Мой птенчик

После того, как Арсений покинул клинику, Антон начал задавать вопросы оставшимся ребятам. — Дима, объясни мне, что здесь происходит? — Шастун прошел в кабинет, после того, как проводил долгим взглядом удаляющегося хирурга. — Тебе лучше было бы не вставать, Шаст. — Забеспокоился Дима. — Присядь хотя бы. А вообще тебе нужно лежать и ни в коем случае не тревожить руку! Мы сейчас поедем. Серёжа, вызывай такси! — Фигня, Арс все зашил. Так что тут происходит, и что ты такое болтаешь, Дим? — Антон не стал менять тему разговора. — Тебе об этом лучше Арса и спросить. А то он нам уже одно, по его словам, уже и так не простит. — Решил не вдаваться в подробности Позов. Шастун посмотрел на ребят и понял, что от них правды не добьешься, хотя бы сейчас. Друзьям все же удалось убраться из клиники, не привлекая к себе внимания, будто их и не было там ночью. Дима приютил Шастуна у себя, заручившись словом друга, что тот не будет влипать ни в какие истории на время своего пребывания у него в квартире. Рука у Антона постепенно заживала, а вот вопросов у него самого с каждым днем становилось все больше. «Что значили слова Димы?», «Почему Арс так ушел?», «Почему он не звонит и не отвечает на его звонки?», «О чем молчат ребята?» — такие вопросы возникали у Шастуна. Он выждал неделю, а потом заявился к Арсению сам, без предупреждения. Попов же все это время не находил себе места. В его планы на ближайшее будущее явно не входило признание Шастуну в своих чувствах. Он не знал, что сказать ему сейчас, как оправдаться и стоит ли вообще это делать. С самого знакомства с Антоном Арсений ощущал, что его жизнь меняется, он сам меняется. В расписание его дня теперь входили не только здоровый образ жизни, работа и учеба, но и мысли о другом человеке, а не только о себе. Его не пугало, что этот человек с ним того же пола, и нисколько не смущало. С каждым днем Арсений думал о Шасте все больше и больше. Новый друг был тем человеком, ради которого Арс менял свои планы, менял свою жизнь. Незаметно для себя, он стал заботиться об Антоне, «трястись над ним», по словам Позова. Каждой неудаче Антона Попов сочувствовал, из каждой темной истории — вытаскивал, переживая за него. Сколько раз Арсению хотелось сгрести Антона в охапку, прижать к себе и больше никогда не отпускать… Но друг принимал заботу Арсения как само собой разумеющееся. Нет, он, конечно, был благодарен ему. Но не более. Да и сам Попов ни на что не надеялся, зная, что после истории с Ирой Антону вряд ли кто будет нужен в качестве второй половины, хотя бы сейчас. Сам Антон столько раз говорил ему, что больше никому никогда не поверит, что Арсений твердо это усвоил, и не пытался донести Шастуну о своих чувствах. Он бы и не стал этого делать, предполагая, что может потерять дружбу с ним — ведь Антон был традиционной ориентации, и вряд ли захочет дружить с парнем, который влюблен в него. Арсению хватало их дружбы, он был и так вполне счастлив, когда оказывал Антону помощь, когда особенный друг жил у него, когда разговаривал с ним по душам, когда был рядом. Ему хотелось заботиться о нем, любоваться им и изредка невзначай прикасаться к его руке. В этом он находил всегда что-то особенное, интимное. Это было интимнее близости. Так Арсений мог ощутить тепло Антона. На большее он не рассчитывал, о большем даже не думал и мечтать. Попов определял для себя свое чувство к Шасту как симпатия, никогда не употребляя слово «любовь». Все изменилось в ту самую ночь, когда Антон оказался на операционном столе в ветклинике Димы. Ранение Шастуна изменило трактовку чувств Попова. Когда он только услышал от Поза, что Антона ранили, он понял, что все заходит слишком далеко в похождениях друга и это не должно, не может так дальше продолжаться. Теперь Арсений был не просто обеспокоен поведением друга, а по-настоящему боялся за его жизнь. Однако, главное потрясение этой ночи ждало его в самой клинике, там, под светом ламп операционной. Когда Арсений взглянул в изумруды глаз Антона, он не увидел ни страха, ни боли, ни даже грусти. Растерянность и отчаяние выражал его взгляд. Попов видел перед собой потерявшегося, сбившегося с пути птенчика, того самого, что раньше радовался жизни. Позже, когда началась операция, и Антону стало еще больнее от действий хирурга, в его глазах появились слезы. Он не мог не заметить их, он не мог не заметить, как зелёные глаза смотрят на него одного, словно Антон взглядом держится за него, борясь с течением реки по имени «жизнь». Никто не знал, никто не слышал, да и сам Попов не сразу осознал, что беззвучно произносит одними губами, скрытыми маской, глядя Антону в глаза, фразу, которую он никому никогда не говорил. «Я люблю тебя». Друзья