More than friends

Особняк пылает. Огонь сливается с закатным небом алого и оранжевого цвета, марая яркое полотно чёрными клубами дыма. Блики заходящего солнца находят отражения в осколках выбитых витражных стёкол, из-за чего земля тут и там окрашена синим, зелёным, малиновым и жёлтым. Правда, чистой земли, не залитой кровью и не усеянной трупами, очень мало. Так бывает, когда собравшиеся «союзные» банды неожиданно решают предать Портовую мафию. Так бывает, когда Портовая мафия подозревает сговор и чувствует занесённый за спиной нож, а потому посылает в качестве своих представителей «Двойной Чёрный». - Неловко вышло, да? - улыбается Дазай, стоя посреди некогда роскошного зала. - Нам необязательно было уничтожать особняк, но... Что ж, эти идиоты должны были сразу понять, что что-то не так. Кто приезжает без сопровождения? Кто приезжает без подстраховки? И кто в здравом уме проигнорирует тот факт, что вместо Мори-сана и Коё-сан прибыл «Двойной Чёрный»? - «Неловко вышло» - это то, что я попрошу написать на твоём надгробии, - фыркает Чуя. - К тому же, счастье всегда застит глаза. Представь, как они обрадовались, увидев нас без охраны и сопровождения. В их глазах мы были двумя девчонками, которых легко будет одолеть, несмотря на всю славу, что нас окутывает. Считается, что слухи всегда преувеличивают истинное положение дел, и поэтому все они в настоящем трупы. - Что ж, не могу не согласиться с тобой на этот раз, - улыбается Дазай, оборачиваясь к ней; и замирает, дышать перестаёт, проходясь жадным взглядом по телу Чуи. Изначально они обе действительно прибыли в качестве представителей Мори и Коё. Две ученицы этих людей. Два Руководителя Исполнительного комитета. Два представителя, будто олицетворяющих своим внешним видом традиции и движение вперёд. Дазай выбрала для этого вечера чёрное шифоновое платье со свободной юбкой по колено, широким поясом и дутыми рукавами. Вырез лифа, манжеты, края завязанного в бант на боку талии пояса и подол платья расшиты мелким гранатовыми бусинами. Мыски чёрных туфель на небольшом каблуке украшены гранатовой крошкой. Дазай позволила Коё поработать со своими волосами, и поэтому непослушная грива была собрана в высокий хвост, завита в тугие кольца и украшена шпильками всё с теми же гранатовыми камнями. Чуя по настоянию Коё надела кимоно: многослойное, со сложным пышным бантом из оби на пояснице, с яркой накидкой из голубого шёлка, украшенной рисунком в виде летящих цапель, держащих в лапах и клювах японские хризантемы. У накидки широкие рукава и длинные полы, скрывающие ноги Чуи, обутые в непривычные ей дзори на небольшой танкетке, на которые она не уставала жаловаться весь вечер - ещё до того, как они выдвинулись в путь из штаба Порта. Подобно Дазай, Чуя позволила Коё заняться своими волосами, и на начало вечера в сложной причёске из забранных на затылке волос были закреплены три крупные шпильки, канзаши и декоративный веер, расписанный всё теми же цаплями. - Перестань так пялиться, - фыркает Чуя, убирая прядь волос за ухо. Веера в её волосах больше нет - его острым краем было перерезано чьё-то горло. Шпилек тоже не видно. Дазай знает, если поискать, их можно найти в чьих-нибудь глотках или проткнутых грудных клетках. После жаркого боя Чуя вся растрёпанная и зарумянившаяся. Кимоно залито кровью. Пояс оби ослаб, из-за чего бант съехал, и полы кимоно уже не запахнуты так плотно. Чуя переступает через сваленные рядом три трупа, чуть не поскальзывается в луже залившей мраморную плитку крови, и Дазай видит в распахнувшейся ткани подола одеяния тонкую щиколотку, кремовую кожу и плотную чёрную резинку пониже середины бедра с прикреплёнными к ней чехлами для узких ножей-игл. - Я не