутри, из каждой клеточки тела, и собрала её в единый поток, выстрелив по осадной башне, на которой появилось много трещин и дерево на которой тут же взяли языки пламени. Стефани направила огоньки вверх, и они обвили осадную башню, словно лоза. Конечно, у тельмарин были такие еще, но нужно ведь было показать, что при желании с их орудиями могут сделать нарнийские королевы. Враги пытались затушить огонь водой и землей, но чем усерднее они старались, тем больше Стефани напрягала свои силы, и вскоре, когда она поняла, что набрала достаточно энергии, сделала еще один огневой сполох, размером с человека, и пальнула в осадную башню, практически сразу разнеся её в щепки. Северяне слышали, как тельмарины закричали, как кого-то придавило обломками и как они скомандовали притащить новую осадную башню. Пока они убирали остатки старой, у Стефани было время немного отдохнуть. И, пользуясь временной заминкой, пусть у северян и не было луков и арбалетов, они продолжили метать стрелки в тех, кто пытается убрать обломки осадной башни с моста. Эдмунд, обеспокоенно смотря на жену, на всякий случай уточнил у Касиха, точно ли тельмарины не смогут подойти к замку снизу. И, получив отрицательный ответ, направился к жене, севшей в коридоре стены. — Ты в порядке? Уверена, что справишься? — Эдмунд подал ей воды. Стефани выпила целую флягу залпом, кончики её волос немного подгорели, но она этого не заметила, пока муж не приподнял её косу и не показал ей. — Пустяки… сейчас еще раз… вот была бы Кэрол, мы бы вмиг управились, как тогда, с башней в Тархистане, — Стефани выдавила из себя улыбку, а потом к ней подлетел Азирафаэль и потерся своей маленькой головой об её щеку. Если уж не ласковые слова, то хотя бы так. Никто не имел ни малейшего понятия, сколько у тельмарин осадных башен, но было ясно одно — если они здесь, то скоро Ренат пришлет и катапульты, и там уж Стефани точно не справится в одиночку. Лишь бы до этого времени Розита и бестии подошли. Когда Эдмунд читал книжки про битвы и рыцарей, осада описывалась как нечто захватывающее, опасное, рискованное, но на деле занятие более муторное, чем это, найти было трудно. Кузнецы выковывали всё новые и новые стрелки, а Стефани разила по осадным башням до самого рассвета, настолько выбившись из сил, что еле стояла на ногах. Эдмунд больше не позволил ей колдовать, заставив поесть и поспать, пока сам он пытается придумать, как обойтись без магии. Он ходил по замку, и ему казалось, что людям почти всё равно на осаду. Они шутили, ели, пили, играли в какие-то свои северные игры, будто бы враг был не за стеной, а за много километров отсюда. На следующий день всё повторилось. И потом снова. Стефани валилась с ног, дрожала, и как она еще не упала в обморок — было непонятно даже ей самой. Несколько раз Эдмунд пытался отправить послания Розите и Питеру, но птиц тут же сбивали тельмарины. Они пытались прощупать ворота, но тут же пожалели, потому что северяне отменно метали стрелки прямо в глотки. Да и Стефани подожгла рвы внизу, основание замка и ближе к мосту было охвачен огнем. Эдмунд маялся от безделья, не зная, что полезного сделать, чем себя занять. Даже птицу на разведку было отправить нереально. При нем не было ни арбалета, ни его рисунка, чтобы оружейники могли его сделать. Временами в тельмарин летели копья с острыми наконечниками, но было ощущение, что враги всё никак не заканчивались. Ренат умно поступил, что отозвал половину войска от Питера, дав, скорее всего, ему пойти вперед, чтобы быстро разгромить север и защитить тельмаринский замок. Грифонов они не посылали, поэтому Эдмунд сделал вывод, что коренные нарнийцы наконец окончательно прозрели и не хотят служить Ренату. Продовольствия, к счастью, еще было полно. Тельмарины пытались применить таран, но Стефани утроила огонь внизу, и они не смогли даже подойти достаточно близко к воротам, чтобы их доспехи не начали плавиться. Войско Рената тоже начало потихоньку