Перемены

Лайя замечает его, как только выходит из замка подышать свежим воздухом. Честно говоря, его сложно не заметить. За последние сутки произошло слишком много — Ратвен постарался. Когда очередная припаркованная машина заводится и уезжает в чёрных клубах дыма из-за дерьмового движка, Лайя действительно хочет верить, что высокий силуэт — не более чем видение, галлюцинация слишком утомлённого мозга. Галлюцинация делает несколько шагов вперёд, и Лайя открывает рот, чтобы закричать. Но вместо голосистого крика из неё вырываются лишь хрип и кашель: густой вонючий дым до сих пор висит в воздухе. — Я не сделаю ничего плохого. Просто хочу поговорить, — тараторит Мехмед, примирительно поднимая руки вверх. — Так ты всё знаешь? — уточняет Лайя. Мехмед судорожно сглатывает, прежде чем ответить: — Узнал недавно. Два дня назад. Сначала думал, что это просто дурацкие сны, а потом… Всё встало на свои места. Он подходит ближе, и Лайя тут же делает шаг назад. Хотела бы она сделать что-то со своим страхом. Быть такой же храброй и гордой перед ним, как была Лале. Но она не может. — Как ты нашёл меня? Как… про меня узнал? — Я не знал, — честно отвечает он. — Но я чувствовал. И нашёл случайно, как будто кто-то выстраивал передо мной дорогу. Лайя недоверчиво складывает руки на груди, мысленно отгораживаясь от него каменной стеной. Память ещё хранит его липкие взгляды, влажные ладони, кривую ухмылку. Тошнота подкатывает к горлу, и Лайя смаргивает злые слёзы. — Я не знаю, что с этим делать, — вдруг выпаливает он с каким-то глухим отчаянием. — Я не хотел это вспоминать. Не хотел видеть его жизнь. — Сейчас придёт Влад, — перебивает она его равнодушным голосом. — И это мгновение ты точно не захочешь вспоминать. Что-то меняется в его лице. Что-то едва заметное, но ощутимое. — И что он сделает? Выпьет мою кровь? Разорвёт в клочья? — Замолчи! — Почему? Разве это не то, кем он является? Лайя хочет возразить. Сказать, что он изменился, стал другим человеком. Но осознание бьёт её по затылку раньше, чем слова успевают слететь с языка. — Пусть приходит, — продолжает он, пока она ошарашенно молчит, не зная, что сказать этому незнакомцу перед собой. — Это лучше, чем пытаться верить, будто ты сможешь взглянуть на меня и не увидеть монстра, Лале. — Я не Лале, — машинально поправляет она его севшим голосом. — А я не Мехмед. Лайя смотрит на него под другим углом, и смотрит, и смотрит… Возле уголков его глаз много морщинок, а волосы по-мальчишески взъерошены. Радужка не такая тёмная, а полные губы обветрены и искусаны. Он будто такой же, но… другой. — Он чудовище и садист даже по меркам Лале. Но чудовище тоже хочет жить. Он ещё глядит на неё какое-то время, пока она успокаивается. Лайя расслаблено опускает руки, разглядывает его уже смелее. Из замка доносятся голоса, и незнакомец — не Мехмед — вздрагивает и делает шаг назад. — Я был рад увидеть тебя. Я… всегда буду рад увидеть тебя.