пялюсь, - запоздало отзывается; и по усмешке Чуи понимает, что эта попытка была тщетна. Впрочем, к чему скрывать и чего стесняться? Чуя прекрасна, и неважно, офисный костюм, кимоно, элегантное платье, повседневная одежда или же обнажённое тело. В каком бы виде она ни была, всегда волнует Дазай. Но сейчас... Сейчас всё иначе. Сейчас Чуя одета в кимоно, и Дазай впервые видит её в нём с чужих шестнадцати лет, когда Коё обучала свою ученицу правильно носить этот наряд и проводить чайную церемонию. Уже тогда Чуя была чертовски хорошенькой, но всё ещё оставалась угловатым стеснительным подростком. Дазай не могла не подшучивать над ней, из-за чего они побили не один сервиз. Сейчас всё совсем по-другому, потому что Чуя больше не подросток. Теперь она не стесняется, в полной мере осознавая свою цену. Теперь она не стесняется, потому что понимает, как это бессмысленно. А ещё за прошедшие годы Чуя хорошо изучила Дазай, поэтому они поменялись местами, и теперь Чуя - та, кто дразнит. - Пялишься, - самодовольно повторяет она, подходя ближе. Идиоты из шестёрок - не живущие долго после этих разговоров с подачи Дазай, разумеется - любят потрепаться порой о том, как было бы хорошо, если бы Чуя была одной из куртизанок в домах любви Коё. Дазай никогда не думала в подобном ключе ни о Чуе, ни о самой Коё, которая намного больше, чем простая жрица любви, пусть и поражающая всех вокруг своей красотой, но прямо сейчас готова признать, что заплатила бы немалые деньги даже за одну-единственную ночь с этой голубоглазой бестией, которая... - Ты только посмотри на себя, - шепчет Чуя, поводя плечом. - У тебя зрачки всю радужку сожрали. Дазай невольно сглатывает и следит цепким взглядом за тем, как кимоно скользит, скользит и скользит с плеч. Чуя усмехается и сверкает дьявольскими глазами, потемневшими, ставшими похожими на проклятый алмаз Хоупа. Из-за ослабленного узла оби ткань кимоно уже не держится так плотно из-за скользящего шёлка, а Чуя ещё и намеренно передёргивает плечами. Из-за этого ткань кимоно соскальзывает с её плеч вместе с подкладкой, оголяя кремовую кожу, острые ключицы и показавшиеся белые атласные ленты по краям чашек лифа. Выбившиеся из высокой причёски рыжие пряди вьются вокруг её лица, привлекая внимание к острым скулам, прикушенной на мгновение нижней губе и влекущей к себе двумя родинками шее. Эти родинки напоминают метки от клыков вампира, и Дазай обожает прижиматься к ним губами, прекрасно зная, как сладко Чуя вздрагивает от незамысловатой ласки, если коснуться в этом месте - где шея переходит в плечо. - Увааа, Чуя, что ты делаешь? - хнычет Дазай, подходя ближе и склоняясь к ней, вторгаясь в её личное пространство, заглядывая в бесовские глаза. - Ты флиртуешь со мной? Здесь? Посреди этого мраморного склепа? Как жестоко! - Жестоко? - усмехается Чуя и прижимается к ней, проводя ладонями по плечам, поглаживая большими пальцами скрытую бинтами шею, от которых Дазай и не думала отказываться, как и Чуя не отказалась от привычных перчаток, лишь сменив их цвет. - Почему? Потому что здесь не уцелело даже одного жалкого стола, на котором ты могла бы разложить меня? Или на котором тебя могла бы разложить я? - Знаешь, если сложить трупы рядком и накинуть на них вон ту сорванную бархатную штору, то... - Это отвратительно, так что лучше закрой рот. Дазай почти задыхается, когда Чуя прижимается к ней всем телом и проводит носом по её шее. Губы, этим вечером накрашенные бледно-алой помадой, оставляют едва заметные метки на коже и бинтах. Дазай отказывается признавать, что у неё от одних этих невинных поцелуев дрожь по телу и слабость в коленях, но так и есть. Иначе просто быть не может, когда Чуя пристально смотрит ей в