Потерян

      Могилу Сакуры укрывали розовые лепестки цветущей вишни. Ветер раздувал их вокруг места упокоения клана Учиха, слегка задевая соседние надгробные плиты. Саске устало рассматривал камень, на котором высекли имя его жены.       Сердце изнывало от грусти и тоски, от бесконечной меланхолии, поселившейся внутри него. Эти чувства ежедневно напоминали о человеке, которого не вернуть, и Саске не мог сделать ничего, кроме как привыкнуть к подобному настроению.       Прошло уже столько лет, а Учиха помнил тот день настолько чётко, как будто Сакура погибла вчера. Разум запечатлел многие детали, но мысленно Саске всегда возвращался только к бесценным и приятным воспоминаниям о жене; мгновение её гибели проскальзывало лишь в нечастых ночных кошмарах.       Сакура достойна лишь положительных воспоминаний и неувядающей любви. Она подарила ему семью, оберегала дом и воспитывала их дочь. До ухода из деревни Саске даже не представлял себе, насколько важную и незаменимую роль в построении его семьи исполняла жена. Он принимал всё как должное, поровну разделив их обязанности.       Только оставшись наедине с ответственностью обоих родителей, Учиха понял, насколько сильно заблуждался относительно своего решения быть лишь добытчиком и защитником. Он пропустил множество важных событий в жизни маленькой Сарады и потерял время, сосредоточившись на секретной миссии, а не на родных.       В итоге задание, от исполнения которого зависела судьба всего мира, разрушило семью Учихи, принесло только страдания и боль ему и Сараде. После смерти Сакуры он часто задумывался о том, что сделал неверный выбор, но было слишком поздно что-то менять. Саске пришлось заново выставлять приоритеты, и в этот раз он не задумывался.       Единственным человеком, который нуждался в его защите, внимании и заботе, стала дочь. Выдернув Сараду из привычной жизни, Саске рискнул многим, но он считал, что это путешествие помогло им сблизиться и стать настоящей семьёй, достичь того, чего не успела застать Сакура: крепких родственных уз и взаимопонимания.       Пусть Сакуры больше не было с ними, Учиха проживал каждый день так, как будто она находилась рядом. Это помогало подбирать верные слова в общении с дочерью, наслаждаться её счастливой детской улыбкой и двигаться дальше.       Время излечило изначальный шок и отрицание гибели Сакуры, помогло затянуть раны в сердце, но Саске считал, что никогда окончательно не оправится от потери близкого человека. Невидимые шрамы остались напоминанием тех злосчастных событий и вытекающих из них последствий.       Рассматривая надгробную плиту Сакуры, он пытался подобрать слова, которыми мог описать их дочь, куноичи, которой та стала в столь юном возрасте. Чувству гордости Саске не было предела, однако он мог лишь мысленно делиться радостью и волнением с женой.       Сентиментальность даже после многих лет родительских обязанностей не являлась ярко выраженной чертой характера Учихи, и он предпочитал оставаться в своём привычном коконе неразговорчивости. Сакура и так всё знала.       — Они до сих пор не заметили, что мы пробрались в деревню, — со вздохом осудила Сарада, которая сидела напротив могилы матери, перебирая пальцами лепестки вишни. — Хокаге-сама теряет бдительность.       Саске чуть опустил голову и взглянул на дочь: из неуверенного семилетнего ребёнка она выросла в очень способного подростка, что только и ждал возможности показать себя и свои навыки людям, которые, может быть, уже и позабыли о её существовании. Сарада стремилась заявить о себе, и Учиха не мог отрицать очевидную схожесть манер дочери со своим юношеским поведением и амбициями.       Именно с такой нескромной целью они вернулись в Коноху: в этом году здесь проводили экзамен на чуунина, и Сарада приняла решение участвовать. Она могла обойтись и без официальных тестирований, этих ненужных ярлыков, но, будучи дочерью своей матери, Сарада предпочитала доказывать умения и знания академическим путём.       Осознание этой параллели с Сакурой очень тешило Саске.       — Пока охрана поймёт, что к чему, мы уже будем на приёме в резиденции, — добавил Учиха, еле заметно улыбаясь. — Идём.       