Апокалипсис и ты

3 ноября 2002 г. Звук еще одного вертолета ударился о воды Темзы, и эхом разнесся по улице, заставляя каждую стену вокруг Гермионы дрожать. Это был второй за последние двадцать пять часов, прежняя жизнь рухнула. Гермиона неохотно задвинула звук горького утопления на задний план, проверила, плотно ли закрыто окно, прежде чем вернуться в ванную, заперев за собой дверь и щелкнув выключателями, чтобы погрузиться в безопасную тьму. Ванна была ее кроватью ночью. Ее тело было свернуто пополам, руки обнимали темно-синий свитер на груди. Кофту носил ее друг еще до того, как все произошло. Хотя она не могла вспомнить, какой именно. Она была напугана. Она не помнила, во сколько проснулась, но ее оживил знакомый звук сирены, громкий, звонкий, давящий на ее барабанные перепонки, от чего ей хотелось кричать. Но она этого не сделала: кричать было запрещено. Нельзя, чтобы ее нашли, потому что тогда ее увезут в один из лагерей, больницу или на кладбище. Когда Гермиона нашла в себе смелость покинуть безопасную ванну, она потащилась на кухню, не обращая внимания на пару запыленных стаканов на стойке. Она не могла смотреть на них. Не могла напомнить себе о прошлом. Вместо этого она насыпала себе небольшую миску хлопьев, совсем немного, потому что у нее заканчивалось молоко, а она была слишком напугана, чтобы пойти в магазин в это время дня. Было слишком рано, она не хотела, чтобы ее поймали патрули. Еду она съела быстро. Ее руки дрожали, ложка покачивалась, когда она подносила ее к губам. Было только утро, но она уже хотела вернуться в ванную и весь день зажимать уши руками, чтобы не слышать крики снаружи. Но она не может. Случилось что-то странное: стук в ее входную дверь. Гермиона слишком много мечтала. Иногда это занятие поглощало ее чувства настолько, что все казалось ей реальностью. Она не могла решить, был ли это один из тех моментов. Кто-то действительно стучал в ее дверь? Или ее разум обманом заставил ее поверить в это? «Этого точно не может быть», — подумала Гермиона, быстро отложила ложку и сжалась в комок за кухонной стойкой, положив голову на колени. Она плакала. Ее тело начало дрожать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Кто-то стучал снова, и снова, и снова, пока она не услышала, как открывается почтовый ящик. В темной комнате раздался мужской голос. Она знала, что на этот раз все происходит по-настоящему. — Пожалуйста, если тут есть кто-нибудь… — умолял голос с болью. Разбитый. На грани смерти. Тело Гермионы перестало дрожать на короткий момент. Ей пришлось поднять голову, чтобы вслушаться. — Пожалуйста, откройте, пожалуйста, помогите мне, пожалуйста, пожалуйста. Это может быть ловушка, Гермиона. Способ найти пропавших. Она пыталась не позволить чувству вины затопить ее, когда слышала, как закрывается почтовый ящик. Что, если им требуется помощь, что, если их отведут на кладбище, Гермиона? Она подняла свое разбитое тело с пола, прежде чем сделать четыре осторожных шага к двери, убедившись, что ее не видно из щелей в оконных шторах. Беззвучно она посмотрела в круглый глазок. Она подготовилась увидеть охранника, пистолет, маску, что-то злое… Однако разглядела она совсем не это. Парень — парень с белыми волосами и кровью на лице. Он смотрел вокруг, его бровь была алой и сочилась. Руки покрывали рубиновые пятна. Ему нужна помощь. Помоги ему, Гермиона. Парень прятался, прижавшись спиной к стене дома, поэтому Гермиона воспользовалась этим и схватила дрожащей рукой ржавую дверную ручку, прежде чем открыть ее. Она ничего не сказала, не дав парню времени среагировать, схватила его за руку и втянула в тишину дома. Спасенный вздохнул, когда дверь захлопнулась, и Гермиона заперла ее. — Кто ты? — спросила Гермиона, стоя в нескольких метрах от незваного гостя. Он не вторгся, ты сама его привела, Гермиона. Ей нужно быть осторожной: он мог быть шпионом, он мог работать на них. Они смотрели друг другу в глаза несколько коротких мгновений. Он казался знакомым. — Спасибо, спасибо, спасибо, — слезы текли из глаз незнакомца, что заставило сердце Гермионы смягчиться на секунду, прежде чем голос в ее голове напомнил, чтобы она не чувствовала себя слишком комфортно. — Они нашли меня, а ты спасла. Гермиона сглотнула. Они нашли его, Гермиона. Скоро найдут и тебя. Стараясь не думать об этом, она побежала на кухню, чтобы вытащить аптечку из шкафа над плитой. — Кажется, ты ранен. Парень кивнул и сглотнул. Она посмотрела на него: он казался черствым, с резкой линией подбородка и голубыми глазами. Его черты были неподвижны, как у мраморной статуи. Холодный и ледяной. Тем не менее, наполнен воспоминаниями, историями, наполнен идеологией и мудростью. Гермионе это понравилось. Он был не юным. И все же Гермионе было трудно назвать его мужчиной. Может, на пороге двадцати трех или двадцати четырех. Она не могла быть уверена. Гермиона заметила, что его одежда была разорвана, а руки дрожали. Она слишком хорошо знала это чувство: чистый страх и тревога. — Они убили ее. — Ее? — рот Гермионы приоткрылся, а пальцы начали подрагивать. — Кого? Она волновалась. Что, если они придут за ней в следующий раз? Что, если они поймают ее? Ее руки продолжали трястись, когда она протянула бинт к рассеченной брови и осторожно вытерла. Он вздрогнул, когда она коснулась кожи возле глаза. Они были слишком близко, Гермиона не находилась так близко к другому телу слишком долго. Это было потрясающе. Ментально и физически. Это было плохо: стены, которые она возвела вокруг себя, рухнули. Парень, мужчина, снова сглотнул, слезы все еще текли из его глаз: — Мою мать. Гермиона слишком хорошо знала это чувство. Ей не нравилась яма дружелюбности, которая появилась в гнилостном пространстве ее груди. Словно каскад боли, у нее появилось жгучее желание обнять тело, сильное искушение сказать ему, что они смогут пройти через это, но она знала, что в итоге у них не получится. Это была неизбежность. Гермиона кивнула, убедившись, что его бровь была не слишком глубоко рассечена. Его тело вздрогнуло, когда раздался громкий хлопок снаружи. — Как тебя зовут? — спросила Гермиона, пытаясь отвлечься от насущных проблем войны и поражения, эхом звучащих в голове. Разговаривая, она встала, чтобы намочить бумажное полотенце и вытереть его окровавленные руки. Вода на кухне больше не работала, поэтому нужно было бережно использовать ее из большой бутылки под раковиной. Скоро вода закончится в ванной, и она останется ни с чем. Конечно, она была подготовлена. Вытирая руки, она изучала его ладони. Их покрывали тонкие линии, вмятины и шрамы. На его правой руке была специфическая отметка по центру, будто она много раз держала что-то определенной длины или размера. Она была озадачена, но проигнорировала это чувство. — Драко. Драко Малфой, — его голос был тихим, чуть громче шепота, будто он боялся стать слишком знакомым. Конечно, она не винила его. — А тебя? Его имя запомнилось ей так же, как луна засиживается в небе после восхода солнца. — Гермиона, меня зовут Гермиона Грейнджер. Было тихо. Тихо внутри, и даже снаружи. Ни дрожи, ни звука машин, пистолетов. Тишина. Это было несколько удушающе.