глаза и оставляет след от помады в ложбинке груди, скользя ладонями по плечам и рукам, по бокам и талии, вцепляясь пальцами в бёдра. - Ты такая красивая этим вечером, - мурлычет она, и её ладони соскальзывают вниз, задирают подол юбки и касаются плотных резинок чулок, поверх которых тоже закреплены чехлы для парных пистолетов, запасных обойм и двух тонких ножей. - Тебе стоит почаще одеваться вот так. Такая привлекательная. Такая яркая. Такая... Весь вечер глаз от тебя отвести не могла. - Чуя решила свести меня с ума? - жалуется Дазай, обнимая её за плечи и прижимаясь губами за ухом, проводя кончиком носа по шее, собирая запах пудры, духов, пота и крови. - Делаешь мне комплименты, прижимаешься ко мне так бесстыдно в этом кимоно. Ты уверена, что штора и трупы не... - Даже не надейся, - посмеивается Чуя. Кто бы знал, как ей на самом деле нравится дразнить Дазай. Обычно в их отношениях ведёт Дазай, потому что она взбалмошная, сумасшедшая чудачка с кучей психоватых тараканов в голове, и Чуя совсем не против такого расклада, но порой что-то вспыхивает внутри, и хочется поддразнить её в ответ. И так как происходит это не так уж и часто, Чуя искренне наслаждается каждой секундой того, как взволнованная и взбудораженная её напором Дазай разваливается на части в её руках; как дрожит от невинных прикосновений и как задыхается от поцелуев, оседающих на ключицах и поверх не скрытой чашками лифа верхней части упругой груди. Скользнув языком по впадинке меж ключиц и заслышав тихий стон, от которого в животе становится горячо, Чуя всё-таки бросает взгляд на злосчастную бархатную штору. Ткань достаточно плотная и большая, так что если свернуть её несколько раз, то можно и без трупов в виде матраса обойтись и... - Чуя? - мурлычет Дазай, проследив её взгляд и насмешливо сверкая глазами. - Нет, - встряхивает головой Чуя и тянет её на себя за затылок, шепчет в самые губы: - Твоё сумасшествие точно заразно, но нет. Ни за что. Даже если бы мы не были ограничены во времени. - Крошечная занудная Чиби, - бормочет Дазай перед тем, как несдержанно прижаться к её губам. К тому времени, как пламя добирается до гостевой залы, и дым начинает стелиться по полу разносимыми сквозняком пышными чёрными клубами, зажатая у мраморной колонны Дазай задыхается в очередном поцелуе от нехватки кислорода; от запаха Чуи, забившего её обоняние. В голове совсем туманно и мутно. Мозги наполовину отключились и работают лишь для того, чтобы обрабатывать избранную информацию: какая горячая у Чуи под рукавами кимоно кожа, какая нежная кожа на шее под зубами Дазай, как красиво на этой кремовой, светлой, прекрасной коже смотрятся яркие метки от её поцелуев. Где-то за гулом крови в ушах и треском горящих остатков обеденного стола слышится визг шин снаружи, и Дазай дёргается в сторону, но Чуя не отпускает. Её забравшиеся под подол платья пальцы впиваются в ягодицы, и Дазай выдыхает от удовольствия, тут же перехватывая влажные припухшие губы своими, собирая с них языком собственную красную помаду. Её разводы на губах Чуи в сочетании с метками на шее, потемневшими глазами и голыми плечами так вульгарны. Дазай несдержанно стонет от одной только этой картины и резко подаётся вперёд, обхватывает Чую и прогибает её в спине, широким мазком языка проходясь от ложбинки груди до подбородка, кусает за линию челюсти и жалобно скулит, когда Чуя хрипло, низко, довольно смеётся. - Что такое, Дазай? - широкая ухмылка. - Ты готова умолять? - Жестокая, злая, бессердечная Чиби, - заполошно шепчет Дазай, зацеловывая её лицо лёгкими поцелуями и плавясь от того, с какой нежностью и трепетом взамен предыдущей вспышки желания Чуя скользит по её плечам ладонями перед тем, как