Море внутри

В пластиковых иголочках серебряной мишуры огоньки новогодних гирлянд разбивались на множество разноцветных зайчиков, с точностью метронома вспыхивающих и гаснувших вокруг окошка сестринского поста. Перебранка сестёр, ворчание принтера, бесконечно выплевывающего титулы историй болезни, комплекты медицинских согласий и копии паспортов, трели телефонных звонков, грохот старых, ещё советских, каталок, - вся суета приемного отделения сочинской ГКБ слилась в единый белый шум. Есения застыла, сидя на жесткой скамейке в предбаннике приёмного. Она пустым взглядом смотрела на красные, желтые и ядовито-синие огоньки: раз – Миссисипи, красные зайчики сменились желтыми, два – Миссисипи – синими… Когда-то в школе на уроке физкультуры их научили, что одна секунда длится ровно столько, сколько ты произносишь название величайшей реки Северной Америки. Зайчики неустанно бежали друг за другом, а количество прошептанных «Миссисипи» перевалило за пару тысяч. *** Есения проснулась от того, что её ребра изнывали под тяжестью грубой руки, пролежавшей на них несколько часов. Недовольство мгновенно сменилось на мягкую карамельную радость. Они дома, ребенок благосклонно проспал всю ночь, сегодня 31 декабря, за окном пасмурно, но в их доме будет тепло. В самые дерзкие планы входило включить ненавистное, но традиционное кино, нарезать хотя бы один салат и отсчитать двенадцать ударов часов. Когда-то веселенькое, а теперь застиранное ситцевое белье, доставшееся от хозяев дачки, оставило зеркальный след на нежной коже щеки. Есения выбралась из мертвой хватки Родиона и, стараясь не шуршать в поисках тапочек, что завершилось провалом, и не разбудить Веру (к сожалению, тоже неудача), выбралась на кухню. К счастью, ничто из этого не разбудило Родиона, с вечера жаловавшегося на головную боль и долго пытавшегося уснуть. - Как насчёт чашки кофе, это твоя мама умеет готовить довольно неплохо? Вера пролепетала что-то на своем детском наречье и продолжила изучать воротник маминого халата. - Соглашусь, для тебя мы найдем альтернативу. Утро пролетело незаметно в попытках уследить за ребенком, за норовившей сбежать овсяной кашей, символической уборкой и попытках оценить масштабы предстоящих закупок. Пугливый лучик серебряного зимнего солнца лизнул пальцы Есении, когда она наконец выкроила пару минут, чтобы выпить свою законную чашку кофе, глядя в окошко на их дворик. Поломанные стебли мальвы усохли и пожелтели, но несмотря на это, глаз поражался «зелености» зимы в приморском городе. Лишь алюминиевая ванночка, полная грязной дождевой воды, тоскливо напоминала, что лето давно закончилось. Солнце ещё пару раз стеснительно выглянуло из-за нежной пелены пыльных облаков, а затем скрылось, пригласив себе на замену холодную морось. Есения осторожно заглянула в спальню, в ней по-прежнему всё было пропитано сладкой дремой. - Пусть отсыпается, - она молчаливо улыбнулась своим мыслям. Нарядив Верочку и обеспечив её самыми любимыми игрушками и, самое главное, передав соседке, для которой провести импровизированный утренник было в глубине души только в радость, Есения отправилась за минимально необходимыми ингредиентами. По крайней мере теми, что ей удалось вспомнить и найти на одной из бесконечных кулинарных страничек в интернете. Несколько часов прошли в душном хаосе предновогодней истерии. С полок разлетались банки горошка, из-под ножей угрюмых продавщиц уходили замотанные пищевой пленкой отрезы докторской. Ей удалось выхватить и себе негласных национальных символов Нового года, и даже авоську пахучих мандаринов. Дорога домой тянулась бесконечно, истрёпанные кроссовки холодным мокрым коконом вцепились в ноги, ладони, перетянутые тяжелыми ручками пакетов, ничего не чувствовали - как назло, машина