сходить с ума от скуки и дебоширить да пить от нечего делать. Осадные башни почти закончились, Стефани уничтожала их одну за другой, у нее просто не было выбора, но у Эдмунда с Касихом начало появляться впечатление, что тельмарины нарочно изводят королеву, чтобы таки привезти катапульты. И они не прогадали, потому что через пару дней огромные массивные машины начали подъезжать всё ближе. Северяне, гордые и смелые, и то сглотнули. Они никогда не видели таких чудо-машин, а когда они услышали «ложись», то не сразу сообразили, что от них требуется. Огромный камень полетел в стену, и весь замок тряхнуло. Булыжники начали летать один за другим, а кирпичи сыпались на глазах. Стефани видела выражение боли в глазах Сухарто, который строил этот замок. На войне люди чем только ни жертвуют. Благоразумная королева собрала все свои силы и сломала парочку катапульт, но их было слишком много, они стреляли все разом, вместе, а не подходили по одной, как осадные башни. Люди немедленно ушли со стен и скрылись внутри, понадежней спрятав всех тех, кто в битве не участвует. Замок сотрясался, разлетелась одна из башен, и часовой на ней, скорее всего, погиб. Земля дрожала от ударов, и северянки крепко прижались к своим мужьям, шепча им что-то наверняка чувственное и нежное. Они прощались, потому что знали, что хоть они и продержались в осаде долгое время, к натиску громадин-катапульт они готовы не были. Еще пара часов, и какая-нибудь стена рухнет. Эдмунд осматривал северян и видел их грустные глаза, их неготовность умирать, но твердо знал, что они будут сражаться до последнего. Если бы катапульты не стреляли, то можно было бы услышать тонкие всхлипы и даже слезы. Глазами Эдмунд нашел Стефани. Она поджала под себя колени и тряслась от страха. Король знал, что они оба думают друг о друге и о Гарольде, их сыне, который, они надеялись, в безопасности. Их мало, а тельмаринов — целое войско, огромное и страшное. Эдмунд сел рядом с женой и положил голову ей на плечо, взяв её за руку. Они долго сидели молча, прислушиваясь к звукам разваливающейся стены, и не знали, что им обоим нужно сказать. — Возможно, это всё, — произнесла Стефани, утирая текущие ручьем слезы. — Для нас, Эд. — Возможно, всё, — только и сказал он, слушая очередное «бам-бам-бам». — И Аслан не поможет, на сей раз это не его битва. — Битва наша… а мы её проиграли… — Стефани крепко обняла Эдмунда за пояс, пытаясь успокоиться. Если смерть идет к ней, нельзя встречать её с искаженным от страха лицом. Но что она могла поделать со своими слезами? — Лишь бы только все остальные и Гарольд уцелели. — Да… — Эдмунд покрепче обнял жену, стараясь своим сердцебиением заглушить это бесконечное «бам». — Что бы ни было, я так рад, что мы с тобой прошли наш жизненный путь вместе. Сколько себя помню наше последнее правление, ты всегда была рядом, близко, успокаивала, поддерживала, жила со мной под одной крышей, родила мне чудесного сына… Я так тебя люблю, Стефани. — Эд… — Стефани наклонила его голову к себе и поцеловала. Не резко, не страстно, а нежно, на прощание. Её сердце бешено билось, металось в груди, как в клетке, и всё ждало, когда это «бам» прекратится и станет тихо. — Что бы ни случилось сегодня, не отходи от меня далеко, ладно? Я как можно дольше хочу быть рядом с тобой. — Я тебе обещаю, — Эдмунд снова сам поцеловал Стефани, взяв её лицо в ладони, а когда оторвался, «бам» прекратилось. Стена рухнула. Стефани и Эдмунд поднялись и заметили рядом с собой Касиха. Сухарто стоял рядом, лицо его было непробиваемо, но он думал о Розите. Он был прав — она не придет к нему, чтобы спасти эту дикую промерзшую глушь. Северяне вставали один за другим, их было не так уж и много, но все они готовы были биться до последнего вздоха. О капитуляции и речи идти не могло. Ворота были сломаны, мост стоял, кругом кружилась пыль, а небо стало казаться серым-серым, безрадостным. Азирафаэль кружил в воздухе над головой Стефани и кивнул