Попова оказались проницательными, и их поведение привело к нежелательным изменениям в его жизни. «Благодаря» их стараниям, Шастун узнал, какие чувства владеют сердцем Арсения. Что же ему теперь делать? Это утро началось для Попова как обычно. Ранний подъем, пробежка, душ, завтрак. Перед тем, как отправиться на работу, он собирался почитать медицинский справочник, для этого оставалось немного времени. Он только уселся на кухне с книгой, как в дверь позвонили. Попов взглянул на часы, которые показывали 8 утра: слишком рано хоть для кого из его знакомых и друзей. Он поспешил к двери, и, распахнув ее, он замер — на пороге стоял Антон. — Поговорим? — Произнес дорогой гость. Попов только кивнул в ответ. — Куда подевался мой лучший друг? Всю неделю не могу до тебя дозвониться. — Как ни в чем не бывало, сказал Антон, проходя в дом. — Я… М… О чем ты хотел поговорить? — Арсений боялся встретиться с Шастом взглядом. — Так, ладно. Без лирических отступлений обойдемся. Скажи, что нес неделю назад Дима в своем кабинете? — Шастун выглядел решительно, он нахмурился, и между его бровей залегла складка. — Кстати, как твое плечо? — Попытался перевести тему хозяин дома. — Нормально. Хирург ты отличный, а вот дебаты явно не твоя стихия. Ответь, Арс. — Что нес Дима — так это у него и спрашивай. — Арсений сделал попытку увернуться от ответа, заметно нервничая. — Я спросил. Он сказал, что нужно спрашивать у тебя. Все это время ребята находились в гостиной. Попов наматывал по ней круги, пока Антон спокойно сидел на диване и следил взглядом за передвижениями друга. — Арс… Дима сказал, что ты любишь меня. Ответь — да или нет? Это правда? «Да или нет? Правда или ложь? Какой ответ верный? Что он хочет услышать?» — Мыслил Арсений обеспокоенно.– «А что хочу сказать я?» — Да. — С минуту помолчав, ответил он, мысленно съеживаясь, ожидая реакции друга. — И давно это с тобой случилось? — Антон поражал своим спокойствием. — Я не знаю. Но понял я это относительно недавно. Шастун замолчал. Теперь он не знал, как говорить с Поповым. А тому этот разговор вдруг напомнил прием у врача, будто Антон спрашивает о симптомах его «болезни». Это настолько разозлило его, что он «взорвался». — Знаешь что! Да! ДА! Я люблю тебя! Люблю! Влюбился как мальчишка! В тебя! — Слова Попова не звучали как признание в любви, скорее, как обвинение. — И я знаю, что ты мне говорил о себе — что ты больше никого никогда не подпустишь к себе, не откроешь свое сердце! Я знаю! — он приблизился к Антону и ткнул его пальцем в грудь, продолжая свою «обвинительную» речь. — Тебя предала девушка. Ты любил ее, не правда ли? Любил. А когда тебя предали, ты решил, что больше ни у кого и никогда не будет шанса на твою любовь. Что ты теперь у нас без сердца, да? Пытаешься уйти от этой боли, которую тебе причинили, так? — Арс, не надо. — Произнес Шастун жалобно. — Не говори об этом… — Пытаешься уйти, но нет, вовсе нет! Ты несешь эту боль в себе, не отпускаешь ее. Обманываешь самого себя. — Арсений начал успокаиваться. — Я же вижу все, Шаст. Уж я-то вижу… — он отошел от друга, устало проведя рукой по волосам. — У тебя все по глазам можно прочесть. Ты вроде бы и пытаешься уйти от этой боли, избавиться от нее. Но в то же время держишься за нее, не пуская в свою жизнь что-то новое, светлое. Лучшее. Почему? Зачем ты за нее цепляешься? — Может, потому что кроме нее у меня внутри ничего не осталось. — Антон стоял перед Поповым, глядя ему в глаза. Его голос звучал устало и бессильно. — Почему ты не хочешь дать шанс кому-то еще, кто хочет сделать тебя счастливым? — Тихо спросил Арсений. — Я не переживу второй раз предательство. Я лучше никогда больше не подпущу к себе никого, чем рискну и поверю вновь. Я больше не верю. Попов взял Антона за плечи и наклонился к его уху. — Шаст, я бы не стал вмешиваться в твою жизнь, но ты теперь все знаешь… Мне терять нечего. И я прошу тебя: дай мне шанс. Один шанс. — он сделал вдох и очень тихо произнес, почти шепотом. — Я люблю тебя. — Нет. — Антон сбросил руки Попова со своих плеч. — Никогда. — С этими словами он развернулся и вышел за дверь. Арсений был зол. В этот день произошло то, чего никогда с ним не происходило. Он признался в любви, причем совсем не лучшим образом, а его избранник ему не просто отказал, но и дал понять, что надежды взаимность не может и быть. Но Арсений не был бы Арсением, если бы в ответ на препятствие, любое, какое встречалось ему в жизни, у него не появлялось бы чувство азарта и желания выиграть, что бы это ни было. Для Попова это был вызов, который он принял. «Я всегда добивался того, чего хочу, Шаст. Я не сдамся».– Так он думал, постепенно приходя в себя. Он еще не знал, какая борьба ему предстоит.