***
На пары Антон все-таки не опаздывает — зато из-за своих грязных по колено джинс ловит презрительный взгляд какой-то бабки в метро. Первые несколько пар проходят легко, и он, кажется, даже забывает о произошедшем, как и о том, что выглядит он, мягко говоря, не очень из-за утренней спешки. В аудитории, где будет проходить следующее занятие, Антон сидит уже несколько минут, крутит карандаш в руке, что-то чиркает в своей тетрадке, когда в помещение входит преподаватель истории. Антон не собирается обращать внимание на препода, пока не слышит знакомый голос, который хватает за шкирку и окунает в воспоминания сегодняшнего утра. Он поднимает глаза и не может поверить. «Твою мать, это же мой сосед!» — тихо шипит Антон себе под нос, чувствуя, как сгорает от стыда. Армянин, сидящий спереди, непонятливо косится на юношу за ним. — Здравствуйте, уважаемые второкурсники, — начинает мужчина, — представлюсь для новеньких и для тех, кто успел забыть: меня зовут Арсений Сергеевич. Я ваш преподаватель по истории, — Арсений кидает на свой стол папку и присаживается за него же. — Проведем перекличку? — предлагает историк и, не дожидаясь ответа, открывает журнал. Антон находится в прострации и ничего не слышит до тех пор, пока не называют его имя. — Шастун Антон, — произносит Арсений, и юношу пробивает ток. — Я здесь, — робко поднимает он руку с третьей парты. Арсений замирает, как только видит соседа, с которым он, блять, сегодня проснулся. Он радуется тому, что пришел только к третьей паре, потому что иначе он сгорел бы от стыда, только завидев в толпе второкурсников русую макушку. Арсений погружается в собственные мысли, пока губы сами смыкаются и размыкаются, произнося имя последнего по списку ученика. Сука-судьба подстроила все так, что милашка-сосед оказался его студентом. Он вздрагивает, когда звучит трель звонка, — начало пары. Мужчина дает студентам задания, а сам отходит в учительскую, не запариваясь о галдеже за неплотно прикрытой дверью. — О, Арс, — возглашает преподаватель информатики Павел Добровольский, завидев своего коллегу. Арсений молчит. Ему нечего сказать. Стыдно. Очень стыдно за свои утренние мысли о юноше. Память подкидывает растрепанные ото сна волосы, сопение около уха, теплое дыхание в шею и устремленный в никуда взгляд, вырисовывает по кусочкам образ соседа. От этого в горле завязывается неприятный липкий ком. — Арс, ты чего?.. — Воля хлопает друга по плечу, заглядывает в стеклянные глаза и, наконец не выдержав, щелкает пару раз перед лицом Попова. — А? Все в порядке, — Арсений с библейской скоростью наливает себе воды и начинает понемногу пить из стакана, смакуя, как дорогое вино, попутно беседует с Добровольским, не обращая внимания на его косые взгляды в сторону полупустого стакана. — Сказать ничего не хочешь? — спрашивает коллега, слегка сощурив глаза, как будто пытается разглядеть Арса насквозь. — Нет, — максимально непринужденно отвечает Попов, хотя чувствует, как кончики пальцев покалывает, а в груди опять неприятно ухает сердце. Когда вода заканчивается и горло снова начинает пересыхать, Арс выжидает и, немного помявшись, выходит в коридор, направляясь прямо к своей аудитории. С каких пор его волнует, что этот красивый студент — его сосед? По балкону, по этажу, по кровати — ничего страшного. Субординация расставит все на свои места. Арс на это надеется. Антон, честно говоря, замечает, что Арсений Сергеевич дал задания и слинял в учительскую, пряча глаза и опустив плечи, как школьница. Он опять летает в своих мыслях, когда чувствует, как его тычет в бок девушка наманикюренным ногтем. Он наконец обращает внимание на соседку, которая, видимо, опоздала и теперь укладывала слегка растрепанные, от природы черные и со светлыми концами волосы. — Меня Ира зовут, — она протягивает