Один шёпот на двоих

Похороны погибших проходили тяжело, оставляя на пальцах странное вязкое чувство, от которого никак не удавалось отмыть руки по возвращении домой. Я чувствовал, как мелко дрожал брат на похоронах Анджелины, цепляясь замёрзшими пальцами за мой локоть. Видел взгляд Ли, который искоса смотрел на меня, когда, приобнимая Фреда за плечи, я старался закрыть его от любопытных глаз, подпуская как можно меньше людей. Видел или почувствовал ли кто-нибудь, как дрожали мои руки, когда гроб с её телом предавали земле? Я чувствовал себя подонком, убийцей, лишившим славную девушку будущего, а главное — жизни из-за собственной некомпетентности, слабости, трусости. Но проклинал я себя ровно до тех пор, пока Фред не уцепился за мою куртку, когда от нас отошли друзья. Всё ради него. Ничто не важно, кроме Фреда. Кажется, я уже думал об этом. Так почему съедаю себя заново? Наверное, просто обстановка располагает к самокопанию. Не хочу даже думать о том, что со мною было бы, стой я вот так на похоронах Фреда. От одной только мысли становится невозможно дышать, чувствую, как сердце уходит в пятки и лупит о подошвы чёрных ботинок подобно многотонному прессу. — Джордж? — Я вздрагиваю, когда за куртку на спине дёргают настойчивее. — Пойдём домой, Джордж. — Да. Я уверен, дома мне станет легче, ведь это последние похороны. Фред рядом. И сколько бы ни прошло лет, какая бы участь нам ни выпала, я больше не позволю ему уйти раньше меня. Одного раза с меня достаточно.

***

Перед началом войны мы с братом, крупно рискуя не только магазином и товаром, но также собственными жизнями, работали в переулке, пока по соседству, в паре кварталов от нас, тлели останки очередной лавки, к хозяину которой пожаловали пожиратели. Сейчас же мы открыли свой магазин одними из первых, не дожидаясь, пока новостные сводки об очередном пойманном приспешнике Тёмного Лорда сократятся хотя бы до двух объявлений в неделю. Магазин был нашей мечтой — отдушиной, особенно после войны, когда не унимающийся мандраж можно было наконец-то направить на любимое дело — нашутиться вдоволь, распахивая окна в приступе смеха, отирая чумазое лицо от очередного, не по плану взорвавшегося зелья. — Что думаешь насчёт нового сонного? Я хочу переработать состав. В голове одна за другой возникали идеи необычных зелий, улучшенных составов и новых вредилок. Их было настолько много, что блокнот для записей, лежавший рядом на столе, последние два дня уже за ненадобностью валялся на полу, скинутый в порыве неконтролируемого приступа рабочей эйфории, когда я только и успевал хватать новые пробирки. — Зачем? Разве оно плохое? — Фред просто сидел в кресле, вертя в руках какую-то старую книжонку по зельеварению. — Мы разработали его вместе, оно же тебе нравилось… — Сейчас мне кажется, что оно немного слабовато. И скучновато. — я скрипнул зубами, когда задетая локтем стопка пыльных книг повалилась на пол, погребая под собой ящик с недавно доставленным лабораторным оборудованием. И, кажется, там что-то недобро треснуло. — Джордж? — Фред оставил в покое книжку, положив её на кресло. — Не переживай! Всё под контролем. Я был уверен в этом, но стоило мне, не вставая со стула, потянуться за книгами, как опасно расшатанные мною же в прошлом ножки табурета не выдержали такой вопиющей и несуразной нагрузки, что-то хрустнуло — и я полетел на пол, организовав ещё больший шум и беспорядок. — Ай-яй-яй. — Саднило локоть, а табурет, свалившийся следом мне на ноги, взбесил своей неустойчивой глупостью, заставляя отпихнуть его от себя куда подальше. — Эй, Джо-ордж? И это ты называешь «под контролем»? — усмехнулся брат. Он уселся почти рядом, обшарил руками пол и поднял несколько книг, а наткнувшись на мою руку, сжал её в своей. — Ну и неуклюжий же ты. Встать сможешь? — Он поднялся на ноги, всё ещё держа меня за руку, заставляя почти сесть. — От точно такого же неуклюжего слышу. Если не хуже. — усмехнувшись, я поднялся с пола, отряхивая брюки. — Кто опрокинул недавно стеллаж с экспериментальными