casualty

Последний раз он пил алкоголь на третьем курсе, отмечая с одногруппниками удачную сессию. С тех пор прошло шесть лет, а он даже по праздникам к бутылке не притрагивался. Мальбонте не любил чувства потери контроля над собой, ему нравилось осознавать свои мысли и поступки. Но сейчас он твёрдо настроился напиться до дрожи. Напиться, чтобы обо всём забыть. Виски он открывает прямо на пороге и делает крупный, резкий глоток, будто в уезжающий поезд садится. Вкус омерзительный. Сколько нужно, чтобы из головы исчез сегодняшний день? Наверное, ещё один. Или два. На третьем Мальбонте всё-таки закашлялся. - Почему напиваешься ты, а украденную кошку соседям возвращаю я? – брат смеётся. – Знаешь, как мне было стыдно, когда… - Заткнись! – рявкает Мальбонте в пустоту. Рявкает и тут же замолкает сам. Бонта здесь нет. Ни здесь, ни где-либо ещё. Раскорёженные остатки тела спрятаны под землёй, в промозглой тьме, которую он так боялся ребёнком… и в которой его постоянно запирал старший брат. Запихивал в подвал, не вслушиваясь в крикливые мольбы, зачастую дав подзатыльник вслед, и подпирал дверь комодом. Бонт выходил оттуда зарёванным и трясущимся как осиновый лист. Однажды после такого он не разговаривал неделю – только заикался. Тогда Мальбонте впервые выпорол отец.

Бенджамин (Бонт) Уэйнрайт, 1996-2021.

