Первые лучи солнца, пробившись из тумана, отражались на поверхности реки, — или озера, черт их разберёшь — освещали то одиноко стоящие деревенские домики, то высокие развесистые деревья, то и дело проникая в окна несущегося с бешеное споростью поезда, падали на всевозможные поверхности яркими полосами. Антон зажмурился на миг, но тут же снова открыл глаза, наслаждаясь видом проносящейся мимо деревеньки. Он любил поезда, звук стучащих о шпалы колёс расслаблял, а картина за окном хоть и была немного смазанной от скорости поезда, но всё же завлекала. Парень так и не смог уснуть после ночного перекура на станции, поэтому вот уже часа 2 не уставал наблюдать сменяющуюся местность за пределами поезда, отвлекаясь лишь на безмятежное лицо Арсения, который умиротворенно спал на его коленях. Шастун зарылся длинными пальцами, унизанными кольцами, в мягкие тёмные волосы и нежно массажировал кожу головы мужчины, стараясь не задеть ногтями. Он делал это скорее неосознанно — касаться Арсения стало уже своеобразным рефлексом, необходимым для беспечной жизнедеятельности в течении дня, но тем не менее вкладывал в каждое поглаживание максимум чувственности, чтобы видеть такую красивую улыбку даже во сне.
На соседней полке сидела пожилая женщина, и Антон за эти два часа неоднократно заметил её цоканье и взгляд, плещущийся презрением, граничащим чуть ли не с отвращением. Ещё несколько лет назад Шастун бы, не задумываясь, продемонстрировал ей средний палец и не сдержался бы в грубых выражениях. Но сейчас ему уже 21 год, подростковая грубость осталась где-то позади, поэтому он поднял на неё спокойный взгляд и просто пожал плечами, выражая этим жестом, что мол, «вот такие мы». Похоже женщина восприняла это, как призыв к действию, и тут же перешла в наставление.
— И как не стыдно вам!
Парень, бросив мимолетный взгляд на продолжающего видеть сны Арса, приложил палец к губам, в молчаливой просьбе призывая снизить громкость голоса.
— А что постыдного вы увидели?
— Вы ж два мужика молодых, вам бы семьи завести, а не в обнимочку сидеть! Сталина на вас нет!
— Правильно, и на вас Сталина нет. Его вообще нет.
Женщина нахмурилась, явно переваривая услышанное и раздумывая, как бы ответить. Антон, расслабленно улыбаясь, откинулся спиной на стену и с удивлением заметил, что за время бесполезного разговора, деревенская местность за окном сменилась очертаниями города. А это значило, что они совсем рядом.
— Арс, — легонько толкнул он мужчину в плечо, тут же поглаживая. — Арс, просыпайся!
— Что такое, Тош? — сощуренные и заспанные глаза тут же отметили оживлённость блондина вкупе с волнением.
— Мы подъезжаем, Арс, — с хрипотцой в голосе произнёс Шаст, переплетая пальцы их рук и сжимая чуть крепче, чем обычно.
***
Выйдя из здания вокзала, Антон первым делом закурил, вдыхая запах незнакомого города и с небольшим страхом оглядывая кучу людей и машин вокруг. Он никогда не был социофобом, но в Санкт-Петербурге население раза в 3, если не в 4 превышает количество жителей в их городе, поэтому парень, не реагируя на взоры окружающих, не отпускал руку Попова с того самого момента, как они вышли на перрон.
Сам же брюнет оглядывался вокруг и мысленно материл своего непунктуального от слова «совсем» друга. Ведь договаривались же, ведь знал прекрасно время прибытия. Но, зная Эда, было совсем неудивительно на самом-то деле.
Антон в душе не чаял, как выглядит их сопровождающий, но, словно помогая Арсению, крутил головой по сторонам, пытаясь вычислить из толпы прохожих нужного человека. И вот совсем неожиданно было — да что там, Шастун просто ахуел — увидеть, как на шею Арса прыгает какой-то весь разрисованный татуировками молодой парень, с широкой улыбкой на лице и искренней радостью в глазах.
— Ну ты и уёба! — вопил он, видимо, вместо приветствия. — Арс, сколько же, блять, я твою морду не видел!
Арсений радостно смеялся, запрокинув голову и прижимая к себе товарища, пока Антон с широко распахнутыми глазами охреневал от происходящего. Нет, он знал, что у Попова не десятки, и даже не сотни знакомых по всей стране, но думал, что они, подобая самому Арсу, серьезные солидные мужчины в костюмах, и искренне считал самым
пизданутым выбивающимся из их строя Матвиенко. Но сейчас, глядя на это сероглазое чудо с татуировками везде, куда только падал взгляд, понял, что Серёже, похоже, придётся подвинуться.
