- Если будут проблемы, у тебя ведь есть мой номер? - Разумеется, есть. - Ну, так удали.
Эхо собственного голоса отдаётся в памяти скрежетом гвоздя по металлу, заставляя поморщиться. Это не первая и не последняя ссора «Двойного Чёрного», но впервые Дазай готова признать свою вину. В эти растягивающиеся в невыносимую вечность секунды она вообще готова на всё что угодно, лишь бы это хоть как-то помогло, лишь бы избавило её от нашёптывающей о тревожащих вещах интуиции. Дазай не хотела, чтобы так вышло. Не хотела выйти из строя накануне миссии «Двойного Чёрного», но так уж получилось. Пожирающая её изнутри пустота «Исповеди» - не то, что можно контролировать, даже если она утверждает обратное. И как бы искренне она ни обещала Чуе звонить ему в ситуациях, когда желание увидеть кровь на своих запястьях затмевает рассудок, порой контролировать себя невозможно. Всего одна мысль о том, что лезвие совсем немного коснётся кожи, выпустив лишь пару рубиновых капель, всегда так сладка и притягательна. А потом Дазай не может остановиться, будто наркоман в ломке, и крови становится всё больше, как и истерзанной безразличным лезвием нежной кожи, к которой Чуя так любит прикасаться губами. Контроль летит ко всем чертям, и останавливает только блаженный холод забытья, окутывающий вечно воспалённый разум. Им не стоило ссориться. Дазай, прекрасно знающей о том, какой Чуя нервный и вспыльчивый, как злится и бесится из-за острого переживания за её жизнь, не стоило пытаться отвлечь его склокой. Обычно это работало, но на этот раз на запястья Дазай пришлось накладывать швы, и она потеряла слишком много крови. Если бы Чуя вернулся домой хотя бы на несколько минут позже, то всё было бы кончено. Дазай понимает, что при таком раскладе злость Чуи обоснована, как и все его резкие слова, но когда он заявил, что отправится на миссию один... Как же это взбесило Дазай. Эта миссия не была рядовым случаем. На этой миссии требовались не столько мускулы Чуи, сколько её мозги, но Чуя просто отмахнулся от неё, и тогда...- Если будут проблемы, у тебя ведь есть мой номер? - Разумеется, есть. - Ну, так удали.
Она сказала это язвительно, со всем накопившимся раздражением, капая едкостью с языка. Ответила в том же тоне, в каком продолжал говорить с ней Чуя. И казалось бы, что за проблема? Можно подумать, удалённый номер, отпечатавшийся в памяти, что-то решит, как-то отразится на ситуации, но... Дазай не может заставить себя перестать думать о том, что может сложиться ситуация, при которой кому-то другому нужно будет позвонить ей, всегда находящейся на первом наборе экстренных контактов. Например, людям, которые подберут бессознательного раненого Чую. Или у самого Чуи будет лишь секунда на то, чтобы нажать кнопку вызова, но не будет нескольких секунд, чтобы перед этим ещё и вбить цифры её номера в строку вызова. Эта миссия полна риска и опасностей. Не столько разрушение или зачистка, сколько добыча информации и взятие в плен одного человека. Очень хорошо охраняемого человека. Чуя силён, непомерно силён, и как боец, и как эспер, но когда на тебя нападает несколько сильных эсперов, с этим не так просто справиться. К тому же, Чуя вечно печётся о своих подчинённых, трясётся над каждой жизнью. Он может подставиться по глупости, чёртов идиот, а Дазай даже не будет рядом, чтобы одёрнуть его, чтобы удержать на месте силком, если то потребуется, чтобы ни одна пуля не коснулась его. Что, если Чую ранили? Что, если его взяли в плен? Они будут пытать его, чтобы выбить информацию, но Чуя ведь и слова им не скажет. Из принципа. Из-за своей дурацкой гордости. Он не назовёт имя Мори. Он не назовёт имя Дазай. Он не назовёт её номер, чтобы эти идиоты позвонили главному