***
“Все слишком затянулось — надо встретиться и обсудить. Нельзя больше откладывать”. Он не видит этого сообщения, потому что отключился после оргазма в теплых объятиях, которые дают ему комфорт и покой в эти тревожные времена, пусть даже их обладатель об этом и не догадывается. Вторая кровать, конечно, не понадобилась, потому что никто из них сейчас не в силах оторваться от другого, как и разорвать ту странную связь, что возникла между ними с первого дня. Сейчас, когда реальность еще не обрушилась на него со всей жестокостью, он может позволить себе обнимать парня, что так сладко спит в его руках, и не думать о том, как много еще несказанного между ними — и что все это в дальнейшем может разрушить то хрупкое и непонятное, что цветет в его сердце. И, возможно, в его сердце тоже.12. Нельзя больше откладывать
25 апреля 2021 г. в 21:32
Понимая, что ему тут не место, Галф тихо слинял в свою комнату, потому что стоять и слушать семейные разборки Чончививатов ему точно никто не позволит. А холодный взгляд старшего лорда без слов дал понять, что ему лучше выйти вот прямо сейчас. Поэтому, уловив просящую улыбку Мью, он стратегически отступает, натолкнувшись в коридоре на Бума.
— Ну что там? Сильно бушует?
Галф пожимает плечами:
— При мне — нет, но…
— … тебя выгнали, — парень понимающе кивает головой. — Блин, надо выяснить, кто нас сдал, потому что Мью так рогом упирался для того, чтобы его семья не была в курсе.
— А почему? У них плохие отношения?
— Эммм… Вот как бы тебе сказать, — Бум увлекает его за собой по коридору в комнату, чтобы уже за закрытой дверью рассказать подробности. — Ты же уже познакомился с Мин?
О да, это было просто незабываемо…
— Так вот, это своего рода политический союз, о котором мечтает его отец, потому что Мин — дочь его противника.
— То есть главы другого клана? С которым они конкурируют?
— Да, клана, который лоббирует использование людей как доноров. А если получится образовать альянс через брак, то будет проще договориться о каких-то компромиссах, чтобы убрать раскол в обществе. Это долгосрочная многоходовочка, которую выстраивает отец Мью. Поэтому тебе надо держаться от этой леди подальше.
Теперь все становится на свои места.
Та информация, что он подслушал, позволяет завершить отрисовку всей картины: у Мью погибла возлюбленная от рук (и клыков) вампира, который пил кровь живых людей и из-за этого сошел с ума. Тот от горя ушел в радикальную оппозицию и стал работать своеобразным мстителем, который решил зачищать мир от таких вот монстров — и, конечно, втайне от своего семейства, потому что его клан не может быть ни в чем подобном замешан.
И, конечно, Мью будет против брака с одной из тех, кто так потребительски относятся к людям — отсюда и резкое отношение к девушке. А не потому, что лорд действительно считает его своим — тот просто хотел таким образом защитить его, разговаривая с девушкой на понятном ей языке, обозначая Галфа как принадлежащую ему вещь.
Чуть больно, совсем чуть-чуть, но уже немного более понятно:
— И в скорую нельзя было звонить…
— … потому что никто не должен знать, чем мы занимаемся. Особенно — лорд Чончививат, которому моментально доложат. Потому что он найдет способ изолировать Мью, если задастся такой целью — лишь бы сделка не сорвалась.
— А какая официальная версия ранения?
— Я не знаю, что Мью скажет отцу, но полагаю, что грабитель, — Бум пожимает плечами. — Такое ведь часто бывает, но найти преступника очень сложно, особенно когда тот предусмотрительно отключил электричество в поместье и вместе с ним все камеры наблюдения.
Это как раз то, что насторожило Галфа.
Потому что будь это просто животной яростью сумасшедшего вампира, то о таких предосторожностях тот бы даже не задумался. А здесь все выглядит как хорошо спланированное нападение… Но с какой целью?
Он смотрит на Бума и не знает, стоит ли тому задавать такие вопросы, ведь по сути он — обычный секретарь, который невольно оказался во все это втянут. А теперь он сидит и анализирует нападение на лорда, которое, очень похоже, было совсем не случайное. Сейчас, когда Галф узнал об особом статусе клана Мью и его самого, это становится и вовсе очевидным.
Убрать сына видного лорда и помешать альянсу — вполне себе причина. А если этот кто-то еще и узнал про тайные ночные дела Мью, тогда все становится максимально прозрачным. И Галф надеется, что и лорд, и его друг это понимают. Но предпочитает перевести разговор на другую тему:
— А то, что лорд кормится от меня… Это как-то может навредить его семье? И союзу?
Он до сих пор помнит ледяной взгляд отца Мью, когда тот заметил след от укуса.
