Дорога домой

Для Дина все начинается во сне. Сэм как-то раз сказал ему: все плохие истории начинаются с пробуждения главного героя. Именно так его история и начнется. Точнее, правильнее будет сказать, именно так его история закончится. Дин просыпается. Дин просыпается и никак не может вспомнить свой сон. От сна остаются какие-то обрывки, смутные, не складывающиеся в единую картину. Кастиэль, кажется, умер. И сам он тоже умирал. Но ведь ему не первый раз снилась смерть Кастиэля, да и своя собственная тоже уже снилась. Что не так было с этим, конкретным сном? Дин никак не может понять, ухватить это различие, между снами обычными и этим, который так походил на реальность. Сам Кастиэль, вполне живой и с виду вполне себе здоровый обнаруживается на их кухне. Держит кофе с недовольным видом (зачем ему понадобился кофе?) и что-то объясняет Сэму. Дин никак не может вспомнить, помирились они или все-таки нет. Что последнее он сказал Кастиэлю? «Я никогда тебя не прощу?». Или было что-то еще, что-то иное? Он же извинился, так ведь? И Кастиэль простил? Простил его? — Дин, это может быть очень важным, — Кастиэль протягивает ему кружку, и Дин машинально берет ее. Делает глоток. Кастиэль продолжает говорить. Дин никак не может сосредоточиться на его словах, уловить их суть. Голова раскалывается от смутных полуснов-полу образов. Дин даже не может поручиться, что этого не было наяву: Кастиэль и Пустота, Смерть (Билли, не Смерть), жаждущая мести, что-то еще, что-то важное, какие-то слова… слова. Кастиэль что-то сказал ему, что-то очень важное, безумно важное… Но что? — Что-то случилось… — нечаянно произносит Дин вслух. — Конечно случилось, — неожиданно грубо отвечает Кастиэль. Слишком грубо, разве они не помирились? В Чистилище? Это же было? Или не было? — то, что Бог говорил со мной, это по-твоему не что-то важное? — Бог? — Дин осознает, что все прослушал, — Чак? Что ему..? — Нет. Не Чак. Это был Бог. Но не Чак. — Да, но, Кас, ты действительно уверен, что это был бог? Может кто-то просто наслал на тебя сон? Или это могла быть Амара? — Сэм старается говорить очень спокойно, но Дин видит, как он напуган. — Сэм, я уверен. Я почувствовал. Ты бы понял, будь ты со мной. Я не знаю, как описать. Это было… нечто странное. Как… благодать… но сильнее, намного сильнее. Словно… любовь, вся мировая любовь, собранная в одном месте. Я ощущал такую сильную любовь, концентрацию любви. Не уверен, что смогу объяснить. За всю свою жизнь я нигде и никогда не ощущал столько любви. Мои крылья… будто снова сделались целыми. — Ты можешь точно передать ее слова? — спрашивает Сэм, неубежденный. Кастиэль качает головой. — Я не все помню. Но то, что осталось в памяти, достаточно четко. Она сказала: бедные мальчики. Бедный мой малыш. Она сказала: нет, так никуда не годится, так неправильно. — Погоди, она? — перебивает Дин, — ты уверен, что это была не Амара? — Конечно же, уверен, — отвечает Кастиэль и замолкает, будто задумавшись. — Так и..? — торопит его Сэм. — И еще: он поможет тебе. Она сказала… — Кастиэль опять молчит какое-то время, выглядит удивленным, — он — хороший. Всегда был хорошим. Только немного любопытным. Но он действительно любит этот мир и обязательно что-то придумает. — Так… и кто такой этот он? — спрашивает Сэм. — Ее сын, — отвечает Кастиэль, — так Она сказала. Полагаю, кто-то из ангелов. — Час от часу не легче, — злится Дин, — мы что, должны искать непонятно какого ангела, не пойми где? Кастиэль смотрит удивленно и неприязненно. Дину хочет