стратегу Портовой мафии с целью шантажа, что позволило бы ей мгновенно отследить их и порезать после на лоскуты. - Доверие... - выдыхает Дазай; и отходит от окна, обхватывая себя за плечи озябшими руками. Она доверяет Чуе. Она верит в Чую. Нет такой ситуации, с какой Чуя не справился бы. Если кто и справится, это Накахара Чуя: после Рандо, после пыток главного учёного в проекте «Арахабаки», после всех выходок Верлена, после Шибусавы и множества последующих стычек с самыми разными врагами. Чуя пережил пытки и предательство, и яд, и наркотики, и переломанные конечности. Он справится с чем угодно. Сорвёт голос от криков боли, когда достигнет своего предела, и сломается - фигурально и буквально - но справится. Даже если выбранный путь терпения и бессмысленного при определённых обстоятельствах молчания приведёт его в итоге к свежевырытой могиле с красующимся его инициалами надгробным камнем. - Успокойся, Дазай-кун, - мягко улыбнулся ей накануне вечером Мори. - Нет причин переживать. Срок этой миссии: неделя. Прошло всего четыре дня. Всё будет хорошо. Это ведь Чуя-кун. Вот только идёт пятый день, а контрольных звонков до сих пор не было. Дазай искусала все губы и изгрызла ногти на больших пальцах до крови. Потемневшие почти до черноты глаза впиваются в дурацкие пластыри с жёлтыми цыплятами. Она купила их, чтобы побесить Чую, а теперь они красуются на её собственных пальцах. Дазай смотрит на часы, показывающие начало шестого вечера, и вновь смотрит на окно. Небо всё чернее и чернее. Стена дождя не редеет - его пелена окутала весь город, будто дымка Шибусавы во время конфликта «Голова Дракона». Гром гремит. Гром грохочет. Дазай прослеживает взглядом очередную ветвистую молнию и... Щелчок дверного замка почти не слышен, и всё же. Замерев на мгновение, Дазай резко разворачивается на пятках и бесшумно скользит босыми ногами, пробираясь к коридору. Затаив дыхание, она на мгновение прикрывает глаза, а после выглядывает в прихожую и шумно выдыхает. - Чуя... На выдохе, едва слышно, почти одними губами, но Чуя будто чувствует её присутствие, её взгляд, бурю эмоций в её душе, и поднимает взгляд усталых глаз. Он выглядит... Дерьмово. Иначе и не скажешь. Одежда в грязи и крови, вся изодрана. Перчаток на руках нет, хотя Дазай и знает, что без неё Чуя не мог использовать «Порчу». Шляпа вся в бетонном крошеве, ботинки - в размытой грязи. У Чуи все предплечья, не скрытые короткими рукавами пиджака, покрыты разводами крови и грязи, и его лицо... Дазай представить себе не может, что творилось на поле боя, если Чую кто-то так хорошо измордовал. - Что, довольна? - фыркает он, разуваясь и отбрасывая шляпу. Он явно не в духе и явно всё ещё не простил Дазай, но ей наплевать. Сорвавшись с места, она почти влетает в него и крепко обнимает за шею, зарываясь носом в кожу за ухом. Чуя пахнет кровью, потом и влажной землёй, озоном и почти выветрившимся одеколоном, и терпким тяжёлым запахом крепких сигарет. Он грязный и мокрый, и уставший, и в его движениях чувствуются хорошо натруженные мышцы и от души отбитые кем-то рёбра, но Дазай только сжимает его крепче в хватке своих рук и... Выдыхает шумно, не таясь, когда чужие ладони опускаются на её поясницу. - Это что, моя рубашка? - бормочет Чуя куда-то в её плечо, проводя ладонями до лопаток и слегка впиваясь в них пальцами. - Эй, Дазай. Сколько раз я говорил тебе не таскать мои вещи? - Ты говорил про шёлковые рубашки, красные и синие. Про обычные уговора не было, - отвечает Дазай. А после отстраняется, берёт Чую за руку и ведёт за собой в ванную. Во всей квартире темно из-за разыгравшейся бури и выключенного света, и белый яркий свет ванной комнаты слепит на контрасте, но Дазай не поэтому