зельями? — А мне прощается автоматически, — он помахал рукой у себя перед глазами, заставляя меня вздохнуть. — И всё-таки, мне кажется, ты слишком торопишься, Джорджи. Успокойся, твои метания приносят только хаос. Он хлопнул мне в грудь парой поднятых с пола книг, отчего пыль из них заклубилась перед носом, заставляя оглушительно чихнуть, а попятившись назад, я чуть снова не свалился на пол, споткнувшись о свалку оставшихся на полу томов. Я оглядел мастерскую и, к своему же удивлению, ужаснулся, а глубоко в душе облегчённо вздохнул от осознания, что Фред не увидит в ближайшее время моей позорной и невероятно фантастической неспособности совладать с таким элементарным понятием, как порядок. — Да, ты прав. К началу следующей недели выручка магазина насчитывала семьдесят галлеонов, а через неделю выросла втрое — волшебники, желающие отвлечься от горестного послевкусия войны, опустошали полки с завидным усердием, так что в скором времени все складские запасы иссякли, и пришлось садиться за ночную работу, которая иногда продолжалась вплоть до утра. Как я и рассчитывал, через несколько сумбурных дней, наполненных исключительно громким смехом из-за постоянных столкновений брата с предметами интерьера, Фред освоился с перемещением в квартире на верхнем этаже и даже мог помогать при изготовлении вредилок, но магией теперь пользовался крайне редко. Особенно после того, как левитировать он заставил не банку с концентратом аконита, а большой справочник по растениям — свистнул у меня его из-под носа, а после недовольного оклика свалил его мне же на голову. Кстати говоря, это его ничуть не расстроило, учитывая, что всё же главную для себя задачу левитации, а именно швыряние в меня различного рода предметов, он с лихвой, к моему удивлению, восполнял обычными бросками, причём с точностью до дюйма. — Ты спать собираешься или как? Сидя вечером за медицинским справочником, я, наверное, слышал этот вопрос раз пятый и каждый раз, отвечая уклончиво, уж точно не был готов к тому, что за такое самоотверженное изучение литературы получу такой же самоотверженный втык подушкой. — Может, тебе и лекарство не нужно? Ты и так отлично справляешься. — Потирая глухо контуженный затылок, я действительно начал сомневаться в его слепоте. — Неужели хочешь вечность нянчиться со мной? — С тобой? Вечность. Но уж точно не нянчиться. Я улыбнулся, когда его руки легли на мои плечи, а травмированной макушки коснулся подбородок, и он замер, прислушиваясь на несколько секунд, пока я не перелистнул страницу книги. Фред что-то фыркнул нарочито неразборчиво, но остался на месте, и я почувствовал, как от нечего делать его руки стали перебирать пряди волос на затылке. Комната погрузилась в вечернюю тишину, и, посчитав это за возможность уделить чтению ещё пару минут, я снова перелистнул страницу вовсе неплохой, оказывается, книги. — Пошли спать, — он зевнул прямо мне в волосы, отчего приятное тепло от его дыхания мурашками спустилось до затылка и ускользнуло под ворот футболки, к лопаткам. Захотелось зевнуть следом, но я сдержался, мотнув головой. — Не вздумай накладывать на меня сонное, — я усмехнулся, закрывая наконец-то справочник. — Ты же знаешь, я не могу. — Тепло от его рук исчезло, а я развернулся лишь затем, чтобы убедиться, что он ложится обратно. — Ах да, вот незадача. В итоге лекарство, что стоило как «целое состояние», оказалось не таким уж и дорогим, если изготавливать его самостоятельно. Перечитав вдоль и поперёк справочник по медицинскому зельеварению, через пару дней экспериментов я был в состоянии в точности повторить аптечный вариант препарата. И вскоре, примерно недели через полторы, мы заметили первые результаты лечения, когда брат смог различать совсем крупные объекты. Я понял это рано утром, кажется в среду, когда Фред без особых проблем смог обойти меня на выходе из кухни. Я застопорился в дверном проёме с кружкой и ковырял пальцем подозрительную зеленоватую субстанцию, которая, кажется, недовольно вибрировала в ответ на мои попытки оттереть её. Вчера