поежиться от его взгляда, он не привык, что Кастиэль смотрит на него вот так: — Она дала мне его адрес, — говорит он, — точнее… вроде как вложила его в мою голову. Место, где я смогу найти помощь. И еще… она просила запомнить, что бог — есть любовь. — И куда нам нужно ехать? — напоминает о себе Сэм. — В Лондон, — отвечает Кастиэль спокойно. — В Лондон, это который в Англии? — уточняет Дин. — Да, Лондон, который в Англии. — Просто потрясающе, — Дин стонет, отгоняя неясное виденье себя, пришпиленного ржавым гвоздем к стене, как бабочка в чьей-нибудь коллекции, — мы что, действительно, туда собираемся? На самолете? — Кас, может нам стоит, — начинает было Сэм, но Кастиэль перебивает его, выделяя слово: я. — Я туда отправлюсь. В ближайшее время. Вы — как хотите. — Мы с тобой, — неожиданно для себя, твердо и уверенно отвечает Дин, которого тошнит от одной только мысли о полете, — мы тебя не бросим одного. Кастиэль выглядит удивленным, как и его брат. — Дин, ты уверен? — начинает было Сэм. — Да. Да, я уверен, — говорит Дин, не менее твердо, — мы летим в Англию. Все вместе. И они действительно летят в Англию. Гребаные семь часов. **** Аэропорты всех стран, похоже выглядят одинаково. Или это касается только аэропортов крупных городов? Дин не хотел бы выяснять. Дин ужасно хочет спать, и проспать минимум сутки, в самолете он и глаз не смог сомкнуть. Но денег у них в обрез, нет даже на обратные билеты, а еще у них очень-очень мало времени, в любую минуту здесь может появиться Чак, их персональное проклятье. Поэтому они едут до вокзала Виктория на поезде, очень чистом и очень новом, в котором Дин умудряется поспать несколько минут и даже завалиться на плечо Кастиэля. Тот, впрочем, не возражает. Затем они садятся в автобус до центра Лондона, тоже слишком чистый и полупустой. Дин печально думает насколько проще было бы взять машину напрокат. Но Сэм твердо уверен, что непривычная сторона движения для них — это форменное самоубийство. И Кастиэль неожиданно оказывается на его стороне. Усталые, сонные, грязные, они добираются до пыльного, неухоженного магазинчика, который всем своим видом будто призван отталкивать потенциальных покупателей. Магазинчик смотрится инородно в чистеньком ухоженном Лондоне. Дин готов войти сразу, но Кастиэль почему-то медлит. Стоит возле дверей, будто обнюхивая воздух. Изучая. — Здесь живет ангел, — говорит Кастиэль немного нервно, — но тут все какое-то… другое… Какое-то… Не так, как у нас… — Опасное? — спрашивает Сэм. — Нет, тут… я ощущаю любовь… кто-то очень любит это место, кто-то светлый… но тут есть что-то еще… что-то адское, как будто сера? Дым? И это место… словно не совсем реальное… Не совсем настоящее… На двери магазина путаная табличка с самым дурацким временем работы, какое Дин только видел. — Тут вообще бывают покупатели? — удивляется он. Сэм толкает дверь, и та послушно открывается, издав немелодичный скрип. Они входят осторожно в полутемное, пыльное помещение, целиком заставленное книгами. Дин удивленно подмечает, что ни одна из книг не имеет ценника. Пахнет плесенью и затхлостью. Воздух неприятно влажный. Кастиэль останавливается, и Дин, подняв глаза от книг, видит перед ним рыжего пижона в темных очках, с татуировкой на виске, которого совершенно точно тут не было еще секунду назад. — Ты — ангел, — говорит Пижон Кастиэлю, совершенно не удивленный их появлением, — молодой какой-то, из новеньких. Падение не застал? — Кто ты такой? — спрашивает Кастиэль, тоже не особо удивленный. Пижон не