отказалась заводиться ровно накануне, и пришлось добираться своим ходом, толкаться в маршрутке, дряхло перекатывающейся по разбитому асфальту. Войдя домой, Есения блаженно бросила пакеты на пол, стянула обувь и на ходу сбрасывая одежду побежала в душ. Покоцанная лейка плевалась горячей водой, зеркало над умывальником запотело, проявляя выведнную когда-то верочкиным пальчиком (конечно, с помощью мамы и даже Родиона), кривое солнышко и первые буквы. Есения, собравшись с духом, выбралась из теплой дымки, завернула отросшие волосы в полотенце и улыбнулась проступившим письменам. Было начало пятого, но дверь в спальню была так же приоткрыта, как когда она оставила её утром. «Неужели человек способен столько спать», впрочем, вопрос риторический. - Эй… - она тихонько присела на край кровати возле могучей спины, - солнце успело подняться и вновь сесть, пока ты спишь. В ответ, естественно, тишина. Неудивительно. Она перевела взгляд на стакан воды, стоявший на полу возле кровати. По краю ободка отпечаток губ. - Родион, просыпайся. Она коснулась его руки. Холодная. *** Она прекрасно знала порядок. Вызвать скорую, вызвать полицию. Руки не слушались. Мысли сменяли друг друга в бешеной гонке. Один-один-два. Один-один-два. «Для соединения с пожарной и спасательной службой нажмите один…». *** Каталку с Ним увезли в сторону одноэтажного здания с обшарпанной табличкой «патолого-анатомическое отделение». Ей не разрешили зайти внутрь. Её и не хотели везти с трупом, но она настояла, грозила удостоверениями, и они решили не бороться, вдруг и правда какая-то столичная из органов. Есения стояла возле тяжелой деревянной двери, покрытой сотней слоев масляной краски. Ветер трепал мокрые волосы, кусал щеки, по которым текли дорожки соленых слез. Слезы мгновенно иссушались на ветру, оставляя за собой жгучий след. Санитарка, низенькая старушка, выносившая пакеты мусора из отделения, посмотрела на очередную бедную родственницу. Она, поохав, поставила мешки к стене и молча взяла морщинистой рукой ледяную руку Есении. Есения не помнила ничего с момента, как тяжелая дверь глухим ударом закрылась за скрывшейся в темном коридоре каталкой. Она вновь почувствовала, что мир вокруг существует, лишь когда перед глазами стали вспыхивать по очереди огоньки – красные, желтые и ядовито-синие. «Если не можешь делать под счёт, говори про себя: раз – Миссисипи, два – Миссисипи, три – Миссисипи…». Один вдох. Один выдох. Прошло, наверное, несколько часов, ей выдали какие-то справки и заключение вскрытия, где было размашистым почерком написано много непонятных медицинских терминов, сухих фраз. Ничего из этого не было похоже на только недавно живого человека. Она попросила какого-то молодого врача объяснить ей, что это значить. Зелёный ординатор впился взглядом в текст, который явно для него имел больше смысла, чем для неё. - Ну, тут, в общем, написано, что вещество мозга в рубцовых деформациях, где-то тканей толком нет, и свежие участки некроза. Короче, очередной инсульт, который и стал причиной смерти. «Причиной смерти. Стал причиной смерти», слова бились в голове как муха о раскаленное стекло жарким летним днем. Раз – Миссисипи, два – Миссисипи… *** Пальцы тихонько скользнули по застегнутой наглухо рубашке, она вздрогнула, когда они наткнулись на спрятанный под хлопоковой тканью грубый шов на груди. Точно такой же прятался в Его темных волосах. Лицо Родиона было спокойно, на нем не было маски безумия, отпечатка жизни, полной бессонных ночей, страдания и боли. В городе на берегу моря, в теплой постели, рядом с семьей он обрел покой. Но холод и тревога карабкались по её спине, перекручивая грудную клетку и пережимая подступающие слезы. Два – Миссисипи, три – Миссисипи… Один вдох, один выдох.