нежную и хрупкую руку, хищно улыбается и смотрит Антону в глаза настолько неизвестным ранее парню взглядом, что аж мурашки пробегают… а, нет, это просто она «случайно» задела другой рукой ногу Шастуна. Антон протягивает свою ладонь и старается отвернуться от цепкого взгляда. Его скулы покрываются легким румянцем из-за красоты девушки напротив. Признаться, он выглядит немного нелепо в своем большом худи на фоне Иры в достаточно красивой блузке небесно-голубого оттенка с глубоким вырезом, воздушными рукавами и в обтягивающих, не скрывающих достоинств, темно-синих джинсах. Шастун тихо отвечает ей что-то в духе «Антон, рад знакомству», при этом волнение его настигает куда быстрее, чем ожидалось. В аудитории раздается хлопок двери, и юноша, все еще держа руку своей новой знакомой, поворачивается в сторону, откуда раздался звук, замечая преподавателя. Арсений Сергеевич тяжелым взглядом окидывает Иру, отмечает ее елейное выражение лица, слегка морщится, следом замечает их рукопожатие, а уже после смотрит на самого парня. Попов проходит к доске и выводит витиеватым почерком «Великобритания XIX века», стараясь сдерживать себя, чтобы больше не повернуться в сторону Кузнецовой и Шастуна. Не получается. — Я попрошу вас всех сдать свои работы и записать тему, — говорит он всей группе, но взгляд прикован только к третьей парте, за которой сидят Антон с Ирой. С недовольным гулом студенты по очереди подходят к преподавательскому столу, и вскоре на нем появляется неровная кипа из бумаг. Последним подходит Антон. Он кладет пустой лист на вершину стопки и почти каждой клеточкой тела чувствует усмешку преподавателя. Арсений долго смотрит в спину Шастуну, прежде чем опомниться и начать, наконец, лекцию. Когда до конца пары остается всего каких-то пятнадцать минут, каждый начинает мечтать услышать спасительную трель. Все равно только этой парочке, что сидит за ненавистной Арсению Сергеевичу третьей партой. — Кузнецова, Шастун! — делает замечание преподаватель, и Антон только тогда обращает внимание на чужой взор, который прошибает насквозь. Что в этом взгляде голубых глаз? Ревность? Злость? Или это такое небезразличное безразличие? — Я думаю, вам будет интересно послушать об Оскаре Уайльде настолько же, насколько вам интересно общаться друг с другом, — довольно холодно продолжает учитель. — Извините, Арсений Сергеевич, — с наигранной улыбкой отвечает девушка и обращает свой взгляд на доску, не желая больше иметь зрительного контакта с преподавателем. — Надеюсь на вашу благосклонность, Кузнецова. Шастун, вас это тоже касается, — Антон просто хочет провалиться сквозь землю и больше никогда не появляться на глазах Арсения. Уж слишком давит он на юношу. — На чем мы остановились? Ах да, Оскар Уайльд был освобожден после своего тюремного заключения в мае 1887 года… — повторяет Арсений Сергеевич, чтобы зацепиться за свою мысль. — А известно, за что он был осужден? — доносится вопрос с первой парты. Антон со своего места видит только аккуратно уложенные пряди темных волос и слышит приятный тихий голос. Арсений на секунду замолкает, вероятно, обдумывая ответ. Потом кивает, скорее самому себе, и начинает рассказ, не обращая внимания на Антона, который успел загуглить вопрос и теперь с нетерпением ждет, что же скажет преподаватель. — Дело в том, что у Оскара Уайльда был друг… — немного напряженно начинает Арсений Сергеевич, слегка наклоняясь вперед, словно старается сказать так, чтобы услышала только девушка с первой парты. Но чуткий слух Антона все равно улавливает несостыковку в начатом рассказе, и парень, поддавшись импульсу, выпаливает: — С которым он делил постель? На Антона оборачиваются все в аудитории, даже Ира, с легким удивлением на лице. Шастун довольно быстро тушуется под взглядами пятнадцати пар глаз, сутулится, но