Клочок тишины

      Говорят, для того чтобы понять, возможно ли наладить с человеком отношения, нужно сделать десять шагов навстречу. Если спустя десять шагов тебя не ждут, можно смело разворачиваться и идти обратно. Каждый шаг после — всегда лишний. Мидория, может быть, знал об этом правиле, но — намеренно ли, случайно — игнорировал. Неуверенно делал одиннадцатый, а затем вдруг набирался смелости и бросался в объятия неизвестности — прямиком к двадцатому шагу, где сталкивался нос к носу с тем, к кому изначально тянулась душа. Изуку пробивал лбом барьеры чужой замкнутости, освещал улыбкой тьму человеческой враждебности. Он понимал, что одних слов всегда недостаточно, и со временем научился обходиться без них. Люди верили. Глядя на уверенные жесты, доверяясь блеску горящих глаз. От Мидории исходила аура надёжности, и этого, казалось бы, должно быть достаточно. Достаточно одного молчаливого присутствия или привычного «…потому что я здесь». Достаточно…       — Нет, чёрт подери! — Мидория не сразу понял, о чём ему говорит Бакуго. Пустое помещение, казалось, содрогнулось от возмущённого вопля. Захотелось зажать уши руками, чтобы не слышать громоподобные выкрики.       Где-то внизу шумит город, изрезанный яркими полосами-дорогами, сияющий в ночной тьме. Заброшенное многоэтажное здание остаётся одним из немногих, где тихо. Относительно тихо. Помимо гула машин, рекламы и прочего, что может издавать звуки, сливающиеся в единый поток, в мире существует иной шум. Он состоит из неподконтрольных человеческих мыслей. Причины возникновения такого рода шума неизвестны. Проводятся исследования, по городу расползаются слухи и легенды. И люди верят. Верят в то, что шум родственной души громче других, а потому должен помочь встретиться со своим предназначением. А ещё в то, что шум можно скрыть от других и перенаправить на так называемую «приватную частоту». То есть транслировать одному человеку, а не всем окружающим.       Шум появился словно из ниоткуда. И если к существованию причуд люди уже успели привыкнуть, то к публичности своих мыслей — нет. Как показывает статистика, многие из-за посторонних фраз, всплывающих в голове против воли, потеряли рассудок. Особенно трудно пришлось жителям густонаселённых городов, вынужденным проводить большую часть жизни в контакте с обществом. Разношёрстным, гудящим, как пчелиный улей. Люди стали искать тихую гавань — места без чужого шума. Кто-то предпочёл бросить всё и уйти в горы, а кто-то подался за границу, словно надеясь на то, что бессчётные потоки мыслей — действие чьей-то зловредной причуды с радиусом охвата равным одной стране. Так и Мидория с Бакуго нашли свой клочок тишины на верхних этажах заброшенной многоэтажки в стороне от города.       — Ты закончил свой мысленный бубнёж или мне ещё подождать? — к сожалению, Каччан тоже шумный во всех смыслах этого слова и любит вмешиваться в поток Изуку с язвительными замечаниями и недовольством. Мидория уже привык, потому что легко поверил в то, что именно Бакуго — его судьба. Ещё много лет назад, когда…       — Прости, задумался, — быстро прервал себя Изуку. Со временем это войдёт в привычку — не думать слишком активно наедине с Каччаном, но пока удаётся с трудом. Каччан ненавидит его шум…       На мгновение у самого уха Мидории клацнули зубы, от чего шум сам собой растворился в пространстве на несколько секунд.       — Иногда я хочу слышать только то, что ты говоришь, но ты молчишь. Так было всегда. Как будто твой чёртов бубнёж распространяется на всё, кроме темы нашего разговора. С появлением шума я понадеялся, что стану понимать тебя лучше, но ты даже думаешь через жопу, призму прошлых событий и забор вокруг АЭС на Фукусиме.       Почесав затылок, Мидория попытался воспроизвести в памяти местность вокруг электростанции и, к своему удивлению, не вспомнил ни одного забора. Может, это могло значить что-то ещё?..       Не выдержав, Кацуки громко хлопнул перед самым носом Деку, и мысленная дымка сама собой развеялась.       — К-каччан, я…       — Деку, — медленно и очень чётко проговорил Бакуго, — Деку. — Сделав паузу, Кацуки словно не решался продолжить. Возникла пауза, за которую Изуку попытался бегло просмотреть комок спутанных мыслей Бакуго, но так и не успел ни за одной из мелькающих в его голове фраз — такие они были стремительные и незаконченные. Словно Каччан очень волновался или… сомневался?       — Заткнись, задрот, у меня с принятием решений в отличие от такой черепахи, как ты, проблем нет.       — Прости.       В воздухе едва заметно запахло нитроглицерином. Ненавязчиво и обычно. Мидория в целом привык к этому запаху. А ещё к Каччану, к его — порой неразборчивому — шуму и вспышкам агрессии, принимая как данность, хотя раньше он казался ему недосягаемым, как звезда.       Вместо окон в пустом здании зияют проёмы, и через них Изуку любит смотреть на небо. Они с Бакуго видятся в основном по ночам, и иногда — в особо ясные дни — удаётся разглядеть звёзды, и…       — Деку, — сделав глубокий вдох, Кацуки всё-таки продолжает начатую мысль, — ты ведь намеренно скрываешь свой шум, да?