Сарада подчинилась. Протянув руку к холодному камню, она прикоснулась к надгробной плите кончиками пальцев, замерев на несколько секунд. Последний раз она находилась здесь перед уходом из деревни. В тот день Учиха выплакала все глаза и мало что помнила о поспешном прощании с мамой. С тех пор многое изменилось. Она изменилась.       Возвращение в Скрытый Лист казалось Сараде чем-то сюрреалистичным.       Все эти годы она вспоминала друзей и близких, когда перечитывала письма в определённой манере: для неё эти люди не менялись с течением времени. Шизуне и Чоучоу оставались такими же, как в день их прощания. Бабушка и дедушка вряд ли постарели на год, а деревня осталась неизменной — скрытой в зелёной листве.       Учиха понимала, что это крайне глупо, ведь все взрослели и старели, города расширялись, развивались, технологии не стояли на месте, но почему-то Сарада не могла себе представить людей из прошлой жизни иначе.       Сейчас же выпала возможность впервые за много лет повидаться с родными и близкими, и Сарада не знала, чего ожидать: Чоучоу могла оказаться стройной и самоуверенной, Шизуне, возможно, вышла замуж, а Хокаге поседел от проделок Боруто. Наверное, она многих даже не узнает, а они — её, но фантазия на эту тему не прекращала бушевать, и Сарада всячески пыталась расслабиться.       Прежде чем она сможет повидаться с друзьями, предстояло завершить одно очень важное дело. Учихи направились в сторону города, покинув укромное место погребения клана. Этот отдалённый и защищённый участок земли на территории Листа, где над могилами царила тишина, а в это время года цвели вишни, был для них особенным.       Отец изредка вспоминал родителей, похороненных здесь, и брата, который, увы, не был погребён вместе со всеми, а также остальных членов клана Учиха, о которых Сарада слышала много историй. Все они казались ей знакомыми и незнакомыми одновременно, ведь большинство она даже не знала, как представить внешне.       Тем не менее Учихи всегда могли вернуться на эту отдалённую и святую для них землю, где поросшие мхом и цветами могилы предков молчаливо ждали посетителей.       Сарада неспешно передвигалась вслед за отцом, подавляя странное чувство, будто за ними кто-то тайно наблюдал. Она знала, что рядом никого; возможно, на неё так действовало осознание того, что они на кладбище и что здесь обитало множество духов. Она не верила в потустороннее, в призраков и демонов, но это не значило, что воображение не подбрасывало различные идеи в таких непривычных местах.       Вскоре отец вывел их на одну из дорог, стелющихся в центр Конохи, и Сарада позабыла о глупых призраках, сосредоточившись на предстоящей встрече с Хокаге. Они вернулись с особенной целью, и беседа с руководством страны казалась самым главным рубежом, который необходимо преодолеть ради достижения желаемого.       — Очень тяжело наблюдать за ними издалека, — раздался, точно шёпот на ветру, ласковый женский голос. — Но ты сделала всё, что могла.       Сакура, не моргая, обречённо смотрела на отдаляющихся мужа и дочь. Невидимая человеческому глазу, неспособная дотронуться, поговорить или утешить любимых, она существовала отбывшим в иной мир духом. Она находилась в параллельном измерении, которое не было доступно живым шиноби, лишь открыто для тех, кто опекал смертных издалека вечной любовью.       К подобному призрачному обитанию её ничто не могло подготовить при жизни. Сакура никогда не задумывалась о том, что их ждало после гибели, пока сама не оказалась по другую сторону судьбы: шокированная последними мгновениями сражения, открывшая глаза в мире духов, она долгое время не могла поверить в случившееся.       Истратив все запасы чакры на поле битвы, отдав остатки сил ради спасения мужа, Сакура в очередной раз стала обузой и попала под ставший для неё фатальным выпад врага. Очень просто, даже банально, ведь она всю жизнь старалась избавиться от этого чёртового ярлыка слабого звена. И вот это клеймо погубило её.       Несколько мгновений назад она хватала ртом холодный воздух, погибая на руках любимого мужчины, сожалея обо всём, что сделала по глупости, и о том, что не успела сделать для своей семьи; в мгновение ока Сакура точно переместилась с поля битвы в этот укромный уголок на территории забытого квартала клана Учиха.       