смотреть на Арсения не прекращает. Арсений Сергеевич выглядит так спокойно, будто Антон его и вовсе не перебивал. — Друзья, с которыми делят постель, называются любовниками, Шастун, — поучительным тоном поправляет он. — Так вот. Друг и любовник, — выделив последнее слово интонацией, Арсений слегка склоняет голову и смотрит Антону прямо в глаза, — Оскар Уайльд не раз становился жертвой шантажа… — продолжает учитель, явно увлеченный своим рассказом. — Антон, не спорь, — шепчет Ира в ухо парню, — Арсений Сергеевич больше тебя знает про друзей, с которыми делят постель.***
Пара кончается, и, к счастью для Антона, она последняя. Он обменивается с Ириной контактами и спешит домой. Долгий путь на метро. Юношу радует только то, что у Арсения Сергеевича наверняка есть еще пары и он может спокойно покурить на балконе. Через полчаса, стоя на этом самом балконе и приступая уже ко второй сигарете, Антон замечает, что пачка с ними стремительно худеет. «Может, стоит устроиться на работу? Уже и на сигареты не хватает», — думает он, смахивая пепел. Хотя родительских денег на карте вдоволь, лишний раз просить у них что-то — немного стыдно. Антону Арсений казался довольно симпатичным до тех пор, пока они не встретились в аудитории колледжа. Ну не будет же он теперь относиться к нему в первую очередь как к своему ученику? Фу, это даже звучит ужасно. Куришь себе такой, стоя рядом с соседом по квартире. Вот как это будет выглядеть? «Арсений Сергеевич, стрельните сигаретку, я вам завтра отдам». Или «Тош, ты сделал курсовую по истории? А, не найдется соли?» Кстати о соли. По-хорошему, надо что-то приготовить поесть, а то в холодильнике мышь повесилась. И Антон почти готов повторить судьбу этой мыши, когда вскоре, выйдя из подъезда в капюшоне, замечает, как подъехавшую машину покидает Арсений Сергеевич. Шастун делает вид, что никого не видит, уверенно шагая в сторону магазина. Его верными друзьями во время любой пешей прогулки были сигареты и наушники, только с первым придется повременить из-за малого бюджета. «Мне точно нужна работа», — в который раз за день думает Антон, продолжая свой путь к «Продуктам 24». Они находятся совсем недалеко от дома, но с парнем может произойти все что угодно буквально за пару минут. В наушниках играет русская антиутопия, когда Антон неторопливо подходит к пешеходному переходу, смотря только себе под ноги. Из размышлений его вытягивает писклявый собачий лай и громкий сигнал автомобиля. Шастун кидается вперед, забирая сиротливо сидящего на дороге щенка себе под куртку. Грязный, мокрый, трясется, как парень думает, от страха и холода, ведь именно сегодня сентябрь решил показать весь свой колкий характер. Если утром солнце светило так, словно на дворе еще был август, то теперь из дома без зонтика лучше не выходить: слишком силен дождь, который то начинается, то заканчивается. Он шел совсем недавно, благо Антон был в здании в это время, в отличие от маленького мокрого комочка шерсти в его руках. Шастун быстро преодолевает оставшееся расстояние до магазина, но теперь ему приходится придерживать нового друга одной рукой под курткой, пачкая свою, благо, темную толстовку. Он залетает в магазин, и в корзинке мигом оказываются собачий корм в пакетиках, питьевой йогурт и доширак, поскольку у юноши аллергия почти на все виды круп. Еще в корзинку летит заварной черный чай в пакетиках, который он любил пить вечерами, сидя на подоконнике в своей комнате еще в Воронеже. Не то чтобы это традиция, просто юноша таким образом чувствовал больший уют в своей маленькой квартире. Подоконник был его спасительным уголком в одинокой панельке. Подходя к кассе, он кое-как уговаривает себя не брать сигареты, потому что денег нет. Антон все так же продолжает скрывать собаку под курткой, только маленький черный