морщится и кривится, закрывает на мгновение глаза. Всё дело в том, что в этом свете лучше видно, что собой являет в настоящем Чуя, и Дазай не может не думать о том, что если бы она только отправилась вместе с ним, если бы «Двойной Чёрный» вместе выступил против врага, Чуя не выглядел бы так потрёпано, не был бы таким разбитым. Буквально. - У тебя завтра выходной, - бросает она и отпускает чужую руку, чтобы добраться до скрытой в недрах одного из шкафчиков аптечки. - Без тебя знаю, - огрызается Чуя, стаскивая с себя драную одежду и швыряя её в мусорную корзину. Дазай игнорирует его раздражение и включает воду, затыкая слив глубокой широкой ванны. Чуя всегда бесится после миссий, если что-то пошло не так, и она привыкла не обращать внимания. К тому же, она больше занята рассматриванием гематом на его рёбрах, когда Чуя стаскивает с себя нижнее бельё и отшвыривает его в сторону, направляясь в сторону душевой кабины, чтобы смыть с себя грязь и кровь перед тем, как погрузиться в расслабляющую ванну. На ногах, на ягодицах и на спине, на боках - везде синяки и гематомы, полно ссадин. Против кого бы он ни выступил на поле боя, потрепало его в этот раз действительно неслабо. Поставив аптечку на край мраморной столешницы возле раковины, Дазай добавляет в воду мятного масла и сбрасывает рубашку Чуи и нижнее бельё; смотрит какое-то время на перебинтованные запястья, раздумывая о том, что мочить их не лучшая идея, ведь потом опять начнут чесаться швы, но всё-таки забирается в воду и откидывается на бортик, собирая гриву волос в пучок на затылке и закалывая их палочками. Вода в душевой кабине всё шумит и шумит. Чуя сдавленно ругается себе под нос и шипит рассерженным котом, которому наступили на хвост, а Дазай смотрит на его размытый силуэт за матовым пластиком и чувствует, как понемногу слабеет тугой клубок напряжения в груди, не позволяющий нормально спать, сидеть на одном месте, думать о чём-то кроме проклятой миссии. - Я тебя не приглашал, - недовольно замечает Чуя, когда распахивает дверцу кабинки и выходит в клубах пара. - Да-да, - фыркает Дазай и сдвигается ближе к середине ванны. - Ты меня не приглашал. Ни сегодня, ни на миссию. И посмотри, в каком ты состоянии. Хорошая отбивная - осталось только зажарить. - Заткнись, - почти лениво бросает Чуя и забирается в воду, всё-таки усаживаясь так, чтобы Дазай оказалась между его ног и смогла откинуться спиной ему на грудь. - Твои мозги там точно не пригодились бы. Этих ублюдков было много, и сил у них было немерено. Окажись ты на поле боя, тебе бы давно голову снесли. А не снесли бы, так сама бы полезла туда, куда не надо. - Повторяешься, Чиби, - криво улыбается Дазай. - Кажется, я уже слышала это. Раз сто. И каждый раз - после миссии, на которой тебе хорошенько намяли бока. - Дазай... - угрожающий полурык в самое ухо; по коже бегут мурашки. - Закрой. Свой. Рот. Недобро прищурившись, Дазай уже хочет высказать всё, что думает о своём порой невыносимо заносчивым напарнике, как вдруг ощущает, как в плечо вжимается чужой лоб. Замерев, она перестаёт даже дышать. Вся работа её мозга сосредотачивается на том, чтобы запечатлеть в памяти и попутно проанализировать каждое движение Чуи, который... Который вдруг устало прижимает к ней. Который вдруг обнимает её поперёк живота. Который вдруг прижимает её теснее к себе, как будто от её присутствия Чуе становится лучше, спокойнее и легче. - Чуя? - зовёт она негромко, почти растерянно от такой редкой нежности, от такого непривычно тихого поведения. - Устал, - бормочет Чуя ей в плечо, и Дазай шумно выдыхает, почувствовав отпечаток лёгкого поцелуя на коже, загоревшийся клеймом. - Поэтому оставь меня в покое. Потом выешь мне мозги десертной