Отголоски боевого ранения разрывали на части её сущность, погружённый в хаос разум не воспринимал повисших над ней посторонних людей: черты их лиц, цвет глаз и даже форма носа одного мужчины казалась Сакуре знакомой, но в тот момент она не могла не то что определить, почему у неё складывалось такое странное впечатление, а даже попросту поверить в происходящее.       Сакура затруднялась осознать и принять тот факт, что умерла.       Как только её душа отделилась от тела, она переместилась в святилище рода, к которому Сакура принадлежала после замужества, — к Учихам. Она никогда не увлекалась шаманизмом и с трудом понимала всё, что ей объясняли родственники Саске, но с тех пор территория клана стала её новым домом, а люди, о которых вспоминал её муж, — друзьями.       — Знаю, — тихо ответила она, печально улыбнувшись Микото.       За их спинами на надгробных плитах сидели, воодушевлённо обсуждая Сараду, духи погибших членов клана Учиха. Все они радовались планам девочки на будущее, её рвению сдать экзамен и показать себя. Сакура разделяла их пожелания, но откровенно не могла скрыть своё материнское горе: она хотела быть где-то там, вместе с дочерью, а не наблюдать за жизнью любимых сквозь прозрачную пелену смерти.       Память о ней в сердцах Саске и Сарады не позволяла уснуть вечным сном, как это случалось с душами давно усопших, поэтому Сакура вместе с остальными членами клана Учиха проживала загробную жизнь в бесконечной тоске и ожидании. Они не могли отбыть в мир иной, потому что воспоминания о них придавали сил живым, но и не могли покинуть святилище.       Такой оказалась обязанность мёртвых душ: поддерживать смертных издалека, внушать им правильные думы, когда к могилам приходили за советом, и попросту радоваться будущим поколениям, их успехам и перспективам.       Но она не могла смотреть на своего ребёнка сквозь невидимый барьер, не в силах сообщить, что мама здесь, что слышит и желает лучшего, и сквозь слёзы да стиснутые зубы тешиться достижениям дочери. Вдобавок делать это раз в несколько лет. Такая судьба убивала Сакуру изнутри, особенно тем, что она корила себя за неправильный выбор, — она должна была остаться дома.       Когда Наруто и его советники предложили ей возможное участие в той миссии, когда имя её мужа всплыло и стал очевиден намёк на смертельную опасность для Учихи, она без задней мысли бросилась спасать Саске. Сакура осознанно оставила дочь и кинулась в болото, в котором утонула. Она не смогла одёрнуть себя и отказаться.       Поэтому объективно она не могла никого винить в сложившейся ситуации; первичный гнев Сакуры был направлен на саму себя: когда Саске забрал с собой Сараду, когда в деревне не осталось никого, кто бы навещал её могилу чаще, чем Шизуне, Сакура начала съедать себя болью и горем, тоской по утерянной жизни.       Это разрывало сердце Сакуры на части, особенно отсутствие способа видеться с дочкой, ведь её душа не могла самостоятельно покинуть пределы кладбища клана, чтобы невидимкой оберегать ребёнка. Если бы Саске не забрал Сараду с собой в путешествие, они могли бы видеться чаще и Сакура не мучилась бы так разлукой.       Она не винила мужа в принятом решении, ведь, как показали прошедшие годы, всё обернулось к лучшему. Глядя на них сегодня, Сакура поистине радовалась тому, как изменился Саске, какой красавицей и умницей выросла дочь. Все вокруг не могли налюбоваться Сарадой, хвалили её и предрекали малышке грандиозное будущее.       Фугаку громко заверял, что его внучка станет первым Хокаге из рода Учиха. Он был настолько уверен в своих предсказаниях, что даже поссорился с Якуми, добрым другом и боевым товарищем, который предположил, что Сарада станет лишь женой Хокаге. Учихи любили громко спорить и отмечать важные события. Сакура же всегда держалась в стороне, предпочитая одиночество и тишину.       Встреча с дочкой безумно потешила её, но также огорчила, словно в очередной раз разбила сердце на части, если от этого воображаемого органа ещё что-то осталось. Её любимые пробыли на кладбище недолго, и осадок от столь краткой встречи аукался в груди болезненными спазмами. Иногда Сакуре казалось, что лучше бы о ней не вспоминали родные, потому что этой любовью они лишь удерживали её душу в клетке.       Отвернувшись от родственников мужа, она неспешно направилась в сторону границы заброшенного квартала: здания и улочки поросли мхом, лианами и сорняками. Саске когда-то принял решение не реставрировать этот участок земли, чтобы навсегда сберечь память о самой ужасной трагедии клана. Вот только он даже не подозревал, что погибшие здесь предпочли бы наблюдать за бурлящей жизнью в новых домах вместо пустынного памятника резни.       