вечером я притащил на кухню пробирку с новым зельем, решив закончить, пока заваривается кофе. Но это было не самой хорошей идеей, как и эксперименты на кухне в целом — оказалось, что даже малейший намёк на частицы кофе в воздухе приводит к реакции кипения нового зелья. — Чего ты там ковыряешься? Протискиваясь боком, Фред остановился рядом со мной почти вплотную и приблизился к моей руке. Щуря глаза, он наклонял голову то вправо, то влево. Я же так и замер, поражённо уставившись на его профиль, пальцем застряв в той самой зелёной штуковине. Он выпрямился, недовольно сморщил нос, будто разглядев зелёную гадость на светлом дереве двери, и перевёл взгляд в мою сторону, а меня шибануло осознанием — раскрытые глаза Фреда едва заметно блестели в глубине тёмным оттенком зелени. — Чего? — он склонил голову вбок. — Ах да, — и провёл рукой перед лицом, будто играя в игру «весёлый-грустный», а в следующее мгновение его глаза оказались закрыты. — Так лучше? — Фред? — я моргнул пару раз, отлепил позеленевший палец от двери. Пальцы руки, державшей кружку, сжали ручку хрупкой керамики, словно от прикладываемой силы зависело, сколько ещё слов я смогу произнести. Треснет или нет? — Ты же видишь меня? — я коснулся его плеча, переместил ладонь на затылок, притягивая ближе к себе, вглядываясь. Уверившись же, положил подбородок ему на плечо, а рукой с всё ещё зажатой кружкой за талию притянул ближе к себе и всхлипнул. Чёрт возьми. — Только силуэт, пятно. — В ответ он обнял меня одной рукой поперёк спины, утыкаясь носом в плечо. — Ничего чёткого. — Пока что, — я улыбнулся, попытался дотянуться до столика у входа, чтобы поставить кружку, что явно мешала. — Значит, я для тебя пятно? — Он лишь усмехнулся, оставляя вопрос без ответа. — Я рад. Чертовски рад, Фред. Ещё не отпустив ручку своей кружки, я почувствовал, как Фред дёрнулся, отступая на шаг назад — меня дёрнуло следом, а кружка полетела на пол, разлетаясь на осколки. — Эй, то, что я пошёл на поправку, не значит, что можно издеваться надо мной. Отпусти! — Он пятился назад, утягивая меня за собой. А я и понять не мог, почему меня тянет, хоть я и не держал его. Но всё стало очевидно, когда взглядом я скользнул по светлой двери — зелёная штуковина куда-то исчезла. Вот чёрт! — Да подожди ты! Не тяни говорю! — Не тяни? Это я-то? Блять, Джордж, больно! — Это не я! — Чего? Шутишь, что ли?! — Да серьёзно я! Я усилил давление липких пальцев на его затылок в попытке пресечь движение в противоположную от меня сторону, но поздно — он спиной налетел на кухонный стол и по инерции стал заваливаться назад, по-прежнему утягивая меня за собой. И ситуация стала донельзя нелепой, как в сопливой магловской мелодрамке: Фред ничком на столе, руками то ли упирается мне в живот, то ли прикасается к талии — я толком не понял. Я же, придерживая его за затылок, нависаю сверху, упираясь в стол локтем с одной стороны и вытянутой рукой с другой, с трудом балансируя на цыпочках в опасной близости от его колена между ног. Его глаза распахнуты ошарашенно, что позволяет мне заглянуть в них, стопроцентно подмечая ослабевшую дымку. А ещё, кажется, он не дышит, точно как и я. Фред сглатывает, и точёные мышцы на вытянутой шее напряжённо перекатываются. Он коротко вдыхает синхронно со мной, отчего в слабом движении через тонкие пижамные штаны тепло от колена, уже касающегося ноги, чувствуется особенно остро, и слегка сильнее сжимает пальцы на боках, впиваясь в крайние рёбра. — Я, конечно, всё понимаю, ты рад и всё такое, — он отвернулся, прикрывая глаза. — Но, может, хотя бы не здесь? Я смотрел на него так, будто видел впервые. И действительно, таким я видел его впервые: бледная кожа, слегка подсвеченная изнутри румянцем, острая нижнечелюстная режущая полутень на шею, где на изгибе пульсирует артерия, и ямочки, бессовестно приоткрытые полукруглым воротом футболки. Одна у основания шеи, две другие слева и справа — впадины, за ключицами, на скате напряжённых плеч. И я слегка качнулся вперёд, к этим ямочкам, чувствуя, как