Опиум моей души

      Вечеринка в его доме началась ещё несколько часов назад, однако Эдриан только лишь сейчас смог к ней присоединиться.       Слишком много дел. Слишком много мыслей.       Он беззаботно прошёл в свою комнату. Предшествующие события явно повлияли на мужчину положительно, ведь умеренный стук сердца говорил ему именно о том, что он принял верное решение. Теперь он мог ни о чём не думать, не волноваться, теперь он имел шанс на благополучную жизнь и, в какой-то степени, был рад этой беззаботности, ведь кто бы мог подумать, что он спустя целый год существования в одиночестве сможет хоть как-то разнообразить свою жизнь.       Он моментом распознал что-то нестандартное, что-то, что слегка отличало атмосферу его привычной комнаты от обычной, и Хьюман точно бы придал этому чуть больше значения, если бы не был вовлечён в свои раздумья.       Но он прошёл дальше, с лёгкостью абстрагируясь от странноватых запахов, ощущений, мыслей...       Эдриан прошёл вперёд, после чего моментом понял свою ошибку. Он заметил картонный стакан, стоящий посреди барной стойки. Он заметил густую чёрную жидкость внутри и только теперь осознал, что именно его смутило, когда он вошёл в комнату.       Аромат любимого кофе.       Изначально — лёгкий, нестабильный, расплывчатый.       Теперь — вездесущий, приторный... сводящий скулы.       И этот аромат одним коротким моментом наполнил его лёгкие, лишая возможности дышать. Поселив желание уйти подальше от этого запаха, оказаться на свежем воздухе, навсегда забыть, как пахнут эти чёртовы зёрна.       Или же, чтобы сохранить его в глубине души?       Нет! Выдохнуть. Забыть. Уничтожить.       Он сурово оглядел помещение, не спеша делать шаг в сторону стойки. Он ожидал подвоха. Ожидал не из-за того, что хотел этого, а из-за того, что слышал этот аромат не так, как если бы он исходил лишь от этого картонного стакана без пластмассовой крышки. Запах корицы настойчиво окружал его, будто ожидая его действий, склоняя перед ним свои дрожащие лепестки, желая прикоснуться, смешаться с его суровостью, почувствовать то противопоставление, о котором он когда-то говорил, ощутить его тягучесть и приятную горечь, но он не позволил бы себе этого. Он хотел, чтобы кофе с корицей просто исчез из его окружения.       И такая игра мыслей могла сообщить ему о присутствии почти забытого человека, она была слишком живой, слишком разумной.       Движение за дверью, ведущей на балкон подтвердило его догадки. Его сердце замерло на полпути к больному удару, который смог бы пробить грудную клетку, а дыхание всё ещё не планировало возвращаться в норму, дабы прекратить ощущать назойливый кофейный запах, который, обходя препятствия, проникал под кожу, оседая на сердце, обволакивая его, пытаясь проникнуть ещё глубже. Но он не позволял.       Пепельные, практически белые локоны с лёгкими переливами на секунду ослепили его своей яркостью, слишком нестандартной для ночного мрака его комнаты, она ложилась поверх тёмной неведомой дымки, которую незримо истощала его нагнетающая аура.       Первый удар сердца.       Бледность её зелёных глаз столкнулась с его серым пеплом, тотчас расплавляясь под его истлевшей и убийственной золой, способной разбить, растопить, уничтожить.       Второй удар. Чуть сильнее, больнее, громче.       Она увлажнила пухлые губы, пытаясь не отводить глаза, пытаясь выстоять его  уничтожающий взгляд, его скверную тягучесть, которая наверняка могла бы заглушить любое её действие, стоит ему лишь заговорить.       Третий удар. Болезненный, сильный, окончательный.       Лепестки корицы будто бы склонились чуть ниже, показывая его превосходство, выказывая уважение и умоляя о прощении за беспокойство. Они дрожали так же сильно, как и её тело, дыхание, пальцы. В горле пересохло, она не могла произнести ни слова, осознавая, как сильно Эдриан хочет, чтобы она была лишь иллюзией, очередным сном из тех, которые, наверняка, ему снились на протяжении всех месяцев её отсутствия с момента, как она оставила его.       