Добравшись до границы квартала и тропы, которая вела в деревню, Сакура села на огромный булыжник, находящийся под старым деревом, и уставилась вдаль, слепо рассматривая очертания Монумента Хокаге. Она надеялась, что дочь ещё заглянет сюда, невзирая на большие планы и желание повидаться с друзьями в Конохе.       — Если память мне не изменяет, сегодня твой день рождения.       Микото, как всегда, единственная заметила отсутствие невестки в толпе громких духов клана Учиха и последовала за ней, чтобы составить компанию. Наверное, единственный плюс, который Сакура для себя открыла после смерти, — знакомство с родителями мужа. Жаль, что они повстречались при таких печальных обстоятельствах.       — Эта дата больше неуместна, — вздохнула Сакура, заметив, что Микото присела на соседний камень, определённо намереваясь продолжить беседу.       — Сакура, как мать я тебя понимаю даже лучше, чем ты можешь себе представить.       Видимо, горечь в голосе была очень заметна, раз Микото перешла к основной теме разговора без расспросов и диалогов для разминки. Во многом именно свекровь помогла Сакуре адаптироваться к мучительному существованию. Без её советов и поддержки последние семь лет стали бы сущим адом, а так Учихи поддерживали друг друга — и время быстро пролетало.       — Мои сыновья… — со вздохом вдумчиво продолжила Микото, когда ответа не последовало. — То, что они сотворили друг с другом, с нашим древним родом, и причины, по которым они всё это делали… Отчасти я была рада, что не видела происходящего, не видела, как Саске убивал Итачи, как они…       Грудь Сакуры сжалась очередным спазмом. Она не спорила, что участь её свекрови, когда дело касалось материнского безумия и горя, крайне трагична и несправедлива. Неведение в некотором роде помогло Микото держаться наплаву, верить в светлое будущее и ждать возвращения сыновей.       Она просто существовала каждый день, потому что чувствовала, что кто-то в мире её вспоминал и любил. Микото точно не знала, который из мальчиков испытывал эти душевные муки, но понимала, что они живы и что в конечном счёте её дети вернутся домой. Именно непоколебимая надежда помогла Микото пережить тот кошмар.       После войны, когда Саске впервые за многие годы навестил кладбище, его мать смогла услышать всё, что происходило за пределами Страны Огня все эти годы. Признание сына никак не утешило Микото, не облегчило тяжёлую ношу, и лишь его дальнейшие правильные поступки, попытки исправить репутацию семьи и восстановить клан помогли понять, что грядущее великого клана всё ещё могло стать светлым и мирным.       — В одно время я была на грани сумасшествия, искала способ освободиться от обитания в этой святыне, — тихо продолжила Микото, опустив голову. — Я хотела повидать своих мальчиков, была готова отказаться от всего ради достижения желаемого… но у нас, духов, ничего нет, — горько прошептала она. — Даже вечность невозможно обменять на исполнение мечты.       Иронично, ведь многие шиноби в истории искали способ добиться бессмертия, а им для этого всего лишь нужно умереть. Сакура считала странным то, что это качество по другую сторону существования мгновенно становилось бесполезным, что с помощью этой единственной вещи души усопших не могли даже заключать сделки.       — Бабушка Обито, — продолжила Микото, которой, казалось, уже было всё равно, слушала её Сакура или нет. — Она поделилась со мной неприятной правдой о том, как можно покинуть пределы отведённого клану святилища.       Эти слова выдернули Учиху из мысленного транса. Доселе она из солидарности только частично слушала свекровь, потому что, увы, уже не раз слышала эту историю. А вот о секрете бабушки Обито она узнаёт впервые. Сакура почти ничего не знала об этой женщине, кроме того, что та была безумно доброй и заботливой и после трагической гибели внука Обито и его подруги Рин тяжело заболела.       — И в чём же секрет? — спросила Сакура, затаив дыхание.       — Они должны забрать частичку тебя с собой, — глядя ей в глаза, ответила Микото. — Оказалось, Обито сохранил локон волос своей бабушки, и она свободно покидала пределы кладбища, чтобы находиться рядом с ним вплоть до его гибели.       