ступню пронзила острая боль. Наверное, из-за осколка. — Чего? — Я дёрнул головой, отводя взгляд от ключиц. — Слезай, говорю, — он толкнул меня в живот. — И что за гадость ты мне прилепил? — Я… Прости. — сморгнув пару раз, я постарался подняться, лишний раз не касаясь его. — Не знаю. Пойдём, надо отмыть это. Спустя полчаса Фред вышел из ванной, когда я на кухне собирал осколки от кружки — жаль, она была удобной. Натирая волосы на затылке полотенцем, он остановился посреди коридора, у входа в кухню, но заходить не спешил. — Отмылось? — я встал, аккуратно придерживая в руках осколки. — Ты должен мне упаковку шампуня. — Накинув полотенце на шею, он сделал шаг дальше по коридору. — А ты мне кружку! — вырвалось само собой, ведь я же не специально, подумалось мне. — Прости, — выдохнул я. — Забудь. Кружку можешь мою забрать, — бросил он через плечо. Я смотрел ему в спину, когда он заходил в комнату, и мне показалось, что дверь хлопнула громче обычного, и я слышал звук, будто, прислонившись к ней спиной, он опустился на пол. Прислушиваясь ещё с минуту, я стоял на границе коридора и кухни, в задумчивости поглаживая пальцем острый край осколка, пока не порезался. Забыть? Всю следующую неделю мы были заняты лишь магазином. Времени катастрофически не хватало даже на банальное обсуждение работы, проделанной за день, — кто-то из нас неизменно засыпал первым. Такой долгожданный прогресс в лечении, так явно маячивший неделю назад, теперь воспринимался мною как должное, и таких резких улучшений мы больше не видели. Процесс восстановления застопорился, мы как будто вышли на плато и не могли ничего с этим поделать — медики не рекомендовали увеличивать дозу. Оставалось только ждать. И в этом ожидании прошло ещё две недели, за которые Фред стал сам не свой: редко разговаривал, а тем более смеялся, в основном проводил время в комнате, редко спускался в магазин, всё реже встречал меня вечером с улыбкой, всё больше спал. Утром, когда я уходил в магазин, днём, когда к нам заглядывали друзья, вечером, когда я возвращался после закрытия. Перестав подниматься к нему всякий раз, когда выдавалась свободная минута, я стал чаще проводить время в компании неизменной троицы: Гарри, Рона и Гермионы. Джинни, периодически заглядывающая в магазин, всегда поднималась к Фреду, но последнее время проводила с ним всё меньше времени, видимо так же натыкаясь на спящее тело. Родители заглядывали нечасто, в большинстве своём довольствуясь моими натянутыми, как мне казалось, ответами о том, что всё хорошо и беспокоиться за нас не стоит. Единственным человеком из семьи, чьё отсутствие меня беспокоило и радовало одновременно, был Билл. Ведь я помнил его взгляд, обещающий неизбежно серьёзный разговор. Вот только он не писал, а тем более не появился за всё время ни разу, чем невероятно нервировал. Последний субботний майский вечер был на удивление тихим: Рон и Гарри, увлечённые разговором о новом ловце сборной Ирландии, рассматривали полки на втором этаже, пока я, копаясь в отчётной книге, пересчитывал выручку за день. Приятная, казалось бы, процедура, которую раньше мы с Фредом выполняли по очереди, перестала приносить столько радости хотя бы исключительно потому, что выполнялась мною уже на сонную голову, что приводило к ошибкам, неуверенным результатам, да и вообще в целом занятие, оказывается, было ужасно скучным и монотонным. Просто раньше, в компании брата, я не замечал этого. — Джордж? — Чем могу быть полезен? — ответ уже на автомате. Рядом стояла Гермиона, определённо находившая занимательными мои расчётные манипуляции с галеонами, которые я раскладывал по разным мешочкам, отсчитывая определённое количество. — Я уверена, ты бы не отказался от помощи в магазине, — она обвела взглядом стол и многозначительно заглянула мне за спину, туда, где находился склад, а точнее бардак — по-другому назвать хаос в том помещении язык не поворачивается даже у меня, но я всё же перекрыл ей обзор. — Не понимаю, о чём ты, — я слабо улыбнулся, но цыкнув, высыпал монеты из мешочка — сбился. — Тем более Фред… — Возьми Рона, — она перебила меня. Пять, десять, пятнадцать. — Чего?! — я перестал считать и недоумевая уставился на неё — она же само спокойствие. — Я уверена, тебе станет легче, если он будет помогать. Там было десять? Или двадцать? Чёрт. Я снова цыкнул, высыпая монеты на стол. Парочка из них спешно укатились, упали, звонко ударяясь об пол, заставляя меня нырнуть под стол вслед за ними. Пять, десять. Значит, всё-таки десять. Я снова принялся за пересчёт, нарочно игнорируя предложение Гермионы. Я отлично справляюсь, тем более Фред совсем скоро поправится — всё будет как раньше. Не нужно изобретать велосипед. По крайней мере никто лучше нас с Фредом этого не сделает. Сорок, сорок пять. Не сходится. Я проверил записи в учётном журнале — пятьдесят. Должно быть пятьдесят. Окинув взглядом стол и не заметив других монет, я прикинул, что пересчёт заново трёх мешочков займёт у меня ещё около получаса. Как же я устал. Одновременно с этой мыслью рука девушки, что стояла рядом, увлечённо наблюдая за моими финансовыми результатами, протянула пять галеонов. — Пятьдесят, — она изогнула бровь, с характерным стуком кладя монету на поверхность стола. — Я подумаю. — И я сдался. Почти. Наверное, было опрометчиво что-то решать, не посоветовавшись с Фредом. Да я и не собирался, но обещание подумать накладывало определённую ответственность, от которой хотелось избавиться как можно скорее. Сегодня я возвращался из магазина сравнительно рано — да, полночь это было сравнительно рано. Гермиона, предложившая свою помощь и привлёкшая к работе отнекивающегося Ронни, на практике доказала свою правоту — мне необходима помощь, иначе я закопаю и себя, и магазин. Комната встретила меня полумраком. На столе рядом с моей кроватью неизменно горела настольная лампа, осточертевшая уже своим тёплым светом за прошедшие недели. Раньше её свет означал, что Фред, до последнего ждавший меня вечером, не выдержал и улёгся спать, перед этим заботливо расстелив мою постель. Иногда я даже обнаруживал его спящим на своей кровати — приходилось будить. Он сонно бормотал, что я слишком поздно и надо бы заканчивать ночные смены в магазине, хоть я и не начинал их. В такие моменты я падал рядом с ним, и мы проводили за разговорами хотя бы ещё полчаса. Он перебирал мои волосы, давал советы, и когда меня окончательно вырубало, я выключал лампу, желая спокойной ночи. Теперь же вечерний свет лампы означал, что работает она с самого утра, как я зажёг её в предрассветной полутьме. — Опять спишь… Я выдохнул, коснувшись его шеи — тёплая. В последнее время я заимел страшную привычку по возвращении проверять, жив ли он вообще. Иногда мне казалось, что он спит в одном и том же положении с самого утра и не дышит вовсе, а иногда пониженная температура тела заставляла судорожно прощупывать еле ощутимый пульс. Лампа погасла. — Спокойной ночи, Фредди. Лечение застопорилось на мёртвой точке, но вот наши отношения и братское взаимопонимание летели к чертям поразительно стремительно. *** — Мистер Уизли, вам не стоит… Стояла уже, наверное, глубокая ночь, когда я проснулся под аккомпанемент звуков, состоящих из препирательства, недовольного шиканья и возгласов помощницы. Спускаясь по лестнице, я разминал затёкшую шею — сон в мастерской за столом, оказывается, не лучший вариант, и недоумевал, каким образом Верити всё ещё в магазине, ведь рабочее время закончилось. Уже давно должна была слинять домой. Когда я спустился на первый этаж, моим глазам явилась картина маслом: Фред в вытянутой вверх руке сжимал какую-то банку, и Верити, которая, опираясь на его плечо и балансируя на носочках, протягивала руку вверх за той же банкой. — Что здесь… — А ну отстань! — выкрикнул он, второй рукой толкая её в плечо, отчего девушка, попятившись назад, стукнулась спиной об угол прилавка. — Тебе-то какое дело? — Фред! — Беззлобно, но, кажется, излишне резко я выдернул у него из рук склянку. — Да что ты творишь? Этикетка гласила «Сладких снов». Я вздохнул который раз за