Бросила. Растоптала. Уничтожила. Позволила ему ненавидеть себя.       Конечно он не хотел её видеть, конечно ему было куда проще без её присутствия. Он привык без неё, справился, научился вновь доверять, оставил их общение в далёком прошлом, запирая мысли за железной дверью на ключ, хороня их в самых далёких уголках своего подсознания.       Но дверь не выдержала. Она сломалась, одним громоздким взрывом выпуская все воспоминания обратно, стоило ему вновь увидеть почти забытые светло-зелёные глаза, пепельные шёлковые волосы и изящную фигуру. Увидеть её неловкие движения, уловить дрожащую энергию, практически нестандартно окутывающую воздух её неловкостью, заметить невинный взгляд влажных глаз, совершенно нехарактерный для этой девушки и взволнованное выражение лица.       Зачем она пришла? Добить? Окончательно уничтожить? Разве ей не хватило той боли, что она уже успела причинить? Разве она не насладилась вдоволь его страданиями и бесконечным сожалением о том, что он позволил себе довериться, открыть душу... влюби...       Нет. Ничего подобного. Он не позволит ей продолжать ту игру, которую она давным давно завершила, поставив финальную сцену, расставив все точки над «i» и окончательно объяснив ему причину, из-за которой им не следует быть вместе.       Потому что её душа оказалась не так чиста, как она её преподнесла первоначально. В её душе была огромная червоточина, которой он не смог разглядеть за маской фальшивой непорочности.       И теперь она стояла напротив, всем своим существом чувствуя его ненависть, ведь он помнил, как она поступила с ним, как на лице не дрогнул ни единый мускул, когда она произносила все те ужасные слова.       Уничтожающая тишина, рассекающая сердца на куски.       Она должна сказать хоть что-то, дать понять ему, что пришла не просто так, не для того, чтобы полоснуть его сердце ножом, не для того, чтобы открыть ту дверь, которая запирала воспоминания о ней, о её чёрном кофе, о её белых волосах, о её бледно-зелёных глазах...       «Прости».       Единственное слово, которое крутилось в её голове со дня их расставания. Ей было в разы хуже. Намного тяжелее, больнее. Она знала, насколько сильно виновата перед ним. Каждый последующий день она хотела вернуться, обнять, сказать, что её слова - ложь... спросить его, как и почему он не определил, что она наговорила все те ужасные вещи невсерьёз?!       Как она жалела о своих словах. Боже, как жалела...       Как жалеет по сей день...       Только бы он не прогнал сейчас, только бы выслушал, только бы позволил произнести хоть слово...       Дрожащими, пересохшими губами, сиплым, ничтожным голосом. Не важно как, главное сказать. Рассказать. Дать понять ему, что так было нужно.       — Эдриан... — её тихий голос. Заметная дрожь, сбитое невесомое дыхание.       Одно имя. Не приветствие. Не просьба выслушать.       Имя, которое она боялась произносить даже в уголках своего сознания. Имя, которое она не решалась вспоминать, зная, как быстро бьётся сердце от одного лишь воспоминания. Имя, которое она слышала в шелесте листьев, в дуновении ветра, в шуршании ночи и тихом омуте своих мыслей, пытаясь отогнать их намного дальше, спрятать, скрыть, заменить на что-нибудь другое, что угодно... только не он.       Сейчас он был её палачом, который держал меч в то время, когда она услужливо склоняла голову над плахой, ожидая момента, когда он решится казнить её своими резкими словами, незаинтересованным выражением лица, своим... безразличием.       Но палачом оказался вовсе не он.       Дверь в комнату открылась, пропуская внутрь тёмный силуэт девушки. На её лице сияла улыбка, а звонкий смех заполнял покои в момент, когда она закрывала за собой дверь, кивая каким-то людям, оставшимся в коридоре.       — Эдриан, ну сколько тебя можно ждать, мы там вообще-то...       