Двадцать пять лет. Мальбонте не знает, чего хочет больше – замазать пугающие цифры или отскрести с плиты своё имя. Украденное, изуродованное чужой жизнью и чужой смертью. Почему об этом никто и никогда не думал? Почему… почему их никогда не было двое? Почему все считали их одним целым? А если одна часть мертва, что происходит со второй?.. В голове стучало. Мальбонте доходит до кухни лишь для того чтобы взять стакан и доверху наполнить его алкоголем. Его не пробирало, и это действовало на нервы. Перспектива заснуть в объятиях покойника. Он упадёт на стул, оббежит всё вокруг равнодушным взглядом и рухнет в свои мысли. Юркие уродцы мучают его с самого утра, не отпуская ни на минуту. Их всего две – брат как он там в этой темноте и Уокер. Уокер, Уокер. Везде она. Никуда не деться. Чёрное платье ужасно её старит. Лицо осунувшееся и посеревшее. Солнце отблёскивает на тонкое золотое кольцо, покоящееся на безымянном пальце. Одноклассница-Уокер. Красавица-Уокер. Невеста-твоего-брата-Уокер. Есть во всех школах такие странные ребята, которые вроде бы ничем особенным – чаще всего – не выделяются, но почему-то считаются авторитетами. Они или очень красивые, или умеют хамить учителям, или ни с кем не общаются или всё сразу. Уокер была одной из таких. Отстранённая и тихая девочка с глубоким взглядом, которая каждый день носила разноцветные вязаные кофточки и никогда не поднимала руку на уроке. Не заучка и не хулиганка. Просто Вики, по полному имени Виктория. Мама собирала ей ланч в ярких боксах – на одном был нарисован слонёнок, а на другом бабочка, Мальбонте как сейчас это помнит. Эта же мама была президентом родительского комитета, и её, кажется, даже учителя немного побаивались. Однако Вики, очевидно, её очень любила. Когда Уокер-старшая приходила за дочерью (каждый день, не опаздывая ни на минуту), Вики бросалась к ней со всех ног и повисала на шее как кот на дереве. Ряд нечётких картинок промелькнул в памяти нестройным рядом и разбился о реальность. Мальбонте даже погрузиться в него не успел. Бутылка на четверть уже пуста, а в голове всё так же ясно. Уйди, уйди, уйди, уйди-и-и-и… Снова глоток. Глаза заслезились. Надо зажмуриться и попробовать снова. Прочь, прочь, прочь… Вот. То, что нужно. Средняя школа, лето две тысячи седьмого. Мальбонте двенадцать, и он капитан школьной команды по регби, самый высокий среди всех мальчишек. Девчонки сходили с ума по Линдси Лохан и Эми Лартер, носили жуткие кислотные топы с джинсовыми шортами, пытались курить и учились строить глазки. Чтобы казаться взрослее, все парни – какие там парни, прыщавые сопляки – обклеивали шкафчики вырезками из «Плэйбоя». Бонт… Да, к тому времени это имя прилипло к нему уже окончательно. Бонт по-прежнему был тощим ботаником. А ещё именно тогда он сдружился с Вики Уокер. Ей тоже было двенадцать, но выглядела она на восемь, не больше. Всё такая же худая, с глупыми хвостиками и неизменными ланчбоксами, всё такая же тихая и незаметная. Самые неожиданные перемены всегда происходят молниеносно. Год спустя Уокер будет не узнать, а пятнадцать лет спустя от всех этих мальчишек и девчонок останутся только их тени или их память. Бонт не был первым умершим среди них. Полгода назад от передоза героином ушёл бывший лучший друг Мальбонте, Эндрю Кин. Четыре года назад погибла Мэри Уилкис, когда-то звезда школьных постановок. Угодила под машину. Остальные выросли, женились, разводились, рожали детей и неминуемо старели. А Линдси Лохан давным-давно спилась… - Отдай! – кричит братец, когда Мальбонте издевательски выхватывает у него из-под носа очередную энциклопедию. Корешок толстой книги тут же провисает, и, кажется, рвётся. – Отдай!!! - А ты маме пожалуйся! Бонт уже не плакал, как в детстве. Если он и получал особенно сильный пинок или затрещину, то терпел почти молча, даже старался не всхлипывать. Так вышло и сейчас, когда от грубого толчка он неуклюже полетел на пол. - Своими книжками ты ни одну девчонку не зацепишь… Провал в памяти. Что было дальше, Мальбонте вспомнить не может. Одна треть бутылки. Алкоголь режет пустой желудок, эффект должен быть оглушительный. Пол под ногами не шатается, голову не мотает. Сволочь. Мальбонте хочет швырнуть эту бессмысленную стекляшку в стену. Даже сейчас что-то не хочет дать ему просто исчезнуть. Перед глазами снова Уокер. Та, тринадцатилетняя, в лёгкой оранжевой юбке. Он всю жизнь запоминал всё цветами и пятнами, и первым воспоминанием осени две тысячи восьмого будут три кляксы: апельсинового оттенка джинсовая ткань и неправдоподобно-голубые глаза. Той осенью Мальбонте будто бы впервые заметил Уокер. Каждую в ней перемену, все до последнего изменения. Вроде это была всё та же Вики Уокер, спокойная и молчаливая, но без любой связи с детством. Никаких ланчбоксов и встречающей у ворот мамы. Ничего. Стакан в руке начинает мелко подрагивать. Звонок в дверь разбивает сокровенную тишину, о которой Мальбонте мечтал весь день. Он не понимает, как оказывается у самой двери, не знает, зачем распахивает её без вопросов и предупреждений. У него всё же плывёт перед глазами. Он напился и он счастлив. - Что ты тут делаешь? Прекрасно. Голос замечательно ёрзает, в нём слышатся эти пятьсот миллилитров чистого шотландского виски, он не создаёт лишних иллюзий. Всё сразу как на ладони. Уокер стоит на пороге. На ней всё то же чёрное платье – до чего же оно бесформенное и уродливое, почему… почему ты не пришла в том платье с выпускного в том голубом ты его помнишь? а волосы растрёпаны. Бледная, измученная. Слишком взрослая для своих восемнадцати… Ей почти двадцать семь, и мне тоже… - Ты что, напился? – она недоверчиво хмурится. Не думала, что Мальбонте и так может? Что не все и не всегда должны быть идеальными, как её любимый жених, что они просто люди? - А нельзя? Он неожиданно гаркает ей это прямо в лицо. Как же хорошо не осознавать того, что говоришь и делаешь. Как же хорошо. Вот бы так всегда. Уокер коротко взвизгивает, когда Мальбонте ухватывает её за руку и втаскивает в квартиру. Каблуки добавляют ей роста и шаткости… она никогда не умела на них ходить, зачем же напялила сейчас… - Что ты здесь забыла, Уокер?! – кричит он, нисколько не стесняясь бегущего по этажу эха. Дверь громко хлопает. – Что ты ещё хочешь?! Голубые глаза. Полные страха, но не слёз. Молодая несостоявшаяся вдова. Бедная девушка с искалеченной судьбой. - Отпусти! Отпусти, отдай, отдай, отда-а-а-ай, перестань, я тоже люблю тебя, мы братья, несмотря ни на что… Мальбонте разжимает её запястье, и Уокер тут же отскакивает к стене. Не знает, что творит. Мозг одурманен. Сейчас можно всё. Отдай, отдай, отдай… Кольцо всё ещё на ней. Уокер перехватывает его взгляд. Чистый и отрезвевший, моментально, как по щелчку пальцев. На её руке остались красноватые следы – прикосновения живого. Она всхлипывает он старался не всхлипывать и бросается вон, будто забыв вовсе, что пришла сама. Мальбонте долго смотрит на распахнутую дверь. Быстрый цокот каблуков уносится лишь вместе со щелчком приехавшего лифта. Смотрит, соскальзывая по стене на пол. Смотрит даже сквозь опустившиеся веки. Темнота окружает медленно и неохотно. Он роняет голову на колени. В забытье его сопровождает собственный вой.