ложкой. О, Дазай сделает это. Обязательно. Допросит всех подчинённых отряда поддержки, узнает все подробности и проест Чуе мозг, указав на каждую его ошибку, каждая из которых в сумме привела к тому, что тело Чуи в настоящем - кусок потрёпанного мяса. Но сейчас... Сейчас, когда Чуя расслабляется, растекается в горячей воде, обнимая её, объявляя - и не важно, временное или окончательное - перемирие, Дазай только поворачивается в его руках и садится полубоком, а после обнимает его за шею и пристраивает голову на его плече, утыкаясь носом в шею. Если вдыхать вот так близко, можно почувствовать запах тела Чуи, естественный запах тёплой кожи, и это куда лучше поношенной рубашки, которую Дазай стащила из корзины с грязным бельём, чтобы хоть так окутать себя эфемерным присутствием Чуи и усмирить разошедшуюся паранойю. - Не засыпай только, - негромко просит она. - Тебя тогда не добудишься, а ещё нужно все раны обработать и осмотреть твои гематомы. Рёбра целы? Сотрясение было? Тошноту чувствуешь? По каким поверхностям тебя возили твоим разбитым лицом и отбитой задницей? - Перестань, - фыркает Чуя. - Когда ты такая заботливая, от этого жутко. Дазай подумывает о том, чтобы на полном серьёзе обидеться, потому что она вполне искренне переживала и переживает до сих пор, видя состояние своего напарника, своего друга и брата, и любимого человека в одном флаконе, но... Когда она отстраняется, чтобы заглянуть Чуе в лицо и в лицо же высказать ему какую-нибудь едкую гадость, то не успевает даже толком рассмотреть вблизи разбитые скулы, потому что Чуя зарывается пальцами в её волосы и без лишних слов притягивает к себе. Поцелуй выходит лёгким, поверхностным и с привкусом и запахом крови - из-за того, что губы Чуи разбиты в мясо - но Дазай всё равно расслабляет плечи и обмякает в его руках, льнёт сильнее и прикрывает глаза от удовольствия. - Глупый Чиби, - выдыхает в поцелуй. - Ты думаешь, что сможешь вот так легко отделаться? - Нет, - усмехается Чуя. И целует снова. В губы. В уголки губ. Попеременно в щёки и скулы, в виски и в переносицу. Зацеловывает всё лицо, прижимая всё теснее к себе, пока не сводит ноги вместе и не затаскивает Дазай к себе на колени, не обнимает крепко и не вжимается лицом в шею, оставив до этого лёгкий поцелуй в ямке между ключиц. И Дазай дрожит в его руках. Сердце в её груди бьётся быстро, заполошно, аритмично. Щёки краснеют совсем не от жаркого пара, когда Чуя с довольным урчанием проводит носом по её шее, и руки сами взлетают вверх, пальцы зарываются в мокрые рыжие пряди волос на затылке, мягко перебирая и массируя кожу, отчего Чуя расслабляется ещё больше. Нежность, тепло и покой - вот что рождается между ними в эти секунды. И Дазай это нравится. Всё это. Нравится, что они с Чуей на одной волне. Нравится, что они умеют понимать друг друга, общаться без слов. Нравится близость между ними и нравится порождённая ею интимность. Дазай знает, что будет дальше. Чуя задремлет, и они просидят в ванне, пока вода не остынет, а после Дазай закутается в халат и будет обрабатывать раны Чуи, который не потрудится даже натянуть нижнее бельё. А после они, двое забинтованных мумий, улягутся в постель под одно одеяло, переплетутся всеми конечностями, и полная обнажённость не приведёт к возбуждению и желанию, а лишь подарит очередную ниточку связи, которая вплетётся в тот канат, который уже их объединяет. И наконец-то, наконец-то Дазай сможет поспать хоть немного. Она будет просыпаться от каждого движения Чуи, от каждого его стона боли во сне, если сдавит слишком сильно в своей хватке пострадавшие рёбра, но под её ухом будет размеренно биться его сердце, и тепло Чуи будет окутывать её и пропитывать до самых костей, и... - Ты