***
Бабушка с отцом смотрят новогоднюю муть по телевизору, Санька с мамой на кухне хлопочут, я закинулся кеторолом и молча страдаю. Реально – обидно до слёз! От того, что праздничные планы накрылись медным тазом, от того, что Макс молчит. Он даже сообщение не прочитал ещё. Чем он так занят? Я накинул пуховик и вышел на крыльцо. Уже темно. Фонарь во дворе высвечивает белый круг на снегу и половину ёлки. Той самой, что Санька хотела украсить гирляндой, но отец не позволил почему-то. Одинокая ёлочка, стоящая среди кустов вишни, рядом с липой, такая же голубая, как и я. Ёлка, мы с тобой одинаково одиноки и одинаково не такие, как все вокруг. Вон они какие, упрямо торчат голыми ветками, а ты – пушистая. Даже не помню, когда я стал таким. Мне всегда нравились парни, красивые мужчины. Разные. Нет определённого типажа, который я бы предпочитал больше других. В любом я нахожу особую привлекательную черту, изюминку. В школе мне долго нравился наш физрук. Юморной, хоть и грубоватый, у него было отличное спортивное тело. Я на волейбол из-за него ходил. Водитель, который привозил школьников из деревни, в которой школу закрыли. Я тайком любовался его красивыми длинными пальцами, которыми он держал сигарету, куря у автобуса. «До омерзения вежливый» (как говорила Санька) продавец в Магните. Высокий и стройный, он обращался одинаково учтиво к каждому: будь то алкаш, пришедший с утра за шкаликом, бабуся, долго считающая копейки у кассы, наш местный поп или стайка девчонок. «Не желаете акционные товары?» любезно спрашивал он и провожал любого покупателя словами: «Приходите к нам ещё». А ещё до жути нравился одноклассник Пашка Смирнов. Он привлекал меня своим азартным хулиганством, дерзостью. Ну и красивый он был, чёртяка. Несмотря на то, что ко мне он относился презрительно (впрочем, как и ко всем остальным), я таскался за ним по пятам. Не обращал внимания на подколы, а иногда и довольно мерзкие пранки (это сейчас осознаю, что это было подло, а тогда…) Мне даже классуха наша как-то сказала: «Ринат, не нужно тебе со Смирновым водиться. Он не тот человек, с которым стоит дружить». Я огрызнулся: «Плохому меня научит?» Она воскликнула: «Неужели у тебя совсем гордости нет? Он же унижает тебя! Все эти ваши шутки и игры – ненормально это!» Я тогда воспринял её слова с пацанским нигилизмом. До тех пор, пока шутки не превратились в настоящую травлю. Ну и что, что родители ходили разговаривать с классухой, жаловаться директору и разбираться с родителями Смирнова. Издевательства стали только более изощрёнными и перестали ограничиваться стенами школы. Наконец родители отправили меня учиться и жить в другой город и стало спокойно. Это было самое большое разочарование в любви! До сих пор грызут меня депрессивные мысли: как мне следовало себя вести, чтобы этого не произошло? Но что было, то прошло… Санька позвала к столу, и я пошёл праздновать Новый год с семьёй. В печальном отчаянии я ковырялся в оливьешке, жевал кусочек жареного гуся, а шампанское красиво шумело в голове. Наконец-то пришло сообщение от Макса. Он очень сожалел, желал скорейшего выздоровления, высказал мнение, что наоборот хорошо, что я сейчас с семьёй, обещал устроить мне «Дубль Новый год» чуть позже. Мне показалось это несколько отчуждённым. Скорее всего это из-за моего настроения грустного. Да рука ещё болит.***
Весь январь нам никак не удавалось встретиться. То Макс куда-то уезжал, то жутко занят… Я сначала грустил страшно, а потом перестал особо париться по этому поводу. Мы переписывались, разговаривали по телефону, общались всё равно. Но все же иногда накатывали грустные моменты. О чем я ему сообщал. Так и писал: «Соскучился. Хочу встретиться». Но Макс отмалчивался на этот мой «скулёж», и я думал, что он смущён и просто не знает, что ответить. Великодушно прощал ему эту слабость. Неожиданно моё терпение было вознаграждено! Это случилось 14 февраля. Как символично! Я шёл в гардероб, когда случайно заметил высокую фигуру, маячившую у входа. Я бы так и прошёл мимо, но он снял шапку и озарил фойе солнечным светом. Макс?! Я подскочил тут же к нему. «Привет!» - сказал я довольно спокойно, хотя готов был прыгать от счастья. - Я с извинениями. – сказал Макс и взглядом указал на пакет в руках. Он притащил мне гору шоколада! Я тут же раздербанил упаковку и вытащил кусочек. Вкусно! Это от радости, наверно. Так-то я к шоколаду не пристрастен. - Я на пять минут буквально заскочил. Прости, но надо бежать. Правда, я так занят. Вот выкроил минутку, чтобы повидаться. – Макс виновато отводит глаза, а потом вдруг предложил: – Знаешь что, давай сфотографируемся вместе? Я потащил его за рукав к тому месту у гардероба, где все знали, что есть слепая зона – в камеры видеонаблюдения не попадает, и от любопытных глаз тоже скрыто. Усадил его на кушетку за кофейным аппаратом и плюхнулся вплотную к нему. Потому что хотелось быть ближе, чувствовать его тепло. Пусть даже через куртку. Макс достал телефон и нащёлкал несколько наших совместных селфи. Тогда я повернулся к нему и поцеловал. Неловко и первое что подвернулось под мои губы – край челюсти, возле уха. Макс удивился, он бросил быстрый, опасливый взгляд в сторону фойе и улыбнулся, повернувшись ко мне. - Ты чего творишь? - Сфотай наш поцелуй. – и я легонько коснулся его губ. - Ок. – согласился Макс. И пусть в этот момент он косился на камеру и по сторонам, и вообще был сильно скован, этот поцелуй мне показался слаще шоколада.