Сглотнув скопившееся волнение, Сакура опустила голову: она прекрасно помнила, как скончался Обито. Возможно, в словах его бабушки и была доля правды, но это, очевидно, не помогло Микото покинуть святыню, а значит, доказательств подтверждения этой теории не было. Бабушка Обито уснула вечным сном, когда тот скончался, и даже подтвердить у первоисточника не получится.       Способ также казался странным, ведь Сарада взяла с собой некоторые личные вещи Сакуры, когда семь лет назад покидала деревню. Микото словно прочла мысли невестки, потому что ответ с уточнением последовал незамедлительно:       — Физическую часть тебя, то есть волосы, прах или любые другие части тела, которые покинут пределы кладбища. Ты сможешь отправиться туда, где перебывает частичка тебя, и, конечно же, в идеальном случае это место рядом с Саске и Сарадой.       — Тогда моя участь ничем не лучше вашей, — вздохнула Сакура. — Спасибо, что попытались подбодрить.       Микото поднялась и, замотавшись в шаль, без лишних слов оставила Сакуру наедине с бесполезной информацией. Интересная попытка поднять настроение, которая не увенчалась ничем, кроме дополнительного разочарования. Учиха сомневалась в том, что какая-нибудь часть её тела осталась за пределами кладбища.       Она старалась не мечтать и не надеяться на чудо, ведь участь мёртвых крайне монотонная и стандартная: души не должны сопротивляться естественному порядку вещей, а те, кто не мог успокоиться, превращались в злых духов и были изгнаны.       Тяжело вздохнув, Сакура уже собиралась возвращаться к остальным Учихам, как услышала громкий топот и сорванное дыхание, а затем раздались девичьи голоса, которые становились всё ближе к закрытому для посторонних кварталу. Повременив, Сакура заинтересованно дождалась незваных гостей и с удивлением увидела дочь.       Сарада мчалась безлюдной улочкой в компании своей подруги Чоучоу. Девочки выглядели крайне взволнованными, но глаза обеих сверкали радостью и подсохшими слезами. Наверное, они только недавно воссоединились.       Сакура инстинктивно последовала за ними, перейдя на бег, когда поняла, что не успевала за девочками и плохо слышала их разговор.       — Зачем мы сюда пришли? — спросила Чоучоу, хватаясь за бок. — Я уже не могу бежать, Сарада, погоди. Давай пройдёмся, я…       — Надо действовать быстро, — ответила Учиха, осматриваясь по сторонам. — Пока отец отвоёвывает моё место на экзамене, я хочу кое-что сделать.       — На кладбище? Ты что, совсем с катушек слетела?!       — Да не бойся ты, здесь никого нет. Вход запрещён всем, кроме членов клана Учиха. — Покосившись на подругу, Сарада добавила: — Ну и их гостей, разумеется.       Следуя за девочками, Сакура совершенно не понимала, что происходило. Зачем Сарада привела с собой подругу на кладбище и что они собирались здесь делать? Машинально включились материнские, и Сакура взялась мысленно перебирать причины их неожиданного визита: спонтанное приключение или спор? Чем ещё могли нынче увлекаться подростки, Учиха не знала.       Тем временем девчонки добрались до самых последних могил и замерли, рассматривая надгробный камень. Сакура последовала их примеру и также застыла, позабыв думать о причинах возвращения дочери. Они смотрели на её могилу, пока вокруг невидимые Сараде и Чоучоу души умерших сходились в толпу, точно ощущали присутствие живых людей в родовом святилище.       — Что мы здесь делаем? — прошептала Акимичи, явно желая вернуться.       — Я хочу кое-что проверить, — ответила Сарада и, упав на колени перед каменной плитой, протянула правую руку, словно пыталась обхватить нечто невидимое.       — Почему ты этого не сделала, когда была здесь с папой?       — Потому что он не знает, что я взялась за изучение одной… сложной техники.       — Скорее, запретной, — усмехнулся Фугаку, который явно не видел в намерениях внучки никаких плохих умыслов.       — Сарада?.. — ворчала Чоучоу.       — Тихо, погоди минутку, — отмахнулась та, сосредоточившись на действиях.       Чёрные глаза сменились алым Шаринганом, и вокруг раздался поощрительный гул усопших родственников, которые попросту радовались развитию единственной наследницы клана. Сакура понимала, что никого особо не волновала техника, которой хотела воспользоваться Сарада; наблюдая за ручными печатями и другими действиями, даже она не могла толком определить, что это за дзюцу и что должно случиться.       