носик высовывается наружу. Оплатив быстренько все покупки, Шастун возвращается домой, но на этот раз без происшествий. Уже дома Антон отмывает щенка, но еще по дороге он забивает историю своего поисковика запросами вроде «С какого возраста можно купать собак?», «Как понять возраст щенка примерно», «Как успокоить щенка во время истерики». И тут уже непонятно, у кого из них двоих истерика: последнее он пишет явно в панике. Когда щенок подсыхает, помимо белой шерсти юноша замечает детали его окраса, которые было невозможно увидеть под слоем грязи: три рыжих пятнышка на спине, хвостик крючком, полувисячие ушки. Глазки — отдельная тема. У, как выяснилось, девочки — гетерохромия. Один ее глаз голубой, а второй — светло-карий. «И как это чудо могло бродить одно?» — спрашивает себя Шастун, с умилением поглядывая на щенка, возившегося с простынями. Антону не нужно быть зоологом, чтобы понять, что собака вышла от скрещивания двух пород. Он сюсюкается с ней, называет ее «зайка моя», «солнышко», «красотка» и иногда с непривычки ловит приступы умиления, начиная почти поскуливать на тех же частотах, что и пушистое чудо. Шумоизоляция между квартирами здесь так себе, поэтому Арсений кривит губы, когда выслушивает поток милостей из уст Антона. Голод — вещь страшная. Не поешь сейчас — будет тошнить, а будет тошнить — не поешь вообще. Не сказать, что есть дошик на голодный желудок — хорошая идея, но все же лучше, чем ничего, поэтому уже через пару минут на всю квартиру начинает пахнуть химозными пряностями. Это бьет по обонянию Попова, оказывается, правда, Антон об этом не знает. Он быстро ест свой ужин, надеясь, что соседу не взбредет в голову припереться в чужую квартиру — будет не очень приятно, если его застукают за поеданием дешевой вонючей лапши. Антон сидит, словно хомяк, напихав еды за обе щеки, еще и просматривая что-то в смартфоне. Его внимание привлекает push-уведомление: Ирина Кузнецова хочет добавить вас в друзья Антон принимает заявку, включает музыку и только тогда откладывает телефон, чтобы помыть посуду. Начинает играть что-то настолько расслабляющее и романтическое, что, Шастуну кажется, его сейчас вывернет от такой одинокой романтики. Ирина Кузнецова Я очень хочу познакомиться с тобой поближе. Антон настороженно смотрит на сообщение. Яркий экран жутко раздражает, и он выключает телефон. Девушка ему доверия не внушает. Громкая, хоть и не сильно, умная, хоть и не шибко. В ее словах, во взглядах, в действиях — везде выражается единственное и совершенно очевидное желание, и Шастун не знает, что с этим делать. В какой-то момент мыслями он отходит от Ирины и задумывается, как назвать свою пушистую, не сильно шуструю девочку. — Белка! — восклицает Антон, говоря первое, что пришло в голову. — И где же твоя Стрелка? В космос с кем полетишь? Боже, я сам с собой разговариваю, какой идиот. Белка, не сри рядом с балконом! — тут же приходит в себя парень, когда замечает неладное. Собака, услышав хозяина, отвлекается от пакостей и с довольным видом гарцует мимо него в сторону дивана, чтобы занять собой его добрую половину. Она накормлена, помыта и высушена, выглядит так, словно прошла все СПА-процедуры, и, свернувшись калачиком на диване, спит, а Антон думает, что было бы неплохо купить ей поводок и ошейник. Оставляя Белку в квартире, он тихонько выходит на балкон, чтобы закурить сигарету. Через какое-то время рядом образовывается Арсений с айкосом в руках, в домашних серых штанах и белой футболке: он все же решился завести разговор со своим учеником-соседом даже после этого сумасшедшего дня. Антону сначала становится не по себе: на все вопросы отнекивается, на любые слова отвечает односложными ответами. Но, видимо устав трястись перед учителем, он резко достает откуда-то смелость, и вскоре из его уст