More than friends

Чуя знает, что всё происходящее - то ещё клише, но ничего не может с собой поделать. Быть может, всё было предрешено ещё в тот момент, когда она сбила с ног лохматого забинтованного мальчишку с пособием по суициду в руках? Возможно. Чуя хорошо помнит тот момент, когда сбила сопляка с ног и вдавила стопу в его грудную клетку. На ней тогда были новенькие ботинки, и она хорошо запомнила, как чудесно смотрелись на мыске брызги крови после того, как она пнула заносчивого придурка по лицу, разбивая тонкие губы в кровь. А ещё Чуя хорошо помнит, как дрогнуло что-то в груди в тот момент, когда Дазай медленно повернул голову и посмотрел на неё тёмными невыразительными глазами, напомнившие цветом запёкшуюся кровь. В тот день она впервые столкнулась с человеком, который, казалось, без всяких проблем вот так запросто одним махом сумел заглянуть ей в душу. - Чу-у-уя, - бормочет Дазай. И трётся лицом об её грудь в расстёгнутом вороте белой рубашки. Чуя смотрит на раскрасневшиеся щёки, на пьяно блестящие сонные глаза, на лёгкую улыбку на зацелованных губах и зарывается пальцами в растрёпанные каштановые кудри, мягкие и очень приятные на ощупь. Дазай довольно вздыхает от незамысловатой ласки и снова утыкается носом ей в грудь. Его дыхание теплом оседает в ложбинке, вызывает дрожь мурашек по телу, но это не возбуждение, и не смущение, и даже больше не затаённый страх. Хотя страшно было. В те первые минуты, когда пьяный Дазай рухнул на пороге её квартиры, обнимая за щиколотку и притираясь щекой к колену, будто сам был собакой, которой вечно называл её, с самого детства. - Чуя... - Чего тебе, пьянь? - Можно тебя поцеловать? - Какого чёрта? Нет! - Ну, пожалуйста... Пожалуйста? Пожалуйста! Пожа-а-а-алуйста, Чуя. Я хочу поцеловать тебя. Можно? Можно, можно, можно, можно? - Зачем? - Не знаю... Но я очень хочу. Значит, это важно. Можно? Пожалуйста? Чуя соврёт, если скажет, что не была взволнована этой просьбой. Дазай не впервые приполз к ней пьяным, просто чтобы сначала раздраконить капризами малого ребёнка, а после повеселиться за этот счёт. Не впервые он болтал глупости, пока она тащила его, костлявую каланчу, к дивану и устраивала на подушках, чтобы он хоть немного проспался к утреннему совещанию. Да и поцелуи эти не были первыми в жизни Чуи: когда она была среди «Агнцев», игры с палёным алкоголем были самым частым развлечением. Чуя даже не помнит уже, кому отдала свой первый поцелуй, который никогда не считала чем-то важным. Может, Ширасэ, может, Юан, а может, и кому-то совсем незнакомому из остальных беспризорников. Это никогда не имело для неё значения. Но Дазай... Дазай всегда был другим. Между ними никогда не было особых отношений, и в то же время все отношения, какие у Чуи только могли быть, были именно с Дазаем. Они терпеть друг друга не могли с самой первой встречи. Постоянно ругались, цапались и дрались. Они постоянно соревновались, и многие забавлялись за их счёт. Особенно Мори-доно и Коё-сан, потому что, как говорили оба, нет ничего интереснее, чем наблюдать за тем, как борются между собой лёд и пламень. Чуя всегда была сильнее Дазая. Её тело было закалено боями и постоянными тренировками. Чуя хотела защищать и оберегать, и ради этого постоянно совершенствовалась, изучая разные стили боя, обучаясь обращаться с самым разным оружием и постоянно развивая свой контроль над гравитацией и скоростью реакций. Дазай же всегда был тем ещё ленивым мешком с костями. Самым драгоценным в нём всегда были только его мозги. Которые, к слову, этот идиот постоянно пытался растерять, прыгая в реки и то и дело болтаясь в очередной петле. И пусть вместе они превратились по итогу в смертоносный дуэт, пусть «Двойной Чёрный» стал непобедимым тузом Порта и кошмаром всего теневого мира, это не то чтобы изменило их отношения. Именно поэтому Чуя и разволновалась после этой просьбы. Она не показала этого явно, привычно скрыв эмоции за маской раздражения, которое перманентно вызывал в ней взбалмошный напарник, но в груди что-то заныло, когда Дазай перехватил её запястье и не позволил уйти, скрыться на кухне или в ванной, или в спальне, или на балконе. Он притянул её к себе, заставляя присесть на край дивана, впился пьяным щенячьим взглядом и начал выпрашивать поцелуй, даже под градусом делая вид, что это часть какого-то великого плана; что один поцелуй с Чуей откроет ему какой-то шифр, даст какую-то весомую подсказку, и