More than friends

- Сколько времени? Едва слышный голос Чуи слышится хриплым гулом в царящей вокруг тишине. Повернув голову, Дазай смотрит на неё. Чуя выглядит ужасно, как и всегда после использования «Порчи». Вся в крови, одежда порвана, волосы липкие от пота и украшены комьями бетонного крошева. Но они всё такие же яркие, всё так же напоминают пламя. Посреди царящей вокруг разрухи, обломков серого бетона и чёрной копоти Чуя выделяется ярким пятном. Её брюки порваны на бёдрах и в районе икр, на правой ноге дырка в ткани под коленом, и везде светлая кожа покрыта разводами грязи и крови, будто красные камелии на выжженной пожаром земле. Пожар был не так давно, но постепенно затих. Тут и там ещё виднеются всполохи пламени, но они не опасны, и поэтому Дазай не двигается с места, устало лёжа на земле рядом с только что пришедшей в сознание Чуей. - Сколько времени... - эхом повторяет она, потянувшись рукой к Чуе; улыбается, когда слабая и безвольная той переплетает их пальцы в крепкий замок. В голове так пусто после жаркой схватки, что не получается вспомнить даже такую банальную вещь. - Время... Сегодня вторник. -Хах, - фыркает Чуя; и тоже поворачивается к ней лицом, улыбается криво из-за ломоты во всём теле. - Скоро лето. - Поедем в отпуск? - предлагает Дазай и неловко придвигается ближе, наплевав на то, что юбку теперь только выбросить, и чулки совсем порвались, потому что в отличие от Чуи Дазай не меняет свою одежду перед миссиями «Двойного Чёрного». - Море, тёплый песок и сладкие коктейли с зонтиками... - Ага, конечно, - фыркает Чуя и тоже пусть и немного, но придвигается ближе, шипя сквозь стиснутые зубы от скрутившей натруженные мышцы боли. - Знаю я тебя. Опять попытаешься утопиться, а потом ещё и подсыплешь мне какую-нибудь дрянь в выпивку, после чего... Щёки Чуи краснеют под слоем пыли и грязи, засохших разводов крови. Дазай замечает это, и её губы медленно, но верно растягиваются в широкой довольной ухмылке. Чуя недобро щурится, цыкает и сжимает её пальцы в своей хватке до боли. Точнее, сжала бы, если бы не была абсолютно вымотана. Дазай понятия не имеет, сколько они вот так лежат. Бой закончился... Полчаса назад? Сорок минут назад? Час назад? Полтора? Два? Она совсем не помнит, потому что сначала валялась отдыхающим мешком с костями, а после любовалась отключившейся Чуей, дожидаясь, когда та придёт в себя. Их обеих вскоре должен подобрать кто-нибудь. Может, Акутагава приедет или Ацуши, или Хироцу-сан пошлёт своих людей. Дазай наплевать, кто за ними явится. Главное, что враг уничтожен, Чуя понемногу приходит в себя, а все лишние следы уничтожены пламенем. - После чего - что? - елейно улыбается она и придвигается ещё немного ближе. - Ну же, Чуя. Давай, расскажи мне... - Иди к чёрту, извращенка, - шипит Чуя и всё-таки берёт где-то силу, дёргает больно за руку. Поморщившись, Дазай придвигается ещё ближе и переворачивается на бок, заглядывая в ярко-голубые глаза, наслаждаясь тем, что сейчас они с Чуей одни-единственные на чёрт знает сколько километров вокруг этого загородного особняка посреди пролеска. Точнее, того, что от этого особняка осталось. Ещё больше Дазай наслаждается неожиданно всплывшими воспоминаниями. Приятными, несмотря ни на что. В прошлый их отпуск Дазай действительно попыталась утопиться в море, и это было замечательно. Уходить под воду и видеть, как та сверкает и искрится в лучах яркого солнца. Уходить под воду, видя сквозь прозрачную толщу чистой воды яркое голубое