вырывается: — Арсений Сергеевич, вы не хотите продолжить разговор про Оскара Уайльда? — он хитро улыбается, делает недолгую паузу между репликами. — И обсудить еще кое-что. — Не против, — Попов кладет в пепельницу скуренный стик, и юноша делает то же самое со своей истлевшей сигаретой. Они заходят в квартиру Антона. Конечно, никто не собирается обсуждать то, что Оскар был геем. У Антона есть немного другие вопросы и нет ответов на них. Как говорится, задавайте ответы, получайте вопросы. Шастун опускает чайник с водой на электронную подставку. — А это кто? — Арсений обращает внимание на животное, что тщательно трется о его ногу, пытаясь ее лизнуть. — Это моя собака, Белка. Вас только это волнует, Арсений Сергеевич? На самом деле — да, и это заметно, потому что вопрос «Где он успел достать этого щенка?» прямо-таки светится в глазах мужчины. «То есть вся любовь досталась шерстяному носку?!» — думает Антон, глядя на них. Не сказать, что юношу это как-то злит. Скорее, огорчает. Шаст наливает воды в два стакана, ставит их на стол и спешит присесть за стол, к Арсению. — Я хотел… — неловко начинает тот. — Я хотел спросить. Мне теперь обращаться к вам Арсений Сергеевич, да? Тот отпивает чай, смущенно улыбаясь юноше. — Ну ты как думаешь, м? Я же даже не знал, что ты окажешься моим студентом, так что я просто «Арс», хорошо? Тем более, у нас не такая большая разница в возрасте. Антон согласно кивает. — Тош, — Антон вздрагивает от этого обращения, — это все, что ты хотел обсудить? — Арсений сажает белый комочек себе на колени, почесывая за ушком, но его взгляд прикован к бездонным глазам Антона. Ира смотрела на него не так, она смотрела как хищник на жертву, но Арсений — нет. Его взгляд совсем другой. — На самом деле, мне неловко за сегодняшний день начиная с самого утра, — «но это было довольно неплохо — проснуться рядом с тобой», — продолжил у себя в голове юноша. — Не переживай, я сам до сих пор в шоке от произошедшего. Шастун смотрит Арсу в глаза и кивает, молчит о своем лунатизме, заглушая голос совести одной простой, но надежной, как швейцарские часы, отговоркой: «Умолчать правду — не значит солгать». Не факт, что мужчина не сочтет его чокнутым, если узнает. Они пьют чай на кухне, пока за окном понемногу темнеет. Гудит холодильник, в ногах возится Белка, босые ноги слегка морозит воздух, который тянется из-за открытой двери. И все это кажется таким домашним, уютным, все это кажется таким правильным, что Антон нарочно растягивает последние глотки чая и не замечает, как то же самое делает Арсений. Сосед совсем не спешит благодарить Антона за чай и уютные посиделки, но тянуть вечность нельзя. Так что он желает ему спокойной ночи, чешет собачку за ушком и удаляется в собственную квартиру. Антон не спеша моет посуду, проверяет, не голодна ли собака, и уходит в свою комнату, наблюдая, как щенок гордо топает лапками впереди себя. Признаться честно, эта картина заставляет его улыбаться не меньше, чем времяпрепровождение с Арсом. Шаст долго ворочается на кровати, комкая под собой постельное белье, даже считает овец, но сон так и не идет. Вот и наступила гребаная бессонница. Приятно было проснуться с привлекательным соседом, но повторять такое ему не очень хочется. Проходит еще один час мучений, часовая стрелка (не Белка) подходит к единице на циферблате. Антон томно вздыхает, смотря на спящего щенка. Она, наверное, видит уже седьмой сон. «Вдруг Арсений Сергеевич только из вежливости разрешил его здесь называть Арсом?» Антон выпутывается из плена одеяла, садится за ноутбук. Раз сон не хочет приходить, значит, пацан может повеселиться. «М-да, с каких пор веселье, в твоем понимании, — это просматривать все странички Арсения в социальных сетях?» — самому себе задает Антон вопрос, на который так и не услышит ответ.