ей, почти что улыбаясь своим клювом. Генерал армии Рената вошел, как победитель, но, увидев в руках северян оружие, усмехнулся и без слов дал команду своим рыцарям идти в бой. Огромная толпа рыцарей в одинаковых золотых шлемах набросилась на северян, и Касих, прокричав что-то вдохновляющее, первым бросился в бой. Эдмунд и Стефани стояли спиной к спине и прикрывали друг друга, отражая атаки тельмарин. Когда-то ведь это были их подданные… Северяне умело управлялись со своим оружием, кладя врага на землю, и скоро на площади появились первые свежие трупы. Рев, крики, рычание собак, разговоры клинков в бою — всё это разносилось по округе, и в пылу сражения никто даже не успел заметить, что поток новых врагов начал немного замедляться. Азирафаэль, наблюдая за битвой свысока и предупреждая всех подряд об опасности, первым заподозрил неладное. Он летел высоко, стараясь быть незамеченным, и усмотрел довольно интересную картину: в арьергарде войска Рената творилось невесть что. Люди лежали окровавленные, некоторые даже с оторванными частями тела, и пусто смотрели мертвыми глазами. Другие в панике бежали, некоторые сражались, но бестии неслись на них на своих гиенах с легендарными копьями, разящими врага насмерть и протыкающими его насквозь. Азирафаэль тут же донес обо всем Эдмунду и Стефани, и те, переглянувшись друг с другом, будто бы говорили с улыбками: «может, сегодня и не конец». Теперь рев бестий слышался даже здесь, первой реакцией тельмарин на них был испуг, но, к несчастью, нашлись те, что сражались с этими тварями в молодости, под предводительством Каспиана и Эдмунда. — Болваны! Чего вы испугались?! Их надо огнем! — один из воинов зарядил в бестию подожженной стрелой, а потом еще одной и еще. Чудовище разразилось страшным ревом и кричало, а когда оно упало с гиены, все поняли, что оно мертво. Тельмарины чуть осмелели, и битва не прекращалась. Бестий было много, и некоторые даже от огня отбивались умело, но силы всё еще были не равны. Без Розиты и её войска они пропали. Каждый северянин, каждая собака, каждая бестия яростно сражались, стараясь держаться как можно дольше и унести с собой в жизнь иную как можно больше врагов. Все дрожали от усталости, но никто не сдавался. Эдмунд и Касих надеялись на то, что тельмаринский генерал предложит ночное перемирие, но он знал, что его войско силами превосходит вражеское, а потому не жалел в том числе и своих людей. Но Аслан послал чудо и во второй раз. Когда Сухарто был прижат к стене тремя тельмаринами и еле отбивался от них своим оружием, все враги за несколько секунд остановились и попадали на пол. Напротив Сухарто стояла Розита, в красивом зеленом платье, под которым была кольчуга, закрывающим её шею и грудь почти полностью. Волосы её были заплетены наверх, а на голове сияла корона. Теревинфийцы без команды своей королевы бросились в бой. Их было много, и уж они точно дали фору уставшим тельмаринам. Северян уводили с поля битвы, хоть те и рвались сражаться дальше, но они были слишком обессиленными после нескольких часов битвы. — Я немного припозднилась, ветер был непопутный, — с заигрывающей улыбкой сказала Розита, воспользовавшись тем, что они с Сухарто стояли поодаль от театра действий наедине. — Но я торопилась. — И оделась опять не как северянка, — грубо фыркнув, добавил Сухарто, но Розита и без признаний поняла, что он рад её видеть. В письмах он помногословнее и попоэтичнее, чем в жизни. — Спасибо. — Позже отблагодаришь, — Розита направилась к своему войску, неосознанно привлекательно виляя бедрами. Бой продолжался, вместе с пожарищами кроваво-красным горел рассвет, Эдмунд и Стефани ни за что не собирались покидать поле битвы, тем более сейчас, когда вместе с бестиями и теревинфийцами, так неожиданно подоспевшими в один день, они начали побеждать. Тельмаринский генерал стал умолять о перерыве, но Касих и Розита в один голос прокричали, что они дождутся полной капитуляции противника. И