отвечает, обходит его кругом, игнорируя Сэма и Дина. — А с оболочкой-то что? Неужели человеческое тело? Надо же, даже крылья подгорели. Кто так тебя? — К-хм, — обращает на себя внимание Сэм, но Пижон не реагирует, — извините, мы приехали издалека. Нам сказали… тут можно… найти помощь. — Вам сказали? — уточняет Пижон, делая акцент на «вам». — Мне сказали, — поправляет Кастиэль. — Ага, заметно, — Пижон странно кривится, словно принюхивается, — от тебя так и несет Ее светом. Недавно с Ней говорил? — Простите, — снова вмешивается Сэм, — но, с кем с ней и кто ты собственно такой? — С Мамой, — Пижон показывает на потолок, но понятнее не становится, — не знаю, как у вас, в Америке, но здесь первым представляется тот, кто пришел в чужой дом. Ну знаете… этикет. Знакомое слово? Дину жутко хочется врезать ему по лицу, но его останавливает подозрение, что парень, угадавший в Кастиэле ангела с первой минуты знакомства, вряд ли позволит такое обращение с собой. — Я — Сэм, это мой брат — Дин, — говорит Сэм, — мы — охотники. А это — Кастиэль, он — ангел, тут вы угадали. — Падший ангел, — хмуро поправляет Кастиэль. — О, да ладно вам, — тянет Пижон, — обычный ангел. Только совсем еще юный, неопытный. — Я пал, — спорит с ним Кастиэль, — я отрезан от небес. — Прекрати, это не так работает. Падшие становятся демонами. Тебе просто нужно сделать нормальное тело, да крылья подлатать. С человеческим телом, да еще и мертвым, удивительно, как ты их вообще раскрывать умудряешься. Когда была последняя линька? Ты хотя бы следишь за ними? Перья вычесываешь? Моешь? — Я… что? Нормальное тело? Следить? Но разве ангелам недостаточно… небесной благодати.? — Вот потому половина ангелов и ходит с такими потрепанными крыльями, — замечает Пижон, — уверены, что небесной благодати будет достаточно. Отвратительное зрелище. То перья поломанные торчат, то блеска нет, позор, а не ангелы. — Простите, мы кажется немного отошли от темы, — вмешивается Сэм, — мы с братом — охотники. — Так? И? Что-то продаете? Ищите хорошие места? Нужно сезонное разрешение? Души даже не предлагайте, сдались они мне… — Вы не поняли, мы охотники на монстров, — перебивает его Сэм. Дин говорит одновременно с ним: — Душу? Падшие ангелы? Ты кто на хрен такой, парень? — Какая вежливость, — ехидно замечает Пижон, — американцев можно узнать за милю. Падший ангел. — Я, кажется, задал вопрос, — говорит Дин нарочито низким, угрожающим голосом. — А я кажется на него ответил, — отвечает абсолютно не впечатлённый Пижон. — Он же сказал — падший ангел, — вмешивается Кастиэль, — Дин, ты действительно мог бы говорить повежливее. Пижон коротко аплодирует. И снова обращается к Кастиэлю. — Могу помочь. Есть пара знакомых, ну, там, — он снова показывает на потолок, — создадим тебе нормальное тело, благодать снова заработает, подарю пару баночек воска для перьев. Это же позор, так запустить их. — Мы здесь не за этим, — говорит Кастиэль неуверенно, — точнее… это было бы отлично, спасибо, но у нас есть одна проблема. — Проблема? — Апокалипсис, — отрезает Дин. — Так и знал, — стонет Пижон-Падший-Ангел, — и опять мы. — Погоди, — снова прерывает Сэм, — разве ты не сказал, что падшие ангелы становятся демонами? Дин делает шаг назад, кладет руку на рукоять ножа на поясе. Нужно было догадаться, что никто не может быть таким дружелюбным просто так. — Ага, сказал, — отвечает Пижон спокойно, — я — демон, если тебя это волнует. Кроули. Он протягивает руку. — Кроули?! — Дин и Сэм говорят одновременно. И одновременно замолкают глядя друг на друга. