Сереже бывает больно

      Сереже часто бывает больно.       Несколько таких случаев он помнит особенно хорошо.       Он помнит, как болит все тело, от разбитой губы до подвернутой при падении щиколотки, когда его оставляют лежать на полу в туалете приюта. Бешено колотящееся сердце неприятно бьется о ребра, по которым несколько минут назад с тупым наслаждением проходились ногами другие воспитанники детдома. Сережа делает попытку встать, но тут же со сдавленным вздохом опускается обратно на холодную плитку. Без движения тело болит гораздо меньше. Он лежит так около получаса, слушая, как в сломанном унитазе в крайней кабинке шумно течет вода, и думает о том, что ему делать дальше. Приют мало кого щадит, а к нему, упрямому поборнику справедливости, он особенно жесток. Сережа не знает, откуда в нем это безумное стремление к правде, но поделать с этим ничего не может. Его буквально ломает изнутри, когда он сталкивается с человеческой несправедливостью, когда сильный обижает слабого, когда невиновный ребенок из детдома отдувается за гогочущую толпу малолетних преступников, когда воспитатели закрывают глаза на происходящее. Он всегда идет наперекор, спорит, раскрывает все карты, пытается драться – и каждый раз это заканчивается аналогичным образом. Куда ему, рыжему нелюдимому мальчику со слабыми руками до коренастых и громких «парней с улицы».       На его плечо ложится рука, и Сережа дергается в попытке уйти от новой боли. Он ожидает, что его мучители вернулись. Но удара нет. Вместо этого раздается тихий голос:       – Попробуй встать. Давай, осторожно, я помогу тебе.       Сережа медленно поворачивается и смотрит на говорящего. Щуплый парень с черными волосами и карими глазами не выглядит опасным, поэтому он опирается на протянутую руку и медленно, стараясь дышать как можно более поверхностно, поднимается на ноги.       – Ты как? – спрашивает парень, поддерживая Сережу за плечи. – Я Олег.       – Сережа, - представляется он. – Разумовский.       С тех пор и начинается их странная дружба. Олег всегда тенью стоит за спиной Сережи, оберегая от всех возможных опасностей. Его больше не трогают: любая попытка вызвать Разумовского «на разговор» неизменно заканчивается появлением Волкова, который мрачной фигурой материализуется то в проеме полузаброшенного туалета, куда пытаются после уроков затащить Сережу, то у лестницы в подвал. Олега опасаются. Сережа сомневается, что один Волков сможет спасти его от пятерых агрессивно настроенных ребят, однако каким-то чудесным образом у него это получается. Всегда одетый в черное, Олег производит впечатление.       В том числе и на самого Разумовского. С каждым годом Сережа все больше и больше погружается в мир программирования и информационных технологий, чувствуя за спиной постоянную поддержку.       Сережа хочет менять мир, нести людям добро и справедливость. Олег не хочет, чтобы Разумовского, как многих других «молодых и талантливых» перемололо в труху прелестями российских реалий.       Сережа считает Волкова своим ангелом-хранителем.       Вот только Олег ни черта не святой.       Когда им исполняется по шестнадцать, Олег начинает иногда покидать приют в поисках развлечений в злачных местах Петербурга. Разумовский знать об этом не хочет, а Волков, приходя домой с запахом алкоголя и чужих духов, не рассказывает.       Вот только однажды Олег перебирает. Он заходит в его комнату, и Разумовский, вставший навстречу, застывает на середине помещения. В глазах Олега что-то непонятное, страшное, дикое. Олег подходит к нему, и, не говоря ни слова, толкает к стене.       – Олег, – шепчет Сережа, чувствуя чужое дыхание на своей щеке, – Олег, перестань, мне больно.       – Попробуй хоть раз подумать не только о себе, – отвечает Волков, и Разумовскому обидно, потому что он, кажется, только и думает о других. Но сейчас, правда, не до этого, потому что руки Волкова забираются под рубашку. Сережа не знает, что ему делать. Сереже страшно. Но Сереже не мерзко.       А потом Олег целует его. Резко, напористо, не давая возможности оттолкнуть. Разумовский теряется, чувствуя на языке горький вкус алкоголя, и отвечает. Потому что отказать Олегу он не может.       Волков, правда, не сильно заботится о его ощущениях. Он выцеловывает его шею так, что Сережа уверен, что наутро там синевой расплывутся уродливые доказательства-синяки, цепляет кожу пальцами, вжимая в стену. Олег не хочет признаваться себе, что по уши влюблен в этого хрупкого мальчика, который смешно дрожит и покрывается мурашками от прикосновений. Разумовский в своей любви уверен.       Сережа разрешает Волкову покрывать его тело отметинами, будто бы кричащими «мое», а Олег дает Разумовскому по-кошачьи тереться о щетинистую щеку и засыпать на его плече. Грубый секс, который предпочитает Волков, так странно сочетается с Сережиной искренней нежностью, что от этого штормит обоих. Но от этого они становятся только ближе.       Впрочем, боль в жизни Сережи от этого не заканчивается. Через год он поступает в университет, и все сначала идет хорошо, а потом он звонит Олегу посреди ночи, захлебываясь рыданиями, и что-то спутанно рассказывает.       Олег, недавно вернувшийся из армии, приезжает через десять минут, наплевав на каждый светофор в городе и редких ночных пешеходов. Сережа сидит посреди своей комнаты, прижав ноги к груди, и медленно раскачивается из стороны в сторону. На руках, на волосах, на полу темными пятнами растекается кровь. Олег облегченно выдыхает, когда понимает, что кровь не Сережина.       