— Знакомьтесь, Тош, это Эд, мой друг и бывший однокурсник, — наконец отлепив от себя бурно радующегося товарища, брюнет вспомнил о правилах этикета.
— Эдуард Выграновский, — протянул руку тот, и Шастун мимолётом отметил на ней пару татуировок, отвечая на рукопожатие. — назовёшь хоть раз Эдиком — язык в жопу засуну, — серые глаза насмешливо блеснули, выглядывая из-под стёкол солнцезащитных очков.
— Антон.
— Просто Антон?
— Просто мой Антон, — делая ударение на втором слове, с улыбкой пояснил Арсений.
— Так вы... А... О-о-о! Ахуеть! — явно не ожидая такого поворота, Выграновский растерялся и чуть не споткнулся об собственную ногу. — И давно?
Блондин похолодел, не зная, какой реакции ждать от давнего знакомого Попова. Кто знает, может он — ярый гомофоб и сейчас устроит тут разборки по-Питерски. Арс же, на удивление, оставался спокоен как удав.
— 4 года.
— Ёбаный Господь!! — сердце Шастуна, казалось, словило микроинфаркт от этого ора. — Арс, ты...ты... Да почему, блять, я только сейчас об этом узнаю? Какого члена ты не рассказал мне раньше?
— Когда? — брюнет усмехнулся, складывая сумки в багажник чёрного джипа.
— Дай-ка подумать... 4 ебаных года назад например?! Ну ты и пиздец конечно, Арсюх! Ладно, хуй с тобой. Я хочу подружиться с твоим Антоном.
Вышеупомянутый парень в это время, мягко говоря, ахуевал от происходящего, даже не заметив, что о нем пренебрежительно говорят в третьем лице. Сейчас гораздо занимательнее было наблюдать за такими совершенно разными, будто из противоположных миров мужчинами, и гадать, как же, сука, они смогли когда-то найти общий язык в университете. Выграновский на первый взгляд был совершенно загадочной личностью, и вот хер пойми чего от него можно ждать. То, что Эд не собирается пиздиться с ними из-за ориентации — хорошо, но всё равно ни черта не понятно, кроме того, что Матвиенко с его закидонами тут и рядом не стоял.
— Не соглашайся на это, Антон, — смеясь, Арс качал головой. — Не соглашайся ни в коем случае. Я не хочу потом восстанавливать твою психику.
— Эй! — Эд, кажется, обиделся, или просто сделал вид. — Нет ничего лучше, чем тусить со мной, не каждый удостаивается такой чести! Так что в ближайшие дни устроим разъеб, готовьтесь. — Как все уже поняли, спорить с этим человеком бесполезно. — Ну и че, долго ещё будем на солнышко ебла таращить? Поехали уже.
Умостившись на кожаном сидении, Шастун отметил, что в машине стоит стойкий аромат цитруса, что вообще никак не сочеталось с натурой Выграновского (по крайней мере на первый взгляд), ему больше подошёл бы запах морозной мяты или дорогого коньяка, но никак не цитрус. В машине было прохладно, что резко контрастировало с обезумевшей погодой Санкт-Петербурга, и очень комфортно от мягких кожаных сидений, нежно-бежевый цвет которых приятно радовал глаз. Водитель почти сразу же включил русский реп на практически максимальную громкость и, покачивая головой в такт, подпевал хриплым голосом, иногда переговариваясь с Арсением о дальнейших планах на будущее. Антон в разговоре не участвовал, всё его внимание было приковано к потрясающего вида старинным зданиям, красиво сочетающимися с современными постройками. Город был наполнен эстетичностью, и Шастун едва ли не задыхался от восторга как истинный любитель красоты — вы только посмотрите на его парня — и буквально влюблялся в Питер с каждой минутой все больше. Он иногда спрашивал у Эда, что за очередное здание они проезжают, на что получал в ответ емкое «в душе не ебу», из чего можно было сделать вывод, что Выграновский не являлся ценителем архитектуры. Блондин считал, что нужно быть полным идиотом, чтобы не наслаждаться такой эстетикой, и не стеснялся это выговаривать, Эд в ответ закатывал глаза и смешно фыркал, а Арсений тихо посмеивался в углу, понимая, что эти двое ещё не скоро найдут общий язык.
Едва Выграновский припарковался, Антон вылетел из машины и завертел головой, не переставая восхищаться, Эд скалился, понимая, что парню предстоит познакомиться с пробками, вечными очередями и огромным людским наплывом. Быстро разгрузив багажник машины, парни, нагруженные сумками, поднялись на 12 этаж и остановились у одной из квартир, пока Эд искал ключи по карманам, чтобы открыть дверь.
— Охренеть! — заявил Шастун, едва зайдя на порог и осматривая помещение. — Это просто...