небо. Уходить под воду, чувствуя, как она обхватывает со всех сторон, заключая в ласковые объятия. Погружаться неторопливо, как лепесток сакуры, подхваченный ветром, а после опуститься на белое песчаное дно среди ярких кораллов и ракушек... Чтобы в следующий миг почувствовать взбудораженность, рождённую прохладным ветром на мокрой коже и тёплыми мокрыми губами на своих губах. Чуя грязно ругалась, шипела угрозы, обещала придушить собственными руками, а сама откачивала её, и Дазай помнит, губы и язык Чуи были солёными и горчащими от морской воды, когда она обхватила её, вскрикнувшую, за шею и втянула в ленивый поцелуй. А потом была небольшая добавка в коктейль, верно. Чуя никогда не поймёт, что именно чувствует в момент очередного спасения Дазай. Она говорит, что понимает, и Дазай знает, что это не ложь, но есть вещи, которые человеческий разум не может постичь до конца. Это сладкое пробуждения от морока, от блуждания по грани жизни и смерти заставляет Дазай чувствовать себя живой. С того дня, как Чуя появилась в её жизни, Дазай всё реже прибегает к попыткам суицида, чтобы заглушить пустоту в своей душе, рождённую бездной всепоглощающей «Исповеди». Но порой её неудержимо тянет к очередной игре со смертью, и Чуя может понимать это и принимать, но это не значит, что она не злится, не волнуется и не раздражается, когда Дазай в очередной раз выкидывает что-то такое. Поэтому, чтобы избежать ненужной ссоры посреди отпуска и не испортить приятные лёгкие деньки отдыха, Дазай после того, как отошла от очередного утопления, добавила во фруктовый коктейль Чуи пару безобидных таблеток, призванных расслабить. Может, таблетки оказались сильнее, чем она думала. Может, всё дело в том, что перед возвращением в отель Чуя успела перехватить приторно-сладкую алкогольную «Пина Коладу», но как же её развезло. От одних воспоминаний у Дазай теплеет в животе, и она придвигается ещё поближе к Чуе, прижимаясь губами к её запястью. - Ты ужасная, - шипит Чуя, всё читая по её глазам, а у самой уши краснеют. - Ужасная, Дазай! Самая кошмарная! - Да, да, конечно, - посмеивается Дазай, лукаво глядя в её глаза и прекрасно зная, что Чуя тоже вспоминает тот жаркий вечер, перетёкший в не менее жаркую ночь. Когда они приехали на отдых, Чуя была довольно зажата в плане одежды. Дазай пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы увидеть её в купальнике. Ничего экстравагантного, простые чашки закрытого голубого лифа и трусы-шорты, но Чуя мялась и краснела так, будто её на пляж выгоняют голышом. Пришлось позволить ей накинуть на плечи прозрачную синюю тунику. Как по мнению Дазай, это сделало образ только более привлекательным и пикантным, если позволить мыслям уплыть в определённую сторону, но Чуя чувствовала себя так комфортнее, и Дазай смирилась. Зато как же приятно было стаскивать эту тунику с Чуи в номере, когда раскрасневшаяся Чуя начала льнуть к ней кошкой. Как приятно было оглаживать изгибы её тела, когда Чуя ёрзала на её коленях - прогретая солнцем и пахнущая морем, солью и свежестью. Она была такой чувствительной и отзывчивой. Такой податливой и громкой. Такой просящей. Такой требовательной. Дазай смотрит всё ярче краснеющей Чуе в глаза и медленно облизывается, вспоминая, как Чуя хватала жаркий воздух распахнутым ртом, когда Дазай покрывала поцелуями её грудь, и как звала с придыханием по имени, когда Дазай стянула с неё лиф и начала играться с затвердевшими сосками. Дазай помнит игру света и тени на её распростёртом