Разумовский толком объяснить ничего не может, задыхаясь в собственной истерике, и Волкову приходится искать самому. Проблема в виде окровавленного трупа обнаруживается в ванной. Олег вопросов не задает, просто делает несколько звонков и смоченной теплой водой тряпкой аккуратно вытирает руки и лицо Разумовского от чужой крови. Тот ничего не говорит, лишь смотрит перед собой невидящими глазами.       Когда труп увозят, Олег кладет Сережу в постель, а потом терпеливо моет квартиру. Всю ночь он гладит Разумовского по длинным волосам и слушает, слушает, слушает.       Сережа рассказывает ему все. Об огне, который постоянно тлеет под кожей и иногда разгорается пожаром. О том, кто приходит вместе с этим огнем и занимает голову. О том, на что он способен. Рассказывает о сожженных детях. Рассказывает о профессоре, который позволял себе слишком много и пытался самоутвердиться за счет Разумовского.       Олегу страшно. Не за себя, а за этого мальчика, который мучает себя и в конечном счете в собственном огне и сгорит.       Конечно, Сереже он этого не говорит.       Волков обещает, что не даст Разумовскому больше становиться не-собой. Сережа очень хочет ему верить, и поэтому жмется, как слепой котенок, к единственному человеку, который может его защитить. С Разумовским сложно, но Олег не представляет своей жизни без него.       Сережа так и засыпает, убаюканный тихим шепотом и теплой рукой на своих волосах.       В тот раз ему все сходит с рук. Волков из кожи вон лезет, улаживая этот вопрос, и в конечном счете профессор просто остается пропавшим без вести.       У Разумовского дела идут в гору. Собственная фирма. Популярная соцсеть. Статус самого молодого миллиардера. Сливки общества, от которых Сережу в душе воротит, приторно улыбаются ему и зовут на шикарные приемы. И Разумовский терпит, пока рядом – самый любимый и надежный человек, как и в детстве стоящий за его спиной.       Однажды утром Олег говорит, что ему придется уехать. Он и раньше мог сорваться на пару недель, улаживая их общие дела, но на этот раз Волков уезжает надолго.       Разумовский просит его остаться, он требует, умоляет, кричит, но все без толку. Олег просто подходит к нему, берет за плечи, и говорит:       – Мне нужно уехать. Но я вернусь к тебе очень скоро. Ты справишься, обязательно справишься сам. У тебя скоро презентация обновления, это точно будет прорыв. И потом он уезжает.       Жизнь для Сережи теряет половину цветового спектра. Работа – работа – работа. Дежурные улыбки, встречи, мероприятия. Да, кажется, он справляется, правда делает это будто бы на автопилоте.       Пока однажды утром не звонит телефон.       – Сергей Разумовский? – произносит в трубке чей-то тошнотворно спокойный голос. – У меня информация касательно Олега Волкова. Он сказал в крайнем случае звонить вам.       «В крайнем случае». Воздух выходит из легких.       – Я вас слушаю, – говорит Разумовский, стараясь, чтобы голос не дрожал слишком уж явно.       – Сожалею, но Олег Волков погиб вчера при выполнении спецоперации. Мои соболезнования.       Дорогой смартфон выскальзывает из руки, падает на пол, разлетается на множество мелких блестящих осколков. Все.       Мир не разделился на до и после. Мира просто не стало.       Сережа опускается на пол, упирается лбом в ледяную плитку и кричит. Даже не кричит, а воет, потому что боль настолько удушающая, что удержать ее внутри не получается. Плакать не получается тоже.       Получается только выть и скрести гладкий пол ногтями. Он кричит, пока силы не оставляют его и из груди не вырывается лишь сдавленный хрип.       Тогда Сережа еле встает и на негнущихся ногах идет к шкафу, достает оттуда первую попавшуюся рубашку Олега и вдыхает такой любимый, такой родной запах.       – Нет, нет, нет, – шепчет он, непроизвольно комкая в руках мягкую ткань. Олег не мог умереть. Не мог умереть, как обычный человек. Олег всегда казался неуязвимым, непоколебимым, вечным.       Сережа до боли впивается ногтями в собственную кожу. Если бы не чертовы бронированные стекла в окнах… Он понимает, что без Олега не сможет. Впервые в жизни Разумовский хочет умереть настолько сильно. Хочется просто исчезнуть, затухнуть, как догоревшая свеча, не оставляя после себя даже изувеченного трупа.       Рубашка пахнет им, пахнет мятным гелем для душа и одеколоном от «Tom Ford». Сережа скулит, не в силах выдержать этой кровоточащей дыры в своем теле. Больно, больно, больно.       Ближе к утру, когда за окном занимается тусклый петербургский рассвет, Сережа засыпает. Ему снится Олег, который теплыми пальцами гладит его по щеке, и кажется, что все снова хорошо. Пробуждение же дарит новую боль.       На второй день Сережа отменяет встречи и выпивает все, что находит в офисе. Он никогда не задавался вопросом, сколько ебаного «Кристала» нужно, чтобы убить одного миллиардера, но сейчас он вполне близок к решению этой задачи. Он включает фотографии Олега на большом экране и пьет. Он знает, что это его убивает.       На третий день Разумовский с сожалением обнаруживает, что не умер. Он долго стоит у окна и смотрит на Петербург, который продолжает жить своей прогнившей жизнью мегаполиса.       А потом в голове возникает, будто бы нашептанная кем-то, мысль.       Олег не просто умер. Олега у него отняли. Олега убили.       Внутри что-то загорается. Отняли, отняли, отняли. Олега больше нет, потому что кто-то посмел убить его. Посмел тронуть человека, который был для Разумовского как воздух.       Птица внутри расправляет крылья, чувствуя добычу.       Разумовский видит в нечетком отражении свои глаза. Они горят желтым пламенем.