Свадьба

Чёрный всегда знал, как правильно. И когда был Белобрысым, и когда был Спортсменом, и когда стал Черным. И после знал. Что хорошо, что плохо, как надо, как не надо. Дважды два четыре, солнце всходит на востоке, дисциплина — лучшая мотивация, бей в одну точку — будет результат, кровать по утрам надо заправлять, а стирать лучше на 40 градусах. Тем не менее, жизнь постоянно выкидывала такие коленца, что у простейшего уравнения всегда оказывалось два, а то и три варианта решения, а результаты не сходились с исходными данными. В детстве он верил в силу мышц и уверенно завоевывал ими власть и авторитет, он верил в лидерские качества, ему нравилось быть вожаком, и он был вожаком! И дважды с позором лишался своего статуса. Сначала его обошел хитрый харизматик с седой челкой, потом тщедушный полубезумный слепец, а спустя несколько лет, рыжий проныра, которого он по наивности считал своим товарищем. Каждый раз это было больно, унизительно и обидно. И приходилось начинать с нуля. С годами Черный поумнел и научился свои провалы воспринимать философски (на ошибках учатся, все, что нас не убивает, делает сильнее, и прочая, и прочая). Но тенденция никуда не делась. В этом было что-то сродни магии — то, что он старательно и яростно отрицал, обходил и ненавидел, обязательно к нему возвращалось в виде его же собственных поступков и жизненных обстоятельств. Ах, тебе не нравится? Ах, это неправильно? Тогда, дорогой Черный, придется тебе это попробовать на вкус, разжевать и запить водичкой. Наслаждайся. Кушай и не подавись. На свой страх и риск он вывез из треклятого Дома кучку перепуганных подростков, раздобыл автобус, права, придумал это поселение, несколько лет делал вид, что он сильный и стойкий, стараясь вселить уверенность в своих состайников и новых членов общины. Но сам не заметил, как его авторитет был расшатан рыжим прохвостом. Не поспоришь, тот тоже работал, как проклятый, на общее дело, но именно Рыжий постепенно начал устанавливать в общине странные порядки, от которых Черного воротило. Проще говоря, Рыжий перетащил сюда домовские обычаи — эти глупые Ночи сказок, Самые длинные зимой и разговоры со Спящими и ушедшими у костра, объясняя тем, что людей объединяет не только труд. Первыми, почуяв, чем это пахнет, сбежали Лэри со Спицей, потом стали уходить и другие. Но на их место приходили новые люди. Черный в этом бардаке не участвовал, в глубине души соглашаясь с Рыжим в том, что должно в их жизни быть еще что-то, кроме изнурительной работы. Нужны праздники. А по-другому они праздновать и радоваться не умели. И это тоже была правда. Хотя идея возрождать домовские традиции ему не нравилась, он стерпел, а вот подозрительные финансовые махинации простить не мог, потому что Рыжий рисковал самим существованием общины. Со своей прямотой и честностью Черный оказался бесполезен, как ледокол в экваториальных водах, крушить и бороздить здесь было больше нечего, его никто не слушал, и он со скандалом покинул общину. А вот жена за ним не поехала. Фактически это означало развод. И маленькая дочь осталась с ней в общине. Так Черный дважды оказался предателем и отступником, что, в свое время, не постеснялся напомнить ему Рыжий, за что и получил в конопатую морду. При людях. Прямо на выставке. Только дочь не позволяла ему все эти годы полностью забыть о прошлом, ненавистной общине, приходилось волей неволей общаться с бывшей женой, быть в курсе их дел, регулярно переводить деньги, интересоваться их жизнью. В сложившихся обстоятельствах так было правильно. А потом дочь выросла. Так бывает. Неделю назад раздался звонок: — Пап, я замуж выхожу. Да ты знаешь его. Мы к тебе заедем скоро, будем в городе по делам. Завезем приглашение. Ага? Будь на связи! Пока-пока. Черный не хотел вспоминать об общине, он терпеть не мог Рыжего, и теперь ему предстояло ехать в эту самую общину, на свадьбу дочери, выходившей замуж за сына Рыжего. Потому что там любовь и все такое, потому что он самый лучший, ты увидишь, ну, пап, правда, нужно, чтобы ты приехал, кстати, дашь денег? Приглашение, значит. За неделю до. Нормально, да? За кого они его принимают? Ё-моё. В гости они заявились почему-то втроем — дочь сопровождали оба близнеца, Макс и Рекс. Понимаешь, столько всего надо успеть, просто ужас, того-этого купить, приглашения развезти, вдвоем не справиться, хорошо, Макс помогает, он такой классный! Который из них жених, Черный сперва и не разобрал (интересно, в постель они тоже втроем лягут? — посетила его несвоевременная мысль), все трое держались с ним принужденно, собственно, как и он сам. Свой родительский долг Черный выполнял регулярными переводами денег и редкими звонками, в «деревне» не появлялся, а тут, значит, внезапно родственники. Он растерялся. Черному не нравилась вся эта затея со свадьбой, о чем он так и заявил своей бывшей жене по телефону. Мало того, что это «рыжие» (ладно, стерпит, сколько можно сопли жевать, взрослые люди), так его