casualty

Первые в его жизни похороны состоялись около девятнадцати лет назад. Ребёнком он наивно полагал, что они же будут и последними, ведь все друзья и родные бессмертные. Хоронили учительницу, в классе которой Мальбонте успел проучиться почти год. Имя у неё было красивое – Джеральдин. И сама она была красивой, при жизни, конечно. Умерла из-за каких-то проблем с сердцем. Сравнение было неуместным. Если бы Мальбонте сейчас поделился своими мыслями, его бы сочли или бесчувственным, или психопатом. Разве способны здоровые люди так цинично сопоставлять смерть полузнакомой учительницы со смертью родного брата?.. Он делает глубокий вдох. Весенний воздух сладкий и лёгкий, приятно щекочет нос. К запаху цветущих деревьев примешался до тошноты отчётливый запах влажной кладбищенской земли. Дождь шёл весь вечер, но успокоился ближе к полуночи, а утро выдалось таким радостным и солнечным, что это выглядело как злая насмешка судьбы. Мальбонте щурится, глядя в небо. Чистое, стеклянно-голубое. Хорошо, что безоблачное. Просвечивающие серые облака цветом точь-в-точь совпадали с глазами брата, а такого Мальбонте уже бы не выдержал. - Куда ты уходишь? – плаксиво тянет мальчишка, цепляясь руками за штанину своего главного «защитника». – Возьми меня с собой! - Отвали, - Мальбонте раздражённо отпихивает его, и тот падает на пол, стукнувшись локтём. Бонт хилый и слабый, с ним нормально не поиграешь, только возиться да сопли подтирать. Между ними год разницы, но на вид все пять. Брат, само собой, начинает реветь. Мальбонте сбегает, прежде чем на вопли любимого сына прибегает мама. Домой он вернётся поздно – может, и не попадёт, но это вряд ли. Ему всегда попадало. Воспоминания навевают слабую улыбку, но её приходится сдержать. Мальбонте ловит на себе короткие косые взгляды. В каждом сквозит то ли неодобрение, то ли страх. Собравшиеся не могут не видеть пугающего сходства старшего брата с фотографией младшего. Раньше это было поводом для шуток, сейчас, должно быть, будет вызывать дрожь. Одинаковые лица, как под копирку срисованные. Только глаза и волосы цветом отличались. А теперь… теперь ещё проще. Есть живой и мёртвый. Всё. Гроб чёрный. Ничего необычного в этом нет, почти все гробы обычно чёрные, но… Но зачем Бонта хоронят именно в таком? Ему не идёт. Он не любил этот цвет. Почему не белый? Неужели это было так сложно? Почему… Почему Мальбонте никто не спросил? - Стойте, - хрипло выдыхает он, когда омерзительную коробку уже подносят к яме. – Дайте минуту. Сотрудники похоронного бюро не возражают. Их работа предполагала умение не открывать рот, когда не просят. Мальбонте наклоняется медленно, без резких движений. Колено чуть проседает в липкой земле, грязь налипает на брюки, просачиваясь к коже. Внезапная тишина становится невыносимой. Даже птицы, вовсю надрывающие глотки, отчего-то замолчали. - Credula res amor est, – тихо роняет он, чуть сжав приколоченную крышку. Сквозь такую ни один луч не пробьётся, а ведь Бонт в детстве так боялся темноты… Мальбонте поднимается и видит, как она смотрит на него. Неотрывно, прямо, не находя сил отвернуться. Но он найдёт, чтобы выдержать этот взгляд, остаться на своём, даже стоя у могилы умершего брата. «Здравствуй, Уокер», - отвечает он, мечтая быть услышанным. – «Гори в Аду».