наступит мир во всём мире и счастье для всей Вселенной. Разумеется, ничего такого не произошло. Дазай начал клянчить поцелуй просто потому, что... Чуя не знает даже, как объяснить это словами. Клише. Клише лучше всего опишет то, что происходит. Они встретились друг с другом в пятнадцать и пять лет притирались друг к другу для того, чтобы в итоге понять что? Что предназначены друг для друга? Что между ними проскочила искра? Что это судьба? Что они всегда шли именно к этому моменту? Это всё звучит очень помпезно, глупо и излишне приторно. Нет, ничего подобного. Между ними нет никакой великой любви и нет никакого желания... Желания... Хм... Что там обычно главные герои романтических фильмов делают после подобного? Бегут под венец? «Ни за что», - мысленно ужасается Чуя, передёргивая плечами. Но продолжает поглаживать Дазая по затылку и загривку и приподнимает подбородок, когда он, навалившийся на неё всем своим костлявым весом, приподнимается на локтях и начинает покрывать поцелуями её шею, с которой давно снят и чокер, и кожаный галстук-боло. Это приятно. Так же приятно, как и поцелуи с Дазаем, которые начались с неловкого поверхностного чмока, а закончились тем, что Дазай с мурчанием довольного кошака притянул её к себе на грудь и начал ласкать - иначе не назовёшь - её губы, нежить томной лаской, от которой мурашки по коже забегали, и пальцы сами собой впились в чужие плечи. Это было... Приятно. Нет смысла отрицать. - Чиби... - бормочет Дазай; целует легко в линию челюсти и снова сползает вниз, притираясь щекой к груди поверх тонкой ткани рубашки и плотной чёрной чашки лифа, играясь со сползшей с плеча бретелькой. Он бормочет что-то о маленькой подушечке, о том, что Чую было бы здорово спрятать в своём кармане, и о том, будет ли Мори-сан возмущён больше обычного, если Дазай будет спать во время совещаний не на столе, а на груди Чуи. Отвесив ему профилактический подзатыльник и насладившись беззвучным нытьём, Чуя вновь начинает перебирать каштановые пряди, накручивая их кольцами на пальцы. Дазай довольно тяжёлый и неудобный, острый мешок с костями, но ей, полусидящей в ворохе диванных подушек, нравится, как он обнимает её за талию, жмётся лицом к груди и тихо, довольно вздыхает от незамысловатой ласки. Впервые на её памяти Дазай выглядит действительно расслабленным и спокойным, умиротворённым и тихим, и это... Это кажется Чуе каким-то откровением, какой-то вверенной в её руки хрупкой тайной. Клише. Грёбаное клише. И в то же время - совсем нет. Потому что не великая любовь, и не будет колец на пальцах, и Чуя сломает Дазаю руку, если только услышит о каких-то слухах о них в Порту, распускаемых этой забинтованной скумбрией. Она знает, между ними после этого вечера ничего не изменится. Дазай всё так же будет считать её своей собакой и игрушкой, и они всё так же будут соревноваться во всём, и их подчинённые во время тренировок всё так же будут в ужасе наблюдать за тем, как они, взрослые люди, катаются по полу в безобразной драке, пытаясь выдрать друг другу по клоку волос. Но Чуя также понимает и то, что этот вечер - первый, но далеко не последний. Ещё не раз Дазай придёт к ней пьяным и будет клянчить поцелуи. Ещё не раз Дазай будет валяться на ней как на подушке, и она будет перебирать его волосы. Ещё не раз они вместе проснутся на диване в гостиной, сквозь ресницы наблюдая за занимающимся рассветом, чтобы после на пару отправиться на кухню и выпить по первой кружке ароматного кофе со сливками. Быть может, потом Дазай начнёт приходить трезвым. Быть может, потом Дазай будет приходить не для того, чтобы остаться у неё дома, а для того, чтобы вытащить её на прогулку. Быть может, однажды Дазай даже возьмёт её за руку, переплетая их пальцы, пока будет нарочито громко рассуждать о том, что каждый хороший хозяин должен выгуливать своего питомца. А после - нарочито громко - или нет - стенать, когда она ему за такие выходки отобьёт - в миллионный раз, не меньше - колено. Но всё это будет потом. А пока что Чуя наклоняется и мягко целует Дазая в лоб, и он сжимает её в своей хватке ещё сильнее, будто она может исчезнуть. Это... Приятно, наверное. А ещё расслабляет. Интересно, чувствует ли Дазай то же, что и она? Это странное ощущение, будто всё наконец-то на своих местах? Чуя не знает. Но улыбка на её губах - едва заметная, но существующая - такая же лёгкая и мягкая, как и та, что притаилась призраком на губах у Дазая.

|...|