никто и не спросил. И потом, на что они будут жить, они еще не выучились толком, а, главное, его мнения об этом браке никто не спрашивал, просто поставили перед фактом. А где ты был все это время — прилетел резонный вопрос с другого конца провода, и ответить на него было почти нечего. Где, где. Деньги, блять, для вас зарабатывал. Хотя, что ты от них хочешь, Черный? Чтобы твоего родительского благословения спросили? Ага, как же. — Чаю? — Давай помогу, где у тебя заварка? — чтобы скрыть неловкость, дочь засуетилась вместе с ним на кухне, близнецы, полыхая рыжими макушками, топтались в дверях. — Мы тебе печеньки купили! Вкусные. — Да проходите уже, кладите свои печеньки, — занервничал он. Наплыв потенциальных родственников совсем не радовал. Печеньки, блин. Вот еще слово, которое он не выносил. Словечко его бывшей. Его начинала выводить из себя любая мелочь, хотя раздражительностью Черный не отличался. — Смотри, что мы купили, — щебетала дочь, выкладывая совершенно неинтересные ему покупки. — А вот это Рекс выбирал! Значит, Рекс. По тому, как она переглядывалась и обменивалась как бы незаметными прикосновениями с одним из близнецов, Черный, наконец, вычислил будущего зятя. Специально его представлять дочь не сочла нужным, видимо, думая, что Черный и так его помнит. Так сказать, с детства. Легко сказать, с детства. Рыжеволосых братьев он последний раз видел, когда им было, наверное, лет по десять. У Рыжего восемь детей, две пары пацанов-близнецов — старшие родились еще при Чёрном, на младших они с женой, видимо, решили остановиться и прекратили строгать детей. Рекс и Макс, первенцы, быстро повзрослевшие, как все старшие дети, с детства привыкшие присматривать за младшими и помогать родителям, долговязые, худые, конопатые, на первый взгляд, почти не отличимые друг от друга (как она их различает?). Блин, очень похожи на Рыжего. Вот только глаза им достались от матери — серые, внимательные, а не те бешеные блюдца цвета темного миндаля, которые иногда заставляли терять самообладание даже Черного. Обычные, ничего особенного. Сидят, смотрят на него в четыре глаза. Что б вас. О чем с ними говорить? Наверное, надо что-то спросить про будущее, про планы на жизнь. — Что собираетесь делать после… Где жить будете? Ответил неожиданно Рекс: — Пока с родителями, но мы хотим в город перебираться, я с заочки на очное переведусь. Может в общежитии место дадут. Я на удаленке уже работаю, прокормимся. Да и еще есть намётки с работой. Не юлил, не смущался, смотрел своими серыми глазенками спокойно и уверенно. Черный отметил, с какой гордостью дочь посмотрела на будущего мужа (о, госсподи), потом глянула на отца, мол, мой-то, а? видишь, да? Братец его в разговоре не участвовал и молча хлебал чай «с печеньками», разглядывал кухню. Сколько им лет, вдруг прикинул Черный, двадцать? двадцать один? Сопляки, в сущности. Хотя он и тот же Рыжий обзавелись семьями примерно в этом же возрасте. Подмывало спросить, сколько зарабатывает этот «её». За деньгами на свадьбу они таки приехали к нему, Черному. Но ему показалось, что лучше об этом спрашивать один на один. Да и все равно им похер на его мнение. Все давно решили без него. Обсудили какие-то детали свадьбы, дресс-код и прочие вещи, в которые Черный вникать не хотел, только понял, что это требует больших расходов — какие-то цветы и музыка (когда он женился, у его невесты даже платья приличного свадебного не было, так, что-то скроили на ходу, чуть ли не из шторы тюлевой, а эти задумали — музыку). — Да, пап, приглашения! Это тебе, а это… твоему… Эрику. А Сфинксу мы сегодня перед отъездом завезем. Мы приглашаем всех-всех! Вы же вдвоем будете, да? — уже на пороге протянула ему конверты самых нежных расцветок с виньетками и лебедями. И все трое очень внимательно, и, как показалось Черному, как-то двусмысленно посмотрели на него. — Да, папа с мамой ждут вас, — вежливо прибавил Рекс. — И вас, и Эрика. Мы сейчас всех приглашаем, надо будет разместить гостей, но места всем хватит. И вам, и вашему… другу. А вот этого говорить не следовало. Черный недобро прищурился. От любых намеков на «его Эрика» он заводился с пол-оборота. Потому что достали. И менее всего хотелось все эти двусмысленности выслушивать от дочери (интересненько, от кого она наслушалась? от матери? от Рыжего? хороший повод разобраться, кто распускает эти гнусные слухи). И тем более не хотелось слушать ее крапчатого жениха, которого за такие интонации очень хотелось приложить здесь же об стенку. Усилием воли Черный сдержался, тем более жених был не один, его братец не сводил с них глаз, да и дочери праздник портить не надо. — Спасибо. Я спрошу Курильщика. Я не знаю его планов, сможет ли он приехать. Деньги я на карточку переведу. — Вот и отлично! Ну все, пап, мы поехали. Ждем через неделю! Не забудь, пока-пока! — чмокнула в щеку и полетела через порог. Черный обменялся с близнецами прощальными рукопожатиями и захлопнул за ними дверь. Мать вашу.