casualty

Ноги сами принесли его в этот район, Мальбонте даже не заметил, как. Он жил здесь всё детство и юность, а потом старался не приезжать, сам не зная, почему. Университетский район Сиэтла соответствовал своему названию – в нём, по сути, ничего и не было, кроме учебных заведений. Среди них затерялась и родная школа. Он вышел рано утром и без остановки шёл несколько часов. Сидеть на одном месте было невыносимо, а он не тот человек, который мог забыться в работе. К тому же, программирование – это не танцы. Там нужна холодная голова и свежие мозги. Он обязательно отработает своё, просто… немного позже. Здание школы кажется крепостью, в которой можно спрятаться от всего мира. Раньше Мальбонте этого не замечал. Подростком он чувствовал от учёбы только тоску, и как-то не успел пожить во всех тех моментах, которые многие называли самыми счастливыми. Он… очень торопился вырасти. Вырос. Ему не нравилось. Старый чёрный ход открыт как всегда, будто и не было всех этих лет, будто ничего и не менялось. Мальбонте проходит на первый этаж, останавливается. Тишина. Середина дня, уроки давно должны были закончиться. В актовом зале, наверное, репетируют очередную постановку. Может, спортзал тоже несвободен… там обычно проходили секции волейбола, футбола, и… - Мальбонте? Он оборачивается, машинально почти щурясь. Миссис Сильвию Робертсон не узнать было сложно. Даже неудивительно, что она всё ещё здесь работает. У учителей литературы по всему миру было какое-то общее свойство – оставаться на одном месте до самой пенсии. Она исключением не была. - И правда ты, - женщина улыбнулась, подходя поближе. Прошедшие годы ничего не изменили на её немолодом лице – ей как было «где-то за пятьдесят», так и осталось. – Впервые. Он тоже здоровается. Она продолжает улыбаться, рассматривая его цепким пристальным взглядом, за который её когда-то прозвали Жабой. Прозвище было пусть и метким – глаза навыкате, обвисшие щёки, грузная фигура – но мерзким и обидным. Сейчас Мальбонте было стыдно даже думать об этом. Действительно впервые. Он никогда не приходил сюда, никогда не навещал учителей, не посещал встречи выпускников. Летел к великим целям, стремился поскорее построить карьеру, утвердиться в обществе, развеять воздушные замки и построить настоящие… Наверное, по нему не скучали. В школе от него были только проблемы. Может, кто-то из бывших соседей по парте сейчас разорялся на психологов, вспоминая насмешки главного задиры… - Идём. Удели время старой Жабе, - миссис Робертсон приветливо кивает на дверь своего кабинета, а Мальбонте сжимает руки в кулаки. Чувство стыда он испытывал редко и испытывать не любил. - Миссис Робертсон, я… Мне очень… - Глупости. Просто не могла над тобой не подшутить. Идём же. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, тем более что этой учительнице было не за что его любить, но что-то всё же заставило его проследовать за ней. Стулья и парты сияли новизной, на стенах красовались, как и тогда, портреты известных писателей и публицистов. Время в этой школе текло странно, неравномерно. Мальбонте проходит по ряду, задумчиво скользя пальцами по гладким красивым столам. Тут теперь всё по-другому, а ведь и он здесь сидел когда-то, изнывая от скуки и поглядывая на часы… Любовь к литературе придёт к нему много позже. Как и понимание того, насколько умной и харизматичной была ненавистная Жаба и сколь многое она могла им дать. - Не ожидала, что ты захочешь навестить нас, - миссис Робертсон осторожно опускается в кресло. Ещё тогда у неё были больные, часто отекающие ноги, а сейчас, наверное, всё стало только хуже. – Пропал как в воду канул. Я слышала, ты женился. - Уже развёлся, - он хмыкнул. Миссис Робертсон ничего не ответила. Она знала о смерти Бонта, и это было ясно с первой секунды, но заговорить об этом пока что не решалась. Наверное, Мальбонте стоило начать первым. Брат ведь был одним из её любимчиков. - Простите, что не позвали вас на похороны, - простите, что мой брат умер, он большая сволочь, какого чёрта он позволил себе умереть, - там была только… семья. Даже из друзей почти никого. Странно, что у дружелюбного Бонта не нашлось круга вот таких вот друзей до гроба. В прямом смысле. Его единственный друг, Майкл, не смог прийти из-за нервного срыва, доведшего его до больничной койки. - Я понимаю. Может, оно и к лучшему, - Сильвия с неожиданно старческой усталостью откидывается на спинку кресла. – Нехорошо учителям хоронить своих детей. От этой фразы Мальбонте неожиданно вздрогнул. В классе пахло моющим средством и весенней пыльцой. У Бонта на неё была аллергия. Лет до пятнадцати он был чахлым как умирающий сорняк, постоянно болел, был как будто тенью своего брата. Потом в нём что-то изменилось. Ещё до того, как он пошёл в спортзал и начал вставать на два часа раньше, чтобы успеть на пробежку. Может, он устал быть слабаком и получать ото всех тычки, а может… Может, он захотел соответствовать своей подружке, потому что негоже такой красавице ходить под руку с рахитичным неудачником… Уокер сидела в правом углу класса на первой парте. Со своей последней Мальбонте видел её как на ладони. Весь урок взгляд не к тетради, а к ней, спокойной и почти неподвижной. Каштановые волосы аккуратными волнами, под тканью блузки проступают изящные лопатки и тонкие лямки бюстгальтера. Уокер никогда не оборачивалась. Может, она и не знала, что на неё кто-то смотрит… - Вики, должно быть, сейчас очень нелегко, - миссис Робертсон будто мысли его прочитала. – Бедная девочка. Бедная. Да, она очень бедная. Очень несчастная. Она страдает, она… Она ни в чём не виновата… И если бы не она, Мальбонте бы сейчас тут не стоял, и ничего бы этого не было, и Бонт, он… Он сам бы зашёл повидать любимую учительницу. Но уже не зайдёт. Никогда. - Да, - Мальбонте резко сжимает зубы. – Да. Простите, миссис Робертсон, но мне уже пора. Был очень рад вас увидеть. Он едва не бросается к двери, чтобы не услышать от учительницы больше ни единого слова, но та вдруг поднимается, опираясь на стол, и Мальбонте нерешительно останавливается на пороге. Не убегать же от неё, как шкодливый пацан… Пусть и хочется. Сильвия идёт к нему осторожно, каждый шаг очевидно даётся ей тяжело. Останавливается, поднимает голову. Она даже до груди ему не достаёт. - Ты хороший мальчик, Мальбонте, - женщина протягивает руку и кончиками пальцев задевает его щёку. Задевает, потому что не дотягивается… И Мальбонте, повинуясь какому-то странному внутреннему порыву, наклоняется, чтобы та положила ладонь целиком. – Береги себя. Второго «спасибо» он не произнёс. Но, кажется, Сильвия всё поняла и без слов. Снова школьный коридор. Разноцветные шкафчики, обклеенные всякой дрянью… На шкафчике Уокер висели постеры «Дневников вампира», на этой ерунде тогда весь мир помешался… Спортзал. Тот самый спортзал. Чёртов спортзал, в котором состоялся их выпускной. Нет, от этого воспоминания Мальбонте никогда не сбежит. Он заходит, с силой толкнув двойные двери, чтобы выпить отраву до конца.