через пару часов наконец почти дождались. — Отступаем! Отступаем! — кричал генерал Рената, пока Стефани как раз уничтожала неподвижные катапульты. Пожарище разожглись с новой силой. Эдмунд был рядом с женой и охранял её. Алым зажегся рассвет, теперь можно было рассмотреть что-то дальше своего носа. Стефани с азартом колдовала над катапультами. — Получается, прохиндейка ты эдакая! — проворчал Азирафаэль летая рядом. — Я хорошо училась, пусть ты этого и не признаешь, — улыбнулась Стефани, пуская огненный шар и плавя металл. Тельмарины отступали, пока за ними бежали бестии на своих гиенах и метали в них копья, чудесным образом появляющиеся у них в руках. Правда, один из членов вражеского войска всё же заметил кое-что — нарнийскую королеву-колдунью. Всего одна стрела, и она повержена. Всего лишь одна. Эдмунд сражался и не заметил, как отошел слишком далеко. Тельмарин навел арбалет, но вдруг застыл в нерешительности, однако, прицелившись, он и сам не заметил, как выпустил стрелу, чисто инстинктивно. Но Стефани не ощутила боли, она не почувствовала, что кровь течет по её спине, не задыхалась от того, что её проткнули насмерть. Королева слышала свист и подумала, что наконечник вонзится в нее, но когда она обернулась, то не увидела ничего, кроме лежащего на земле Азирафаэля, маленького пухового комочка, запачканного кровью. Мертвого. — Стеф, уходим! Они начали стрелять! Оставь катапульты! — Эдмунд подбежал к жене и увидел маленький кровавый комочек с пухом у нее в ладонях, а потом слезы на её щеках. Стефани оторопела от неожиданности, от незнания, что делать дальше. На её руках лежал мертвый Азирафаэль, вредный птах с бесконечным запасом обидных слов и острот. Эдмунд заметил стрельцов, без раздумий схватил Стефани под локоть и поволок к замку. Тельмарины бросались наутек, бежали к северным горам, но ничто не могло спасти их, кроме признания поражения. Когда Сухарто догнал генерала тельмаринской армии, то хорошенько ему врезал и поволок в замок, чтобы показать своему народу, что они одержали верх, все вместе, а не разъединенными, как это было раньше. Все праздновали победу.*****
За территорией замка была построена большая усыпальница. Настрогали бревен, сложили их в правильном порядке и сложили тела мертвых северян. Всех, которых смогли найти. Рядом с ними лежали погибшие теревинфийцы и даже несколько бестий и лаек. Каждый прощался со своими близкими, женщины и дети плакали, но смотрели на умерших, как на героев. Касих сказал последние слова на прощание и бросил факел на солому, от которой быстро разошелся огонь. Запахло терпким ароматом костра, дым развевался по всему нежно-голубому утреннему небу. Эдмунд смотрел на всё это с какой-то светлой печалью, зная, что все эти люди умерли не напрасно. Их мертвые лица не выражали ничего, кроме гордости, достоинства и смирения со своей судьбой. Все северяне, теревинфийцы и бестии стояли бок о бок, смотрели на языки пламени и молчали. В тишине слышался только треск огня. Даже Розита была в меру грустна и, кажется, прощалась с усопшими, имен которых она не знала. Касих ударил кулаком в грудь и поклонился, за ним повторили остальные. Лишь одного человека здесь не было. Стефани нашла лучшее, самое красивое дерево в округе, и сама вырыла небольшую могилу для Азирафаэля, как подобает по нарнийскому обычаю. Мертвое тело Азирафаэля королева завернула в прекрасный платок, который она вышивала сама, и положила в землю, а потом закопала и поставила камень для обозначения могилы. — Прощай, друг, — глотая слезы, сказала Стефани и села на колени, не жалея платья. — Спасибо за то, что был со мной все эти годы. Стефани слышала, как к ней подошел Эдмунд, и почувствовала, как нежно он её обнял. Азирафаэль заметил стрелу и бросился под нее, чтобы защитить свою королеву и свою подругу. Стефани в голове прокручивала все его любимые фразы: убери культяпки, бесноватая, неуч, пожрать в комнате нечего… Эванс даже почти смеялась, и