Зелёный

Я не люблю зелёный. С первой нашей встречи. В бедняжку палили из огнемёта, а потом повязали. Выглядела она жалко. Потёкшая тушь, потрёпанные волосы и в целом неопрятный вид. Не то чтобы мне было до этого дело, но сложно не замечать то, что происходит на твоих глазах. На пути к первому пациенту и с первым заданием, я снова встретила её. Она сидела в углу комнаты как забитое животное. На слова сожаления она ответила плевком. Стекло между нами её не останавливало. После встречи с ублюдком Джокером остался неприятный осадок. Я бы не стала снова подходить к отрешённому мизантропу, если бы не нашла зацепку в виде её групповой терапии с ним. Мне пришлось выведывать у неё хоть какую-то информацию и получила её. Хоть я и нацепила ухмылку, внутри бушевала стая эмоций и ни одну из них нельзя было назвать положительной. После всей заварушки, почему-то решила отблагодарить её. Я спустилась в сад и срезала для неё растение, что она расценила как глупость и попытку «самоубийства». С той же победной ухмылкой я отдавала ей его. Она думала, что я уже кони двинула. Мило. Пусть мечтает. Я ушла от неё перед тем, как на мою голову полился священный матерный поток. А дальше понеслось… Клоун решил прогуляться и потащил меня с собой. Этот идиот гарантировал мне, что в нас не будут стрелять, но, как оказалось, окружному прокурору было совершенно срать на безопасность сотрудников. Услышав выстрел, меня накрыл животный страх. Страх и безысходность. Я ничего не могу сделать, чтобы спастись. Я стала ожидать резкой боли и недолгосрочной смерти, но она почему-то не наступала. Что-то помешало пуле попасть в нас. Это была лоза. Из тени вышла зелёная. Джокер начал гнать о том, как рад, что она спасла его, но заключённая быстро заткнула его. Как же давно я этого хотела. Он не затыкался весь вечер. На мои удивлённые расспросы о спасении она упомянула тот «подарок», что я отдала ей в знак благодарности. Ей никто раньше не дарил подарки. Этот факт… Признаюсь, это тронуло меня. И только я собралась уйти вместе с ней, как на нас бросились охранники с огнемётами. В попытке оттащить её, я схватила её за руку. Она была… холодной. Мгновения мне хватило, чтобы почувствовать это. Стоило мне только на миг оцепенеть, как она упала на землю. Она была слаба, но вида не подавала. Её снова схватили. Перед тем как её вырубили — она попросила меня найти ей психолога. Не знаю, что мной двигало, но я согласилась. Как только её унесли, ко мне подошёл тот самый двуличный прокурор. Я прекрасно знала, что всем этим процессом руководил он. И пальба по заключённой, и пальба по мне. Всё было в его власти. Почему-то меня не волновала собственная смерть. Я больше злилась из-за зелёной… Плюнув ему в лицо, я послала его. Не знаю, что во мне тогда взыграло, но я решила, что не дам им так просто и безнаказанно обижать ту заключённую. Следующие несколько дней я пыталась найти психолога, который согласился бы работать с этим зелёным психом-мизантропом. Это было довольно проблематично, потому что к ней даже заключённые подходить боялись. Что говорить про работу с ней? Её боялись, как огня, что иронично. Как итог — я не нашла ни одного психолога для неё. Но не сдержать обещание я не могла. Да и не только в нём дело… Ей правда нужна помощь. Я хотела бросить ей спасательный круг, а где его взять не знала. Она тонула в пучине собственных травм. Ей никто не мог помочь. Я сама бросилась в этот холодный липкий омут, чтобы вытащить её. Да, я решила сама стать её психологом. Мне пришлось долго добиваться разрешения от начальства на работу с ней. Они отговаривались тем, что у меня уже есть пациент и что заключённая может мне навредить. Нет, они не за мою жизнь переживали. Они беспокоились об ответственности за мою смерть. Но я настойчива. Они всё-таки сдались. Перед приёмом мне дали подписать бумагу о снятии с них ответственности на случай смерти от её рук. Наконец, я стояла перед её палатой, собираясь с мыслями. Глубоко вдохнув, открываю дверь. Она сидит за столом и терпеливо ждёт. Взор её падает на меня. — Ты?! — Да. Прошу прощения, я не представилась ранее. Харлин Квинзел. Ваш психотерапевт. — Почему ты? Сказала же, что найдёшь кого-то… Мне кажется, это не по твоей специальности.  — Я лучше… Сама поработаю с вами. Не хотелось ей говорить, что никто не соглашался с ней работать из-за страха. Только хуже сделала бы. — Итак, доктор Айсли, … Она перебивает. — Зачем же так официально? — А как мне вас называть? Пациентка пожала плечами и стала перечислять: — Зелёнка, амброзия, рыжая бестия, тварь, мразь и много-много вторых имён. Но, вообще, можно просто Плющ. — С вашего позволения, буду обращаться к вам Плющ. — Отлично. Следующий вопрос. Почему на «вы»? — Я на допросе? — Возможно. Ответь на вопрос. — Я хочу общаться со своими пациентами на одном уровне. — Теперь так заключённых называют? — Вы ошибаетесь. Вы находитесь в Аркхэме чтобы стать лучше и исправиться. Здесь держат не заключённых, а тех, кому нужна помощь. — Нет, док. Заключённых, — рыжая тяжело вздохнула. — Здесь не лечат, а калечат. — Что вы имеете в виду? — Ты видела меня в нашу первую встречу. Жалкая и беспомощная. Аж тошно от самой себя. Но не в этом дело, а в том, как они «приняли меры безопасности». Ты же видела это? — Быть может, у них не осталось выбора? — Лучше бы дали сбежать… — Почему вы так говорите? — Здесь невозможно жить. Каждый день как пытка. И никакой защиты. Если ты вышел из камеры — держись от людей подальше, иначе тебе либо прилетит, либо что-то ещё. В любом случае — ничего хорошего. А девушкам ещё хуже. По ночам здесь о батареи бьются черепа. Зимой можно замёрзнуть насмерть, потому что нет горячей воды. — Я поняла. Не продолжайте. Пациентка повернулась лицом к стене. — Можно вопрос? — Конечно. — Что тебя сюда привело, Харлин? Зачем сунулась в эту дыру? — Здесь… Есть люди, которым я хочу помочь. Например, вы. — То есть, тобой двигала жалость? — Желание помочь. — Плевать. Но суть я уловила. Считаешь себя героем? Ты никому здесь не поможешь. Эти люди убивали всех, без разбора и капли сожаления. Думаешь, какая-то девка в белом халате с бумажкой об образовании психотерапевта сможет им помочь? Ошибаешься, милая. Лучше иди отсюда, пока не попортила свою хрупкую психику. — Нельзя быть таким пессимистом, Плющ. — Я не пессимист. Я реалист. А ты до сих пор веришь, что всё можно исправить, — она посмотрела на меня из-за плеча. — Ты не сможешь. В этом мире каждый сам за себя. Лучше сдохнуть, чем пытаться кого-то изменить.