на постели теле. Помнит, как напрягались мышцы пресса на животе Чуи, когда Дазай оглаживала её тело раскрытыми ладонями. Помнит, как Чуя с поволокой в глазах несдержанно тёрлась об её бедро, такая влажная и жаркая между ног. Помнит, как Чуя скулила и хныкала, когда Дазай покрывала красными метками внутреннюю сторону её бёдер. Помнит, как Чуя зарывалась пальцами в её волосы и дёргала у корней, вжимаясь бёдрами в постель в попытках уйти от жадных, влажных, развязных прикосновений языка, когда Дазай вылизывала её. - Я вижу, о чём ты думаешь, - опять шипит Чуя. - Конечно, видишь, - сладко улыбается Дазай и последним рывком придвигается так близко, что их лица оказываются почти вплотную. - Ведь мы обе там были. Верно, Чуя? Тогда, когда ты стонала и извивалась на постели, и тёрлась об меня всем телом, и так и напрашивалась на то, чтобы тебя съели. Такая аппетитная Чиби. Мы поедем в отпуск летом. Мы поедем в тот же отель и будем гулять по тому же пляжу. И на этот раз ты будешь в красном купальнике с рюшами, и я всю тебя измажу в креме и украшу фруктами, а потом буду очень долго, очень медленно, смакуя каждый кусочек - есть. До самого утра. Вылижу тебя с ног до головы, превращу в дрожащее желе, и всё, на что ты будешь способна, это стонать моё имя и царапать мою спину. Кажется, краснеть больше некуда, но Чуя вспыхивает ушами и шеей и, вероятно, даже плечами. Но насладиться этим зрелищем Дазай не успевает, потому что Чуя вдруг переключается в другой режим, будто рубильник дёрнули, и вот уже Дазай лежит на спине, а Чуя нависает над ней, проводя кончиками пальцев по покрытой сажей щеке, и лукаво щурит сверкающие глаза. - А может, это я тебя съем? - шепчет она в самые губы тяжело сглотнувшей Дазай. - Из нас двоих тебе больше идёт красное. Так что это ты будешь в красном и рюшах, Дазай. Это я стяну с тебя все бинты, а после обмажу взбитыми сливками с головы до ног и буду медленно вылизывать каждый твой шрам. Особенно самые чувствительные метки - на рёбрах, под правой грудью, шрам от пулевого под левой лопаткой и твои несчастные истерзанные запястья. Заткну тебе рот чем-нибудь, может, яблоком? И будешь как аппетитный румяный поросёночек, пока я буду покрывать следами от своих зубов твою аппетитную задницу. И только когда ты превратишься в дрожащее желе, способное лишь стонать моё имя и цепляться пальцами за подушки и мои плечи, я так уж и быть сжалюсь над тобой и приласкаю. И буду ласкать до рассвета, пока ты не охрипнешь от стонов и жалкого скулежа. Как тебе такой расклад? - Чуя... Кроме имени Дазай даже вымолвить ничего не может. Она разрывается между желанием накинуться с поцелуями и позвонить Мори-сану и попросить, чтобы их с поля боя доставили прямиком в аэропорт, и наплевать, что их таких - избитых, окровавленных и покрытых сажей, землёй и пеплом - никуда не пропустят на контрольном пункте. Но потом Чуя с довольной ухмылкой склоняется к ней, целует, несмотря на скрипящий у обеих на зубах песок, и чёрт, Дазай не может больше ни о чём думать, потому что Чуя наваливается на неё всем своим уставшим измученным телом, и Дазай сгребает её в охапку, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы, отвечая на влажные кусачие поцелуи и остро жалея, что «Двойной Чёрный» в бою не сливается в единый организм, как какой-нибудь гекатонхейр. И чёрт знает, сколько уже прошло времени и сколько ещё проходит до тех пор, пока задыхающаяся Дазай не чувствует прикосновение к запястью - будто сырой туман