на миг её тоска превратилась в светлую печаль. — Азирафаэль был со мной практически с первого дня моего появления в Нарнии, — сказала Стефани, когда они с Эдмундом лежали в одной кровати после ужина. Она прижималась к груди мужа и зарывалась носом в его ночную рубашку. — Я не думала, что когда-нибудь действительно могу его потерять, — у Стефани уже не было сил плакать, тем хуже, потому что в груди её что-то сдавливало. — Сколько можно, Эд? Азирафаэль, Эрик, мой брат, Самира, Пруна… Они мертвы. — Вчера утром мы тоже думали, что умрем, но мы здесь, мы живы, а это значит, что ни одна из этих смертей не была напрасной. Мы победили, правда победила. И продолжит побеждать, Стеф, я тебе обещаю, — Эдмунд поцеловал Стефани в лоб. — Хочешь, я расскажу тебе сказку, чтобы ты уснула? Стефани кивнула, и Эдмунд принялся рассказывать какую-то из старых нарнийских легенд, которая бытовала еще во времена Золотого века Нарнии. Его жена знала всех их наизусть, поэтому Эдмунд менял сюжет на ходу и долго-долго рассказывал, пока Стефани не заснула.*****
На полуразрушенной площади замка стояли красивые синие шатры и столы с остатками еды. Розита бродила меж них, до сих пор не переодевшись. Её волосы всё так же были забраны наверх, доспехи плотно прилегали к телу, но страшно в одиночестве ей не было. Королева в темноте рассматривала позеленевшие северные деревья. Заканчивался апрель, весна цвела, даже в этом холодном и с первого взгляда неприветливом месте. Розита так же разглядывала и замок изнутри и любовалась им. Он был подстать северянам: грубым, странным, угловатым и казался каким-то молчаливым, но веяло от него гордостью, величественностью и добром. — Тебе так понравились дичь и выпечка? — Розита ухмыльнулась. Какой-то частью своей души она ждала и надеялась, что Сухарто придет к ней здесь, в ночи, и заговорит. — Они не так плохи, как мне казалось ранее, — уклончиво ответила королева, не поднимая взгляда. — А ты меня расстроил, Сухарто. Мне сказали, что ты говорил, будто я не приеду сюда и не помогу, — Розита испытующе посмотрела на него, но улыбка её была теплой. — Да, я так думал, — не увиливая, сказал Сухарто и стянул с себя медвежью шкуру, нежно — насколько это возможно — положив её на плечи Розите. — Ты оказалась не такой, как я думал. — Не такой трусихой? — спросила Розита, откусывая кусочек северного хлеба с козьим сыром. — Не такой надменной. — Не знала, что на севере знают такие слова, — Розита подошла к Сухарто поближе и сняла корону, высоко задрав подбородок, чтобы рассмотреть лицо северянина. Его шрам показался ей обворожительным. — Я не могла не прийти, просто не могла, зная, что ты и что твое творение, столь ужасное и прекрасное одновременно, — в беде. И я обещаю, что не пожалею ни сил, ни ресурсов, чтобы восстановить этот замок, — королева положила ладонь на плечо Сухарто и провела рукой по его груди. Мускулы, словно глыбы, были твердыми и рельефными. Розита чувствовала в этом северянине мужчину: очень крепкого, смелого и надежного. Медвежья шкура соскользнула с плеч Розиты, Сухарто поднял свою вещь и снова накрыл ей королеву, а когда его рука случайно коснулась её шеи, он не сдержался и приникнул к её губам. Королева без лишних раздумий ответила на этот поцелуй, прекрасно зная, как это делается. Пыл её сердца, который она не могла разгадать до конца, растопил холод, ветра Теревинфии разрушили ледяную стену севера, за которой Сухарто прятался от Розиты всё это время. Им не нужно было говорить, что они любят друг друга, чтобы это понять. Розита знала, что Сухарто, быть может, никогда не скажет ей, что её любит, но за крепкой стеной она чувствовала пожар его души, его чувств к ней, его мечт о том, чтобы этот поцелуй не прекращался. Розита делала то же самое, за что недавно ругала Мию, — целовала мужчину в ночи, спрятавшись от лишних глаз, и с каждой секундой затянувшегося поцелуя понимала, что любит. И не кого-нибудь, а северного дикаря.