— Да, это спровоцирует дикий скандал, потому что это прямой удар по репутации клана, который не может контролировать собственных отпрысков, а пытается всем вампирам рассказывать, как надо жить.
Голоса в коридоре отрывают их от разговора, и они с Бумом вдвоем замирают, прислушиваясь.
— Кажется, они уходят, — парень встает и идет к двери. — Надо посмотреть, как там Мью. Надеюсь, что они друг друга не поубивали в пылу спора.
Галф бледнеет, потому что это вроде звучит как шутка, но он помнит, насколько слаб сейчас его лорд. Поэтому фактически отпихивает Бума со своего пути, чтобы первому зайти в спальню.
Да, с Мью все в порядке — по крайней мере физически, потому что тот уже встал с кровати и идет к ванной комнате:
— Чего переполошились? Можно подумать, что в первый раз с ним ругаемся.
— Но ты сейчас ранен, — Бум с беспокойством смотрит на друга. — Как все прошло?
— Терпимо, — Мью морщится, пытаясь стянуть с себя футболку. — Он сделал вид, что поверил, а я — что поверил, что он поверил.
Галф тоже морщится вместе с лордом и уже на автомате тянется, чтобы помочь тому с одеждой, ловя боковым зрением удивленный взгляд Бума.
— Надо обработать рану…
— Да, сейчас позову пи`Роуз, — парень уже делает шаг к двери.
Но Галф не дает лорду такой возможности:
— Я сам, — он тянется к аптечке и достает необходимое. — Присядь… те, пожалуйста.
Мью хмыкает, но повинуется и терпеливо ждет, пока Галф снимет старые повязки, обработает уже заживающие раны и наложит свежие поверх лекарства.
— Так быстро заживает… — он не может удержаться от комментария, потому что подобная ускоренная регенерация для него все еще относится к разряду чуда.
— Благодаря тебе, конечно.
Ну вот.
Он так старательно общался на отвлеченные темы и делал вид, что ничего необычного между ними не произошло, а теперь Мью одной фразой напомнил об этом и вогнал в краску.
Это заметил и Бум:
— Что-то случилось? Тебе плохо?
— Нет! — Галф слишком резко и порывисто отвечает, вызывая тем самым еще больше подозрений. — Просто… тут жарко.
— Разве? Как по мне, так прохладно даже, — парень пожимает плечами и уже обращается к Мью. — Нам надо поговорить.
— Ага, сейчас только переоденусь…
Галф не знает, будет ли принята его помощь, но он следует за лордом в гардеробную, находит ему нормальную одежду (а не ту, что он схватил впопыхах после пробуждения) и отворачивается, когда тот снимает домашние штаны. Но затем все-таки помогает натянуть свободную футболку-оверсайз.
В этот раз ему не нужно намекать, чтобы он вышел — он сам оставляет двух друзей. И даже не подслушивает под дверью, потому что и так из-за этого чувствует себя просто отвратительно. Вместо этого Галф идет на кухню, чтобы перехватить стакан молока перед совместным завтраком: впервые за долгое время лорд выйдет из комнаты, и тому нужно нормально питаться.
На последней мысли он снова краснеет, потому что часть рациона Мью все еще зависит от него.
И от того, что происходит между ними за закрытыми дверями.
Но лорд, как и он сам, старательно делает вид, что между ними стандартные рабочие отношения, поэтому день проходит спокойно: они завтракают, а затем и обедают вместе. При этом Галф старается не смотреть на то, как Мью поглощает пищу, потому что уж слишком живо представляет себя на месте этого куска стейка, в который впиваются острые зубы. Звучит жутко, и в другой ситуации его бы передернуло от такого кринжа, но сейчас в его голове как-то все настолько смешалось, что даже кончик языка, слизывающий с уголка рта капельку соуса, доводит его до безумной тахикардии.
Потому что точно так же лорд слизывает капли его крови…
У них нет договоренности, во сколько Галф должен приходить — это как-то безумно неловко обсуждать, но он дает лорду где-то час после того, как тот уходит к себе. Этим вечером он волнуется особо сильно, потому что не знает, чего ждать — особенно после предыдущего их раза. В ответ на стук слышит тихое “да”, поэтому, задыхаясь от волнения, заходит — и видит ее.
Блять.
Вторая кровать — как и обещал лорд — стоит возле стены. Для нее даже расчистили место, убрав куда-то несколько шкафов.
Мью видит его взгляд:
— Да, я попросил поставить. Не хочу тебя напрягать, поэтому можешь пользоваться, если не можешь сразу уйти к себе. Ну… когда плохо себя чувствуешь.
Галфу безумно стыдно за свой обман, потому что в прошлый раз он соврал о своей слабости, чтобы остаться. Но при этом...