неделю. Значит, мне не показалось. Складские запасы зелья, что я разработал недавно, не сходились с остатками изо дня в день не просто так. А я был уже готов списать плывущие инвентаризационные цифры на переутомление, если бы не сложившаяся в данный момент ситуация. Видимо, как только я засыпал, Фред спускался вниз за новой банкой. Но сегодня Верити неожиданно задержалась в магазине дольше обычного, чем разрушила планы брата. Похоже, снотворное с лёгким галлюциногенным эффектом для исключительно приятных снов вызывает вполне конкретную зависимость. Отлично. Я сделал из своего брата наркомана — замечательная работа, Джордж. — Поднимайся наверх. Пожалуйста, — я попытался придать голосу мягкость, но сам же почувствовал, насколько фальшиво вышло. — Х-хорошо, — ложная покорность, но такая правдивая обида — он точно почувствовал раздражение в моём голосе. — Доведи меня до лестницы, — лживая улыбка тронула уголки его губ, но по-настоящему дрогнувшие руки искали поддержки. Я взял его под руку и слишком резко потащил по направлению к лестнице в квартиру. — Вот, — я положил его руку на перила. — Не беспокойся. Я скоро вернусь. Интересно, что холоднее было сейчас для моего брата: бездушный металл под его пальцами, который удерживал его от падения по лестнице и помогал добраться до заветной двери в одинокую комнатку, или мой голос, определённо резавший ему слух своим притворством. Наблюдая за тем, как Фред поднимался по лестнице, я задумался о том, что точно буду проклят — видимо собственным братом. Дверь в квартиру хлопнула, а я вернулся к Верити. — Погаси в магазине свет и собирайся домой, — я огладил пальцем острый угол кассовой стойки. — Если снова спустится… — я вздохнул. — Не знаю, поговори с ним, но не давай это, — поставив на столешницу банку с сонным, я задумался над тем, что завтра первым делом нужно будет изъять с полок всю партию. — Про Рона только не говори. Лучше я сам ему расскажу, что за нашего младшенького работу просит Грейнджер. — Я устало потёр глаза, помассировал виски, зарылся пальцами в волосы на макушке. — Как твоя спина? — Нормально, — она отмахнулась. — Ничего страшного. — Ну и вечерок. — Я взял со стула ветровку, проверил во внутреннем кармане палочку и деньги. — Я скоро вернусь. Если спросит, скажи, что ушёл в Гринготтс. — Ладно, ладно, — она кивнула, закрывая за мной дверь магазина. Выходя из магазина, я был готов поклясться, что затылком почувствовал осуждающий взгляд брата. Но быть такого не могло, поэтому, не оглядываясь, я направился в бар. Небольшое количество алкоголя снимало напряжение, но не давало эффекта опьянения, поэтому я с чистой душой мог вернуться домой, переживая разве что о запахе. Не задержавшись в баре надолго, я действительно решил заглянуть в Гринготтс, забрав небольшую сумму, направился в травяную лавку за запасами для лекарства. Всё это заняло от силы полчаса, но на пороге магазина меня встретила обеспокоенная Верити и что-то начала тараторить про брата, крики и грохот с последнего этажа. — Что? Не торопись, спокойнее. — В общем, после того как вы ушли, хлопнула дверь наверху, я думала, ваш брат спускается, но никого не было. — Верити перевела дыхание. — Потом я услышала, как что-то разбилось, пошла проверить, но он сказал, чтобы я не смела заходить. Когда вернулась вниз, он начал кричать и упало что-то тяжёлое, после чего он затих. — Дурак. — я прикрыл глаза и потёр переносицу. — Собирайся домой, завтра можешь прийти позже. — Л-ладно. Стоя у кассовой стойки, я ждал, пока Верити покинет магазин, и просматривал записи сегодняшних продаж. Не густо, ещё и закрылись рано — отвратительный денёк. И я знал, лучше он не станет. Брат в курсе, что я вернулся, а учитывая, что я не поднялся сразу, разговор предстоит не из приятных — вопросы, упрёки. В последнее время он часто нервничает. Из-за того же шампуня, например, накричал, когда я купил не тот, что он просил. И как тут сказать про Рона? Возможно, стоит начать с извинений. Дождавшись, когда девушка покинет магазин, я направился в квартиру.