обнять за шею. - Всегда знала, что коротышки такие гадкие, потому что ближе к Аду. - Вау, какие банальности, - смеётся Чуя и похлопывает её по загривку. - Ты совсем размякла, не так ли? Может, мне стоит почаще проделывать что-то подобное? Ты сразу такая податливая, тихая и послушная. Просто загляденье. - Мечтай, Чу-у-у-уя, - тянет Дазай и прижимается к её лбу своим. - Это ты моя собака, верно? Так что это ты должна быть послушной и верной. - Прекрати называть меня собакой, мумия, - недобро щурится Чуя и тянет её за волосы. - Ауч, поняла! Поняла, больше не буду, - хнычет Дазай и дует губы, когда её хвост оказывается на свободе. - Какая же ты всё-таки... - Дазай-сан? Накахара-сан? Резко, одновременно повернув головы, они видят показавшегося на пороге Акутагаву и маячащего за его спиной Накаджиму. Только сейчас они замечают, что жарко им обеим не столько от тесного физического контакта, сколько из-за того, что зала почти полностью пылает. Обменявшись взглядами, они одновременно срываются с места, быстро пересекая помещение и выскакивая вслед за учениками Дазай в парадную, выбитые входные двери которой выпускают их на ступени широкой лестницы особняка, усыпанной цветным битым стеклом. - Вау, - широко улыбается Дазай, пританцовывая на месте и любуясь тем, как особняк постепенно начинает дымить проёмами окон. - Мы так увлеклись, крошка Чу. Это и называется «сгореть в огне любви»? Такая мучительная, но сладкая смерть. Ах, даже не знаю, смогла бы я это вытерпеть? - Накахара-сан, - едва слышно бормочет Ацуши, глядя в сторону и протягивая обернувшейся к нему Чуе своё чёрное пальто с меховым воротником. - Пожалуйста, возьмите... Мгновенно забыв про пылающий особняк, Дазай резко разворачивается на каблуках и в мгновение ока оказывается между бегающим взглядом по украшенной трупами лужайке покрасневшим Ацуши и Чуей, которая с усмешкой наблюдает за тем, как Дазай суетится вокруг неё, пытаясь одновременно натянуть её кимоно обратно на искусанные плечи и хоть как-то затянуть пояс оби, чтобы кимоно не распахивалось внизу, демонстрируя голые ноги в залитых кровью некогда белых носках для дзори. - Перестань смущать Ацу-тяна, Чиби, - требует Дазай, натягивая шёлковую накидку так сильно, будто хочет спеленать ею Чую целиком. - Рано ему видеть такие развратные картины. - О, в самом деле? - насмешливо вскидывает бровь Чуя, подмигивая через её плечо Акутагаве. У Акутагавы иммунитет к игрищам «Двойного Чёрного» получше, чем у Ацуши, потому что Дазай притащила его в Порт раньше, но это не меняет того факта, что его щёки заливает румянец, и он тоже отходит подальше. Чуя на мгновение задумывается, чего в учениках Дазай сейчас больше на самом деле - вызванного её внешним видом смущения или же страха перед ревнивой наставницей. А после ей надоедает слушать причитания Дазай, и она резко дёргает её на себя и коротко целует в губы, прежде чем заглянуть в широко распахнувшиеся коньячно-карие глаза. - Даже если бы было больно, - говорит она в чужие губы, легко кусает за нижнюю и отталкивает Дазай от себя, обходя её и направляясь к припаркованной на подъездной дороге тонированной иномарке, - будь у меня выбор - уйти или сгореть вместе с тобой заживо, я бы выбрала тебя, Дазай. Даже если бы это было чертовски мучительно и больно. - Дазай-сан! Глянув через плечо, Чуя наблюдает за тем, как Ацуши шустро подхватывает упавшую в наигранный обморок Дазай на руки, чтобы та не рухнула на ступени и не отбила себе драгоценную черепушку, и негромко смеётся. Всё-таки Дазай и в самом деле чудачка. Взбалмошная, сумасшедшая чудачка с кучей психоватых тараканов в голове. И Чуя любит каждого из них, как любит и их перебинтованную по самые уши хозяйку.

|...|