Затаив дыхание, все ждали какого-нибудь необычного действия или последствия исполненной сложной техники: в итоге Сарада молча достала из кармана небольшой медальон, который раскрывался на две части, как миниатюрная шкатулка. Она повернула его коробочкой вверх, протянув в другой руке, всё ещё удерживая правой невидимую им силу, энергию или субстанцию, — никто не понимал происходящего.       Внезапно рядом с ладонью правой руки Учихи начал формироваться тёмный порошок, который клубился, подобно дыму, стремясь к бледной коже девочки. Но Сарада перенаправляла это вещество в медальон, внутрь маленькой шкатулки. От происходящего по коже Акимичи пробежали мурашки.       — Да ты точно умом тронулась, подруга… — Ошарашенная Чоучоу с открытым ртом наблюдала за процессом. — Это ведь…       — Прах моей мамы, да, — более серьёзным тоном ответила Сарада.       Она резко прекратила исполнение сложной техники, вздохнув и опустив взгляд на захлопнутый медальон, внутри которого находился тёмно-серый прах Сакуры. Шокированные увиденным, даже призрачные родственники Сарады не знали, что сказать. Каким-то образом эта маленькая девочка смогла переместить частичку останков своей матери сквозь пространство. Саске действительно не похвалил бы её за такую идею и не допустил бы воплощения задуманного.       — Твой папа тебя убьёт, — наконец констатировала факт Акимичи.       — Он не узнает, — хмыкнула Сарада, поднявшись на ноги. — После экзамена мы покинем Коноху, и неизвестно, на сколько, а я не могу уйти без… неё. Ещё семь лет с одной только фотографией в качестве памятки я не вынесу, так что… идём. Нас ждут.       Девочки развернулись и поспешили к выходу с кладбища. Вслед за ними, словно притянутая магнитом, следовала Сакура, слабо веря в происходящее и в правдивость теории бабушки Обито. Она настроилась на разочарование, потому что так будет легче восстанавливаться после очередной потери любимого мужа и ребёнка.       На задворках сознания Сакура понимала, что души членов клана Учиха следовали за ней из интереса, словно это научный эксперимент и все ждали либо успеха, либо провала. Она сама не ждала чуда. Сакура вспоминала ощущения того, как невидимый барьер святилища ударял её, преграждал путь, и мысленно представляла, как Сарада отдалялась от неё на очередные мучительные годы ожидания. С этим настроем добравшись до условной границы между кварталом и деревней, Учиха остановилась.       Девочки без задней мысли поспешили по своим делам, скрывшись за поворотом.       — Я думаю, ты можешь хотя бы попробовать, — промолвила Микото.       — Если не получится…       — Хотя бы будешь знать, что надежды нет.       Собравшись с силами, Сакура подошла к месту, где всегда находилась невидимая стена, защищающая души усопших предков клана Учиха от злых духов, демонов и прочей нечисти. Здесь она в безопасности, а там… там её ждала не только опасность, но и семья. Неужели Сакура хоть раз опасалась за своё благополучие, когда дело касалось её дочери и мужа? Не было такого.       Сжав руку в кулак, она уверенно подошла и прошла сквозь барьер, не ощутив никакого сопротивления. За спиной раздались лишь удивлённые вздохи и несколько радостных криков родственников Саске. Перед глазами на несколько секунд побелело, а затем Сакура испытала волну радости и воодушевления: она свободна, она могла покинуть эту клетку и отправиться вслед за родными хоть к чёрту на кулички.       Ступив шаг, а за ним ещё один, Сакура сорвалась на бег, не оглядываясь на оставшихся в святилище духов клана Учиха. Сарада, сама того не подозревая, сделала матери самый лучший подарок на день рождения: теперь Учихи смогут путешествовать вместе, пусть не физически, но духовно, и Сакура сможет оберегать своих родных, помогать им, любить и утешать — она столько лет так мечтала об этом. Учиха Сакура наконец обрела свободу.       Впервые за многие годы она улыбнулась: в этот раз Сакура сделала правильный выбор, и ей ничто не помешает остаться рядом с Саске и Сарадой.       Отдалившись от заброшенного квартала клана Учиха, невидимая, призрачная, но освобождённая и счастливая, она отправилась искать своих близких.