— С-с-спасибо, — ему сложно ответить что-то, не выдав внезапно охватившее его разочарование.
— Пожалуйста.
Боже, как неловко и нелепо…
Жар разливается по лицу, когда он садится возле лорда на кровати, который тоже явно чувствует себя не в своей тарелке.
Они оба знают, зачем Галф здесь, но оба боятся сделать первое движение навстречу и даже посмотреть друг на друга. Поэтому он набирается смелости, откидывается немного назад, опираясь на руку, и наклоняет голову, давая доступ к шее — все так же молча.
Вот он я, весь твой — бери.
Галф зажмуривается, его колотит от напряжения и ожидания, когда уже подживших отметок на коже касаются прохладные пальцы — снова. Другая рука Мью крепко удерживает его за талию, придвигая немного ближе так, чтобы их бедра соприкасались. Теплое дыхание прямо возле его кожи становится причиной мурашек, что расползаются по всему телу, как и влажные дразнящие прикосновения языка, который скользит мучительно медленно по шее и по самой ранке, и по чувствительной области возле нее, заставляя задыхаться от истомы.
Но Мью продолжает истязать его поглаживаниями и этими нежными ласками, словно не решается идти дальше, словно чего-то до сих пор боится. Поэтому Галф распахивает глаза, чтобы тут же пропасть, сгореть заживо от того алого огня, что полыхает в очах напротив. Именно поэтому у него отключается инстинкт самосохранения, когда его руки впиваются ногтями в широкие плечи, чтобы притянуть к себе ближе в тот момент, когда в его плоть вновь погружаются клыки.
И когда он сам погружается в этот невероятный сладко-пряный аромат, который принадлежит только одному Мью. Аромат, который опьяняет не хуже, чем вино, дурманит, подсаживает на себя.
Вспышка боли тут же заглушается патокой удовольствия, что моментально начинает растекаться по венам — и это выбивает последние остатки разума из его головы. Потому что как объяснить иначе тот факт, что через несколько секунд он уже сидит на мощных бедрах, выгибается и откровенно стонет в ответ на каждое сосущее движение этого голодного рта, что может выпить его полностью, запуская руки в пепел волос. Руки лорда держат его так, что даже больно — вероятно на нем завтра будут еще и фиолетовые отметины пальцев вдобавок к отметкам от клыков, но ему сейчас откровенно все равно, потому что даже эти ощущения для него сейчас приятны, раз Мью хочет его настолько сильно…
И он с гордостью будет носить эти метки принадлежности, жалея только о том, что не может оставить свои на этой алебастрово-белой коже.
Он стонет от восторга, когда уже обе руки жадно сжимают его бедра, потому что теперь Галф может безнаказанно тереться ими о чужое возбуждение, продолжая отдавать свою кровь капля за каплей. Исторгаемые из его горла звуки становятся все более отчаянными, когда рука Мью освобождает его из своего захвата, чтобы скользнуть между их телами и дразняще дотронуться до уже возбужденного органа.
Но в этот раз Галф не может бездействовать, поэтому его руки тоже спускаются вниз по мускулистому торсу, проникая под майку и с восторгом оглаживая все на своем пути, и тоже замирают на эрегированном члене, который реагирует на прикосновение еще большей твердостью и пульсацией. Мью тут же отрывается от его шеи, облизывая алые губы, и голодно смотрит прямо в глаза в тот самый момент, когда его рука пробирается под шорты Галфа — и под белье.
Он задыхается от остроты ощущений, когда эти тонкие прохладные пальцы сжимают его плоть, от контраста температур и от нежности, и вторит этим движениям тоже, набираясь смелости и проникая рукой под белье. Ему уже все равно, как он будет смотреть утром в эти смертельно красивые глаза-полумесяцы — пусть даже умрет от смущения, но сейчас важно только одно: как они оба голодны друг до друга.
И как синхронизируются их движения в попытке довести друг друга до точки невозврата.
Галф снова прикрывает глаза и скулит, потому что не выдерживает этого вида приближающегося экстаза на лице Мью: это зрелище слишком великолепно для его слабого сердца. Сейчас он целиком и полностью отдается ощущениям ладони на своем члене, которая подводит его так близко к краю, так близко…
Но чего-то не хватает.
Он протестующе стонет, потому что цель так близка, но так недостижима при этом, и Мью каким-то образом понимает, что ему нужно, потому что вновь впивается в его шею, делая глоток, второй, третий… И это становится катализатором реакции, что прошивает тело насквозь, заставляя выгнуться, заходясь от наслаждения, и прикусывать губы, сдерживая крик. Чужие губы приникают к его собственным, а язык алчно слизывает выступившие капельки крови в тот момент, когда Мью следом содрогается от удовольствия и выплескивает сперму на руку и живот Галфа.