— Пиздец, да, — закончил довольный произведённым впечатлением товарищ.
Квартира и впрямь была шикарна. Не имея коридора, с порога сразу оказываешься в просторной гостиной, выполненной в светлых тонах, а панорамные окна, занимавшие одну часть стены, зрительно ещё больше расширяли комнату. Кухня сама по себе небольшая, отделённая от гостиной лишь барной стойкой, была выполнена в минималистическом стиле — в принципе, как и вся квартира, ничего лишнего, что мозолило бы глаза, но как не странно, чувствуется уют. Будто аура в этой небольшой квартире говорит о комфорте.
Антону нравится. Он широко улыбается, едва касаясь длинными пальцами стен и мебели, видит в голове картину, как тёплыми вечерами они с Арсом будут готовить вместе любимый глинтвейн, пока в духовке запекается мясо, распространя аппетитный запах по квартире, а затем, закутавшись в плед, смотрят обожаемого «Шерлока», постоянно отвлекаясь на поцелуи и пересмешки.
Только они вдвоём...
— Пиздато, да? — будто читает его мысли Эд, усаживая пятую точку на одном из высоких стульев. — Ремонт сделали, и вообще хата по-другому смотрится.
— Ты что ли делал? — не может сдержаться от усмешки Шастун.
— Я принимал непосредственное участие так-то! А вообще идея Ксюхи была. Или Олеськи? А может и Ленки... Хуй знает короче. Бабы вечно че-то там в башке напридумывают, а Эд — воплощай все их идеи ебучие. А как там откажешь, когда «ну Эдюша, ну миленький, ну сладенький, ну пожалуйста, хочешь отсосу тебе»
— Стоп! — Арсений, шутливо скривившись, взмахнул рукой. — Подробности не нужны. Так это твоя квартира что ли?
— Нет, блять, в чужую залез, и вместо того, чтобы спиздить что-то, дай, думаю, ремонт сделаю! Делать-то все равно нехуй! Ясен пень, моя.
— Ты решил отдать нам свою квартиру? — Шастун начал охуевать по второму кругу.
— Ну а че нет? Для Арса не жалко. Я приходить иногда буду, может, ночевать даже, а так вы тут хоть на потолке трахайтесь, никто не помешает.
Арсений даже не старался сдержать искреннюю улыбку. Выграновский был своеобразной личностью, грубый, капризный в некоторых местах, а «пошёл нахуй» вообще занимало в его лексиконе лидирующую позицию. Но единственное, что для него было и всегда будет важнее собственного «я» — это дружба. Дружбой Эд умел дорожить, как никто другой, и если уж назвал человека другом, то ради него и в огонь, и в воду, и не то, что квартиру свою отдаст — на органы себя разделает ради комфорта товарища. А Попова Эд считал именно другом, причём едва ли не самым близким, ведь именно брюнет в универе, познакомившись с грубоватым пареньком, похожим на злобного хорька, не оттолкнул его, а постарался углубить общение, сблизиться, чтобы Выграновский не чувствовал себя одиноким. И даже спустя время, заведя кучу знакомых, приятелей и друзей, Эд никогда не забывал голубоглазого парня, сияющего изнутри каким-то невиданным светом и постоянно испускающего какие-то шутки собственного сочинения, чтобы заставить хмурого соседа по парте улыбаться.
***
Эд ушёл ещё минут 40 назад, заявив о каких-то «очень, сука, срочных делах, да не бухать я, че вы приебались вообще», а Антон всё продолжал задумчиво исследовать взглядом окно, постукивая пальцами по чашке с уже давно остывшем чаем. Мысли словно птицы разлетались одна за другой, не позволяя сконцентрироваться ни на одной из них, и парень хмурился, понимая, что разум куда-то ускользает. Поэтому едва ли не вздрогнул от неожиданности, когда тёплые руки обняли поперёк груди, а чуть хрипловатый голос, опалив шею горячим дыханием, произнёс:
— Ты чего загрузился?
Шастун, мгновенно расслабившись в родных объятиях, откинулся спиной назад, облокачивая затылок на плечо брюнета и прикрыл глаза. Все тревожные мысли отступили на задний план, ведь рядом с Арсением всё остальное переставало иметь какое-либо значение.
Если честно, Антон не понимал, как он жил 17 лет без этого человека, без пронзительных глаз цвета океана, без его улыбки и тёплых объятий сильных рук, на которых заметно проступали вены. Бархатный голос и тихий смех звучали лучше любой музыки, а запах Арса, смешанный с парфюмом и кофе, казалось, сидел где-то в лёгких.
Какой была жизнь до Арсения? Серой и бесцветной.
Каким был мир без Арсения? Антон не знает, ведь этот мужчина и есть его мир.
И плевать на все, когда он рядом.