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Он не наш Кроули, — вмешивается Кас, — я бы узнал. — Ваш Кроули? Что еще за ваш Кроули? — требует ответа Демон-Пижон, называть его Кроули Дин категорически отказывается. А потом Пижон творит странное, он смотрит на Дина и что-то делает с ним, что-то… неправильное. — А, Маклауд, — говорит он, — ну как же, — он щелкает пальцами, — Фергюс? Верно? Какой же это был век… пятнадцатый? Шестнадцатый? Один из моих фанатов, все на лету схватывал… Как он, кстати? — Умер, — отвечает Сэм сухо. — Ты, ты что рылся в моей голове?! — Дин рвется было схватить его за грудки пиджака, но ткань расползается под пальцами серым туманом, и сам демон оказывается стоящим дальше от них, чем Дин запомнил. — Думай потише, — советует Демон, приподняв бровь, — умер — развоплотился? — Нет, погоди! Какого хрена вообще? Кто тебе позволял? — Кто тебе позволял, — передразнивает Демон, — думаешь, это можно отключить? Я не читаю мысли, я их слышу. И все знаю про все твои дерьмовые поступочки и желания. — Какие еще… мы тут вообще-то мир спасаем! — взрывается Дин. — Похоть, — начинает Демон, очень спокойно и очень холодно, — ненависть. Ярость. Ты желаешь ангела. И боишься своих чувств. И ненавидишь его за это. И ведешь себя с ним чудовищно. Отвратительно. Несправедливо. Обвиняешь его в том, в чем он не был виноват. Никто не был виноват, но обвинить-то кого-то надо, чтобы стало легче. Очень, очень по-людски. Как ты ему сказал? Никогда тебя не прощу? Можно подумать, ты что-то знаешь о прощении. И себя ты тоже ненавидишь и не прощаешь, постоянно наказываешь. А еще, прямо сейчас, ты в ужасе от того, что твой ангел и твой брат все это слышат. Но тебе не о чем переживать. Они давно в курсе. Ничего не упустил? Дин может только открывать рот. Молча. Потому что да, Демон ничего не упустил. Кастиэль стоит, опустив голову. Спрятав глаза. И все это ужасно неправильно. — Так боялся, что тебя отвергнут, что предал его сам, — безжалостно продолжает Демон. Кроули, — Оставил. Бросил. Верно, спасатель мира? А ты? — теперь он обращается к Кастиэлю, — думал, что любовь — это покорность? Смирение? Смотри, куда это привело. К какой гордыне!  — Я ни о чем не жалею, — говорит ему Кастиэль так же спокойно. И смотрит прямо в глаза, — ни об одном из своих поступков. Я повторил бы каждый свой выбор с той минуты, что коснулся его души в аду. — Жалеешь, — тянет Кроули издевательски, — мне и это озвучить? Или пощадить тебя? Они не понимают и вряд ли поймут. Слишком зациклены на самих себе. — Идём, Сэм. Нам тут не помогут, — говорит Дин несколько громче, чем это необходимо. — Погоди, — просит его Сэм непривычно тихим голосом. — А сейчас твоя гордыня не даёт тебе попросить меня о помощи. Хотя на кону стоит целый мир, — говорит Кроули довольным голосом. Слишком довольным. — Он прав, Дин, — говорит Сэм также тихо, — на кону стоит весь мир. Мы не имеем права уходить. И я… я знал… — он кашляет, — про тебя и… про тебя и Каса. Догадывался. Это… не мое дело. И… Дин, если он способен на такие вещи, может быть он смог бы… Может он единственный в мире, кто сможет… — Надо же как удобно, — замечает Кроули, — говоришь: не мое дело и спокойно смотришь, как твой братишка совершает отвратительнейшие поступки. И никогда не вмешиваешься, это же не твое дело. — Ты прав, — говорит ему Сэм очень серьезно, — я… возможно, мне так было удобнее. Но мы приехали сюда не обсуждать отношения моего брата. Пожалуйста… нам очень нужна помощь.