чего так довольно улыбаешься? - с подозрением интересуется Чуя, приоткрыв один глаз. Потемневшая до синевы радужка на контрасте кажется такой насыщенной, переливается в ярком свете ванной. Дазай подаётся вперёд и прижимается губами к тёплому веку; улыбается чуть шире, чувствуя, как длинные золотисто-рыжие ресницы щекочут кожу. - Подумала, что мы с тобой как Адам и Ева, - озвучивает мимолётно скользнувшую в сознание мысль и пожимает плечами в ответ на чужую нахмуренность. - Что? Мы дополняем друг друга во всём, как «Двойной Чёрный», и я просто подумала, что как мужчина и женщина мы тоже дополняем друг друга. - С учётом того, что Ева втянула Адама в неприятности, а до этого её саму втянул в неприятности Змей... - щурится Чуя и саркастично фыркает. - Да, точно. В этом определённо что-то есть. - Эй, Ева просто шире смотрела на мир и решила поделиться этим со своей непутёвой парой, - тычет пальцем в его лоб Дазай и мимолётно целует в губы, обрывая поток готовых вырваться предложений. - Не смей врать, что не рад находиться там, где находишься сейчас, Чиби. - Я определённо рад находиться там, где сейчас нахожусь, - усмехается Чуя и красноречиво проводит ладонью по её спине, собирая с неё капли воды и лёгкую дрожь, пока не вжимается пальцами в кожу бедра, прижимая Дазай ещё плотнее к себе. - Вау, это было так грязно, Чуя, - посмеивается Дазай; и морщит нос. - Ужасно. Тебе стоит поменьше общаться с Тачихарой. - Да-да, - легко отмахивается Чуя и откидывает голову на покатый бортик. - А у тебя уши покраснели. Пересидела в горячей воде, нэ, Дазай? Дазай открывает рот, чтобы парировать, и... Так ничего и не говорит. Она ни за что не признается, что покраснела из-за завуалированного комплимента - вот ещё! - но и говорить о том, что слабачка, не способная выдержать каких-то жалких двадцать минут в горячей воде, тоже не собирается. Поэтому Дазай выбирает иной путь. Она просто отпускает контроль над этой дурацкой бессмысленной склокой и налегает на Чую всем телом, растекаясь по его груди и напрашиваясь на поглаживания по спине. И даже если Чуя ворчит о том, что она бессовестная, и он чертовски устал, его мозолистые ладони всё равно начинают поглаживать её от лопаток до копчика, и от этого Дазай сама готова урчать как кошка. - Нам нельзя засыпать, - едва слышно напоминает Чуя. От его хриплого, низкого голоса у Дазай снова мурашки по коже, и она льнёт теснее к тёплой груди и прикрывает глаза, когда Чуя приобнимает её за плечи. - Нельзя, - отвечает эхом. А потом они оба, как сговорившись, проваливаются в мутную дрёму, потому что Чуя чертовски вымотался во время миссии, которую желал закончить пораньше, чтобы поскорее вернуться домой и помириться с Дазай, перед которой несмотря ни на что чувствовал вину за свои резкие слова, а Дазай не сомкнула глаз с той секунды, как за отправившимся на миссию без неё Чуей захлопнулась входная дверь. Оба все эти дни пребывали в огромном напряжении, и сейчас, вновь оказавшись рядом, наконец-то позволяют себе опустить все барьеры и расслабиться. Прижимаясь лбом и губами к шее Чуи, Дазай впервые за эти дни выдыхает свободно и клянётся себе ещё внимательнее следить за собственным состоянием и всегда предупреждать Чую, если чувствует, что приближается к краю. Прижимаясь щекой к её макушке, поглаживая большим пальцем скрытое промокшими бинтами зашитое запястье, Чуя впервые за эти дни выдыхает свободно и клянётся себе, что больше никогда, никогда в жизни не оставит Дазай: без присмотра, без своего внимания, совсем одну против обнуляющей, пожирающей всё и вся вокруг себя способности, спасти от которой способно только одно. Это "одно" носит его имя и лицо, и Чуя клянётся себе. Он клянётся.|...|