Девушка застыла на месте, когда её взгляд коснулся светлого, практически ослепительного девичьего силуэта, стоящего у выхода на балкон.       Сердце пропустило удар. Вдох Айлин застыл на середине в момент, когда она буквально окунулась в зеркало своих же бледно-зелёных глаз. Когда заметила на лице девушки неподдельное удивление, заметила, как улыбка моментом ушла с её лица, а плечи вздрогнули от возмущения. Наперекор всем её мыслям, она невесомо ощутила пелену солёных капель, щиплющих глаза, но не позволила себе опрокинуть ни единой предательской слезы, наступая себе на горло, пытаясь показаться стойкой и сильной. Пытаясь показаться той, кем являлась.       Её сердце зашлось новой, более сильной волной ударов, когда взгляд бледно-зелёных глаз прошёлся по светлым волосам незнакомки и опустился на одежду девушки, замечая некоторые вещи Эдриана.       Вот оно. То, что заставило всё внутри сжаться. То, что заставило возненавидеть весь мир и понять, что она здесь лишняя.       Понять, что она опоздала.       — Эдриан, а это...       — Девушка искала туалет и нечаянно перепутала дверь в мою комнату. Айлин уже уходит, верно?       Она перевела взгляд с не менее удивлённой, схожей с ней девушки, на мужчину.       Именно то равнодушие.       Именно то безразличие.       Именно та хладнокровность.       Она знала, что дождётся от него этого взгляда, знала, что у неё не было возможности достучаться до него ещё до появления его новой девушки.       Она кивнула, с тяжестью натягивая улыбку. Она приложила максимальные усилия, чтобы не выдать дрожи в голосе и произнесла, посылая к чёрту влажные глаза, которые не скрылись от взглядов молодых людей:       — Прошу прощения. Я уже ухожу.       Ком встал поперёк горла, отнимая возможность сказать ещё хоть слово. Она прошла вперёд, пытаясь не обращать внимания на ватные ноги и головокружение, которое взялось практически из ниоткуда. На секунду отчего-то появилось устойчивое ощущение, будто её душили, она отчётливо ощущала неприятную горечь воздуха, которая лишь сильнее разъедала слизистую глаз, отнимая практически любую возможность сдерживать слёзы.       Нужно было потерпеть ещё несколько шагов. Выйти вон за спасительную дверь, чтобы позволить себе наконец-то дать волю эмоциям.       — И, Айлин...       Его голос, заставивший сердце больно удариться о грудную клетку, прозвучал в момент, когда она проходила между двух молодых людей. Она повернула на него голову, отворачиваясь от незнакомой девушки и её пристального взгляда, обращая всё внимание в сторону Эдриана. Его серые глаза ни на секунду не выдали эмоции, всё так же сохраняя стандартное равнодушие, но она ждала... ждала его дальнейших слов.       — За этой дверью нет ничего, что может понадобиться Вам в будущем. Запомните это... на всякий случай.       Она почувствовала, как её щеку обожгла одна единственная предательская слеза. Почувствовала, как её надежда окончательно сгорела пред этим мужчиной, почувствовала, с какой болью остановилось сердце и возненавидела себя за эти эмоции. Она показала ему их, хоть и не хотела. Держалась до последнего. Держалась до конца. Но он сломал её барьер одним предложением, тембром голоса, равнодушным взглядом. Он практически уничтожил её здесь и сейчас, как она когда-то его.       Она чувствовала, насколько чужой для него стала.       Айлин покинула комнату быстро. Не отвечая ему, не произнося больше ни слова.       Она ушла, оставляя за собой тонкий шлейф из корицы, оседающий на его сердце.       Он смог показать ей своё равнодушие, смог показать безразличие.       Он смог скрыть то, от чего так настойчиво стучало в висках, смог скрыть быстрое биение своего сердца и мимолётное желание узнать, зачем она всё же пришла... Эдриан затолкал всё это обратно, запирая ту самую дверь и не зная на самом деле, что будет, если вдруг он встретит её снова.       Но он знал, что точно встретит.       Скоро.