casualty

Всё так перекрутилось, смешалось друг с другом, что перестало иметь значение по отдельности. Эта история длилась долго. Слишком долго. Мальбонте не знал, есть ли жизнь «кроме», он не помнил её. Он соперничал с братом сколько себя помнил. И весь сознательный возраст он пытался добиться Вики Уокер. И чем же всё обернулось? Брат погиб, семья разрушена. Сделанных ошибок уже не исправить. С этим надо смириться, но вряд ли такое возможно. Уокер… Ещё есть Уокер. Игровое поле как никогда пустынно. Остались лишь две фигурки. В любовь, как и в шахматы, всегда играют вдвоём. Добиваясь честных правил, Вики и Мальбонте становились едиными… А разъединиться, наверное, уже не смогут. Они сидят рядом. Оставаться нельзя, но и уйти не могут. Мальбонте обнимает её так, будто пытается защитить, но от кого и от чего, понять не может. Уокер не плачет, не всхлипывает носом, не издаёт ни звука. Только спина чуть-чуть поднимается в такт дыханию. Её несчастье потеряло вкус и запах, въелось в неё целиком. Комната тонет в удушливой скорби, а бежать некуда. Мальбонте закрывает глаза. Он пытается услышать брата, требует, умоляет послать ему хоть слово, как он делал это ещё пару часов назад, но мысли молчат. В своё время Бонт сказал достаточно. Только никто к нему не прислушивался, не было людям дела до его вечной боли, со стороны всё всегда смотрелось идеально. Он был счастливым человеком с интересной работой и прекрасной семьёй. Или, вернее сказать, он мог бы стать таким человеком. До того как Вики с Мальбонте переломали ему жизнь. Он знал. Знал, знал, знал. Знал, что брат выбрал бы не его, а Вики. Что она металась между двумя, что так и не смогла сделать окончательный выбор. Что после разрыва она ушла бы к Мальбонте, а тот не прогнал бы её… Почему ты ничего не сделал? – он кричит, но никогда не докричится. Больше нет. Голос Бонта затих навсегда. – Не сказал, что знаешь? Не бросил её?! Не убил меня или нас обоих?! Это же Бонт. Ангел во плоти, а теперь, быть может, и на самом деле. Безгрешный и всепрощающий. На земле, среди лживых и жестоких людей, ему никогда не нашлось бы места… Шахматы. Всё это – шахматы… и наступил эндшпиль. Он должен её оттолкнуть. Должен. Но не может. Мальбонте чувствует ненависть, кипящую в крови, и ему это нравится. Это правильно. Он обязан испытывать к Уокер эту ненависть, чистую и горькую, это великолепно… Самообман не удаётся. Не получается ненавидеть только Уокер, забывая о себе. Её выдохи, её кожа. Кровь на нижней губе – кто кого укусил, неясно. Мальбонте с силой оттягивает её голову вниз, резко, до хруста позвонков, ему необходимо увидеть эту шею ослабленно-натянутой, необходимо как кислород. После его «поцелуев» остаются багровые следы с россыпью кровавых точек, здесь всё будет испещрено синяками, и это замечательно, лучше быть и не могло. Почему она медлит? Почему не вцепится ногтями ему в глаза, не выцарапает их, почему не может, вырываясь, сломать ему нос? Ну же, Уокер. Ударь меня, чёрт возьми. Сильнее, больнее. Ударь меня, ударь, убей, убей меня тоже… Ожога пощёчины недостаточно. Надо больше. Ещё одну, ещё две. В ушах звенит, дезориентация вьётся по каждому сосуду, Мальбонте теряет последние крупицы контроля. Он не прижимает, а почти бросает Уокер в стену, надеясь, что она закричит. Он действительно, по-настоящему счастливо улыбается, когда чувствует на ухе её сцепившиеся зубы. До крови, Уокер. Не сдерживай себя. Мы и так пролили достаточно… В первый раз ими двигала юность. Во второй – молодость. А сейчас с ними танцует смерть… Тесно, больно, хорошо. Её горло сдавлено, Уокер пытается не задохнуться, но ей некуда деться от сумасшедших поцелеув, сшивающих губы воедино. Она хрипит и стонет. Она обожает, когда всё так… обожала это раньше. Сейчас это не секс и не любовь. Ненормальность. Извращение. Всё равно что трахаться на груде костей… А крышу всё равно сносит. Как обычно. Что же ты наделала, Уокер. Что же я наделал… - Уничтожь меня. Сиплый выдох. Она обмякает в его руках. Длинная стрелка отчертила половину второго ночи. Прохладной, переполненной пыльцой и запахом бензина, необычно тихой. Вдалеке слышен визг шин. Наверное, опять стритрейсеры. Полиция Сиэтла всё никак поймать их не может… Поистине много преступников ходят непойманными… Уничтожь меня. Уничтожь меня. Уничтожь. - Я уеду, Вики. Он заставляет себя поймать её медленный, измученный взгляд. Глаза воспалены, губы распухли. - Обратно в Японию, - Мальбонте решает это в один миг. Быстрое, но, наверное, мудрое решение. Там у него оставались друзья и знакомые. Там… там он однажды начал всё заново, но сделал глупость, вернувшись. Больше такого не повторится. Вики кивает головой. Спутанные волосы скользят по спине. - Я ухожу. Непроизнесённое «навсегда» растворяется в их общей тайне. Весной рассвет приходит очень рано. Даже сейчас на востоке чуть-чуть желтеет непрозрачное синее небо. На рассвете Вики будет сломанной куклой брести по длинным перекрещениям улиц, а Мальбонте – звонить в аэропорт, чтобы спросить о ближайшем рейсе в Токио. И рассвет приходит. Но телефон нетронут, а входная дверь закрыта. Вики с Мальбонте не шелохнулись. Почему-то они продолжают молчать.