лизнул. Разорвав очередной поцелуй, она поворачивает голову и видит робко льнущий к её запястью завиток «Расёмона». Чуя тоже замечает его и отстраняется, садясь на её бёдрах прямо, осматриваясь и почти сразу находя взглядом стоящих метрах в десяти от них Акутагаву и Накаджиму. И если Акутагава лишь коротко взмахивает рукой в сторону припаркованной неподалёку чёрной тонированной иномарки, то лицо смотрящего куда-то в сторону Накаджимы бордовое. Буквально. - Чёрт возьми, - бормочет Чуя, поднимаясь на дрожащие ноги. - Этому ребёнку нужно в лазарет. У него что, давление зашкаливает? - Хм-м-м, - тянет Дазай, заметив это, и посмеивается, поднимаясь следом. - Не думаю, что дело в этом. Просто Ацу-тян - невинный чистый мальчик. Он такой милашка, правда? - О чём ты? - вскидывает брови Чуя, на что Дазай только пакостно улыбается. - Ну, полагаю, они приехали давно, просто долго обшаривали руины. И застали не совсем приличный момент. - Они постоянно застают неприличные моменты из-за того, что ты зажимаешь меня по всем углам штаба. У них обоих уже иммунитет. - Ну, я бы так не сказала. Дело ведь не в том, что было увидено, а в том, что было услышано. - А? - Смотри, - шкодливо сверкает глазами Дазай, поддерживая пошатывающуюся Чую под руку, а после продолжает сладким голосом. - Ацуши-кун... Что ты предпочтёшь... Очазуке... Или... Меня? - Что ты несёшь, Дазай? - вскидывает брови Чуя, глядя то на неё, то на замершего Ацуши, который, кажется, перестал даже дышать. - Может, нам стоит и остальных прихватить в отпуск? - посмеивается Дазай, наблюдая за ним. - Кёка-чан тоже будет в купальнике. Может, даже в рюшевом. Она такая милая, да? Обязательно предложит Ацуши очазуке, спинку намазать кремом или арбуз принесёт и склонится к нему, из-за чего её грудь... - Дазай-сан! - вопит Ацуши и наконец-то смотрит на них дикими глазами, полными возмущения и смущения. - Перестаньте сейчас же! - Не смей приказывать Дазай-сан, джинко, - тут же реагирует Акутагава, отвешивая ему подзатыльник. Ацуши скулит и в итоге сбегает к машине, не желая ничего больше видеть и уж тем более слышать. Дазай заливисто смеётся, сгибаясь пополам, а Чуя только растерянно хлопает ресницами. А потом она сопоставляет расстояние, вспоминает о чутком тигрином слухе и от души отвешивает Дазай подзатыльник. - Он слышал всё, что ты мне наговорила! - вспыхивает факелом. - О, и что ты мне говорила - тоже, - довольно усмехается Дазай; а после сгребает возмущённую Чую в охапку и легко целует в губы, вжимаясь после лбом в лоб и притираясь носом к носу. - Брось, Чуя. Мы в отношениях два года, и все прекрасно знают, что мы не только за руки держимся. - Не хочу ничего знать о чужих фантазиях, - шипит Чуя. Но больше не вырывается и не пихается, потому что на неё вновь наваливается усталость. Вместо этого она позволяет дотащить себя до машины, попутно уже начиная продумывать план, как отомстить Дазай во время их отпуска. Поедут с ними остальные или нет, но Чуя сделает всё, чтобы та пожалела о своих выходках. «До рассвета», - обещает себе Чуя, растекаясь по заднему сиденью и пристраивая голову на коленях Дазай, закрывая уставшие глаза. - «Я буду изводить её до самого рассвета». Дазай улыбается, рассматривая её лицо, и снова зарывается пальцами в её волосы. Она прекрасно знает, о чём думает Чуя, и от этого в животе сладко тянет. Накахара Чуя всегда верна своим словам. Впервые - ну, не совсем, но всё же - в жизни Дазай думает о том, как же это замечательно.

|...|